Со скоростью мечты (иллюстрированный сборник короткой прозы и поэзии)

Лететь, на тонких, но прочных крыльях, позволяя ветру высушивать последние капли влаги, и нестись все быстрее, еще быстрее, с каждым взмахом ощущая, как открывается сердце, впуская в себя весь мир, восхитительно прекрасный насыщенным летним утром. Полюбоваться и, наконец, опуститься на землю…

Мягкими волчьими лапами оттолкнуться упруго, бежать вперед, длинными прыжками преодолевая пространство, радуясь ветру, тому, что запутался в снежно-кремовой шерсти и остужает нос, ловить его широко распахнутой пастью, пока, наконец, вдали не покажется человек. Подойти осторожно, сесть рядом и зажмуриться от удовольствия, приносимого ласковым прикосновением рук, уткнувшись носом в мягкий зеленый ковер…

ВОЛЧИЦА

Я – волчица, запомни это.

Дикий хищник, сильна, опасна.

Я бесшумно брожу по свету,

Оставляя в снегу след красный.

Я – волчица белая, слышишь?

Существую одна, без стаи,

За версту чую, как ты дышишь.

Не пытайся найти со мной рая.

Я – волчица, ты понимаешь?

Неприрученный, вольный зверь.

Но в тот час, когда ты засыпаешь,

Прихожу сторожить твою дверь.

О джиннах

– Вечер долог, и много яств еще на столе. Отведай инжира и спелого винограда, а пока ты услаждаешь нёбо, я развлеку твой разум и поведаю тебе историю. О да, дорогой мой, все события эти случились под нашим небом, так давно, что даже пески пустыни забыли подошвы сандалий султана… был султан, как султан – правил и пировал, судил, воевал, казну укреплял, только слухи ходили, что есть у султана брат – старший брат, что особенно странно, близнец, да остался обманут без прав на престол. Да что нам до слухов? Мы же с тобой не женщины, чей удел – шептать да высматривать. Отведай вина, дорогой. Сладкое, словно из меда…

Все у султана было: жены, одна другой прекраснее, деньги и уважение, а вечно ему не спалось и хотелось чего-то нового, и услыхал он однажды про джиннов. Знаешь ли ты о них, драгоценный? Да, да, духи древние, духи коварные, исполняют желания, да дорого только приходится им платить. Пожелал наш султан духа к себе в услужение, всю пустыню изошли слуги, весь песок просеяли ситом, море исплавали от края до края, и нашли, наконец, потертую лампу, и султану доставили на подушке из бархата. Вечером поздним потер султан с отвращением медь потускневшую, позеленевшую (повелел бы очистить ту лампу – да не дозволено прикасаться к ней!), и явилась пред очами его дева в одеянии темном. «Чего изволит желать господин?» – спросила она, и звучал ее голос небесными арфами. «Развлеки меня», – пожелал султан, – «станцуй, и увижу я, та ли ты, за кого выдаешь себя». И пустилась дева та в пляс, отбивая ладонями ритм себе, и была она гибкой, как воды ручья, и быстрой, как ветер, и волосы ее цвета лунного водопадом спадали на изящные плечи. Звенели монеты на шее ее и запястьях, пламенем адским кружилась черная юбка, и был ее танец легким, как послеобеденный сон, и чарующим, словно мираж в самом сердце пустыни. Полюбился танец султану, с одобрением он кивнул и жестом велел присесть своей гостье. «В чем второе желание моего господина?» – спросила она, открыто любуясь статным султаном и стреляя глазами, как самый искусный лучник. Не улыбайся так, драгоценный, эти стрелы куда опасней орудий войны, ибо не замечаешь ты, как впиваются они в сердце. Улыбалась дева, улыбался султан, и захотел он оставить при себе духа. Стань, говорит, законной женой моей – и остался дух самой младшей женой гарема. Да недолго радовался султан. Лишь несколько лун сменилось, и захотел он увидеть будущее, и потер снова медь зеленую, и явилась опять в одеянии темном дева. «Последним желание будет, мой повелитель. Я исполню его и растаю в ночи до рассвета» – нектаром божественным лился девичий голос. На своем настоял султан, и открыла она ему дни грядущие… «Ждет измена тебя в семье, господин, и останется без тебя золотой твой трон» – проронила пленница холодно. Понял султан, что убийство замыслил брат его, умолял султан изменить судьбу, головой лишь молча качала дева, целовал он руки и падал ниц… перед самым рассветом спросила серьезно дева «Что же будет мне за желание лишнее? Чем отплатишь мне за услугу тяжелую?» Обещал султан горы золота, вин фонтаны, ящик жемчуга, лишь смеялась бывшая пленница. «Подари мне свои владения, все, до последней песчинки» – жестко сказала она, обрубив надоевшую речь. «Жизнь дороже всего», – ей сказал султан, – «забирай, тьмы проклятая дщерь до последней песчинки земли мои и золото». Улыбнулась бестия и растаяла в свете солнечном. Перешло государство сильное к брату султана несчастного, и росло, и крепчало, и мед с каждым днем становился все слаще, да звонче игрались веселые песни…

– Неужель обманула султана проклятая бестия?

– Нет, дорогой, лишь исполнила предсказание. Об убийстве никто и не думал, лишь мечтал о любви и свободе несчастный принц, запертый в дальнем крыле дворца. И прониклась к нему симпатией дочерь тьмы, и открыла дорогу к престолу… о своей измене говорила она, ведь являлась тоже ему семьей, да не думал султан о коварстве и лжи недомолвок.

– Воистину, джинны – опасные твари.

– Как узнаешь теперь, джинн ли, шайтан… али просто дева лукавая?

Твое сердце поймаю в сладкий капкан,

В моем голосе слышишь желанный обман,

Обещанья свои вновь не спрячешь в карман.

Лишь на лампу я правду меняю, султан…

Ни о чем не тревожься и выпей вина,

Для тебя угощенье: инжир, пахлава,

По округе давно уже ходит молва:

Дочь шайтана воистину очень сильна.

Повинуюсь покорно, о, мой господин…

Что за тень на челе?Ты рожден не один?

Жизнь тебе сохраню, но разрушу дотла.

Этой мести я слишком уж долго ждала.

О ведьмах

FOR

Я прочту тебе сказки темной луны,

Тихо белой волчицей зайду в твои сны,

В странных глазах бесконечная даль,

В свое зелье добавлю полынь и миндаль.

В нем любовь и защита, огонь и вода,

Пей, не бойся – тебе не желаю вреда,

Амулетом расправлю клубочек дорог,

Чтобы ты не плутал и найти меня мог.

Шепот свой я оставлю в дыхании костра,

И уйду… Ну, а ты – отдыхай… до утра.

ВЕДЬМЫ

Ранней весною ведьмы садятся в круг,

Пишут сказки от сумерек до самых первых огней,

Летним вечером ведьмы дружно идут на луг,

Гривы плетут табуну вороных коней.

Осенью ведьмы в котлах своих варят чай,

А в конце октября по улицам бродят днем,

Зимней ночью на стеклах ведьмы рисуют май,

Ведьмы – люди, с улыбкой идущие трудным путем.

О русалках

Нежные прозрачные потоки ласкают кожу, игриво ловит в объятия теплая сеть солнечных бликов на дне, играют в бесконечные салочки серебристые рыбки, похожие на россыпь мелких монет, она опускается на мягкое бархатистое дно, пальцы переплетаются с шелковистыми нитями водорослей, хвост утопает в иле, мелкие песчинки плавают над головой, она может наблюдать за ними целую вечность… но иногда ей очень хочется поговорить. Она издали наблюдает за людьми, прячась за скалами по шею в воде, и тогда звуки становятся чётче, а ярко-золотой, горячий, искрящийся, как чешуя, шар над головой становится ослепительным. Ей нравится выныривать на поверхность, но капли воды быстро уносятся с кожи порывами ветра, такими жесткими по сравнению с привычно-упругими волнами, и тогда щеки, губы, глаза начинают противно зудеть. Но под водой это быстро проходит.

Временами она находит забытые или потерянные людьми вещи, чаще всего блестящие круглые камешки, люди называют их по-разному: «монеты», «мелочь», «день-ги». Пальцы привычно перебирают скользкий ил, до тех пор, пока не находят что-то еще более скользкое и гладкое. Тоже круглая вещица, похожая на монетки, золотистая, но гораздо более тяжелая и висит на цепочке, словно кулон. Она видела много украшений и знает названия всех, больше всего ей нравится блеск колец на лишенных чешуи пальцах…

В новой находке виднеется щель, узкая, как в раковине моллюска. Люди странные, зачем создавать такую штуковину, можно же просто достать раковину со дна.

Рассматривая и ощупывая идеально ровную гладь металла, она случайно нажимает на выступ странной искусственной ракушки, и та открывается, внутри нее, кажется, тоже кто-то живет! Человеческая вещица выпадает из рук, и ей приходится наклоняться, чтобы разглядеть поближе маленькую черную палочку, ползающую по белому кругу. Жучок? Не похоже…

«Ча-сы» – всплывает из памяти давно забытое слово. Это называется часы, они нужны, чтобы определять время, когда пора что-то делать, когда кушать, а когда спать. Сейчас ей это не нужно, она делает что захочет и когда захочет, а раньше… она не помнит, что было раньше, но эти часы – вполне симпатичная находка. И они явно тут совсем недавно – иначе погрязли бы намного глубже. Может, их кто-то уронил?

Она осторожно поднимается на поверхность, замирает на мгновение, осторожно выглядывает из-за влажного серого камня, опасаясь оказаться замеченной владельцем часов. На одном из соседних камней действительно сидит мужчина, устремив вдаль горький уставший взгляд. Он не кажется ей опасным, он стар, он не станет вредить ей, и она подплывает поближе, протягивая ему часы.

– Хелен?! – вскрикивает он, поднимаясь на ноги. – Хелен?!!

Вопль пугает ее, она мгновенно ныряет обратно, отплывая так быстро, как только может, сердце стучит где-то в висках, хвост и плавники на предплечьях работают из последних сил, она успокаивается, только вернувшись домой, в свою уютную пещеру, она забивается в угол и дрожит…

Домой. Это слово напоминает о человеческих жилищах, о шепоте ветра, уютном тиканье часов. Часы, часы, они тикают так громко, они тикали так громко по всему дому, все в лад, и это было по-настоящему чудесно, когда отец захлопывал крышку и говорил «ну вот, теперь беги», и неподвижные стрелки сломанных когда-то механизмов вновь оживали! Это было уютно – лежать на кровати, мягкой, как ил, смотреть в распахнутое окно, любуясь растекающимися по морю последними лучами солнца, смотреть на картонные силуэты далеких, невидимых днем гор, вдыхать запахи нагревшихся за день камней мостовой, булочных, овощных и фруктовых лавок, засыпать под нежное переплетение морского и часового шепота, чтобы утром проснуться еще до рассвета, сорваться с постели и босиком прибежать к морю, спокойному и безлюдному, погрузиться в ласково-бирюзовые волны и вернуться домой к завтраку, пропитавшись солено-ветреным ароматом…

Однажды утром на берегу были люди, они кричали и били друг друга, пока один из них не достал револьвер, и жуткий грохот не порвал окрестности огненным взрывом, из её ноги хлынула кровь, расцветая в воде алыми лепестками… почему из ноги? У нее же чудесный, сильный и ловкий хвост…

– Хелен! Хелен?!…– продолжает звучать взволнованный голос. Она неохотно открывает глаза, нехотя отпуская уютную тьму.

– Доброе утро, – отвечает она, наблюдая с улыбкой за током прозрачной жидкости в тонкой трубочке, прицепившейся к ее вене. Отец вздыхает и с трудом улыбается тоже.

–Проснулась. Наконец-то…

Замирают осколки света,

Разлетается в клочья душа,

Звезды разбились где-то,

Кто-то сидит, не дыша.

Обернулась реальность сном,

Стала темным кошмаром сказка,

Кто-то помнит любимый дом

И срывает последние маски.

Об эльфах

Они пришли оттуда, где звезды тихим звоном колокольчика играют земле свои колыбельные, оттуда, где ночь соединяется с морем ласково-бережными объятиями, оттуда, где по облакам можно уйти в неизведанное. В их венах течет вино, сладкий августовский сок из сердца вековых деревьев, пьянящий, как жаркие летние ночи, которые они проводят в танцах под лунным светом и долгих беседах с ночными светилами на их собственном, звездном языке, и потому смех этих невиданных существ разлетается по миру звонкими переливами колокольчика. А как иначе звезды их поняли бы?

Днем они очень заняты: учатся мудрости древних дубов и кленов, придумывают цветы и помогают расти травам, и от этих безмолвных диалогов глаза их окрашиваются в изумрудный цвет новорожденной листвы. А как иначе общаться с растением?

На закате и на рассвете, проходя по границам снов и иллюзий, они приходят в людские города и живут там, играя в самых простых обитателей этого мира. И здесь они тоже рисуют сказки, напевают картины и ткут тонкое кружево реальности, добавляя в скучный и строгий узор прорисованных судьбой будней свои любимые краски, иногда они даже уводят людей с собой. Но только тех, кто согласится уйти с ними, завороженный сиянием нездешних глаз. Они очень похожи на людей. Но их волосы, впитавшие по пути последние лучи закатного или первые лучи рассветного солнца, вечно светятся теплом этих лучиков. А как иначе люди узнали бы их?

О стране чудес

ШЛЯПНИК

Рад приветствовать вас в своем мире.

Мое имя – Шляпник. Безумный.

На вечном веселом пире

Разливаю по чашкам свет лунный.

Не хотите ли ростобулку?

Попросите у Сони кусочек.

А потом мы пойдем на прогулку,

К Абсолену, на дальнюю кочку.

Не забудьте зажать носы,

От его табака звезды гасли.

Где Кролик? Он чинит часы

Свежим сливочным маслом.

Королева играет в крокет,

Пока карты сажают розы.

Их нужно укутать в плед,

А то скоро ударят морозы.

Хотите, сошью вам шляпу?

Вам очень пойдут котелки!

Чешир? В саду отмывает лапы,

Пока Алиса стирает чулки.

Ей скоро идти на работу,

А мне допридумывать дом,

Спасибо за вашу заботу.

Вы еще нам приснитесь. Потом…

НОРА

Вся радость, как мозаики витража,

Слезинки, словно дождь, текут по стеклам,

Вновь листья падают и, стрелками кружа,

Без циферблата отмечают время окнам.

И снова жизнь дает крутой виток,

Заставив в сотый раз начать сначала,

Земля как будто бы уходит из-под ног,

А мира целого внезапно стало мало.

Не знаешь ты, паденье или взлет?

Как та Алиса, что в нору упала,

Не знаешь, что в конце полета ждет,

Перины облаков или же скалы.

Не знаешь, и не должен это знать.

Твоя задача – вновь начать иначе,

Судьбу, как кролика с часами, догонять,

В нору кидаться с любопытством, но не плачем.

Так страшно иногда шагнуть вперед,

Осознавать, что что-то завершилось,

Без поворота жизнь, наверное, уснет,

И прыгать нужно. Чтобы сердце дальше билось.

ИСПОВЕДЬ КРАСНОЙ КОРОЛЕВЫ

Проходи же, садись, не стесняйся, бери пирог,

Да не бойся, он не из тех, что меняет размеры.

Чаю? Кофе? Из старых запасов остался грог.

Ну, как хочешь. Напитки здесь правда не стоят веры.

Ты думаешь, я всё время была такой?

Ругалась и нервно грозила расправой картам?

Убил мой рассудок и вдребезги кокнул покой

Жестокий ушастый посланник нездешнего марта.

Провалившись в нору, я летела до самого дна,

Скиталась по лесу, курив Абсоленову трубку.

Подливала безумцу в чайник плохого вина,

Герцогине ночами строчила новые юбки.

Считаешь, быть королевой здесь так легко?

А давно ли ты видел червового короля?

Я только отмечу, что пики бьют далеко,

А охранные бубны запутались глупо в ролях.

Подлей кофейку, и, знаешь, давай на «ты»,

Да как хочешь зови, как удобно – мне все равно.

Десятки скоро докрасят в алый цветы.

Алиса? Забудь. Я была ею слишком давно.

О временах.

Широкая чашка приятно ложится в руки. Франк легко проводит пальцем по искрящейся грани невидимо-прозрачного стекла, беззвучно возвращает чашку на место и закрывает посудную полку.

– Приятно пить из прозрачных чашек, не находишь? Можно наслаждаться не только вкусом, но и видом, – замечает Эллен.

– Рад тебя видеть, – Франк подходит к окну и неторопливо опускает жалюзи, даже не оглянувшись в сторону гостьи.

– Налей мне кофе? За встречу.

Судя по грохоту за спиной, Эллен выбирает себе подходящий стул.

– Обязательно, – обещает Франк, привычным движением насыпая точно отмеренную ложку кофейных зерен в ручную кофемолку.

– Ммм… свежемолотый. Ты явно ждал меня.

– Я всегда тебя жду. Ты знаешь.

Ароматная пыль бархатом опускается на холодную воду. Медная турка занимает почетное место на конфорке, по мановению руки вспыхивает синее пламя.

– Знаю. Как и я тебя, – мягко отвечает Эллен.

– Как работа?

– Потихоньку. Люди разные, как обычно. Иногда времени нет даже на кофе, иногда – хватает на добрый десяток страниц.

Ловкие руки снимают турку с огня за мгновение до закипания. Темно-прозрачная жидкость тонкой струйкой наполняет чашку.

– Не цеди, погадаем.

– Как скажешь. Со сгущенкой?

– Разумеется.

– Разумеется, – эхом отзывается Франк. – Как ты?

– Не забудешь про мятный сироп?

– Уже добавил.

Франк бережно ставит чашку на стол, упорно рассматривая собственные руки, и снова быстро отходит к окну.

– Спасибо. Как всегда, безупречно…

Тягучая тишина заполняет кухню. Франк рассматривает узоры на занавесках так, как будто от этого зависит его судьба. Одно легкое движение – и он увидит ее… нет. Одно неловкое движение, и он спугнет ее. И снова останется беспросветная пустота.

– Франк?

– Да? – как можно ласковее отзывается он.

– Иногда я вспоминаю тебя, – признается Эллен. – В смысле – не просто думаю. Вспоминаю так, как будто все происходит сейчас. Понимаешь?

Франк кивает. Уж он-то действительно понимает такие моменты.

– Иногда я так много хочу тебе рассказать. А слова замирают на губах. Потому что они неправильные. Все слова – неправильные, если хочешь объяснить ощущения. Или что-то по-настоящему важное. Поэтому я молчу. Зову тебя и молчу. Понимаешь?

Франк кивает. Цветочный узор расплывается перед глазами. Франк сжимает ладони изо всех сил, заставляя себя оставаться на месте.

– Понимаю, – тихо отзывается он.

– Прости. Пожалуйста. Прости.

Грохот падающего стула сметает внутренние оковы – «Эллен уходит!» – в панике осознает он, Франк оборачивается, чашка выпадает из ее призрачных рук, разбиваясь о кафель чистыми нотами…

– Я такая неловкая. Извини.

– Построивший мост только ради того, чтобы выпить кофе, не должен расстраиваться из-за дважды разбитой чашки. – Франк сам не ожидает собственного ответа. Он хотел сказать множество совершенно других слов… поздно. Франк уверен: однажды она услышит его.

Уютная теплая тьма раскрывает свои объятия, мягкими волнами вынося на поверхность сознание, веки неохотно распахиваются навстречу тусклому осеннему утру. Эллен нехотя вылезает из-под одеяла и собирается на работу. Обжигающий чай согревает озябшие пальцы. Широкая чашка приятно ложится в руки.

БЕСЕДА

Я прошепчу вопросы сквозь время,

Ты пришлешь мне ответ впереди расстояний,

Немая беседа облегчит бремя

Наших с тобою долгих скитаний.

Твои кудри приглажу осенним дождём,

Ты обнимешь меня нежным ветром апреля,

Это значит, мы все же друг к другу идём

Сквозь жаркие дни и ночные метели.

Ты на кухне моей чашку кофе нальешь,

Я с тобою стою, но тебя же не вижу.

Ты во сне обязательно, знаю, зайдешь.

С каждым рассветом мы капельку ближе.

О судьбах

С едва ощутимым шелестом по ткани танцует игла, легко поднимается вверх и мягко ныряет вниз, послушная чутким пальцам, оставляет за собой след, яркий, пронзительно-синий, как океан в солнечный летний полдень, закрепляет последний стежок и, наконец, затихает. Тонкие пальцы бережно расправляют канву, ласково обводя каждый виток узора, вдалеке тихо поют часы, приветствуя новые сутки.

Она улыбается: работа закончена в срок. Чудо, как хорошо получилось! Ни одной ошибки, ни одного узелка, даже изнанка ровная, словно озерная гладь.

– Хорошо получилось, – одобряет Он, привычно отрезая остаток последней нити. Редкая похвала теплом прикасается к ее сердцу, Она улыбается.

– У тебя тоже. Легко и быстро.

– Только, чудится мне, что-то лишнее в этом сюжете, – на короткое мгновение лукавые искорки вспыхивают в его глазах.

– Что же? – уточняет Она, осторожно заглядывая через его плечо. Он легко поддевает кончиком ногтя золотую волну, осветлившую темное море.

– Кажется мне, кто-то пришил свой волос, – заговорщически шепчет Он.

– А знаешь, мне так даже больше нравится, – уверенно возражает Она. – Появилась неожиданность.

Он смеется и аккуратно откладывает картину в сторону.

– Вот уж не сомневался! Там, где появляешься ты, всегда хватает странностей и неожиданностей.

Она притворно хмурится, но тут же смеется в ответ.

– Пройдемся? – просит Она, настойчиво увлекая его к двери.

– Конечно, – легко соглашается Он, приобнимая спутницу за плечи, – сегодня прекрасный вечер, воды Стикса особенно тихи.

ИСТАРОИЯ

0

В путь ты пустился наивным, как шут,

Свободным от дружески-родственных пут,

В синее небо глядя с надеждой

Найти ту судьбу, что неведома прежде.

I

В миг такого растяпу запутает маг,

Где тебе с кукловодом тягаться, простак?

Он так же легко управляет людьми,

Как кучер – каретой с тремя лошадьми.

II

Из плена такого вызволит жрица,

Но лучше ли будет жизнь с дьяволицей?

С явью и тайной играет она,

Погружая речами в мир зыбкого сна.

III

Столь же сильна, уважаема как жрица,

Прекрасная наша императрица,

Открыта, честна, за стол приглашает,

Заботой и лаской своей окружает.

VI, IX

Влюбленный запутался меж двух огней,

Как выбрать одну и остаться лишь с ней?

Решив не решать, ты запрятался в скит,

Наладив простого целителя быт.

XII

За любое умение нужно платить,

Готов ли ты в жертву себя приносить,

День за днем отдавая все, без остатка?

Однажды и горечь становится сладкой.

XVIII

В море ночном отразится луна,

Куда же идти? Где твоя сторона?

В собственный лик поглубже вглядись,

Подумай. Осмысли. Не торопись…

В отражении увидишь владычицу чаш,

Вложит кубок в ладони, прошепчет: «ты – наш»,

Предложит уйти в край сладких чудес

Забытой тропой сквозь приснившийся лес.

XVI

С нею уйдешь – путь отрезан назад,

Hе отменить посвященья обряд.

До последнего камня осыпется замок.

Ты будешь лишен человеческих рамок.

Королева мечей мир поставит на место,

Слепит судьбу из нужного теста,

Даст ответы, которые ты не просил.

Ей виднее, кто ты, кем ты будешь и был.

XIII

Это ли смерть, или это начало?

Снова корабль стоит у причала,

Былое откинь, свое имя забудь,

Обратно уже ничего не вернуть.

XVII

Разрезает звезда полуночную мглу,

Правильный курс указав кораблю,

Надежду и новую цель обещает,

Ласково душу от тьмы очищает.

XIV

На другом берегу – ангел светел и чист,

Венец его яркий, как пламя лучист,