Творящая сны

– А я говорю: арестуйте их. Убийцы! – трясла калитку, навалившись всем телом на свежевыкрашенный забор, Клавдия.

– Сама ты дура! Муж твой от водки окочурился, а ты поклеп наводишь. Пошла вон, чтоб духу твоего не было! Тебя саму арестовать надо за порчу имущества!

– Это все ты, все ты и твоя ведьма белобрысая. Мужа мне отравили водкой своей поганой. Я ее сама достану поскудину, не скроется. Поверила вам, крестик отдала. Убийцы!

Продавщица уже реально выла, размазывая по щекам слезы. Лиза как раз подошла поближе, выхватывая из скандала какие-то фразы, но категорически не понимая из-за раскалывающейся от боли головы, что происходит.

– Вам крестик вернуть надо? Я сейчас принесу, не кричите только. И так голова болит, сил нет.

Зачем она полезла к этой истеричке? Думала успокоить или просто в калитку по-другому не пройти было? Развернувшаяся бабища с размаха попыталась ухватить Лизу за футболку, ударить, втоптать в землю мерзкую ведьму, но промахнулась. Истошно заорали сороки на сливе. Резким порывом ветра пыль и мелкий сор шибанули в лицо, засыпали глаза. Где-то вдалеке заворчал далекий гром, обещая грозу. Клавдия задохнулась очередным ругательством, с ненавистью глядя в глаза Лизаветы, а подошедшие мужчины настойчиво отодвигали бой-бабу от калитки, распахнутой дедом Василием для своих.

– Пройдемте к дому. Там разбираться будем. Обвинение-то нешуточное. Человек пострадал. И вы, гражданка, успокойтесь и проходите. Криком делу не поможешь, поспокойнее надо.

Участковый прихватил Клавдию под руку и повел к беседке. На него Барбос даже не гавкнул.

Первые капли дождя ударили по металлической крыше беседки как гонг по окончании боксерского поединка. В красном углу ринга в торце длинного стола сидел дед с воинственно выставленной вперед бородой. Рядом притулилась Лизавета, одной рукой прижимая тикающий глаз и не перестающий болеть висок, а другой успевая одергивать рвущегося в бой Акимыча. Напротив, навалившись грудью на стол, нависала Клавдия. Длины стола едва хватало, чтобы противники не перешли в рукопашную. Между ними разложил свои бумаги участковый. Ссоре он не мешал. Задавал уточняющие вопросы и записывал. Поглядывал то на часы, то на Лизу со значением. Эти полные намеков взгляды проняли непонятливую обвиняемую не сразу, но ее соображалки хватило написать короткое послание штатному юристу, чтоб приехал, помог разобраться в ситуации. Полиционер, чьего имени к стыду своему Лизавета так и не запомнила, удовлетворенно кивнул, продолжая писать на планшете.

– Еще раз повторим. Значит, вышеупомянутый гражданин выдал вам две запечатанных бутылки водки, чтобы вы передали своему мужу. Передача происходила добровольно? Свидетели были?

– Да какие свидетели? Обманул меня этот шарлатан. Средство де верное. От пьянки лечение. А на самом деле яду он туда подсыпал или эта коза. Чего глазки прячешь? Пойдете по этапу как миленькие. Еще неясно, чем они тут вообще занимаются!

Полезшего с кулаками и матом на стол деда Василия Лизе пришлось ловить за ремень. Абхазы в эту свару благоразумно не лезли, наблюдая из-за забора. Участковый мотнул головой, так уставшая колхозная лошадь отгоняет невидимую муху, и продолжил спокойным тоном.

– Так и запишем. Свидетелей передачи не было. Водку муж ваш сразу употребил? Бутылки остались?

– Да я и не видела толком. Спрятала их подальше в шкафу с посудой вечером, чтоб казалось, что давно стоят, и спать легла. Коля мой с вечеру до свекрови отправился, кажись. Я его и не дождалась. Утром только магазин открывать, а он на ступеньках лежит. Холоооодный! Как есть покойник, синий весь, как с ледника. Коленька мой, родный!

Клавдия, пересказывая случившийся страх, продолжала подвывать, утирала распухший нос подолом футболки, и только близость ненавистных ей отравителей не давала скатиться в полную истерику. Дед с той стороны стола корчил зверские рожи и сжимал кулаки, а Лиза, отвернувшись ото всех, неподвижным взглядом продолжала следить за надвигающейся чернотой в небесах. Небо стремительно затягивало грозовыми облаками, глухо рокотало за дальним лесом.

– Значит, факта употребления тоже доказать не можем. Ага. Разберемся. Вы, Клавдия Степановна, мужа заранее не хороните. В больнице он, в коме. Я в больницу звонил, узнавал. Вы чего ж со Скорой не поехали, а сразу сюда побежали? Странная, значит, ситуация получается. Соседи и Скорую вызвали и полицию, а вы тут самосуд вершить взялись, еле успел.

– Так сбегут же, ироды! Как это в коме? Он мертвый совсем был, говорю, холодный весь. Я его уж трясла и звала по-всякому. Чего ж мне раньше-то не сказали? Так я чего здесь сижу, лясы точу, а Коля мой там один. Мне надо в город скорей. Я тогда побегу, а вы с ними сами разберитесь. Чего молчали-то? Я бы сразу тогда поехала.

– Кто бы слушал… Вот тут распишитесь и поспешите. Сейчас ливанет, мало не покажется. Вечером зайду к вам, посмотрим ваши вещественные доказательства.

Развернувшаяся на месте Клавдия снесла стул, подмахнула не глядя листы, что пытался рабросать поднявшийся ветер, и, вильнув кормой, ломанулась к калитке, чуть не выбив ее во второй раз. Дождь постепенно начал усиливаться, косые его струи оставляли сначала мокрые пятна на столе и лавке, но было понятно, что промедли еще немного – вымокнешь до нитки, не смотри, что под крышей.

Спешно собрав все в планшет, участковый подхватил фуражку и предложил пройти в дом. Начинался серьезный разговор.

– Я вас, Василий Акимович, очень уважаю, но спускать на тормозах это дело не буду. Если факт отравления вашей настойкой подтвердится, то ответственности не избежать. Это Клавдия Степановна на эмоциях сегодня кричала, толком не разобравшись, а дело-то куда как плохо пахнет. Сами все расскажете или Вениамина Брониславовича подождем? И простите, что за крестик упоминался в разговоре? Отец Сергий тоже в этом подпольном знахарстве завязан с вами?

На кухне, где расположилась допрашиваемые, повисла пауза, как в гоголевском «Ревизоре». Лиза первая замычала отрицательно, мотая больной головой. Она наконец-то добралась до аптечки и пыталась проглотить ударную дозу таблеток, запивая холодным чаем. Вслед за ней ошарашенно выставил ладони Акимыч.

– Нет, нет. Батюшка тут совсем не причем. Он даже не знает, что мы тут того этого самого. Ты уж, служивый, божьего человека не тронь. Моя это вина. Получается, что один я старый дурень во всем виноват. Лизка-то про бабкино наследство и не знала, куда ей. У меня и видок имеется да не один. Ежели чего, по всей строгости, значит, отвечу. Эх, наворотили делов. До самой смерти не отмолиться.

Василь Акимыч скукожился на табурете, разом потеряв свой боевой дух. Вылезли и старость его и впалые щеки с поникшей бородой. Узловатые пальцы с желтыми прокуренными ногтями и пигментными пятнами сжали край столешницы.

– Какой он маленький, дед мой, – невпопад подумала Лиза, вставая за плечом поникшего Акимыча и опуская обе ладони на худые плечи.

– Простите, но это ничего не доказано. Какие-то ложные обвинения и бабьи слухи. Водку мы вам, конечно, выдадим на экспертизу из тех запасов, что остались в подполе, но все остальное… Сами рассудите, зачем деду этого алкоголика травить? Крестик мне продавщица сама отдала через сына. Как лежал в конверте, так и лежит нетронутый. Никаких ритуалов и прочей мистики с ним не проводили. Я сама в эту чепуху не верю, но бабушка женщинам местным помогала, вот и меня попросили посмотреть. Давайте не будем нагнетать.

Былое оцепенение проходило, оставляя за собой и головную боль и растерянность. Отдавать деда на растерзание полиции и местным Лизавета не согласилась, даже если придется самой за все отвечать. Коли так повернется, то и адвоката наймет и Веню за хвост подтянет. Грудью встанет, шум на весь интернет поднимет, что ветерана засудить пытаются, а Акимыча в обиду не даст. Это ее дед и точка.

– Да, знал я вашу бабушку. И про средство это слышал от кумушек наших. Раньше ничего такого не было. Отлежится болезный, водичкой отопьется и полгода как человек ходит. Бутылки я изымаю у вас. Экспертиза лишней не будет. А там, что доктора скажут. Если Николай отравился вашей водкой подменной, то не обессудьте. Под ковер такое не замнешь. Прочитайте пока и распишитесь вот тут. Пока официального заявления нет, будем считать, что профилактическую работу я с вами провел. Во избежание. Показывайте вашу алхимическую лабораторию, да и Василь Акимычу, наверное, лечь стоит и лекарства свои выпить. В его возрасте такие дела воротить – никакого здоровья не хватит.

Грохотало прямо над домом. Летний ливень заливал окна сплошным потоком дождевой воды. Голову понемногу отпускало, и вся эта дикая ситуация не укладывалась у Лизаветы ни в какие смысловые рамки. Она обняла деда, проводив его до кровати. Накапала капель, заставив выпить и лечь и вернулась на кухню к участковому.

– Вы сейчас в подпол полезете? Там сундук с этими бутылками стоит. Мы его вскрыли на днях, а больше и не лазили. Надо, наверное, мужчин позвать, чтоб помогли?

– Да, задача. Посмотреть обязан. Если сундук, то можно и просто опечатать, чтоб больше повторения не случилось. Это в ваших же интересах – скорее экспертизу провести.

Лизавета показала, как откинуть половицы, и стояла светила фонариком, пока полиционер возился с тяжелой крышкой бабушкиного сундука. Выбрав две бутылки из оставшихся, сфотографировал и закрыл сундук, приклеив бумажку с подписью. Хорошо, что на кухне клей нашли из старых запасов.

– Я даже боюсь представить, сколько инструкций нарушил, вашу самодеятельность прикрывая. Елизавета Петровна, если бы не ваши знакомства в наших ведомствах, то дело могло бы принять весьма неприятный оборот. Считайте, что отделались легким испугом. Попросите Вениамина Брониславовича заехать в опорный пункт. Я человек понимающий, но каждому пониманию есть свой предел. Гости еще эти ваши подозрительные. Ничего не хотите рассказать, так сказать без протокола, в частном порядке?

Участковый стоял на крыльце, ожидая просвета в ливне. Оставаться и дальше в доме он отказался, сославшись на занятость. Лиза провожала его у открытой двери. Захлопнуть дверь под носом у порядочного этого дядьки не позволяли совесть и общая непонятность ситуации.

– Это не гости, это покупатели приехали за козлятами. Милка разродилась, а козлята маленькие еще. Ждем, когда им прививки сделают. Заберут малышей и уедут. Вот и застряли немножко. Мы сами не ожидали.

– Ага, покупатели, значит. В других местах козы не рожают. Понятно. Значит, не будет разговора. Ну всего хорошего. Просьбу мою передайте, не забудьте.

Закрыв дверь за спешащим по лужам участковым, Лиза прислонилась спиной к косяку. Все, что могло плохого сегодня случиться, уже, похоже, случилось. Осталось только дождаться Вени и переложить на его крепкие плечи весь этот клубок проблем из паленой водки и подозрительных козоводов.

Дед Василь уснул по шум стихающего дождя и уговорами Лизаветы, что все поправится. Сидела на кровати рядом, держала за руку этого чудаковатого, но такого родного ей деда и обещала, что приедет Вениамин и всем покажет, что они разберуться с участковым и неблагодарной Клавкой, муж ее непутевый на поправку пойдет, никуда не денется, а дед все равно был прав, что попытался этого забулдыгу от пьянства отвадить.

– Мне ж помогло. Я ж совсем пропащий был, а этот лось здоровый копыта отбросить собрался. Как так то? Я ж добра хотел. Афанасьевна тоже всегда пользовала, да и чему там портиться – это водка, она не киснет, чай не щи недельные.

– Спи, пока время есть. Ребята приедут – будем голову ломать, а сейчас просто поспи. Я тут рядом посижу. Без тебя не начнем даже разговаривать.

Вениамин приехал через полтора часа. Коротко поздоровался с Вазгеном, что-то у него спросил и поспешил к калитку выяснять у первых лиц, что именно стряслось с его беспокойными подопечными.

Пока на два голоса рассказывали историю лечебной настойки, что прятала Маланья в погребе и в красках расписывали сегодняшний визит полиции успел выпить чашку кофе. Посмотрел на часы, чмокнул Лизавету в нос и попросил больше никого не травить и не убивать пока не вернется. Участковые – народ обидчивый, надо успеть появиться пока у человека рабочий день не кончился. Сейчас переговорит с властными структурами и уже тогда вырабатывать линию защиты будут отдельно для деда и отдельно для Лизы. Главное никому не открывать и больше никому ничего не говорить до его приезда.

Про обновленную могилку бабушки Лиза просто забыла упомянуть. Не велика новость. Приедут вечером братья – белорусы, тогда и расскажем. Оставалось только ждать,да и козу стоило покормить и подоить. Утром Игвар травы хорошо накосил для козьего семейства, но мелкие еще и овсяночки с молоком ждут, да и Милка ждать не будет, пока двуногие свои проблемы порешают. Режим – прежде всего.

Большой военный совет собирался стихийно. Сначала приехал встревоженный батюшка с Матвеем Ивановичем. Спросили, где старший. На вышедшего деда Василия в майке алкоголичке и полосатых труселях до колена только рукой махнули.

– Бронеславович не доехал чтоль? Южане говорят, что у вас тут чуть до ареста не дошло, да и безопасника вашего видели в деревне.

– В полиции он. Поехал разбираться что да как. Обещал вернуться и рассказать как дальше действовать. Подождете? Может голодные, давайте за стол, у нас еще еда ресторанная осталась, не пропадать же.

Лиза не хотела тревожить деда еще и рассказом про кладбище и только глазами спросила у Иваныча, что там было. Суровый дядька нахмурился еще больше и подмахнул рукой, что расскажет позже, не за столом.

Батюшка от еды отказываться тоже не стал. Воды и соли привез Лизавете свои. Сказал, что источник тут местный хороший. Чистая благодать. Пятилитровую канистру прибрала в спальню, подальше от любопытных глаз.

Пока расставляли тарелки, подъехала черная машина Вениамина. Хлопнула дверь калитки и опять послышался звук мотора. Лиза выскочила на крыльцо, успев заметить только габаритные огни в начинающихся сумерках. Опираясь о калитку стоял ее суженный-ряженный. При попытке отчалиться от этой деревянной пристани его пошатывало, как корабль в шторм и возвращало обратно к заборному столбу. Вениамин был изумительно пьян.

Глава 16

– Кажись перебрал чутка наш вояка, эвона как его ветром шатает, гляди, шандарахнется оземь голубь сизый. Иди, Лизаветка, чайник ставь да мужиков позови, что ль. Одному мне этого богатыря не одолеть. Пойду, подержу болезного. Ох, грехи мои тяжкие, – пошаркал тапками по ступенькам крыльца вездесущий дед.

Тропинка, еще утром утоптанная до крепости камня, после короткого летнего ливня скользила под ногами, блестела лужами, и во что превратятся новенькие подаренные деду домашние тапочки, страшно было подумать. Лизавете проще было ужасаться этой бытовой мелочи, чем крушением репутации их железного Вениамина, что сейчас стоял и глупо улыбался Акимычу.

Старый партизан дошлепал до подпирающего заборный столб командира, повел носом, улавливая знакомый запашок бабкиного зелья, и вздохнул сочувственно:

– Эх, сынок, кто ж тебя пить так учил? Все на печень надеетесь, а закусью доброй градус боитесь спортить. На голодный желудок поди наглотался, вот и развезло. Теперь долгохонько тебе беленькой не видать, кабы совсем не отвратило. Все выпил аль с участковым поделился?

– Так точно, – четко, по-военному отрапортовал Вениамин, попытался резко кивнуть, но вестибулярный аппарат его и так перегруженный сверх меры этот маневр не оценил. Товарища юриста сначала качнуло вперед, наклонило, а потом отбросило к спасительному забору. Дед поднырнул под его здоровую руку, но куда ему этого бугая удержать.

Лизавета в сердцах хлопнула дверью – надо было спасать теперь обоих. Скульптурная композиция сплетенная, как два сиамских близнеца медленно сползала к подножью многострадального столба. Вразумление сковородкой можно оставить на потом, не на улице же этого защитника угнетенных дубасить. Пусть в дом занесут.

Мужики к новости отнеслись философски. Потопали к прихожей, приговаривая, что всяко случается, нечего и переживать. На кухне остались только батюшка и Лиза. Поглядывая на притихшего священнослужителя, она поставила чайник, собрала грязные тарелки в мойку и включила воду. Так напряженной спиной и встретила занос тела в дом.

Вениамин старался сохранять вертикальное положение, но стоило ребятам усадить его за стол, как локоть предательски соскользнул, и бравый вояка стукнулся лбом о столешницу. Иваныч бережно приподнял горемыку и встал за его спиной, придерживая. Такого только спать укладывать, а не допрос вести. Военный совет с таким командиром – курам на смех.

– Так дело не пойдет. Этак он совсем окочурится, ну-ка подвинься, девонька. Ща сподмогнем болезному.

Дед полез под мойку, позвякивая скопившимися там пустыми банками и шурша пакетами. Вытащил начатую бутылку бабкиной водки, и не успела Лиза возмутиться этой нычке и что не потерпит дома алкоголя, как Акимыч ловко откупорил горлышко и ливанул прозрачную жидкость в чашку.

– Цыц. Не учи отца детей делать! А ты пей, милок, ща полегчает.

Подсунутая шустрым дедом чашка ткнулась Вениамину в губы и плеснула в приоткрытый рот, вливаясь живительной влагой. Сделав два больших глотка, безопасник резко вздохнул, выпучил глаза, залился румянцем и надул щеки, как фокусник в цирке, что огнем плюется. Бывалый Матвей Иваныч только и успел развернуть Веню от кухонного стола, как дед уже лез под руку и подсовывал таз.

– В ванну его тащи, он ща головой-то не соображает, а Лизавете такого видеть не надь. По-мужски разберемся, по-свойски.

Белорусы подхватили туловище и уволокли в душевую. На кухне повисло неловкое молчание, мхатовская пауза все длилась и длилась…

– Может, чаю? У меня баранки маковые свеженькие с собой есть.

Батюшка забрал кипяток из рук задумавшейся девушки, выключил плиту и пошел расставлять кружки. Венину чашку брезгливо понюхал и сполоснул водой из-под крана. Южане в общей цирковой программе участия не принимали. Стояли у стенки истуканами и боялись лишний раз пошевелиться, от чая, впрочем, отказываться не стали.

– Неладно дело, Лизавета Петровна. Думал напрасно панику развели среди могил, а оказалось, что сам недоглядел. Смотрите, чего в могилу бабушки вашей закопать решили. Узнаете?

На экране телефона, на фоне свежевскопанной земли лежали серебряные часики на обрывке белой тряпки.

– Это же бабушкины. Они у меня под подушкой. Подождите. Я сейчас.

Сбив с пути табуретку и чудом не наступив на кота Лиза рванула в спальню, забыв на секунду про гостей, Вениамина и остальные неприятности. Сокровища свои, что она бережно пихала под матрас и подушку валялись спутанным хламом где и лежали. Кусок ветеринарной рубашки с пуговицей, запутался в креплении Василисиного брелока, дедов платок с шариковой ручкой, даже шишка и та нашлась, а вот серебрянной цепочки с часиками не было. Перетряхнула матрас и одеяло. Никого чужих в доме не было, тем более в спальне. Да и дом они вроде надолго не оставляли. Как получилось, что вора не заинтересовал ноут, деньги, что валялись мятыми бумажками на столике, а только этот кулончик. Сунула нос в сумку. паспорт и кошелек были на месте.

– Лизавета, у нас полотенце чистое найдется, али так пусть обтекает? Ты куды сбегла то? Реветь? Это ты брось, вернули ихтиандру твоего. Почти как живой. Давай, тряпки чтоль тащи, он тут весь пол ульет.

Дед орал как будто Лиза ушла на другой конец деревни. Бросив последний взгляд на бардак, что устроила при обыске, развернулась и вышла сама себе пожимая плечами. За полотенцем пришлось возвращаться. Хотелось как во вчерашнем сне, выставить всю эту гоп компанию за порог и побыть в одиночестве. Лечь спать и рвануть к бабушке за советом. А тут пусть разбираются с этими нелепыми обвинениями, полицией и ворами-гробокопателями, но похоже, что разбираться придется самой. Со всем, что здесь есть, было и будет.

Мужики сгрудились над мокрым по пояс Вениамином. Вокруг табуретки натекла приличная лужа, продолжая наполнятся капелью в тишине притихшей кухни. Дед с отеческой заботой промакивал кухонным полотенчиком лысую, поникшую голову. Мокрая майка облепила плечи и спину свежеутопшего. Под почти прозрачным трикотажем стали видны все рубцы и шрамы, что так упорно скрывал он от чужих глаз. С другой стороны пристроился Иваныч удерживая Веню за плечо, нежно, как брата. Пиджак и рубашку прижимал не боясь намокнуть и испачкаться младший из южан, глаза у Дато не отрывались от искалеченного тела, губы беззвучно шевелились.

– Молится он что ли, – подумала раздраженно Лизавета. Саму ее этими страшными знаками войны было уже не удивить, видела живьем, во сне, как наяву. Базилио взирал с нескрываемым презрением на все происходящее с подоконника и как только Лиза появилась в проеме и протянула махровое полотенце деду требовательно заорал на хозяйку.

– Чисто в зоопарке собрались, – поддержал внезапно, будто телепатией прочел Лизаветины мысли Акимыч. – Чего уставились, как на мамонту живую? Мужика мокрого, да в исподнем чай не видали? Давай его в комнату мою Иваныч, я нынче на печке перекантуюсь, а воя нашего на кровать и баиньки. Завтра ему небо в овчинку покажется. Не похмелиться тебе, ни в запой уйти. Думать надоть было, чего употребляешь.

– Подожди дед. Дело. – Вениамин мотнул головой пытаясь собрать слова и буквы в непослушном рту, – Дело закроют. Там не в водке дело. Сундук спрятать… убрать… сжечь.

Мысли были скользкие и тяжелые, как камни на дне пруда. Надо было сказать. Успеть предупредить, но ставший чужим язык еле помещался в пересохшем рту. Вениамин поднял мутные глаза в красных прожилках лопнувших сосудов и замер. Напротив стояла Лиза. Смотреть на побледневшее лицо своей, похоже, бывшей невесты, в упор, как под дулом пистолета, не отводя взгляда. Кипятком ошпарило понимание, что гусарский подвиг по уничтожению вещественных доказательств в опорном пункте был мальчишеской выходкой, а не острой необходимостью, как казалось на месте.

– Я пойду туда, в сарай. Там лягу. Потом, все потом. – Вениамин попытался подняться с мокрой табуретки, тяжело опираясь за край стола. Обвел взглядом из-под бровей присутствующий и кивнул на батюшку. – Он пусть главный. Принимай командование спецура божья.

На последних словах юриста вновь повело в сторону и не разогнувшееся до конца тело стало крениться, подрубленным деревом. Гравитация и бабкино зелье победило. Строители подхватили не дав упасть и вывели, почти вынесли поверженного воина к деду в комнату. Лиза так и осталась стоять столбом. Что нес этот герой – голова с дырой про батюшку? Какой божий спецназ?

Когда-то давно Ленка на своей студенческой свадьбе рассказывала анекдот про нашу русскую бабу, что вышла замуж за узбека. Все были изрядно пьяны, бородатую шутку эту знали и никак не могли договориться на какую сторону тюбетейку надо было надевать, но сегодня Лизавета четко вспомнила то самое заветное положение женских рук, когда вообще пофиг как у него там головной убор надет.

После того как бревно по имени Вениамин уложили на дедову кровать, оказалось, что батюшка с братьями белорусами уже куда-то очень спешат по делам, толпятся у двери, пока Вазген зашнуровывает ботинки. Этот жук тоже намылился слинять за широкой спиной простодушного Дато, а дед так сразу на печку полез – спальное место готовить себе. Натурально тараканы, а не сильный пол.

– Тааак. – Упор руки в боки еще никогда не давался Лизавете Петровне с такой легкостью и непринужденностью. Монументальностью фигуры она похвастать не могла, но мокрое полотенце в руке сейчас выглядело если не оружием, то весьма серьезным посылом, – А теперь дорогие гости развернулись и сели за стол. У меня накопилось уйма вопросов и я хочу получить на них ответы. Сейчас. Хватит хороводы тут водить.

Последнюю фразу она почти выкрикнула, припечатав ладонь об стол так, что звякнули неубранные чашки. Южане, что видели Лизину вспышку гнева не далее как прошлой ночью, молча развернулись из прихожей обратно. К ним вопросов было меньше всего, но вставшие за плечами два не самых тщедушных аргумента сразу придали уверенности.

– Лизавет, ты это. Обороты то сбавь. Чего взьярилась то? – Акимыч сполз с печки, поправляя труселя. Протянул руку, успокоить.

Перед его носом оказался побелевший от напряжения, вытянутый указательный палец. Точно из ружья целилась. Такую не успокоишь.

– К тебе дедушка тоже вопрос имеется. – Ласково, как шипит гадюка проговорила взбунтовавшаяся внучка.

Прицел ее взгляда сместился на священнослужителя, дед выдохнул, присел тут рядом на табуреточке. Хуже бабы в таком состоянии только пожар лесной, да и от того сбежать можно, а тут как сбежишь. Проклянет, как есть проклянет.

– Вопрос первый. – Указательный палец, как стрелка рулетки остановился на батюшке.