Неискушённый

– Всё хорошо, – заверил Антал, держась за кровоточащий нос.

Элейн изменилась в лице. Уголок губ нервно дёрнулся, когда она обернулась через плечо и грозно обратилась к Вейлину:

– Что значит ему не больно? Что ты имел в виду, Вейлин?

– Не чувствует это чудовище боли, моя госпожа, – пояснил он, сохраняя былое спокойствие. – Я лично в этом убедился пять лет назад. Он не заплакал, хотя с ним творили такое!..

– Замолчи! – рявкнула она. – Зачем ударил его сейчас?

– Дерзит много.

Антал вмешался:

– Элейн, не надо меня защищать.

– А я и не защищаю. Я просто возмущена поведением знаменитого и уважаемого командира королевской армии! – Элейн вновь обратилась к Вейлину: – Ты ударил не прескверного, а в первую очередь аристократа, сына господина Болье! Сына твоего наставника! Это непозволительно.

Вейлин с достоинством принимал обрушивающийся на него гнев принцессы и не спорил. Он лишь смотрел на Антала с ещё большим презрением, а потом пренебрежительно проронил:

– Прескверным был, прескверным и остался. Урод, чудовище, проклятие Эрхейса. – Командир едва сдержался от плевка. – Просто запомни, отродье, что отныне я за тобой пристально слежу. Только посмей что-нибудь выкинуть.

Он вдруг усмехнулся:

– Ну? Получил, что заслужил, и сразу покладистым стал? Быть может, ещё парочка таких ударов, и я окончательно выбью из тебя всю дурь?

Антал ухмыльнулся:

– Бить устанешь.

Ему всё ещё было страшно. Любой другой, вероятно, в подобной ситуации держал бы язык за зубами, но Антал реагировал иначе – как загнанный в угол и перепуганный до смерти пёс. Так же лаял и бросался.

– Госпожа, – обратился Вейлин к принцессе. – Я не доверяю ему.

Элейн его слова пропустила мимо ушей. Вместе с Рамоном они помогли Анталу встать на ноги и проводили до постели. Голова у него кружилась, в ушах стоял звон. В этот момент явилась служанка с тазом ледяной воды и тряпьём. Прескверный приложил тряпку к носу и прикрыл глаза. На самом деле эти страдания – ничто по сравнению с тем, что Вейлин творил пять лет назад. Командир способен на большее, мог ударить куда сильнее, и тогда Антал, вероятно, потерял бы сознание.

Когда головокружение отступило, а звон в ушах стих, он взглянул на Рамона и спросил:

– Как ты себя чувствуешь?

Тот, сложив руки на груди, расхаживал по покоям Антала с гордо вскинутой головой. Он всё ещё был возмущён произошедшим, ему хотелось покричать. Но, заслышав вопрос, только спокойно ответил:

– Всё в порядке. Говорил же, нет нужды вокруг меня носиться. Сегодня даже смог поесть.

Элейн присела рядом, заботливо убрав волосы с лица Антала. Вейлин стоял на пороге и наблюдал за этим. Лицо его оставалось непроницаемым и не выражало ничего. Но вот взгляд о многом мог рассказать. В глазах кровожадного командира отчётливо читались недовольство и отвращение. Казалось, ещё немного, и он обвинит принцессу в вероотступничестве и предательстве. Но этого не случилось. Вейлин сохранял молчание. Лишь желваки играли на лице едва заметно.

– Я явился, чтобы обсудить кое-что, – сказал Рамон. – Много размышлял и пришёл к выводу, что терять время на беготню за неизвестным прескверным – идея не лучшая. Он, конечно, будет скрываться, станет ещё осторожнее. И при всём этом есть риск, что в ближайшее время я могу умереть. Понятия не имею, насколько «проклятые муки» поразили моё тело и душу. Но тянуть дальне не намерен.

Элейн решительно кивнула:

– Я согласна. Рада, что мы думаем в одном направлении. Хотела высказаться о том же самом.

– И что вы предлагаете? – спросил Антал.

Принцесса и Рамон посмотрели на него очень серьёзно. А потом приказали Вейлину войти и закрыть двери покоев, чтобы никто не услышал. Антал поёжился, бросив на командира затравленный взгляд. Но тот ближе не подходил.

– Антал, мы тебе всецело доверяем. Поэтому хотим поднять важную тему. – Начала Элейн. – Моей частью нашей с тобой сделки было то, что я отдам тебе козлёнка, а потом поведу на Аукцион Фонтанель, где ты выкупишь ещё одного. Также тебе известно, что один из них хранится здесь, в усадьбе. Но знаешь ли ты, что это за козлята?

– Не знаю, – покачал головой Антал. – Знаю лишь то, что обладают они неслыханной силой. Потому они мне и нужны. Чтобы избавиться от проклятия Тенебрис и её гнёта.

– Всё дело в том… – присоединился к разговору Рамон. – Что козлята эти – четыре части души Пресвятого Сальваторе. И если собрать их воедино, то его можно вернуть. Ну, мы надеемся на это.

Антал обомлел и поначалу даже не поверил. Однако в глазах Элейн и Рамона не было и намёка на веселье. Тон их оставался серьёзным.

– Но как же это случилось? – приглушённо спросил он. – Кто сделал это с самим Пресвятым Сальваторе?

– Мы не знаем. Никто не знает, – ответила Элейн, пожав плечами. – Но я верю, что он сам обо всём нам расскажет, когда вернётся.

– Мы говорим тебе это не просто так, – произнёс Рамон, тоже сев рядом.

Антал горько усмехнулся:

– Я понимаю. Никаких мне козлят.

– Ну ещё бы, – едва слышно пробубнил Вейлин, сложив руки на груди. – Губу раскатал.

– Это, конечно, всё меняет, – ответил Антал, тяжело вздохнув. – Знал бы я раньше, ни за что не позарился бы на них.

Это также объясняло повышенный интерес Тенебрис к козлятам. Антал не сомневался: она желала их уничтожить. Если Сальваторе умрёт, отыскать и освободить Вогана не составит никакого труда. И, конечно, она не требовала искать их, потому что для этой работы у неё был другой прескверный. Без воли, готовый исполнить любой приказ. От Антала она хотела лишь преданности и любви. Желала, чтобы он, как раньше, был рядом. Чтобы вернулся и принадлежал ей.

Антал озвучил свои мысли вслух и добавил:

– Поэтому вы абсолютно правы. Нам необходимо действовать на опережение и найти всех козлят раньше, чем тот прескверный. Вернётся Сальваторе, и всё встанет на свои места.

Элейн кивнула:

– Солдаты, конечно, всё равно будут патрулировать улицы городов и деревень. И, конечно, не оставят без защиты усадьбу.

– Да, моя госпожа, – подал голос Вейлин.

– Выходит, следующим нашим шагом будет посещение аукциона, – рассуждал Антал. – Там мы добудем третьего козлёнка. Но как же четвёртый? Где его искать?

Рамон ответил:

– Нам известно, где он. Мы с Бартоломью долго искали. И нашли. Только вот есть одна проблема, причём серьёзная.

– Господин, простите за дерзость, но, быть может, не стоит говорить ему об этом? – вновь вмешался в разговор Вейлин. – Всё-таки информация слишком важная. Даже мне не всё известно…

Элейн нахмурила брови и вздохнула, подавляя злость. Она посмотрела на Вейлина с нескрываемым раздражением и процедила сквозь зубы:

– Вейлин, прошедшей ночью я просила тебя быть благоразумным и сдержанным. Я не приказывала, а просто просила! Однако ты уже ослушался, напав на Антала. Не веришь ему, тогда верь нам! Или ты сомневаешься в наших решениях?

– Признаться, да. Сомневаюсь, моя госпожа. Но вовсе не желаю вас этим оскорбить. Лишь переживаю за ваше благополучие и безопасность. Во мне говорит здравый смысл, а не желание перечить и бунтовать. Я всегда был человеком прямолинейным, поэтому честно высказываю свои мысли и наблюдения. Мои подозрения небезосновательны. Всё-таки с этим самым прескверным мы сражались пять лет назад. И тогда он был другим… человеком.

На последнем слове командир скривился.

– Не забывайте, что он сделал. Руки его от людской крови не отмыть никогда.

– Я за это поплатился, – едва слышно произнёс Антал, взглянув на Вейлина полными ненависти глазами. – Тебе ли не знать, господин Гонтье. Ты уже судил меня. И наказывал.

– И что же? Считаешь, что за искупление тебе обязательно положено прощение? – командир пренебрежительно усмехнулся.

– Считаю, что свою работу ты уже сделал. И нападать на меня теперь, спустя столько лет, когда я изо всех сил пытаюсь просто жить, – несправедливо. Как только дам тебе повод, тогда и распускай руки. А сейчас не смей ко мне прикасаться! – прошипел Антал в ответ, оскалившись.

– Угрожать будешь? – напрягся Вейлин.

– Тебе прекрасно известно, что если бы я захотел, то давно поверг бы усадьбу в хаос. Тебя заставил бы захлебнуться собственной кровью, а благословлённых поставил бы перед собой на колени. Но вместо этого я запихнул собственные гордость и достоинство куда подальше и сижу тут с разбитым носом! Терплю унижения! Думаешь, я не мог бы дать тебе отпор, командир? Мог бы. Но лучше сделаю это словесно, чем вновь пролью чью-либо кровь.

Антал не знал, о чём думал Вейлин в этот момент, но тот ничего не ответил. Выслушав, он так и стоял столбом, глядя на прескверного сверху вниз. Однако на короткий миг – или, быть может, Анталу просто показалось? – во взгляде его промелькнуло уважение. Так или иначе, оно быстро сменилось привычным презрением. Пусть так. Главное, чтобы он не подходил ближе и бесился на дистанции.

– Съел? – обратился Рамон к Вейлину с издёвкой. – Вот так и решаются конфликты в обществе интеллигентных людей. В обществе достойных мужчин! Мы кулаками без причины не машем.

– Антал. – Элейн взяла прескверного за руку. – Мы расскажем, где четвёртый козлёнок. В любом случае, так просто его не достать…

– Я слушаю.

– Он в могиле Вогана. Бартоломью рассказал мне об этом незадолго до… смерти.

Антал вдруг вспомнил, как принц в театре обмолвился о чём-то подобном.

«Сестрёнка, он там, где мы и думали,» – сказал он тогда.

В мимолётном проблеске сознания Бартоломью сообщил об этом своей сестре, потому что понимал: только на неё вся надежда. Антал не сомневался, что от этого осознания Элейн было лишь больнее. Возложив на неё ответственность, принц окончательно признал своё поражение и готовился к смерти. Смирился. Он знал, что не станет королём, не спасёт Эрхейс, не исполнит свой долг. Брошенная, казалось бы, невзначай фраза служила своего рода державой, которую он передал своей сестре. Единственной оставшейся наследнице трона.

– Нам надо придумать, как вытащить оттуда козлёнка. – Рамон встал и вновь принялся расхаживать по комнате в задумчивости.

– Я спущусь туда и заберу, – пожав плечами, ответил Антал. – А как иначе?

– Туда можно войти, но нельзя выйти. Могила не выпустит тебя. Ты же сам понимаешь. Сальваторе позаботился о том, чтобы Вогана не смогли вызволить из места его заточения. – пояснила Элейн. – Это относится ко всем. Даже к благословлённым.

– Что конкретно со мной случится там?

– Ты просто не найдёшь дорогу назад. Навсегда остаться в одной могиле с не упокоенной душой дитя Тенебрис – перспектива не лучшая, – добавил Рамон.

– И что же тогда нам делать?

– Для начала собрать хотя бы трёх козлят. А дальше – решим, – ответила Элейн. – Поэтому мы пойдём на Аукцион Фонтанель.

– Возможно, тот прескверный тоже будет там, – предположил Вейлин. – Очевидно, мы одну цель преследуем.

– Его цель помасштабнее, – промолвил Антал. – Его руками Тенебрис желает стереть из истории благословлённые семьи, а потом и самого Сальваторе. Но, очевидно, не торопится. Потому что лишь благословлённые способны могилу Вогана отыскать. Без вас ему уготовано всю жизнь по землям Эрхейса плутать.

– Госпожа, – обратился Вейлин к Элейн. – Вы позволите мне сопровождать вас на аукционе? В целях безопасности.

– Госпожу на аукционе буду сопровождать я, – огрызнулся Антал.

– А меня?! – возмутился Рамон.

– И тебя, – ответил Антал, улыбнувшись.

– Конечно, ведь так и поступают друзья, верно? – бросила Элейн язвительно, а потом тут же перевела тему: – Тогда решено. Вейлин останется здесь. Через несколько дней отправимся дружной компанией на приём.

Рамон как-то глупо заулыбался, услышав, какой акцент Элейн делала на слове «друзья», но ничего не сказал. Лишь посмотрел на Антала, вскинув брови. Мол вопрошал: друзья? В самом деле? Но Антал сделал вид, что не обратил на это внимание.

А потом Рамон сказал:

– Ладно, нам ещё нужно костюмы подобрать. Не как оборванцы же туда заявляться.

– Мы знаем одну замечательную девушку, которая сможет удовлетворить твои вкусы в нарядах, Рамон, – сказала Элейн с улыбкой. – Госпожа Евадне Реверди. Наведаемся к ней.

– Так и поступим.

С этими словами благословлённый покинул покои Антала и выволок за собой Вейлина. По всей видимости, он пожелал оставить принцессу и прескверного наедине. Но и Элейн не стала задерживаться. Выглядела она отдохнувшей, но встревоженной. Говорить об этом не захотела и просто ушла к себе. Объяснила это тем, что желает побыть одна и подумать. Антал же настаивать на своей компании не стал.

Но уже к ночи принцесса вернулась. Антал ужинать не захотел, потому не покидал свои покои.

– Не голоден? – поинтересовалась она.

– Нет аппетита. Устал. Поэтому хотел лечь пораньше.

Элейн неловко топталась на пороге, будто не решаясь заговорить о чём-то. Антал сидел на кровати, глядя на неё вопросительно. Заламывая пальцы и не поднимая глаз, благословлённая произнесла:

– Я вот тоже есть не хочу. Тоже хотела бы лечь пораньше, но… не у себя.

Антал изумлённо вскинул брови:

– Хочешь лечь со мной?

– Да. Но не хочу наглеть! Прости! Если это тебя стеснит, то я уйду. Просто мне неспокойно. Так много всего происходит… Ещё и прескверного мы не поймали. Словом – я боюсь, Антал.

От смущения и неловкости Антал пошутил:

– Да что уж там. Давай и Рамона позовём, и Надайн, и Энея…

Однако шутка оказалась неудачной. Элейн улыбнулась, хотя ей явно было не до веселья. Воцарилась тишина. И когда принцесса уже собиралась развернуться и уйти, Антал произнёс абсолютно серьёзно:

– Конечно, Элейн. Ложись рядом.

– Так ведь и поступают друзья, да? – нервно хохотнула она.

А потом принцесса закрыла дверь и прошла к кровати, устроившись на одной её половине. Лёг и Антал, погасив свет. Однако в покоях не было темно. В окна подглядывала круглолицая луна, оставляя на полу причудливые тени. Там, на улице, стояла промозглая осень. Покачивали своими голыми ветвями деревья, готовящиеся к спячке. Ветер гонял опавшие листья, подхватывал их бесцеремонно и уносил далеко-далеко.

Но здесь, в гостевых покоях усадьбы Беланже, холодно не было. Очень даже тепло и приятно.

Антал старался не касаться Элейн, боясь смутить. Боясь, что она не так поймёт. Он был готов отодвинуться к самому краю, чтобы между ними было достаточно расстояния. Хотя на этой огромной кровати на самом деле мог легко поместиться и третий человек. Но почему-то всё равно было тесно. Или это Элейн старалась придвинуться ближе?

Она вздохнула. Глядя в потолок, принцесса молчала, неустанно размышляя о чём-то. Антал повернулся набок и теперь смотрел на неё. И, честно, оторвать взгляд оказалось довольно сложно. Прескверный едва не лишился дара речи, ведь на мгновение увидел её лицо. Не Тенебрис, а именно её. Или, быть может, ему показалось? Возможно, так упали тени… Но короткого мгновения хватило для того, чтобы сердце забилось чаще, а дыхание сделалось прерывистым. Словно любовь с первого взгляда. Будто рядом лежала прекрасная незнакомка, забыть которую уже будет невозможно.

Что это значит? Неужели связь с Тенебрис настолько ослабела? Её влияние уже не было столь сильным и бесспорным. И, что самое интересное, заметила ли это сама богиня? Чувствует ли она, как Антал отдаляется? С каждым днём его сердце понемногу вытесняло её образ. Прогоняло, постепенно впуская Элейн.

Происходящее казалось сном. Неужели это правда? Неужели… есть шанс любить другую? Ту, которая не привяжет к ноге, словно пса, не станет угрожать и требовать преданности. Та, которая в первую очередь дарует эту преданность в ответ.

– Что тебя тревожит? – шепнул Антал.

Он отчаянно пытался выцепить размытые черты принцессы, но лик богини их снова спрятал. Однако Антал не спешил отводить взгляд. Он смотрел так, будто был готов поглотить Элейн. А потом вдруг подумал: не так важно, какое у неё лицо. Ведь важна она вся.

– Многое, – ответила принцесса. – Нам предстоит пройти ещё немало испытаний. Я считала, что самое тяжёлое позади, но каждый день судьба-злодейка подкидывает новые сюрпризы. Например, новость о том, что отец отрёкся от трона и ждёт моей коронации…

Антал подскочил:

– В самом деле? Это… хорошо?

Элейн вздохнула:

– Антал, я никогда к этому не стремилась. На троне должен был быть мой брат. Но его смерть всё так сильно изменила! А отец, кажется, медленно сходит с ума, поэтому и решил отречься. Моя жизнь перевернулась с ног на голову! Мне нужно что-то делать, но я чувствую такое страшное бессилие!..

По щеке её скатилась слеза.

– Я не готова. У меня будто нет почвы под ногами. Я стою в зыбучих песках и медленно тону.

Антал, поддавшись вдруг какому-то внезапному порыву, протянул руки и аккуратно прижал принцессу к себе. Та охотно ответила взаимностью, обхватив прескверного. Он вдыхал запах её волос и чувствовал горячее дыхание на своей шее. Грудь приятно щекотало – внутри и снаружи. Гладя принцессу по голове, Антал произнёс ласково:

– Как бы там ни было, Элейн, я в тебя верю. В твою силу, в твой ум и непоколебимость. Всё получится.

– А если нет? – всхлипнула она.

– Тогда в зыбучих песках я буду тонуть вместе с тобой.

Антал почувствовал, как принцесса задрожала в его объятиях – хрупкая, но лишь на первый взгляд. На деле же он не лгал, говоря о её силе. Прескверный в неё действительно искренне верил. А потом добавил:

– Я не представляю, через что ты сейчас проходишь, госпожа. Но хочу, чтобы ты знала: я с тобой. И это не просто слова. Ты дорога мне.

– И ты дорог мне, Антал. Очень.

Антала пробила дрожь. Момент был очень волнительный и интимный. Какое-то время они молчали, слушая дыхание друг друга. Её запах сводил с ума. От тепла её тела по коже бежали мурашки. От близости сильно колотилось сердце, разгоняя горячую кровь по венам и артериям. Возникло простое и понятное желание стать ещё ближе. Захотелось поцелуев. Но почему-то Антал никак не мог решиться на этот шаг. Да, Элейн чмокнула его в уголок губ совсем недавно, но то был совсем другой поцелуй. То, чего жаждал Антал, означало нечто куда большее. Он хотел её губы. Прямо сейчас. И шаг этот был серьёзным. Важным. Антал знал наверняка: совершив его, он полностью растворится в ней. Отдаст себя, но исключительно по своей воле.

Прескверный опустил взгляд и осторожно коснулся подбородка Элейн. И тут же обнаружил, что та крепко спала. Уснула, чувствуя себя в полной безопасности. Она тихо сопела, не прерывая объятий. Но Антал не расстроился. Момент не упущен, он лишь ждёт более подходящего времени. Потому прескверный тоже закрыл глаза и погрузился в сон.

***

Тем же вечером…

Евадне погасила свет в своей лавке, оставив всего одну свечу. Время было позднее, посетителей больше не намечалось. Она собиралась закрыться и уйти отдыхать. День был долгим и насыщенным. Однако, будучи ярой педанткой, для начала госпожа Реверди решила навести порядок в лавке. И, подойдя к манекену, она принялась поправлять надетый на него костюм. Разгладила складки, смахнула невидимые глазу пылинки… А потом услышала, как отворилась дверь. Обернувшись, аристократка так и замерла на месте, боясь пошевелиться. В лавку вошёл… он. Выглядел он вполне прилично, был дорого одет, и вряд ли кто-то мог подумать о том, что это – прескверный. От него привычно веяло чем-то загробным: холодом могильным и запахом сырой земли. Евадне забеспокоилась. Она украдкой выглянула в окно, надеясь, что мимо пройдёт случайный солдат, патрулирующий улицы. Но там никого не оказалось. Да и вряд ли простой служивый мог бы что-то сделать с этим… человеком.

– Добрый вечер, госпожа Реверди.

Голос его грубый и басистый вызвал мурашки. Стоило мужчине заговорить, как тут же закружилась голова. Стало тяжело дышать. И одна-единственная несчастная свеча почему-то перестала разгонять темноту. Мрак сгустился вокруг. Он был сильнее света. Тот человек подошёл близко, почти вплотную. Евадне обернулась, бросив суету над костюмом.

– Добрый. Чем обязана?

– Только хотел забрать должок.

Этот человек был выше, крупнее и, несомненно, куда сильнее хрупкой Евадне. Она его боялась. Вероятно, любая девушка на её месте испытала бы схожие чувства. Когда хотел, господин Гишар умел выглядеть внушительно и страшно.

– И чего же вы хотите? – она задрожала.

Под его пристальным вниманием хотелось съёжиться, осесть на пол и закрыться руками – что угодно, лишь бы скрыться от этого пронзительного взгляда.

– Самую малость, госпожа Реверди. – Он сделал к ней шаг и грубо коснулся подбородка. Руки его были в кожаных перчатках. – Я хочу поручить вам одно дело. Очень важное! Поэтому слушайте внимательно.

Взгляд Евадне метался. Она отчаянно пыталась придумать хоть что-то, но в голове было пусто. Мысли выместил страх.

– Я вижу, как мечется ваш взгляд. И даже слышу, как вы думаете. – Ансуре кровожадно облизал губы. – Не пытайтесь сбежать или позвать на помощь. Снаружи всё равно никого нет. И всё же, если издадите хоть звук, я вам шею сломаю. Или желаете истечь кровью и пасть замертво прямо сейчас? На сей раз господин Бонхомме не поможет. Та дрянь, которую где-то достал ваш муженёк, и рядом не стоит с моими проклятиями. Я могу шепнуть, и вам, госпожа Реверди, останется лишь молиться. И считать секунды до конца.

По щекам покатились слёзы. Страх окончательно взял над аристократкой контроль. Губы её задрожали. Вжавшись в стену, она закрыла глаза и жалобно заскулила.

– Откуда… откуда вам всё это известно? – всхлипывала она. – Откуда знаете, что он помогал мне?

Это был не просто страх, а самый настоящий кошмар. Мужчина не повышал голоса, он не сделал ей больно, но одним лишь своим присутствием сумел довести несчастную девушку до слёз. Она искренне верила его угрозам и даже не сомневалась, что этот человек способен сделать так, как сказал.

Он грубее взялся за её лицо и заставил повернуться, а потом смахнул слезу большим пальцем.

– Не надо так плакать. Я ведь вам ещё ничего не сделал. К чему всё так усложнять?

– Чего вы хотите?

– Вы, дорогая моя, отправитесь на Аукцион Фонтанель. Там выкупите драгоценную диковину. По некоторым причинам сам я не могу этого сделать. Моё присутствие на подобном мероприятии невозможно. Деньгами я вас обеспечу, об этом не беспокойтесь.

– Что за диковина?

– Козлёнок. Вы девушка падкая на сплетни и слухи, потому, думаю, сами знаете, насколько он ценен. И ещё. Туда же заявятся госпожа Дезрозье и господин Беланже. Они тоже захотят выкупить его, но вы должны их опередить. Обязаны выиграть эти торги. Или получить его иным способом. Как вам будет угодно! Но заберите козлёнка и принесите мне.

Евадне не была дурой и прекрасно понимала: если сами благословлённые заинтересованы в козлёнке, то отдавать его прескверному не просто преступление, а самое настоящее кощунство! Хотя она даже понятия не имела, по какой именно причине диковина эта была столь важна. Отец смог взрастить в Евадне преданность вере и короне. Потому, несмотря на то, как ей было страшно сейчас, она сопротивлялась. Пыталась отыскать выход из ситуации.

– Вероятно, благословлённые господа всё равно не дадут мне с ним уйти… – промямлила она, всхлипнув.

– Это уже ваша проблема, Евадне.

– Позвольте узнать, господин. Этот козлёнок… он как-то связан с Пресвятым Сальваторе? Это религиозный артефакт?

Ансуре глухо посмеялся:

– Боитесь прослыть вероотступницей и еретичкой? О святости души своей нужно было думать до того, как пришли ко мне и попросили супруга своего проклясть.

Евадне заплакала пуще прежнего. Самое страшное, что она совершенно себя в этом не винила. После того, как господин Бонхомме помог ей, Лабарр продолжал портить жизнь бывшей жене: распускал слухи, подкидывал мёртвых животных на порог, разбил стекло в витрине лавки, а после и вовсе нанял человека для слежки. Он хотел извести её, но не своими руками. Евадне не сомневалась, мерзкий Лабарр пойдёт до конца, не остановится. Вероятно, её убили бы. Сам он не приближался, помня о том, что Антал дал ей проклятие на случай, если придётся от него защищаться. Проклятие было лёгким – те же кошмары и галлюцинации. Его он поместил в булавку. Приколи её Евадне к одежде бывшего супруга, и проклятие прицепилось бы к нему. Но этого было мало. К тому же, простить ему смерть отца она так и не смогла. Злость лишь росла с каждым днём, закипала.

Тогда госпожа Реверди обратилась к человеку, который, по слухам, «торговал отменной скверной». О нём аристократка спрашивала у амисситов, что появлялись в самых злачных местах по ночам. Имени этого человека они, конечно, не назвали. Но помогли на него выйти. Так Евадне и познакомилась с прескверным. Тот отказать несчастной девушке не смог и с удовольствием убил и проклял Лабарра. «Посмертным проклятием». Уже как пару недель он мёртв. Взамен прескверный не попросил денег. Он пожелал услугу. Так Евадне стала его должницей, не представляя, на что подписалась.