Вафель убивает смерть

– Часы. Я слышу все, о чем вы говорите, пока находитесь в саду.

Пока Вафель в панике пытался вспомнить, не говорил ли он в саду каких-то уж совсем непозволительных глупостей, из лабиринта выскочил еще один пёс и сел рядом.

– Это Гейтс, он пойдет с тобой.

– А почему не Ухо, то есть, Цукен… Цукерберг? Мы с ним, кажется, подружились.

– Он самый младший из стаи. Встретите крысу – рванёт за ней, как ракета.

Они стояли в небольшой комнатке с двумя дверьми. Одна была выкрашена в синий цвет, другая в зелёный.

– Ты войдешь в эту дверь, – показала госпожа Среда на синюю, – потом я её запру. Выйти можно через зелёную, но добраться до неё получится, только когда пройдешь весь лабиринт.

– А пёс мне зачем?

– Он будет поводырём.

– В каком смы…

– Заходи, – наставница подтолкнула его вперед и закрыла дверь.

Гейтс заскулил и прижался к ноге. А Вафель понял, почему госпожа назвала его поводырём. В лабиринте было так темно, что когда он закрыл глаза, совсем не заметил разницы.

Темноты Вафель не боялся, но одно дело темнота на улице или в спальне, и совсем другое – такая. Это даже не темнота, а тьма. Кромешная. Вафель вытянул руку, помахал ей перед лицом. Почесал за ухом прижавшегося к ноге пса. Ничего не увидел. Гейтс медленно пошёл вперед, и Вафелю ничего не оставалось, кроме как вцепиться в ошейник и идти рядом. Время от времени он шарил рукой по сторонам, чтобы нащупать стены лабиринта, но ничего не находил.

– Эй, Гейтс! – крикнул Вафель, чтобы хоть что-то услышать, кроме собственных шагов.

Пес даже не вздрогнул и продолжал идти в полной темноте по одному ему известной дороге.

– Гейтс, где крыса? – не унимался Вафель.

Часы пискнули и показали минус пять баллов.

Вафель собирался возмутиться, но вместо этого обрадовался, поняв, что экран часов хоть и совсем немного, но освещает пространство вокруг. Он зажал кнопку дисплея и поводил рукой по сторонам. По-прежнему ничего. Гейтс терпеливо стоял рядом, прижавшись к ноге, но, стоило шагнуть в сторону, предостерегающе рыкнул.

– Мог бы и со мной пойти, – заворчал Вафель и вернулся к псу, – Поводырь, называется. Хотя, собаки же в темноте не видят? Как ты вообще меня ведёшь? По запаху? Или тебя специально тренировали?

Вцепившийся в ошейник Вафель медленно шёл в темноте. Сначала было слышно только как резко дышит пес рядом, но скоро появились ещё звуки. Шорох, почти незаметный, а затем все более громкий, как будто постукивание тонких лапок. Так звучал пойманный майский жук в стеклянной банке, но сейчас казалось, как будто этих жуков вокруг тысячи. Гейтс перешёл на бег, изо всех сил повисая на ошейнике. Шорох практически перекрыл другие звуки, и Вафель уже ждал, что их накроет волной насекомых, но тут они резко свернули и всё стихло.

Вафель перевел дыхание. Пёс уверенно шел вперед, экран часов по-прежнему ничего не мог осветить.

– Какой-то странный лабиринт, – громко сказал Вафель, – Какой-то стран…

Он хотел крикнуть, чтобы проверить свою догадку, но тут снова появился шорох. На этот раз – шум воды. Гул медленно становился громче, Вафель закатил глаза, хотя этого никто не видел.

– Давайте поспорим,– громко сказал он прямо в часы, – Сейчас шум станет таким громким, что я должен буду испугаться утонуть, потом мы резко свернём, и вы выключите звук. Это не страшно, госпожа Среда. Ваш лабиринт совсем не пугает!

Что-то громко щёлкнуло, и Вафель на мгновение ослеп. Лабиринт залило светом. Хотя, никакого лабиринта не было. Лающий от испуга Гейтс и Вафель стояли посередине огромного пустого помещения, с двумя дверьми на одной из стен. Потерев слезящиеся от яркого света глаза, Вафель подошел к дверям и дернул за ручку синюю.

За дверью его ждали наставница и мужчина в красном клетчатом костюме. Мужчина улыбался так широко, как будто зубов у него было в два раза больше положенного.

– Даже выйти по правилам не мог! – нахмурилась наставница, – Я же говорила, в зелёную!

– Мне захотелось проверить, – пожал плечами Вафель.

Мужчина расхохотался, умудрившись при этом не открыть рот, сохраняя свою странную улыбку. Вафель про себя подумал, что вот это как раз выглядит жутковато.

– Здравствуй, – сказал клетчатый, – Я Смотритель. Пошли со мной.

Вафель потрепал Гейтса за ушами на прощание и отправился следом.

Даже шёл Смотритель странно – с прямой, как палка, спиной и повисшими вдоль тела руками, чуть раскачиваясь из стороны в сторону, словно изображал дешёвого робота. Его кабинет – в конце коридора первого этажа, но они поднялись на пятый, а оттуда вышли на крышу. Шли настолько долго, что Вафель перестал его бояться, успел заскучать, чуть не задохнулся, пытаясь сдержать зевоту, и поймал на перилах четвёртого этажа заблудившегося сверчка.

Смотритель подошел к краю крыши, заложив за спину руки, как будто ждал вопросов или собирался за что-то ругать. Вафель думал, можно ли сбросить сверчка прямо с крыши во двор или лучше будет отнести вниз и положить в траву поаккуратнее, поэтому не обратил внимания, когда Смотритель начал говорить, и услышал только конец фразы:

– … кто ты?

– Простите?

– Наверное, хотел бы узнать, кто ты?

– Но я знаю. Я – это я. Вафель.

– Очаровательно. Только обычно у людей есть имена. Мало того, еще фамилии и отчества. Как тебя зовут?

– Я…

– Ты не помнишь. Возможно, ты просто очень маленький? Сколько тебе лет?

Вафелю стало страшно по-настоящему. Он разжал кулак, сверчок чуть покрутился на месте и скакнул прямо к Смотрителю. Тот брезгливо раздавил насекомое носком ботинка. Вафель уставился на тёмное пятно на бетонном полу.

– Я не маленький. Я закончил пятый класс.

– Это разве не странно, что, закончив пятый класс, ты не можешь ответить, сколько тебе лет?

– Десять? – неуверенно сказал Вафель.

– Хорошо, – противно-добрым голосом продолжал Смотритель, – Когда у тебя день рождения? В этот день дарят подарки и торт, все дети помнят свой день рождения. Даже самые маленькие. Ну же, хотя бы месяц.

Вафель молчал. В ушах у него шумело, как будто еще был в лабиринте, и где-то наставница включила запись со звуком льющейся воды.

– Ты знаешь, что это за место?

– Больница?

Смотритель засмеялся, закинув голову и сияя всеми зубами на солнце.

– Нет. Это Хаус. Самая престижная школа в этой стране. Место, куда мечтают попасть все, в конце концов.

– В конце концов, – повторил Вафель.

– Именно. Эти дети, с которыми ты учишься, – будущее страны. И ты тоже.

– Я… кто я?

– Как бы тебе сказать… Биологически ты – действительно Вафель, у тебя есть семья, и ты закончил в мае пятый класс. Но вот твой мозг – уже не совсем от Вафеля.

– Поэтому мама стала меня бояться?

– Великих людей, в основном, боятся, – пожал плечами Смотритель, – А ты будешь великим человеком. На самом деле, ты уже гораздо умнее и сильнее своих сверстников. Даже тех, кто учится здесь. Заметил? Ты даже лучше Пти.

– Он тоже – не совсем он?

– Да, но в его случае поглощение произошло не так успешно, как у тебя. Ты почти идеален. Частичная потеря личности – пустяки, мы найдём, как тебя напугать, и восстановишься, в конце концов.

– Какое поглощение?

– Знаешь, что такое харизма?

– Это когда ты всем нравишься?

– Почти. Когда заставляешь всех думать, что ты им нравишься. Харизма и интуиция – то, из чего получается идеальный лидер. Но есть проблема.

– Проблема?

– Интуиции от рождения не бывает. Она появляется с опытом, и у большинства – в очень преклонном возрасте. Когда десять раз прошел одну и ту же ситуацию, на одиннадцатый заранее знаешь, как она будет развиваться и что произойдёт дальше. Молодых лидеров, у которых были бы сразу и опыт, и харизма, не бывает. Поэтому я их создаю.

– Что значит, вы найдёте, как меня напугать?

– Страх – катализатор поглощения. Твоя настоящая личность сейчас немного утонула в чужом опыте, но если напугать, ты себя вспомнишь.

– Чужом опыте?

– Хаус – не обычная школа. Я думаю, ты заметил. Если совсем просто, в каждом из учеников – интуиция одного из сильнейших менеджеров прошлого поколения. Точнее, их очищенный от воспоминаний опыт. Ты как компьютер, в который загрузили сотни и тысячи разных ситуаций, понимаешь? И теперь на их основе мгновенно вычисляешь, как быстро и рационально достигнуть любой цели. Вот только в твоем случае интуиция настолько сильная, что тебя практически невозможно напугать – слишком многое пережил источник твоей интуиции. Ты особенный.

– Подождите. В меня ничего не загружали, я бы помнил.

– Ты, кажется, своего имени не помнишь? 20 мая ты поспорил с мамой и сбежал. Днём устал и уснул на скамейке в парке. Дальше помнишь только вечер – или я ошибаюсь?

– Не ошибаетесь. Но я всё равно не понимаю. Если бы можно было добавлять в мозг информацию, не было бы плохих учеников, профессиональных ошибок. Да каждый первый мог бы стать гением! Почему тогда президенты Китай с Японией путают?

– Тут точно не скажу – эти могли и нарочно. Но ты прав в том, что в мозг ничего подгрузить нельзя. По крайней мере, пока. Мы используем внешние носители информации.

– И где моя флешка?

– О, ты не совсем понял. Флешка – ты сам. И то, к чему ты подключён, даёт огромные возможности, потому что твои характеристики как внешнего носителя оказались лучше, чем у большинства.

– Я ничего такого не хотел. Почему я здесь?

– Мы в том мире, где за детей принимают решения родители. Самое смешное – потом они часто раскаиваются. В Хаус принимают далеко не всех. Я сам ищу учеников, и приглашаю только тех, кто кажется мне потенциально успешным. Я ищу харизму. Тебя взяли сразу во вторую группу, потому что уровень был невероятен ещё до поглощения. Я просто показал твоим родителям, что будет, если они отдадут тебя. Ещё договорить не успел, а они уже согласились. Мама твоя от радости плакала, веришь?

– А потом от страха. Пти сказал, я убил человека.

– А какие они?– Бывает. Ты просто отправил его мечтать не в том месте. Если точнее, посреди проезжей части. И это наша ошибка, а не твоя. Никто не был готов к тому, какие у тебя способности.

– Вытяни руку вперёд и представь на ней яблоко.

Вафель сделал, как сказали, и в ужасе уставился на ладонь.

– Это какой-то фокус? Откуда вы знали, что я представил именно красное?

– Ничего я не знал, ты сам его представил. И можешь сделать каким угодно – меняй ему цвет как хочешь, можешь написать на боку “Смотритель достал”, – захихикал он.

Вафель смотрел на зелёное полосатое яблоко на ладони и чувствовал, как к горлу подкатывает тошнота.

– Почему вы рассказываете мне?

– Ещё не понял? У госпожи Среды просто кончились идеи.

– Чтобы меня напугать.

– Как тебя зовут?

– Федор. Федор Валь. А, вот почему Вафель!

– Очаровательно. Сколько тебе лет?

– Двенадцать исполнится седьмого марта.

– Ну, вот и отлично. Хорошей учёбы, Вафель. Надеюсь, твои результаты будут такими же прекрасными. То, что ты теперь знаешь, не стоит рассказывать всем подряд. Не поверят.

– Можно ещё вопрос?

– Последний можно. В качестве бонуса. Годового, – захохотал Смотритель.

– Почему меня боится мама? Ей я тоже сделал что-то плохое?

– Твой мозг очень многое прошёл. Ты взрослый – но только если говорить об интуиции. Это пугает, и то, что ты терял память, тоже. Думаю, она раскаивалась. Но её можно понять, учитывая, чей у тебя опыт.

– А чей он?

– Только один вопрос, Вафель, мы договаривались про один.

Смотритель потёр носком ботинка крышу и, покачиваясь, вернулся к лестнице.

– Продолжим? – открывая дверь, спросил он.

Глава 12, доказывающая, что Хит тоже что-то может

Сбежать оказалось гораздо проще, чем он думал. Вафель представил дверь в стене на заднем дворе, и просто вышел в неё. Прошёл метров пятьсот по дороге и понял, что было бы неплохо представить такси, оно тут же оказалось рядом. Такси было с автопилотом, так что когда Вафель забрался внутрь, дверь захлопнулась и машина мягко тронулась с места.

– Я еду домой, – скомандовал Вафель, автомобиль пискнул и разогнался.

Чем ближе к дому, тем хуже ему становилось: началось с лёгкой тошноты, и Вафель решил, что его просто укачивает – от выдуманной машины было бы глупо ждать максимального комфорта, – но в городе голова закружилась, а потом заболела так, что последний час он ехал с закрытыми глазами, высунувшись в открытое окно.

…

– Сколько ты собираешься нас позорить? – слышать бабушкин голос прямо над ухом оказалось так приятно, что он заулыбался сквозь боль, стараясь приоткрыть глаза, хотя их как будто бы залепили пластырем.

– Я соскучился, – хрипло прошептал Вафель и почувствовал, как автомобиль под ним проседает и скукоживается.

Через несколько секунд он понял, что сидит на мокром асфальте. Стало заметно легче, глаза тут же открылись. Перед Вафелем таяли в луже руль и остатки передних колёс, сверху нависала бабушка, а пара её подруг и дворовая кошка грозно взирали на Вафеля с лавки у подъезда.

– Он у тебя совсем странный стал, – сказала одна, – Такое поведение для общества опасно. Я доложу.

– Это от компьютера всё, – добавила вторая.

Кошка зашипела.

– Нам сказали, что ты не вернёшься, – почти так же зашипела бабушка, – Мы всё подписали! Зачем ты пришёл?

– Я соскучился, – тупо повторил Вафель.

Бабушка всегда была доброй, но не сегодня. Она грубо дёрнула его за плечо и практически затащила в подъезд, а потом в лифт, не прекращая шипеть. В квартире их встретила мама, которая, не глядя на Вафеля, повторила то же самое:

– Мы же всё подписали!

– Извините,– заулыбался Вафель, – Мне нельзя было возвращаться?

– Ты не должен был помнить это место и нас! Ты своего имени не должен был помнить! – мама почему-то плакала, Вафель в мокрых кроссовках мялся у двери.

– Имя я действительно не помню, – он старался говорить дружелюбно, хотя чувствовал, как внутри всё холодеет от обиды и злости.

– Как вы это объясните?! – в спальне бабушка закричала в телефонную трубку, обернулась на них и захлопнула дверь, хотя всё было слышно и так, – Вы сделали из него монстра и позволили вернуться к нам! Как вы будете отвечать, если он нас покалечит? Как мы будем отвечать, если он кого-то…

Мама зарыдала в голос, её трясло.

– Извините, – повторил Вафель, – Успокойтесь, пожалуйста, я не собираюсь никого калечить. И я не монстр. Просто фокусник.

Он решил, что шутка всем поможет расслабиться, и представил в руке цилиндр с белым кроликом внутри, но голову пронзило дикой болью, Вафель рухнул на колени, а когда открыл глаза, увидел сжавшуюся в углу и кричащую от ужаса маму, а на своей ладони – кусок сырого мяса с пушистой лапкой с краю.

На крик из спальни выскочила бабушка и снова дёрнула Вафеля за плечо, тряхнув так, что показалось, голова сейчас взорвётся.

– Не смей трогать мою дочь, – зашипела она и тут же перешла на крик в трубку, – Заберите его немедленно и держите в клетке! Слышите? В клетке!

– Я не ваш внук? – засомневался Вафель.

– Что ты с ней сделал?! – показывая на его окровавленную руку, кричала бабушка, Мама продолжала всхлипывать в углу.

– Это кроличья нога, – оправдывался Вафель, – Видите лапку? Я хотел создать кролика, но что-то пошло не так. Я заболел, кажется.

– Создать кролика? Ты кем себя возомнил?

Он вдруг вспомнил, как раньше, если он болел, бабушка с мамой по-очереди читали ему книжки и приносили молоко с мёдом, и тоже чуть не расплакался. Но выяснилось, что не кричать, ни плакать не получится, – он чувствовал себя таким слабым, что мог только тихо говорить. Кроличья нога на полу расползалась, как мягкое мороженое.

– Я же твой внук. Почему? Что я сделал?

– Ты нам никто, – твёрдо заявила бабушка, – Это не наша вина и не наше решение. Пожалуйста, не беспокой нас больше, пожалей мать.

Вафель так чётко почувствовал внутри пустоту, что на секунду подумал, что всё там внутри растворилось, как выдуманное такси, и он превратился в пластиковый манекен. Он взялся за ручку двери, абсолютно не понимая, что делать дальше.

– За тобой приедут, – ледяным голосом сообщила бабушка, заслоняя маму, как от чего-то очень опасного. Руки у неё дрожали.

– Прости, – прошептала мама.

– Вы не подскажете, как меня зовут? – спросил Вафель.

Мама застонала.

– Вон! – закричала бабушка, – Жди своих внизу и не смей возвращаться! Мы не имеем к тебе отношения!

У подъезда уже никого не было, он присел на край скамейки, сжав пульсирующую голову руками. Ждать людей из Хауса не хотелось, но чёткого плана не было, а когда Вафель попытался выдумать себе новое такси, его вырвало и окончательно стало ясно, что создание вещей и боль связаны напрямую.

– Сколько ты собираешься нас позорить?

Вафель с трудом поднял голову от