Лемуры

Оба они остались довольны разговором. Так была решена участь Клеменса. Директор гимназии помог принять решение. Долготерпению адвоката пришёл конец, и он без промедления отправил младшего сына в ученики к своему двоюродному брату Вилли в Кранц.

12.

Клеменс до этого лишь однажды видел дядю Вилли, и это случилось так давно, что он его совершенно не запомнил. Только почему-то, когда в семье отец вспоминал брата, перед глазами Клеменса возникал образ сухого колючего репейника.

Судя по разговорам в доме, дядя был ещё более далёкий от настоящей жизни человек, чем отец. И хотя душа Клеменса абсолютно противилась нотариальному ремеслу, такому же скучному, как и адвокатское, а может, даже и хуже, мальчишка согласился и даже обрадовался поездке. Впрочем, Георг настолько категорично сообщил о решении младшему сыну, что становилось ясно: это его решение обсуждению не подлежит. Но, с другой стороны, после смерти Ханка и исчезновения Хельги с Сашей делать Клеменсу в Фишхаузене было больше нечего. Здесь мальчишке всё уже настолько надоело, что поездка давала слабую надежду на что-то новое. Может, всё же дядя Вилли не так плох, как представлялся из воспоминаний? Клеменс лелеял надежду, что нотариус всё же не совсем похож на своего брата, отца Клеменса, и с ним получится подружиться.

Отъезд получился скорым. Георг боялся передумать, а Клеменс также боялся, что отец в последний момент изменит решение. Так что долго собираться не пришлось. Кранц расположен не так далеко от Фишхаузена, и всего за день Клеменс добрался до своего нового места жительства. Отец снабдил сына письмом к дяде Вилли, а с возницей, поскольку не доверял сыну, передал маленькую запечатанную коробочку, по-видимому, с деньгами для содержания Клеменса.

Кранц очень даже понравился юному баламуту. Такой же небольшой и вполне уютный, как Фишхаузен, на берегу моря, с уходящим за горизонт песчаным берегом. Маленькие красивые, словно игрушечные, домики прижимались друг к дружке на берегу залива. Когда проезжали по улицам, Клеменс заметил большое число отдыхающих. Городок показался живым и весёлым. Только в отличие от привычек своего брата дядя Вилли предпочитал жить не в центре, а в стороне, на тихой и не столь нарядной улице.

Если отец и старший брат казались Клеменсу скучными и занудными, то с дядей Вилли вообще ожидала полная беда. Уже один его внешний вид вызвал у гостя безнадёжную тоску. Тощий как палка, с серым неподвижным, непроницаемым лицом, бесцветными, словно водянистыми глазами, весь какой-то холодный и сморщенный, плешивый и ещё в этих нелепых старинных окулярах. С племянником говорил всегда на «вы», как, впрочем, со всеми, даже с грудными детьми или с животными. Окружающие дразнили его «мертвецом», а дети так и считали, что он и в самом деле – настоящий мертвец!

Дядя Вилли никогда не был женат и даже не имел знакомых женщин. Исключение составляла прислуга и экономка нотариуса: странная дама по имени Шарлотта, напоминавшая маленькую крысу. Такая же, как дядя, отвратительная и молчаливая. Все другие женщины в Кранце, даже немолодые или вдовы, боялись не только общаться с дядей Вилли, но даже приближаться к нему. Может, они и не считали нотариуса покойником, но всё равно при виде его испытывали ужас. Кранц – маленький город, и подобная репутация мешала работе дяди Вилли. Он располагал немногочисленной клиентурой. Дела вёл в основном наследственные и имущественные. Будто и вправду покойники делегировали его к живым людям, чтобы завершить свои неоконченные земные заботы.

Дядя Вилли не обрадовался и не огорчился приезду племянника, который принял как должное. По нему вообще было ничего невозможно понять, и не только по отношению к племяннику. Это все равно что пытаться выяснить, как относится к утреннему лёгкому ветерку засохшая безжизненная колючка. Нотариус забрал письмо и коробочку, удалился к себе в конторку, а потом, вернувшись, вынес вердикт:

– Вам, юноша, теперь надлежит жить со мной.

Произнёс это совершенно без малейших эмоций. Вероятно, так судья должен выносить приговор преступнику. Или зомби подобным образом забирают на кладбища своих жертв. Сухое растение разрешило ветерку летать дальше!

– Дядя Вилли, а вы что-нибудь знаете о лемурах? – решил его проверить племянник.

– Нет, юноша, не знаю, – совершенно равнодушно ответил он.

И больше – ничего!

Дядя Вилли показал племяннику его комнату и объявил, что теперь Клеменс должен слушаться и быть усердным в обучении ремеслу помощника нотариуса. Ещё соблюдать порядок. Произнёс это с ударением и добавил: порядок – это главная добродетель человека. Клеменс невольно вспомнил содержательные уроки господина Германа.

– В работе и жизни должен соблюдаться порядок, – безжизненным голосом повторил дядя Вилли. На это ссыльный юноша демонстративно, как солдат на службе, кивнул головой, но дядя сарказма не понял. Вечером они поужинали, не произнеся в сторону друг друга ни единого слова.

Так Клеменс остался жить у дяди Вилли.

13.

Дни походили один на другой.

«И зачем отец отправил меня сюда?» – размышлял Клеменс.

Здесь всё казалось точно таким, что и в Фишхаузене, разве что дядя Вилли был ещё большим чемпионом среди зануд, чем отец и брат, вместе взятые. Целыми днями нотариус разбирал бумаги и улаживал сутяжнические дела, выполняя обязанности представителя интересов местных лавочников и владельцев небольших доходных домов. В доме всё время обсуждались чьи-то смерти, распоряжения, завещания, тяжбы… Действительно, могло показаться, что живут они на кладбище! Клеменса это вгоняло в жуткую тоску. Мальчишка смотрел в сторону бескрайнего Балтийского моря, самый краешек которого едва виднелся из его окна, думал о дальних странах, о джунглях острова Мадагаскар, в которых живут лемуры, вспоминал Ханка, Хельгу и особенно Сашу. И где она, и почему не написала?

«Впрочем, может, и написала, – догадывался Клеменс. – Только что могло ожидать письмо, попади оно в руки отца или брата? Была бы Саша здесь, в Кранце, мы бы, наверное, вместе пошли бы купаться на море…»

Существенным отличием дяди Вилли от отца было лишь то, что он не бранился, а молчал. Целыми днями молчал, словно не знал никаких слов. Может, кто-то и считает это достоинством мёртвых людей, что они не тараторят без умолку, как живые, но Клеменсу от этого становилось ещё более невыносимо и душно.

Можно представить, как дядю Вилли, при его безобидной профессии, ненавидели окружающие. Завидев его в городе, женщины и дети предпочитали переходить на другую сторону улицы. Любой судья предпочёл бы побыстрее закрыть самое запутанное дело, лишь бы лишний раз не иметь «удовольствие» общаться с «потусторонним» дядей Вилли. По этой же причине судьи советовали спорящим сторонам поскорее разрешать дела полюбовно, без вмешательства кранцевского нотариуса.

Общение дяди Вилли с племянником сводилось к узкому набору казённых выражений: «Вы, юноша, должны идти есть», «Вам, юноша, следует отнести важные бумаги для мадам Шульц», «Для вас, юноша, есть ответственная работа – разобрать архивные записи», «Вы, юноша, должны помнить, что порядок – это главная добродетель человека» – от этих наставлений складывалось такое впечатление, что дядя Вилли забывал имя своего племянника, а последняя фраза считалась его любимой. Нотариус произносил её всегда перед ужином, по-видимому, трапеза в представлении дяди являлась важнейшей частью этого самого порядка. А звучало это так, что в лучшем случае можно было заснуть, а в худшем – умереть. А вот ел дядя Вилли мало и совершенно равнодушно, словно сено или картофельную ботву. Создавалось впечатление, что он тем самым выполняет какую-то нудную обязанность, весьма неприятную для него.

Шарлотта во всём походила на хозяина. Общение дяди с экономкой состояло в напоминании необходимости поддержания стерильности. И несмотря на то что в доме не было ни пылинки, дядя предпочитал самостоятельно, при этом весьма тщательно, протирать все предметы, которыми пользовался: пресс-папье, ручки и карандаши, лупу и даже промокательную бумагу. Так и Шарлотта всё время в доме что-то вытирала. Если дома находился дядя, то ходила за ним с тряпкой, собирая пылинки. Если дома был Клеменс – то точно так же следовала за Клеменсом. Если дома дядя и Клеменс отсутствовали – Шарлотта убирала за собой, то есть перетирала всё то, что вытирала минутой раньше!

«Что, если я когда-нибудь не выдержу всего этого и уйду насовсем, интересно, заметит дядя это или нет? – спрашивал себя Клеменс. – Вот если в бумагах он прочитает, что я ушёл, и это удостоверят подписи чиновных людей и гербовые печати, то тогда заметит!»

Клеменсу всё это смертельно надоело больше самого большего. Надо было как-то со всем этим покончить. Только как? И могло ли считаться существенным преимуществом перед жизнью в Фишхаузене молчание дяди? Клеменс не мог знать, что нотариус каждый день отправлял письмо своему брату с полным отчётом о жизни племянника. Эти письма не могли обрадовать родителей Клеменса. Нотариус из Кранца не жаловался и не хвалил юношу – эти эмоции были ему неведомы, он скрупулёзно фиксировал все поступки племянника, из которых выходило, что Клеменс по-прежнему равнодушен к любой полезной работе, подразумевая обучение профессии, и не проявляет должного прилежания и послушания. Георг, получая такие письма, утешал себя лишь тем, что не имеет счастья видеть всё это лично и что со временем, может, как-то всё само собой разрешится.

В Фишхаузен меж тем пришло ещё несколько писем из Риги, но семья решила, что не следует об этом сообщать Клеменсу. Все письма, как и самое первое, пошли на растопку камина.

В первые месяцы жизни в Кранце Клеменс написал несколько небольших писем матери, в которых сообщал, что за него не следует волноваться, что он старается выполнять требования дяди, хотя работа помощником нотариуса совершенно не нравится. Про самого дядю Вилли Клеменс ничего не рассказывал, словно нотариус вообще не существовал в его жизни. Зато поинтересовался: не приходили ли письма от Саши? Мать ответила лишь дважды совсем короткими записочками, переданными дядей Вилли. Ханна сообщала сыну, что дома всё благополучно, Отто зачислен на юридический факультет Кёнигсбергского университета и успешен во всех науках. Мать желала, чтобы Клеменс слушался своего дядю и показывал усердие в обучении ремеслу нотариуса. И больше – ничего.

Чем больше Клеменс жил у дяди, тем ему всё больше становилась ненавистной эта жизнь. Скрасить её не мог даже замечательный городок Кранц. При первом удобном случае Клеменс убегал из дома. Тогда мальчишка гулял по городку или побережью, а иногда захаживал в публичную библиотеку к милой фрау Хелен. Летом он уходил на взморье купаться, а когда было возможно, часами путешествовал по Куршской косе, выслеживая лис и косуль. После чего выслушивал сухое: «Юноша, вы плохо выполняете свои обязанности» и картинно изображал раскаяние, что всё равно не производило никакого впечатления на дядю.

Миновал год. За это время отношения дяди с племянником нисколько не изменились. Клеменс не засох, а колючка не расцвела. Несколько раз нотариус безуспешно пытался обучать Клеменса канцелярским делам и законам. Но стоило племяннику открыть толстый кодекс, как он начинал засыпать на ходу. Запоминать все эти законы и поправки было выше его сил… Так и получалось, что каждый жил своей жизнью, и могло показаться, что оба из последних сил терпели друг друга. Впрочем, ничем не выдавая своих чувств. Дядя продолжал строчить отчёты в Фишхаузен, а племянник время от времени – вырываться из его дома.

Как-то, когда нотариус возвращался домой от одного из клиентов, к нему на улице неожиданно подошла молодая фрау Хелен. Это могло показаться чем-то совершенно необычным, поскольку женщины, особенно молодые, старались избегать общения с «потусторонним» канцеляристом. Фрау Хелен заведовала публичной библиотекой Кранца.

– Господин Вилли! – обратилась она к нотариусу. – Мне нужно с вами поговорить.

– Тогда пройдёмте в мой дом, фрау Хелен. Дела лучше обсуждать там, – предложил нотариус. – Вероятно, хотите составить завещание?

– Это не совсем то, о чём вы думаете. Я хотела сообщить вам важное про Клеменси, вашего племянника.

– Вот как? Он чем-то провинился перед вами, молодая фрау?

– Совсем наоборот. Я хотела сказать, что ваш племянник – очень необычный человек. Спасибо, господин Вилли.

Фрау Хелен, слегка поклонившись, перешла улицу и смешалась с проходившими людьми. Нотариус продолжал неподвижно стоять, словно его ударило молнией, и в задумчивости смотрел ей вслед…

После того как Клеменс уснул, дядя Вилли осторожно вошёл в его комнату. На столике рядом с кроватью лежала объёмистая книга. На открытой странице нотариус увидел большую цветную картинку, на которой были нарисованы какие-то обезьяны.

Тихонько, чтобы не разбудить племянника, дядя Вилли зажёг лампу и прочитал текст под необычной картинкой:

«Сифака Верро, он же хохлатый сифака (лат. Propithecus verreauxi) – это лемур из рода сифаки (пропитеки) (лат. Propithecus). Длина взрослой особи может достигать 42–45 см (без учёта хвоста), масса самок составляет около 3,4 кг, лемуры-самцы обычно весят около 3,6 кг. Пушистый хвост сифаки Верро достигает в длину 56–60 см. У этих приматов уплощённый череп и особенно короткая и широкая морда, а их грудина гораздо шире, чем у других лемуров».

«Мёртвый человек» был обескуражен. Он посмотрел на название книги.

– Лемуры? Кажется, что-то подобное где-то я уже слышал… – попытался вспомнить нотариус. – Что это такое?

14.

На побережье Балтики установилась жаркая погода. В этот день дядя Вилли послал Клеменса с поручением к местному торговцу бельём. В городе его считали довольно неприятным типом, чем он походил на нотариуса. Такой же сухой и безжизненный, да вдобавок известный на весь город сутяжник. Поручение было ничтожнейшее. Клеменсу требовалось предупредить торговца, что дядя составил опись имущества по наследственному делу. Юноша обрадовался возможности выбраться из дома и сразу же повернул в сторону, обратную от бельевого торговца. На свободу! Он стремительно выбежал из Кранца.

– Всё! Прочь, прочь, прочь, – больше не могу, – повторял Клеменс. Казалось, что мальчишка летел как птица, долгое время сидевшая в клетке, в заточении, но наконец каким-то чудом вырвавшаяся на волю… Он пересёк большой цветочный луг и долго петлял по лесу, прежде чем выбежал на большую поляну. Беглец поднял голову и посмотрел на небо: «Господи! Как вокруг хорошо!» А потом упал на землю…

Прошло больше часа. Клеменс лежал в густой траве на лесной поляне и размышлял: что делать дальше? В этот раз он зашёл очень далеко. Дядя, вероятно, уже его хватился. По причине того, что торговец бельём сам, без приглашения, пришёл к нотариусу за этими проклятыми бумагами. Вот тут-то дядя и вспомнил про Клеменса. А может, надо было ещё к кому-то идти. К какому-нибудь покойнику за документами о его смерти! И что теперь делать самому Клеменсу? Может, написать дяде: «Это свидетельство о том, что я умер. Навсегда. За всеми проклятыми бумагами! Завещаю оставить меня в покое и забыть! Дальше дышите канцелярской пылью без меня. Удостоверяю подлинность документа: Клеменс. Подпись и печать».

Но Клеменс не мог решить: куда идти дальше? Возвращаться назад в Фишхаузен, к отцу? К тем же самым бумагам, но с каждодневными разборками. Слушать упрёки отца, а от матери – про несчастное предзнаменование перед родами, потерянный фамильный амулет! А от обоих родителей – про примерного братца! Или всё же вернуться к «неживому» дяде Вилли? Нет, со всей этой бумажной жизнью покончено! Всё, что угодно, только не это! Или отправиться в Кёнигсберг? Только что он там будет делать? Где жить и чем заниматься? Неужели нигде на свете не найдётся для него места и людей, кто бы его понимал, как старый моряк Ханк и его семья?

И тут Клеменс неожиданно увидел перед собой морду чёрной пантеры. Поверить было невозможно. Откуда взялась эта красавица? Пантера приблизилась настолько, что могла дотянуться до его лица языком. Какая у неё шикарная лоснящаяся чёрная шерсть, переливающаяся на солнце! И невероятно янтарные глаза!

– Привет! – мальчишка весело поздоровался с пантерой.

Пантера совсем близко потянулась к нему, словно хотела лизнуть, и вдруг девичий голос позвал: «Эльза!», и зверь мгновенно исчез.

Клеменс приподнялся и стал осматривать поляну. Что бы это могло значить? Вдруг у самого леса увидел девушку. Пантера находилась рядом с ней. Девушка надевала на питомицу ошейник.

– Добрый день! – крикнула она в сторону Клеменса. – Мальчик, ты не испугался?

– И тебе добрый день! Не беспокойся, я не испугался. У тебя хорошая подруга! – ответил Клеменс, а про себя подумал: «Какой я тебе мальчик!»

Нерадивый ученик нотариуса вылез из травы и подошёл к новым знакомым.

– Эльзу я теперь знаю. Хорошая кошечка, – Клеменс подмигнул пантере. – А как твоё имя?

– Я – Эрика. Следом идёт мой брат Франц. – Девушка показала в сторону леса. – А ты кто?

– Клеменс.

Эрика оказалась привлекательной девушкой, года на три старше Клеменса. Только одета словно мальчишка – в штанах и клетчатой рубашке. Волосы экстравагантной девушки были собраны в пучок, а на голове – большая кепка, такая же клетчатая, как и рубашка. Подошедший Франц оказался ровесником Клеменса или чуть старше его. С открытым лицом и весёлыми глазами.

– Что, вы с Эльзой опять кого-нибудь напугали? – поинтересовался он у сестры.

– Представляешь, он совсем и не испугался. Даже наоборот, – Эрика показала брату язык.

– Я не боюсь зверей, – подтвердил Клеменс. – Даже очень их люблю.

– Не верится! – скорчил смешную гримасу Франц.

Ученик нотариуса протянул руку к пантере и погладил её по шерсти.

– Смотри, действительно не боится!

– У нас много разных зверей. Мы везём их в Ригу. Наш отец – владелец передвижного зоопарка, – объяснила Эрика. – У нас и лев есть. Ты его тоже не испугаешься?

– Вообще, насчёт льва не знаю, – Клеменс не хотел показаться заносчивым. – А какие ещё питомцы есть у вас в зоопарке?

– У нас разные животные, – гордо произнёс Франц. – Есть зебра. Она красивая, вся такая полосатая. Ещё живут попугаи, которые умеют разговаривать, как люди. Пара шимпанзе…

– А лемуры? – Клеменс спросил так, что его новые знакомые переглянулись.

– Лемуры? – переспросил Франц.

– Почему ты спросил про лемуров? Это очень редкие животные. Ты их любишь? – Эрика внимательно посмотрела на мальчишку.

– У вас есть лемуры? – Клеменс не обратил внимания на удивление новых знакомых.

– У нас есть лемуры, – подтвердила довольная Эрика. – А ещё у нас игуана есть. Её из Мексики привезли. Зелёная.

– Настоящие лемуры? – настаивал Клеменс. – Те самые, с Мадагаскара?

– А какие же! Самые настоящие! Те – самые, – кивнул головой Франц и, повернувшись к Эрике, словно потерял интерес к новому знакомому. – Ну что, пойдём? А то Эльза волнуется.

– Нет, так нечестно! – решительно запротестовал Клеменс. – Вы должны их показать. Они красивые? Я просто не могу поверить…

– Ладно, ладно! Покажем, – успокоила его Эрика. – Смотри какой! Лемуры действительно красивые и очень забавные. Ты не обращай внимания на моего брата. Просто ему стало обидно. Франц больше интересуется львами, а не лемурами.

– А я интересуюсь лемурами, а не львами! – Клеменс всё активнее проявлял нетерпение.

– Тогда пошли. Надо же, решили погулять в лесу и наткнулись на любителя лемуров! Ты здесь вообще один? Может, где-то на лугу прячутся другие любители слонов или жирафов!

Клеменс проигнорировал шутку Франца.

– А что, ты что-то о них знаешь, о лемурах? – поинтересовалась Эрика, пока шли, и было видно, что Клеменс ей понравился.

– Я знаю о них всё! – теперь уже Клеменс ответил с нескрываемой гордостью.

– Вот этому я не верю, – Эрика подмигнула брату. – Как ты можешь знать всё, если их никогда не видел?

– Вообще-то лемуров я видел, но только на картинках в энциклопедии Брема. Зато прочитал о них десятки книг, – взорвался Клеменс. – Даже ездил для этого в Кёнигсберг. В имперскую библиотеку. Тайком от отца. Мне тогда здорово от него досталось. Просто я хотел побольше узнать о лемурах. А ещё фрау Хелен, заведующая публичной библиотекой в Кранце, выписала мне специальную книгу из Берлина, из Университета Гумбольдта. Там тоже красивые цветные иллюстрации и дневники научных экспедиций.

– Да ладно! Эрика специально тебя поддела, – вмешался Франц. – И вообще я тебя обрадую. Сейчас ты впервые увидишь самых настоящих живых лемуров!

– А я думаю, что ты понравишься нашему отцу. Он тоже обожает лемуров, правда, Франц?

– Ваш отец и вправду владелец зверинца?

– Точно так, – подтвердил Франц. – И нам нужен помощник. Такой, который любит животных. Особенно – лемуров!

– Действительно? – Клеменс хотел убедиться, что ему не послышалось. – Мне, вероятно, всё снится! Я правильно понял, что вам нужен помощник?

– Правильно! – Эрика как-то с хитринкой прищурила глазки. – Чтобы кормить зверьков и убирать за ними какашки!

– Я согласен! – Глаза Клеменса светились от счастья.

Видя это, его новые знакомые рассмеялись!

15.

Когда вышли из леса, Клеменс действительно увидел на обочине дороги несколько вагончиков. Некоторые были открыты, и в них можно было рассмотреть экзотических животных.

– Что ты остановился, вот же они! – показал на один из вагончиков Франц.

Клеменс не мог поверить глазам. Два замечательных лемура повернули в его сторону свои смешные вытянутые мордашки. Юноша подошёл к ним осторожно, чтобы не напугать.

– Красавцы! – Клеменс протянул руки к чудесным зверькам.

Лемуры с недоверием посмотрели на гостя и чуть отодвинулись.

– Ага, не доверяют! – поддела Эрика.

– А тебе они сразу стали доверять? – спросил огорчённый Клеменс. – Красавчики!

– От неё они сразу убежали! – поддержал нового знакомого Франц.

Стоя у вольера и внимательно рассматривая лемуров, Клеменс не заметил, как к нему подошёл директор зверинца.

– Нравятся лемуры? – спросил он Клеменса.

Клеменс не успел ответить – Франц перебил его:

– Знаешь, папа, он говорит, что всё о них знает.

– Давай проверим, так ли это?

– Ну, может, не совсем всё, – Клеменс, казалось, пошёл на попятную, по-прежнему не отрывая взгляда от животных.

Юноша не видел, как при этих его словах директор зоопарка, глядя на сына, развёл руками. Франц разочарованно пожал плечами.

– Полагаю, что это кольцехвостый лемур, или катта, – неожиданно продолжил Клеменс, – его ещё называют кошачьим. На хвосте у таких по тринадцать чёрных и белых полос. Вот, видите, у них есть такие! Самый распространённый вид лемуров. Эти ещё совсем молодые. Думаю, они ещё вырастут до размеров небольшой собаки. Просто взрослые особи крупнее. На Мадагаскаре туземцы этих лемуров называют маки. Это дневные животные. Когда ходят по земле, держат хвост вертикально. Говорят, что выглядит это довольно забавно! Хотелось бы посмотреть. Вы их выпускаете погулять на волю?

Директор переглянулся с детьми, но не успел ничего ответить.

– Кольцехвостых лемуров не сложно содержать в неволе. Как мне известно, катта обожают орехи. Какими вы их кормите: грецкими или фундуком? Также их можно кормить цветами. А ещё кольцехвостые лемуры любят нежиться на солнышке, – Клеменс не мог остановиться.

Директор зоопарка многозначительно покачивал головой.

– А тебе самому какие лемуры нравятся? – спросил он.

– Вообще, мне все лемуры нравятся. Потому что они лемуры! – наконец мальчишка повернулся в сторону директора, и в его глазах танцевали искорки счастья. – Кроткие лемуры совершенно необычные, словно плюшевые. Очень смешные ушастые руконожки, такие лопоухие, но они довольно редкие. Красивый – чёрный лемур макако. Увидеть бы такого. Он с белыми бакенбардами…

– Да-а-а-а-а! – произнёс директор зверинца, обращаясь к своим детям. – Где вы нашли этого юного лемуроведа? Может, я что-то случайно пропустил после того, как мы выехали из Кёнигсберга? Мы, случайно, не заехали на Мадагаскар? Тогда где-то здесь должны быть океан и горы.

– Нет, папа, не заехали. Мадагаскар – это остров!

– Так вы выпускаете гулять своих лемуров? А молоко им даёте? – сыпал вопросами Клеменс, ничуть не обращая внимания на реакцию новых знакомых. – А почему у вас только кольцехвостые? Вы когда-нибудь видели голубоглазых лемуров, а индри?

– Ты откуда взялся такой? Случайно, не из Африки? – перешёл в наступление директор. – А может, ты сам – лемур сероглазый, сбежавший из цирка?!

Франц и Эрика рассмеялись.