День зимнего солнцестояния

Андер кивнул. Он-то как раз прекрасно понимал, как важны для этой пары психологические механизмы защиты. Без тела, которое можно оплакать, без ясности относительно произошедшего с их дочерью горе становилось просто нестерпимым. Появление трупа отбирает последнюю надежду у тех, кто за нее цепляется, но в то же время дает возможность отпустить давно ушедших.

– Я никогда бы не осмелился судить людей, переживших потерю или исчезновение дочери, – сказал Андер, сжимая руки. – Поймите меня правильно, я не хочу бередить ваши раны. Но мне нужно, чтобы вы взглянули на эту фотографию и сказали, не была ли эта женщина подругой Селии. Имейте в виду, что снимок сделан недавно.

Андер передал им увеличенное изображение удостоверения Глории Редондо. Хосе взял его первым, внимательно посмотрел и покачал головой, передав фотографию жене. Она всматривалась в снимок еще дольше, но с тем же результатом.

– Честно говоря, лицо совершенно незнакомое, инспектор. Извините. – Роса вернула фото. – Кто это?

– Глория Редондо, – ответил Андер, наблюдавший за реакцией пары. – Ее имя тоже ни о чем вам не говорит?

Оба снова покачали головой.

– Простите, мы ее не знаем, – извинился Гомес.

– Ничего страшного. Хосе, Роса, большое спасибо, что согласились принять меня в столь ранний час, – сказал мужчина, вставая и пожимая руку каждому из них.

Супруги проводили его до двери. Андер воспользовался моментом, чтобы вручить им свою визитку, на обороте которой ручкой был указан личный номер.

– Вот моя карточка. Можете обращаться по любому вопросу.

– Спасибо, инспектор. – Роса взяла визитку и положила ее на тумбочку в прихожей. – Вы очень любезны.

Они попрощались, и Андера вновь охватило ощущение глухой пустоты, которое обычно настигало его в морге. По спине пробежал холодок, а сердце сжала тяжелая тоска.

– Ты действительно читаешь подобные книги, Социолог? – спросил Гардеасабаль, плавно поворачивая руль.

Двое сотрудников Эрцайнцы двигались по автомагистрали A–8 в сторону дома Глории Редондо.

– А что с ними не так? – ответил агент, удивленный неожиданным поворотом разговора: только что они обсуждали футбол. Точнее, спорили, кто лучше – Криштиану Роналду или Месси.

– Что не так? Приблизительно все, что они там калякают, – с жаром ответил мужчина.

– Да брось ты! Тебе бы самому не помешало читать больше. Уверен, это пошло бы на пользу. По крайней мере, на следующем свидании вслепую ты мог бы поговорить о чем-то, кроме футбола.

– Обижаешь. Я очень красноречивый! – со смехом парировал Педро. – Еще ни одна девушка не жаловалась.

– А сколько из них согласились на второе свидание, Казанова? – спросил Арреги, поправляя форму. Они подъезжали к Аморебьете, и он хотел убедиться, что выглядит прилично.

Гардеасабаль пробормотал что-то, нахмурил лоб и сосредоточил внимание на дороге.

– Вот видишь. Я же говорю – им с тобой скучно, – засмеялся Арреги, пытаясь сбросить нервозность, которая сковала его с тех пор, как Андер поручил им нанести визит в дом Глории. – Освоил бы пару теорий, чтобы научиться занимать мозг и перестать постоянно пялиться на грудь спутниц.

– Да ты что? И что за теории такие?

– Можешь начать с теории nudge, также известной как «теория подталкивания», – серьезно ответил юноша.

– Этой техникой я прекрасно владею. Я на всех своих свиданиях прибегаю к подталкиваниям, особенно в тесных местах. – В машине раздался заливистый смех.

– М-да, стоило ожидать… Сам виноват. – Арреги стукнул себя по лбу и перевел взгляд на дорогу.

– Ты меня спровоцировал. – У Гардеасабаля от смеха полились слезы. – Ну как, помог я тебе нервишки успокоить?

Они съехали с трассы и припарковались рядом с впечатляющим коттеджем в районе Ларреа в Аморебьете. Выйдя из патрульной машины, полицейские направились к двухэтажному дому с красивой двускатной красной крышей. Нижняя часть фасада была отделана камнем, а верхнюю часть выкрасили в белый цвет. Первый этаж окружала огромная терраса, а сам дом был обнесен полутораметровым забором, увенчанным колючей проволокой. Прямо вдоль него высадили живую изгородь, из-за которой заглянуть внутрь было невозможно.

– Вот это домина! – воскликнул Гардеасабаль, не сводя глаз с коттеджа Глории Редондо.

Арреги кивнул, поправляя рубашку и поудобнее надвигая козырек фуражки. Когда они подошли к калитке, с другой стороны раздался яростный лай. Педро нажал на звонок. Спустя несколько секунд послышался щелчок – открылся замок. Полицейские вошли в сад и двинулись по тропинке из гладких камней, ведущей к входу в дом. Они шли и краем глаза следили за собакой, которая все не унималась и только громче тявкала. К счастью, она была на привязи. Гардеасабаль заметил, что правой рукой молодой человек крепко сжимает рукоятку пистолета.

– Вот это правильно, Социолог, – прошептал он. – Прикрой меня в случае опасности. Никогда не знаешь, откуда она придет.

Арреги покраснел до самых ушей и убрал руку с кобуры. В этот момент открылась входная дверь.

– Добрый день, господа. – Эухенио Ларрасабаль пожал полицейским руки. – Вы нашли мою жену?

Глубокие морщины избороздили худощавое, осунувшееся лицо Эухенио. Трехдневная щетина и резкий запах табака, пропитавший его одежду, лишь усиливали ощущение запущенности и агонии, которые обычно терзают живущего в неизвестности человека. Однако больше всего Гардеасабаля насторожило то, как Эухенио опирался на дверной косяк, преграждая им путь. Было совершенно очевидно, что он не собирается пускать их в дом.

– Об этом мы и приехали поговорить, сеньор Ларрасабаль, – ответил Гардеасабаль. – Мы нашли кошелек вашей жены рядом с трупом. К сожалению, состояние погибшей не позволяет опознать ее.

Эухенио побледнел, словно из него разом выкачали всю кровь. Подбородок задрожал, а из глубины горла вырвался приглушенный, почти беззвучный стон.

– Мы можем пройти? Нам нужен образец ДНК Глории, чтобы подтвердить, что это именно она, – без особой учтивости заявил Гардеасабаль. Мужчина ему не нравился, хоть он и не мог толком объяснить почему. – Подойдет расческа или зубная щетка.

– Прошу прощения, но лучше постойте здесь. Дома настоящий бардак, Глория бы мне не простила, если бы я кого-то пригласил внутрь. Подождите минутку, я сейчас вынесу ее расческу, – едва слышно произнес Эухенио.

Захлопнув дверь, он оставил полицейских ждать снаружи.

– Настоящий джентльмен, – усмехнулся инспектор.

– Ты тоже был не особенно тактичен, не думаешь? Или ты сегодня сочувствие дома оставил? – укорил его Арреги.

Гардеасабаль повернулся и посмотрел напарнику в глаза. Запах свежескошенной травы немного остудил его гнев. Он обожал этот аромат.

На самом деле за годы службы у него выработался особый инстинкт, который неизменно срабатывал рядом с преступником. Как сработал он и при виде Эухенио Ларрасабаля.

– Если мне кто-то не по нраву, то он получает к себе соответствующее отношение, – с каменным лицом ответил Педро.

Спустя несколько мгновений мужчина вернулся с пакетом и протянул его агенту Арреги.

– Расческа Глории. Только принесите потом обратно. Это ее любимая, она меня убьет, если я ее потеряю.

– Разумеется, как только возьмем образцы, сразу же вернем, – заверил полицейский.

– Сеньор Ларрасабаль, у вашей жены есть враги? Может быть, в последнее время ей кто-то угрожал? – Гардеасабаль достал тетрадь.

– Враги у Глории? – Мужчина выглядел искренне удивленным. – Что вы, ее все обожают. Она волонтерит в «Каритас» и, когда позволяет работа, всегда спешит на улицу, помогает нуждающимся.

– Где работает ваша жена? – уточнил Педро, продолжая делать заметки.

– В Ордунье, в тюремной психиатрической клинике Андра Мари.

Инспектор приподнял брови, закрыл блокнот и сунул его обратно в карман.

– Тюремная психиатрическая клиника? – переспросил он. – Не знал, что в Ордунье есть такая.

– Формально она уже несколько лет не является пенитенциарным учреждением. Хотя, насколько я знаю, там до сих пор содержат нескольких отбывающих срок заключенных. Глория руководит центром уже больше пятнадцати лет. – Ларрасабаль бросил на Гардеасабаля дерзкий взгляд. – И нет, у нее никогда не было ни малейших проблем с пациентами, если вдруг эта мысль закралась вам в голову, инспектор. А теперь, если позволите, у меня много работы. Как, впрочем, и у вас.

На этом он попрощался и, не дожидаясь ответа, захлопнул дверь.

Гардеасабаль и Арреги переглянулись и молча пошли к машине. Муж Глории явно что-то скрывал.

Андер в четвертый раз нажал на звонок – безрезультатно. Он уже начал опасаться, что Хавьер Гамбоа застрял в одной из своих морозильных камер.

Был полдень, и улица Барроэта Альдамар, на которой находился черный вход во Дворец правосудия, казалась непривычно безлюдной. Не сравнить с будничной сутолокой, когда люди бесконечно снуют туда-сюда – кто в суд, кто в ЗАГС. В субботу в здании оставались только дежурные судмедэксперты, работавшие на минус первом этаже.

Он уже собирался снова нажать на звонок, когда услышал коллегу.

– Андер, заходи! – Динамик домофона исказил голос Хавьера.

Инспектор толкнул дверь – она поддалась. Андер спустился по лестнице и оказался в подвальном помещении. Гамбоа ждал его посреди коридора, держа широкую стальную каталку.

– Извини, думал, ты позже придешь. Я был в морге, наводил порядок среди клиентов. – Он кивнул на герметично запечатанный длинный белый пакет.

Андер предположил, что внутри мог быть найденный в Олабеаге труп.

– Это она? – спросил он.

– Она самая.

Хавьер повез плавно скользившую каталку по широкому коридору в сторону зала для вскрытий.

В работе судмедэкспертов было что-то такое, что вызывало у Андера искреннее восхищение. Запах дезинфицирующих средств, витавший в воздухе, и свет множества ламп, усеявших подвесные потолки института, придавали помещению вид кафедрального собора. Поражало, как, несмотря на работу с трупами и постоянное взаимодействие с органическим материалом – кровью, внутренностями, костями и прочим, оно не теряло своей безупречной чистоты. В цветовой палитре института доминировали белый и серый: белые полы, стены и потолки; инструменты и мебель – из бледной стали.

Гамбоа придвинул каталку к одному из столов для вскрытий и оставил ее там. Затем подошел к шкафу и некоторое время стоял неподвижно, глядя на маленький пакетик, лежащий на столешнице. Хавьер поднял его, перевернул, покачал головой, что-то невнятно пробормотал и снова положил на место. В конце концов он присел и открыл нижний ящик, из которого извлек несколько скрепленных степлером листов, и передал их Андеру.

– Вот тебе копия заключения, – сказал Гамбоа, указательным пальцем прижимая очки к переносице.

Креспо сразу открыл страницу с выводами.

– «Сжатие шеи руками», – прочитал он.

– Все верно. Он ее задушил. – Эксперт подошел к столу для вскрытия. – Это и стало причиной смерти. – Он немного расстегнул молнию, чтобы видеть тело. – Убийца сжал область подъязычной кости, перекрыв таким образом доступ кислорода. Обрати внимание на следы пальцев с обеих сторон шеи.

Андер приблизился, слегка прикрыв нос рукой. Отметины сразу бросились ему в глаза.

Гамбоа перелистал свой отчет и указал на одно из цветных фото.

– Смотри, это фото я сделал при помощи лампы Вуда, – показал он.

Лампа Вуда – это прибор, который применяется в основном в дерматологии. Главное его назначение – с помощью пропущенных через особый фильтр ультрафиолетовых лучей выявить следы, незаметные при визуальном осмотре. На изображении, которое Креспо передал судмедэксперт, «отпечатки» убийцы выделялись на темном фоне – шеи жертвы.

– Смерть наступила примерно на утро предыдущего дня, где-то с семи до десяти, как я тебе и говорил в Олабеаге. Токсикологическое исследование жидкостей и тканей не дало ничего стоящего, – продолжил Гамбоа. – Никаких следов наркотиков или ядов в организме жертвы не обнаружено.

Андер снова был потрясен изуродованным, безликим видом жертвы Н9. Прошло уже несколько дней, засохшую кровь вытерли, но раны стали выглядеть еще страшнее, а разрезы – более грубыми и менее точными, чем ему показалось на месте преступления.

– Значит, убийца ее задушил и только потом начал резать? – уточнил инспектор.

Гамбоа кивнул.

– Да, но как-то странно. Обрати внимание, как линия разреза на груди меняется в нескольких местах. Он будто колебался. – Хавьер замолк. – Или начал сожалеть. В любом случае действовал он дико, словно мясник-любитель.

Андеру стало дурно. В этой комнате ему не хватало воздуха. Он поспешил застегнуть молнию на пакете, чувствуя, что унижает достоинство жертвы.

– Возможно, убийца – новичок. Преступник-дилетант. Но также возможно, что ярость, раскаяние или потеря контроля помешали ему нанести более точные удары. В таком случае мы имеем дело скорее с преступлением, совершенным в порыве чувств, а не с их серией.

– Вы уже установили имя жертвы? – поинтересовался Гамбоа.

– У нас есть очень солидная зацепка, – ответил Андер, думая о Глории Редондо. – Женщина, пропала несколько дней назад. Сравнительный анализ ДНК подтвердит или опровергнет нашу гипотезу. – Андер протянул мужчине руку. – Большое спасибо за все. Веселой тебе смены.

Он подмигнул коллеге и с отчетом под мышкой направился к лестнице.

Бесконечный дождь продолжал терзать столицу Бискайи, словно ему больше негде было пролиться. Андер смотрел на ливень, уютно устроившись на террасе. Сидя в любимом кресле с чашкой свежесваренного кофе и отчетом Гамбоа на столе, он наслаждался моментом. Точно как и Горритчо, который положил голову на пол и довольно посапывал.

Перед ними разворачивалась потрясающая панорама Бильбао. Куда ни посмотри – всюду город. В такие дни, когда разыгрывалась завораживающая схватка воды и ветра, Андер погружался в состояние, которое он называл «зоной». Полная концентрация. Его чувства обострялись, и он начинал различать фигуры и образы на картине, которая до этого казалась ему бессмысленной мазней.

Мужчина гладил пса по голове и перечитывал заключение о вскрытии, которое подтверждало то, что Гамбоа рассказал ему в Баскском институте судебной медицины. Жертву задушили, а после смерти изуродовали при помощи двух орудий: грудь, уши и нос – большим ножом, губы и язык – ножом поменьше. Следов сексуального насилия обнаружено не было.

Также подтвердилось время смерти: за двадцать четыре часа до того, как женщину нашли; и то, что тело перевезли на причал из другого места, где и было совершено убийство. Его положение на месте преступления не совпадало с положением во время наступления смерти. Гамбоа приводил фотографии синяков на спине в качестве доказательства, что женщина была убита, лежа лицом вверх. Судмедэксперт не обнаружил ни следов борьбы со стороны жертвы, ни следов ДНК другого человека на теле или под ногтями.

Андер пролистывал результаты измерений и взвешиваний, рентгеновские снимки и фотографии, пока не дошел до токсикологической экспертизы биологических жидкостей и тканей организма. Результат: отрицательный.

Он допил остатки кофе. Тот был холодный и чрезвычайно крепкий, как он любил.

Креспо был убежден, что жертва – Глория Редондо. Записка, найденная в ее кошельке, указывала на встречу на стоянке у истока реки Нервион в Ордунье. С Н9? Андер считал, что да.

Чуть раньше он поговорил с Гардеасабалем, и тот рассказал ему о визите в дом пропавшей. Педро не только подчеркнул свое явное недоверие к ее мужу, но и сообщил, что Глория работала директором психиатрической клиники для заключенных в Ордунье. Хронология событий казалась ясной: она вышла с работы в восемь вечера восемнадцатого числа и отправилась на встречу с Н9; через двенадцать часов ее задушили. Затем, в ночь с девятнадцатого на двадцатое, Н9 не спеша измывался над ее телом и готовил место преступления в Олабеаге.

Однако оставалось много вопросов без ответов, много сомнений.

Почему у нее было с собой столько денег? Кто передал ей эти деньги, пообещав дать больше? Почему она не сообщила о шантаже ни мужу, ни полиции?

Глория что-то скрывала – в этом Андер был уверен. То, что деньги и записку нашли у нее, могло значить, что преступницей была сама Глория. Возможно, шантажируемый дал ей аванс и назначил встречу в уединенном месте у водопада Нервион, чтобы расправиться с женщиной. Был ли это Н9?

Голова шла кругом.

Андер закрыл отчет. Его взгляд устремился за черными тучами, которые плыли по сумеречному небосводу, будто стаи переполненных гневом стервятников, жаждущих опустошить свои утробы прямо на город.

Какую тайну скрывала Глория Редондо? Единственный способ выяснить это, который шел на ум, – отправиться в Ордунью и попытаться разгадать поставленную женщиной загадку.

Горритчо вскочил с места и навострил уши. Он начал лаять и встал в позу сторожевого, что было совершенно несвойственно обычно покладистому и игривому псу. Андер улыбнулся и ласково погладил его по носу.

– Спокойно, Горритчо. – Креспо встал и пошел в дом. – Это друг.

Они спустились по лестнице в прихожую. Андер надел теплый анорак, взял кобуру с табельным оружием и вышел на улицу, заперев собаку дома. На улице его уже ждал Гардеасабаль – в «Сеат Леоне» Эрцайнцы, с включенными фарами и работающими без остановки дворниками. Даже с закрытыми окнами было слышно, что в автомобиле громко орет музыка. Андер пробежал сквозь водяную завесу дождя и запрыгнул на пассажирское сиденье.

– Отличный денек мы выбрали для нашей экскурсии! – с сарказмом сказал Педро, заводя машину.

Андер уже начал сожалеть, что попросил коллегу составить ему компанию. Не потому, что Гардеасабаль был плохим полицейским – наоборот, он был одним из лучших, – а потому, что, сидя за рулем, тот чувствовал себя пилотом Формулы 1.

– Гарде, я просто хочу напомнить, что мертвыми мы не сможем раскрыть это дело.

Он пристегнул ремень безопасности и внимательно посмотрел вперед. Андер боялся, что в любой момент выскочит какой-нибудь бедолага и его товарищ размажет его по асфальту.

– Обижаешь, – возразил тот и на секунду отвел взгляд от шоссе, чтобы подмигнуть товарищу. – Я самый надежный водитель в мире.

– Да, конечно, а я – святая Тереза Калькуттская. – Андер вспотел, думая о том, как они будут подниматься по крутому серпантину на перевале Ордуньи. – Хватит болтать чепуху и следи за дорогой, если не хочешь, чтобы за руль сел я.

Во время поездки они обсудили Эухенио Ларрасабаля. По словам Гардеасабаля, муж Глории вполне мог быть «главным подозреваемым».

– У него на лбу горит большая буква «В» – от слова «виновен». Наверняка он поругался с женой, ситуация вышла из-под контроля, он ее убил, а потом устроил этот спектакль, чтобы свести нас с ума и заставить терять время, расследуя непонятно что.

– Давай без этих предубеждений, – сказал Андер. – Ты работаешь в разы лучше, когда отметаешь все эти бредни про симпатии и антипатии. Вести дело об убийстве непросто, не стоит опускать процесс до уровня разборок в школьном дворе. Твои выводы – полная бессмыслица. Это не преступление на почве страсти, убийца явно действовал расчетливо и с холодной головой. Мы тоже должны сохранять ясный ум. Не теряй рассудок только из-за того, что тебе кто-то не понравился, – добавил он, замечая недовольство коллеги.

Через полчаса дорожные знаки указали на близость Ордуньи. Убрав правую руку с руля, Гардеасабаль включил телефон.

– Клиника, наверное, где-то в горах. На дороге нет указателей, придется довериться навигатору.

Через километр они свернули на грунтовую, поросшую травой и едва различимую среди густорастущих буков и дубов дорогу. Они обогнули несколько камней, ям и луж и наконец выехали на широкую поляну, расположенную на самой вершине холма. В центре этой поляны величественно возвышалась тюремная психиатрическая клиника Андра Мари, представлявшая собой отреставрированную башню, окруженную двухметровой металлической оградой с копьевидными наконечниками.

Педро остановил машину у ворот, они вышли и направились к видеодомофону.

– Кто там? – прозвучал спокойный и дружелюбный голос.

– Инспектор Креспо и инспектор Гардеасабаль из Эрцайнцы, – ответил Андер. – Нам нужно поговорить с руководством учреждения.

В течение нескольких секунд они слышали только завывание ветра и скрип ветвей деревьев. Наконец последовал ответ:

– Проезжайте.

Раздался громкий сигнал, и две тяжелые черные створки ворот медленно открылись, словно пасть волка из сказки о Красной Шапочке. Андер бросил быстрый взгляд в темноту леса – он боялся увидеть пару приближающихся сверкающих глаз.

Отбросив детские страхи, он вместе с Гардеасабалем вошел в просторный сад, в одном из концов которого виднелся высокий искусственный водопад. Из него с шумом лилась вода, стекая в красивый усыпанный листвой пруд. Газон и живая изгородь вокруг были идеально ухожены и придавали уютный вид строгому, но красивому зданию.

Клиника представляла собой комплекс, состоящий из центральной башни и примыкающих к ней с обеих сторон симметричных строений – это были двухэтажные пристройки с парапетами. Основная же часть возвышалась на четыре этажа: первые три были украшены стрельчатыми окнами, защищенными небольшой кованой решеткой черного цвета, которая заграждала нижнюю половину. Верхний этаж служил широким карнизом, на котором держалась массивная выступающая крыша. Андер восхитился аккуратно отделанными толстыми каменными стенами, благодаря которым комплекс ощущался более чем надежным.

Дверь в здание распахнулась, и к ним навстречу поспешил невысокий лысый мужчина в белом халате, чья сияющая улыбка очень гармонировала с внешностью.

– Добро пожаловать, инспекторы. Меня зовут Хайме Эскурса, – сказал он, пожимая им руки. Его живые глаза смотрели на них из-под очков без оправы. – Я исполняющий обязанности директора психиатрической клиники Андра Мари. Чем могу быть полезен?

Мужчина проницательно посмотрел на них. Его улыбка была дежурной – об этом говорило отсутствие характерных морщинок в уголках глаз. Похоже, он несколько нервничал.

– Мы пришли поговорить о Глории Редондо, – сообщил Андер, заметив, как на мгновение выражение неуверенности смазало улыбку Эскурсы. – Она работает здесь, верно?

– Конечно, инспектор. Глория – директор клиники. Но она пропала. – Вдруг он хлопнул себя ладонью по лбу. – Ах, да! Вы расследуете ее исчезновение.

– Верно, – подтвердил Креспо. – Нам нужно подробно ознакомиться с ее работой, осмотреть кабинет, поговорить с персоналом… Стандартная процедура в таких случаях.

– Конечно. Проходите, я вам все покажу.

Андер и Гардеасабаль проследовали за мужчиной.

Внутри здание оказалось на удивление просторным. На первом этаже расположились скромная приемная, большая гостиная – место, где проводили свободное время пациенты, – и вместительная столовая, за которой, как догадался Креспо, находилась кухня. Слева – ведущая на второй этаж широкая мраморная лестница с элегантными перилами из матовой вишневой древесины. От интерьера веяло спокойствием: мебель, стены и форма медицинского персонала – все строго белое.

– Это этаж для досуга и отдыха, – сказал Хайме мелодичным голосом. – Наши более самостоятельные пациенты, одни или в компании медицинского персонала, проводят здесь вечера, развлекаясь настольными играми, книгами, журналами, телевизором – всем, что в их распоряжении.

Слова Эскурсы тут же подтвердились: Андер заметил, как за несколькими столами оживленно беседовали пациенты и санитары; другие, погруженные в свои мысли, безучастно смотрели в пустоту. Инспектор подумал, что неплохо было бы поговорить с кем-то из них.

– Гардеасабаль, почему бы тебе не подождать здесь, пока господин Эскурса показывает мне кабинет Глории?

– Да, конечно, шеф. Как раз немного разомну ноги, – сказал он, напрягаясь и делая вид, что упражняется.

– Кабинет сеньоры находится на последнем этаже, инспектор. Поднимемся на лифте. – Хайме показал дорогу.

Лишь через несколько секунд Андер разглядел, что в стене рядом с лестницей, между двумя массивными балками, был лифт. Когда они вошли, Эскурса вставил миниатюрный ключ в замок напротив третьего этажа.

– Этот лифт предназначен исключительно для персонала – пациенты должны пользоваться лестницей. За исключением чрезвычайных ситуаций или случаев ограниченной мобильности, разумеется, – пояснил он.

– Меня поразило, как много у вас санитаров. – На первом этаже им встретилось с полдюжины мускулистых мужчин. – Часто возникают проблемы?

– Господин Креспо, как вы, наверное, знаете, насилие – неотъемлемая черта характера человека. Большая часть наших пациентов находится здесь добровольно, и их всех объединяет одно: стремление к социальной изоляции. Жизнь в обществе – не для них, или, по крайней мере, им так кажется, так они чувствуют. Подобные люди не представляют опасности. Однако есть и такие, кто попал в клинику против воли – по разным причинам. За их поведением требуется пристальное наблюдение, чтобы избежать возможной угрозы для других пациентов.