Рассказы горе-ведьмы. Тайна заколдованной колоды

– Ну, тут ты ошиблась, подруга! – перебила Камилу я радостно. – Я вообще не из этих! Бывший муж меня, конечно, ведьмой называл, да и те, у кого я выигрывала дела в суде… Но посмотри на меня! Какая я ведьма?! Добрейшей души человек!

– Тут ты права. Ведьма ты никакая… но есть с чем работать. Научишься, – задумчиво протянула Камила.

– Да с чего ты взяла, что я вообще буду с чем-то работать?! Почему ты решила, что я соглашусь на ведьму учиться?! – возмутилась я.

– А у тебя выбора нет. Не согласишься – Павлуша тебя убьёт, – спокойно заявила Камила.

– А Павлуша у нас кто? – фальцетом просипела я.

– Бес. Истинного имени он не называет, понятно. Но Павлушей просит звать, – ответил голос.

– Ясно. Павлуша, значит, – пришла в себя я. – А почему я его не слышу? Тебя слышу, а его нет.

– Потому что это МОЙ бес, зачем тебе с ним разговаривать?

Что это было?! Ревность?! Она ревнует меня к бесу?! Чума… Я подняла руки в знак примирения.

– Если у вас с ним всё серьёзно, я не претендую вообще.

– Вот посмейся ещё! Учиться будешь или нет? – огрызнулась Камила.

– А у меня есть выбор?

– Есть. Можно выбрать, как умереть.

– Ну такое себе… Хорошо. А какова конечная цель моего обучения?

– Стать самой могущественной ведьмой, выиграть Битву лучших экстрасенсов и жить долго и счастливо.

– Правда?! – обрадовалась я.

– Нет конечно! – остудил мою радость голос. – Вызволить меня из этой чёртовой колоды!

– А Павлушу?

В ответ Камила тихо зарычала.

– Всё, всё! Риторический вопрос. Снимается с голосования. Ты вообще ешь что-нибудь? Какая-то ты злобная. Я такая обычно, когда голодная.

После минутного молчания голос капризно медленно протянул:

– Свечечки разные, только натуральные, не парафиновые, ну и благовония люблю сандала и мирры, а ещё лаванды и кровь дракона!

– Ну, с драконами в стране напряжёнка, свечки купим попозже, – расстроила Камилу я. – А вот благовония, и даже сандал, у меня есть. Ща всё будет.

Я достала коробку с колодой, поставила рядом тлеющую палочку благовоний, а сама села напротив с разогретым в микроволновке пловом.

Тщательно пережёвывая сухой плов, я поймала себя на мысли, что мало кто может похвастаться ужином в компании с бесом и ведьмой. А мне даже похвастаться некому, да никто и не поверит.

Глава 5

Утром следующего дня была долгожданная суббота.

Но это не остановило в шесть утра мою бестелесную ведьму от ядовитого шёпота в моё ухо:

– Вставай, красавица, солнце встало!

– Как встало, так и ляжет, – сонно прошептала я и перевернулась на другой бок.

– На рассвете и закате ты должна вязать куклу! – уже громко заявила Камила в другое ухо.

– Я должна что?! – воскликнула я, садясь на кровати.

Последний раз я вязала в седьмом классе. Мама научила крючком обвязывать носовые платки. И всё! Крючок где-то валяется. Может, и клубок ниток найдётся. Но на кой леший мне это вдруг понадобилось?!

– Лешего всуе не поминай, – ответила на мои мысли Камила, – он, конечно, существо не особо злобное, но не любит, когда его не по делу зовут.

– А я его и не звала. – Закрыв лицо руками, я пыталась осознать, где я, и вернуться из царства Морфея в реальность.

– Подожди! Ты читаешь мои мысли?! – неожиданно дошло до меня.

– Только когда ты слишком громко думаешь, – ухмыльнулся голос.

– Так. А что ты ещё умеешь? Огласите весь список, пожалуйста!

– Давай по делу. Ищи крючок, – хитро ушла от ответа Камила.

Я встала, потянулась и машинально начала рыться в ящиках в поисках крючка.

Но возмущаться не перестала:

– У меня всего два дня выходных! И если уж ты меня подняла ни свет ни заря В СУББОТУ, то будь добра объяснить, какого ле… в смысле, зачем мне надо вязать эту куклу? И почему ты мне вчера об этой кукле ничего не сказала? И если так надо, то почему не купить? И почему на рассвете и закате? И что потом мне с этим шедевром делать? И вообще, как мне её плести? Я кукол никогда не делала.

– Не сказала, потому что Павлуша мне самой только ночью об этом сказал, – раздражённо пояснила Камила.

– Вот лучше бы вы по ночам спали, ей-богу! – продолжила бухтеть я.

Поиски крючка увенчались успехом. Даже нашла клубок белых шерстяных ниток.

– И что теперь?

– Вяжи.

– Как?!

– Желательно молча, – опять огрызнулся голос. – Ну я откуда знаю, как?! Павлуша говорит, что ты сама решить должна, какая будет вязанка. Такую и сделаешь.

– Пусть твой Павлуша сразу скажет, что мне с ней потом делать! – предусмотрительно предложила я. – Если пихать куда, то я её маленькой сделаю. Если на ней надо будет ещё иероглифы крестиком вышивать, то сделаю побольше.

Камила на несколько минут вышла из эфира, видимо, советуясь со своим бесом.

А когда вернулась, отстранённо изрекла:

– За семь зорь и семь закатов ты должна сшить куклу-вязанку. Каждый раз на заре оставляешь на солнце на весь день. После заката вяжешь час и прячешь в тёмное место. Так кукла будет набирать энергию солнца, которую ты будешь на закате как бы привязывать к ней. После седьмого заката на утро пойдёшь на кладбище к своей матери и закопаешь эту куклу ей в могилу.

– Чего?! У меня там родовая усыпальница! Откуда мне знать, где конкретно мама лежит?! – возмутилась я.

– Она сама тебе покажет.

– Кто, кукла?!

– Мама, дура! – не выдержал голос.

– Сама дура! Я раньше таким не занималась, – обиделась я. – И зачем мне это народное творчество?

– За тобой Сила Рода твоего стоит. – После этих слов Камилы я невольно обернулась. И, конечно, ничего не увидела. А она ехидно продолжила: – Эту силу надо в себя впустить, а чтоб тебя не разорвало с непривычки, нужно, чтобы ведьма Рода помогла. Как бы провела и сказала, что ты своя. Для этого её надо задобрить. И чтобы она тебя сама не высосала, надо дать ей силу Солнца. А кукла твоя – как батарейка будет. Поняла?

– Нет, – но я всё же кивнула. – Моя мама не ведьма была. Обычная домохозяйка.

– Это Вера?! – рассмеялась Камила. – Хорошо. Пусть так. Ты же ведь с ней жила?

– Н-не-ет. Она с папой жила в частном доме. А меня родители отправили в семь лет к бабушке, папиной маме, в квартиру, мол, девочке приятнее и удобнее будет, когда все удобства не во дворе. И с уроками бабушка поможет.

– Ага. И до семи лет ты ничего странного за мамой не замечала? – уточнила Камила.

– Что значит странного? На метле она точно не летала. Хозяйство вела. Куры у неё были, кролики.

– А животное домашнее у неё было?

– Ну да… – смущённо согласилась я, но сразу быстро оправдалась: – А у кого их не было?! У нас жила мамина любимица – кошка чёрная, не из благородных, Мегера Багировна звали. К себе никого, кроме мамы, не подпускала. И только с мамой спала. Бывало, мама готовит, а та рядом сядет и давай урчать что-то, а мама ей отвечает, будто понимает кошачий язык. Так смешно было! Мама говорит: «Лариску опять муж избил. Как считаешь, надо этого мерзавца простить?» А кошка ей в голос: «Мур-р-р, м-р-р мяу!» Мама: «Да, ты права. Лариска простит! Ну что с неё взять? Любит же!» Мегера будто чихнула, а мама в ответ: «Не скажи! Любовь зла!» Я за этим спектаклем могла часами наблюдать. Но мама же это ради меня делала, чтобы весело ребёнку…

– С фамильяром она разговаривала. У каждой ведьмы такой есть, – перебила мои светлые воспоминания Камила.

– С фамиль… чем?! – удивилась я. – Это всего лишь кошка, которая ловила мышей, пила молоко и таскала колбасу со стола.

– Ла-а-адно, – сдалась вроде Камила, но затем продолжила: – А посторонние люди у вас в доме были?

– Конечно! У мамы было много подруг.

– И эти подруги приезжали на праздники?

– Нет. Они могли и ночью прийти, – уже не так уверенно ответила я.

– И что же они делали ночью?

– Не знаю. Я не видела. Обычно спала уже. Правда, однажды, помню, пришла в ночи женщина с грудным младенцем. Тот орал так, что я проснулась и вышла в гостиную. Ребёнок закатывался в плаче, уже синий был. Мама его распеленала и ощупывала, а когда увидела меня, выгнала из гостиной. Ну и всё. Через несколько минут он затих.

– Умер? – скорбно заключила Камила.

– Вот всё ты, Камелия Смит, в дурном свете видишь! – возмутилась я. – С чего бы ему помирать? Нет. Просто, видимо, мамаша его тупая что-то не так делала с младенцем. А моя, опытная, ей помогла.

– Естественно! Опытная ведьма всегда поможет в таких делах, – победно заключила Камила.

– То есть переубедить тебя в обратном невозможно? И что у меня обычная семья, ты не веришь? – уже закипала я.

– Не надо меня переубеждать! У тебя обычная семья с сильнейшими ведьмами в роду. Почему ты не хочешь это принять? – переняла мою возмущённую интонацию Камила.

– Да потому что не бывает такого! Нельзя годы прожить с родными и не увидеть что-то, чем они, по-твоему, занимались!

– Вот с ними как раз можно! Оморок называется. Ведьма может так оморочить, что она перед твоим носом с демоном будет сидеть чай пить, а тебе покажется, что это приятная старушенция в гости пришла.

Во время всей этой перепалки я не прекращала ожесточённо навязывать петли. Руки помнили! И за час я успела связать основу-кокон для тельца куклы.

Когда я попыталась запихнуть туда кусок ваты, то сразу огребла от Камилы:

– Ты что делаешь?! Вязанка должна состоять только из ниток!

Пришлось скрутить пряжу и запихнуть внутрь кокона. Но я осознала, что с таким успехом одного клубка мне не хватит, и надо купить ещё. Когда с этим делом было покончено, я почувствовала дикий голод. В холодильнике же было предательски пусто.

– Камилочка, а твой Павлуша может нам набесить немного еды?

– Может, но тебе боком выйдет, – опять ехидно ответил голос.

– Вся еда мне в бока выходит. Так что не привыкать, – посмеялась я и через минуту услышала звонок в дверь.

Это была доставка еды! Я послушно приняла то, что не заказывала. И с любопытством стала разбирать пакет, рассматривая, что мне бес послал.

А послал он пару свежайших круассанов, кусок сыра, пакет молока, десяток яиц, пучок зелени и увесистый ломоть ароматной буженины. Красота! Недолго думая, я заварила кофе, взбила молоко в капучинаторе, сделала яичницу из двух яиц, обильно посыпав её зеленью, и создала шедевральный бутерброд из круассана, сыра, буженины и дижонской горчицы.

Моя трапеза уже подходила к концу, когда в дверь снова позвонили.

– А я предупреждала, – прошипела в ухо Камила, когда я пошла открывать.

На пороге стоял грузный низенький мужчина лет шестидесяти в тёмно-зелёной пижаме. Может, он был и моложе, так как лишний вес прибавляет возраст. Лицо его было багровое от ярости. Я вопросительно уставилась на него, дожевывая бутерброд.

– Вкусно? – вместо приветствия спросил он. – Очень вкусно жрать чужую еду?!

– В каком это смысле? Мужчина, что вы себе позволяете? – удивилась я.

– Нет, это вы себе что позволяете, соседушка?! – перебил меня мужчина и продолжил: – Я живу на четыре этажа выше вас. И по какой-то нелепой случайности мой заказ вместо квартиры девяносто семь доставили в квартиру семьдесят девять. То есть к вам! А вы, вместо того чтобы не принимать не свой заказ, его приняли, да ещё и, как я понимаю, уже сожрали!

– Зачем так волноваться, мужчина? – попыталась успокоить его я. – Если честно, я была уверена, что этот заказ – подарок моего друга. Поэтому спокойно его приняла и съела. А если нет, то в данной неловкой ситуации могу предложить полностью его оплатить.

– Я хотел еду, а не деньги! Что мне прикажете?! Купюры жевать?

– Могу предложить один круассан, восемь яиц и буженину.

– И сыр, и молоко, и зелень, – недовольно отозвался сосед.

– Молоко я уже открыла… – ошарашенно пролепетала я.

– Из пакета не пили?

– Не-ет…

– Давайте сюда всё, что осталось, – совершенно неожиданно заявил незнакомец.

Я обескураженно собрала всё недоеденное в пакет, а когда вернулась к нему, попыталась дать денег, но он гордо отказался, забрал пакет и удалился к лифту.

Когда я закрыла за ним дверь, пытаясь осмыслить, что произошло, Камила прыснула мне в ухо и разразилась диким хохотом. Смех у неё был мягкий, бархатистый и ужасно заразительный, поэтому я тоже рассмеялась. Так мы хохотали минут пять, пока меня не отвлёк странный шум ломающихся веток за окном и противный глухой удар. Я вышла на балкон и посмотрела вниз. Левее от меня, внизу, на пожелтевшей траве лежало распростёртое тело лицом в землю. Но я узнала тёмно-зелёную пижаму моего соседа.

– Упс, – шепнули мне в ухо.

Глава 6

– Вы знакомы с Семёном Семёновичем Гротенбергом? – устало спросил меня оперативник – высокий, спортивного телосложения мужчина лет тридцати.

– Это кто? – не поняла я.

– Это тот, кто летел без парашюта. – Увидев моё недоумение, оперативник пояснил: – Умершего знали?

– Гротенберг? А-а-а-а, так вот в чём дело?! – кивая своим мыслям, протянула я.

– А в чём, собственно, дело? – уточнил мужчина.

– Не знала, как его зовут… звали… Но он заходил ко мне, перед тем как… Просто доставка перепутала квартиры, и мне принесли его еду. А он пришёл со мной выяснять отношения и забрал свой заказ, – честно рассказала я.

– И за это вы его убили? – лаконично закончил за меня опер.

– Мы?! За кусок буженины?! – возмутилась я.

– Кто это «мы»? Вы были не одна? С подельником? – сразу ухватился за мою оговорку он.

– Просто меня на «вы» никто не называет, – соврала я. – Слишком молода, знаете ли. А пустыми обвинениями не запугаете. Я юрист и уголовное право изучала, а самое главное – уголовно-процессуальное тоже!

– Понятно. Так вы видели кого-нибудь? Знаете, кто с ним конфликтовал?

– Товарищ! Я же сказала, что увидела его сегодня первый раз в своей жизни. И последний, – стараясь взять себя в руки, выдавила я.

– Хорошо. А можете быть понятой? Нам нужно осмотреть его квартиру.

– Слушайте, вы меня то в убийстве обвиняете, то в свидетели приглашаете. Определитесь уже!

– С учётом, что вы процедуру знаете, проще и быстрее будет. Я только из-за этого. Заодно покажете, какие предметы вы трогали. Чтобы исключить возможность следственной ошибки.

Естественно, я согласилась. Пока ждали, когда вскроют замок, подъехал следователь из следственного комитета. Видимо, труп он уже осмотрел и поднялся изучить квартиру. Это был коренастый шатен, чуть выше меня, лет сорока пяти, с неизменным выражением страдания на лице. Их там что, обучают всех так лица кривить? Сначала вошли в помещение сотрудники полиции, потом следователь. Мы с ещё одной соседкой остались стоять на лестничной площадке. Минуты через три уже знакомый мне оперативник позвал нас в квартиру.

Это была двухкомнатная квартира, как у меня, но с зеркально расположенными комнатами. И дизайн был также диаметрально противоположный. Если моя квартира оформлена в стиле скандинавского минимализма, то здесь в лицо пахнуло эпохой перестройки. Громоздкая румынская стенка занимала половину большой комнаты. На полу тёмно-бордовый бабушкин ковёр, а ещё массивный гарнитур мягкой мебели из дивана и двух потёртых кресел. Всё это создавало иллюзию меньшей площади комнаты, чем у меня. В квартире не было грязно, но пыль лежала повсюду. А тёмно-зелёные плюшевые шторы дополняли общее ощущение безысходности. Странно, почему он не вышел из этой квартиры вперёд головой раньше.

Пока я так размышляла, не заметила, как ко мне подошёл следователь и представился:

– Капитан юстиции старший следователь СК Потапов.

– Дайте угадаю – Михаил? – ответила я и сразу пожалела.

– Дмитрий Игнатьевич, – хмуро ответил следователь. – Вы последней видели живым умершего?

– Понятия не имею. Я его видела около восьми утра. Вскоре после того, как он забрал у меня свои продукты. Минут через пять я услышала, как он падал.

– Услышали? Он кричал?

– Нет. Просто ветки деревьев затрещали и удар под окнами.

– Можете пройти со мной на кухню и показать, какие продукты он у вас забрал?

Я повиновалась. Кухня тоже была из прошлого века, тёмно-коричневая, с грязно-бежевой столешницей. На столе лежал пакет с моей, точнее его, едой. Он успел вытащить молоко и яйца.

– И как давно следственный комитет выезжает на суицид? – решила поддержать разговор я, но следователь молча указал мне на пакет.

– Вот, да. Эта сумка. Её мне ошибочно привёз курьер. Я часть съела, а остальное сама сложила обратно в пакет и отдала потерпевшему, в смысле скончавшемуся, – мне было стыдно снова признаваться в содеянном, и я попыталась перевести разговор в интересное мне русло: – Не кажется ли вам, товарищ капитан, странным, что не совсем уравновешенный, но обычный человек, не выложив все продукты на стол, вдруг решает выпрыгнуть из окна? Наверняка же не потому, что я у него два яйца съела?

– Я так понимаю, что теперь, начитавшись романов Донцовой, каждая кухарка в детективы лезет? – съязвил следователь.

Голос у него был на удивление приятный, хоть и с небольшой хрипотцой.

– Зачем же Донцовой? Мне Ребекка Маккай нравится. Не читали? – парировала я.

– Ага. Пылеглотка, значит, – ухмыльнулся Потапов.

– Не пылеглотка, а полиглот, существительное, не имеющее женского рода. И в данном аспекте не подходит, так как полиглот – это человек, знающий несколько языков, а не много читающий. А я скорее книголюб. Слово также не имеет женского рода!

Во время чтения нотаций товарищу капитану я украдкой рассматривала пакет молока, который почему-то привлёк моё внимание. И нашла причину подсознательного шока: на пакете отпечаталась чья-то рука! Будто кто-то держал пакет, потом полыхнуло пламя, и часть пакета покрыла копоть, которая не попала на то место, где была рука.

– Умная? – психанул следователь.

– Есть такое, – улыбнулась я.

– А если умная, то сейчас поедешь со мной в СК.

– На каком основании?

– На том основании, что последняя общалась с умершим.

– Во-первых, это не доказано, а значит, является домыслом; во-вторых, я не отказываюсь давать показания на месте; в-третьих, у меня есть паспорт, а значит, вам известна моя личность и не нужно её устанавливать; в-четвёртых, вам известно моё место проживания; в-пятых, кроме моих слов, у вас нет доказательства того, что мы вообще были знакомы, а значит, не может быть и доказано личной неприязни; нет мотива, нет умысла, и я могу продолжать, чего ещё нет. Поэтому предлагаю вам дать мне расписаться в протоколе осмотра и отпустить с миром. В следственный комитет я прибуду уже по повестке, с моим адвокатом, если у вас, конечно, не пропадёт желание видеть меня в качестве подозреваемой в доведении до самоубийства умершего из-за двух яиц, – на одном дыхании пропела я в лицо следователю.

Он во время моей тирады недовольно хлопал глазами.

Потом, не отрывая от меня глаз, проорал:

– Фадеев!

Я от неожиданности вздрогнула. Фадеев материализовался со скоростью ветра. Им оказался уже знакомый мне оперативник.

– Фадеев, пусть гражданочка распишется, спишите с неё паспортные данные и отпускайте… пока.

Гражданочка?! Серьёзно?! Вот хам!

Я не успела возмутиться, так как опер нежно взял меня под ручку и потащил в большую комнату.

Когда я наконец оказалась у себя в квартире, Камила сразу пристала ко мне с расспросами. Она не могла далеко отходить от своей колоды, поэтому вынуждена была в нетерпении ожидать меня дома.

Я без утайки поведала обо всём, что со мной произошло, не забыла упомянуть и про отпечаток руки на пакете молока.

– Камелия, поговори со своим Павлушей, может, у него есть идеи о том, что здесь произошло? Не по себе мне что-то, чую, чертовщиной пахнет.

Глава 7

На работе у меня шла полным ходом подготовка к передаче материалов на возбуждение уголовного дела по факту хищения работником денежных средств в особо крупных размерах, а дома я семь закатов и рассветов вязала вязанку. И если честно, уже думать забыла о неприятном инциденте с соседом. Павлуша молчал как партизан. Кукла же получилась не красавица, немного кривоватая, но зато любимая, поскольку своими руками сделанная и столько моего драгоценного сна отобравшая! На утро восьмого дня, как и велела Камила, я собиралась везти её закапывать на кладбище. Была осенняя суббота, моросил слабый дождь. Я позволила себе наконец выспаться! Поднявшись, разбудила свой организм крепким капучино с умопомрачительным бутербродом из индейки, омлета и зелени. Теперь я была полна сил и энергии… ехать на кладбище. Натянула голубые джинсы, тёмно-синий джемпер оверсайз и раздумывала, какие надеть кроссовки – белоснежные или синие с ядовито оранжевой вставкой. В дверь позвонили. Я никого не ждала. И была крайне удивлена, когда на пороге обнаружила… Потапова!

– Михаил?! – воскликнула я от неожиданности.

– Дмитрий Игнатьевич, – поправил меня следователь, смутившись.

– Да, конечно, как скажете. Здравствуйте. Кто-то опять вышел из окна? – поинтересовалась я, всё так же стоя в дверях.

– Может, пригласите меня войти? – предложил Потапов.

– Зачем? – ничуть не желая уступать мужчине, спросила я.

– У меня есть к вам несколько вопросов. И не хотелось бы обсуждать их на лестнице.

Я вздохнула, отступая в сторону, тем самым давая проход назойливому гостю. Он вошёл и удивил меня ещё больше – разулся!

– Где мы можем поговорить? – оглядываясь по сторонам, поинтересовался он, снимая куртку и вешая её в прихожей.

Видимо, Потапов основательно решил у меня задержаться.

– Чай или кофе? – вместо ответа на его вопрос уныло спросила я.

– А лимон есть? – не растерялся капитан, следуя за мной на кухню.

– Если есть, то?..

– Чай с лимоном! На улице мерзкая погода, а я всё утро на выездах. В целях профилактики.

И о чудо! Он улыбнулся. Улыбка была абсолютно обезоруживающая. Широкая, красивая и при этом глаза как у нашкодившего котёнка. Передо мной был ну совсем не тот Потапов, которого я видела неделю назад. Я даже растерялась из-за такого преображения. Но быстро взяла себя в руки, велев не раскисать и напомнив себе, что сама в бытность дознавателем в прокуратуре позволяла себе разные приёмчики при ведении допроса. Я включила электрический чайник, бросила в большую белую чашку пакетик чёрного чая с бергамотом и отрезала пару долек лимона. Следователь внимательно молча следил за моими действиями. Интересно, он думает, что я могу его отравить, что ли? Когда чайник вскипел, я налила кипяток в чашку, поставила её перед ним и пододвинула приглашающим движением корзиночку с печеньем и шоколадными вафлями.

Следователь сел за стол, я же осталась стоять, облокотившись на спинку стула, стоящего напротив него.

– Так вы пришли ко мне чайку попить или нужно чего? – прервала я затянувшееся молчание.

– Ульяна Валентиновна, вы простите меня, если в прошлый раз я повёл себя несколько резко, но…

– То «гражданочка», то по имени-отчеству… Давайте просто Ульяна.

– Хорошо, спасибо, Ульяна. Мне нужно уточнить некоторые детали. Скажите, пожалуйста, когда вы складывали продукты, не обратили внимание, была ли какая-то сажа на пакете молока или он был в чём-то испачкан?

«Аллилуйя! Он заметил!» – подумала я, а вслух произнесла:

– Если бы пакет молока был грязный, я бы, конечно, обратила на это внимание. Но он был чистый. Сажу или копоть я увидела, уже когда была понятой в его квартире. И руки у него были чистые, когда он у меня свой пакет забирал. По крайней мере, насколько можно судить визуально. А после смерти они были в саже?

– Вроде того… Тогда другой вопрос. Не показался ли вам Гротенберг расстроенным в момент вашей с ним беседы?

– Расстроенным?! Да он был в бешенстве! Я как-никак забрала его еду. Но денег с меня не взял. Потребовал вернуть только то, что осталось. Но был ли он настолько расстроенным, чтобы выйти из окна… не думаю.

– Видели ли вы его раньше? Не знаю, вместе входили, может, в подъезд или когда гуляли с собачкой?

– Товарищ Потапов, соберите в кучу свою дедукцию! Вы видите здесь хоть намёк на животных? У меня нет собаки, нет кошки, нет даже хомячка. Я прихожу поздно, ухожу рано. Редко кого встречаю у лифта и тем более в лифте.

– А вы одна живёте?

– Одна. Иногда сын приезжает. Но он вообще на людей не обращает внимания. Всё время в гаджетах.

– Понимаю, – протянул следователь, мелкими глотками блаженно попивая чай с вафлями.

– Можно поинтересоваться? – попробовала разговорить оппонента я. – Почему вы продолжаете вести это дело? Тут же явный суицид. Закрыли бы за отсутствием состава преступления, и дело с концом.

– Слышу грамотную речь, – улыбнулся Потапов. – Всё было бы именно так, если бы он не был третьим по Москве суицидником с копотью на руках.

– Третьим?!! – округлила глаза я.

– Угу. – Прожевав очередную вафлю, капитан продолжил: – И он не последний. Скажите, пожалуйста, вам о чём-нибудь говорят такие фамилии: Дудник Егор, Поклонова Маргарита, Борычева Ольга?