
Полная версия:
Каркуша, или Красная кепка для Волка
А подумать было о чём! Уважаемый Станислав Григорьевич вслух-то не уточнял, но по выразительному взгляду и ёжику было понятно, что задача минимум не только постановку номеров организовать, но и занять хотя бы второе место. Что, зная ленивую задницу всего нашего факультета, мягко говоря, проблематично. Тут на турслёт-то загнать не получается, что уж про какую-то культурно-массовую программу говорить?!
Можно даже не спрашивать, а сразу пойти в библиотеку за тем приснопамятным вторым, дополненным томом энциклопедии бранной лексики. Думаю, там найдётся десятки два эпитетов, которыми меня покроют сокурсники, за попытку привлечь их к общественной жизни вуза.
Родной закуток, гордо именуемый кабинетом, встретил привычно заевшим замком. Который я давно научилась открывать с пинка, приходившегося аккурат в нижний левый угол дверного полотна. Распахнув хлипкую конструкцию, по недоразумению названную дверью, я щёлкнула выключателем и скрылась в недрах своего логова, пропахшего нафталином и клеем. На всякий случай, закрывшись на щеколду изнутри, собираясь обдумать поступившее предложение сверху…
И, что уж тут греха таить, с паническими воплями побегать по кругу, задаваясь вопросом, что делать и как быть! Авось умная мысль соизволит посетить мою бедовую голову.
Помещение два метра на восемь освещало три лампы, одна из которых постоянно мигала. Здесь с одной стороны теснились потрёпанные шкафы, забитые самым разнообразным хламом, начиная от париков для образов века так восемнадцатого, заканчивая искусственной шкурой мамонта, для роли пещерного человека. С другой стояли старые парты, образуя подобие стола для переговоров, представляя собой настоящий образчик наскальной живописи нескольких поколений студентов нашего факультета. У одного из двух окон, закрытых блёклыми жалюзи, притулился компьютерный стол с потрёпанным ноутбуком, вечно зависавшим в самый неподходящий момент, и проектором.
Этот представитель технических средств обучения явно знавал лучшие времена своей недолгой жизни и корыстно использовался мною в качестве личного, домашнего кинопроектора. Всё равно тут кроме меня никто на постоянной основе не бывает. А корпя вечерами над очередным важным делом можно сойти с ума сидя в тишине.
– Наше вам, с кисточкой, – вздохнув, я бросила рюкзак на ближайшую парту и приземлилась на единственный скрипучий стул у окна, закину ноги на стол. Вздохнула и посетовала, глядя на потрескавшуюся штукатурку на потолке. – И где ж мне так свезло-то по жизни, чтобы так-то отдуваться…
Вопрос был риторический и пояснений не требовал. Так что, посидев так ещё минуты три, я снова вздохнула. И разразилась обличительной речью в адрес авторитарного декана, думавшего только о рейтинге учреждения вообще и факультета в частности, промолчавшего снова куратора и собственного инстинкта самосохранения, шлявшегося непонятно где в тот самый момент, когда я соглашалась на вакантную должность почётного козла отпущения. Почему-то называвшуюся «глава студенческого совета» и имевшую туеву кучу обязанностей и почти никаких прав и привилегий.
Впрочем, последнее было исключительно бессмысленным сотрясанием воздуха. Уж где были мои мозги вместе с тем самым инстинктом, я прекрасно знала, когда подписывалась на всё это. Мне нужен был свободный график посещений, пара преференций от администрации и возможность сдавать зачёты и экзамены вне очереди или с другим потоком. И то, что просто так мне этого никто не позволит, тоже было понятно сразу.
Увы, за всё надо платить. Да и потом, как говорит мой обожаемый сосед: «Херня война, главное манёвры!».
– Эх, жизнь моя жестянка, да ну её в бо-ло-о-о-то! – пропела я, потянувшись и крутанувшись на стуле вокруг своей оси. После чего открыла ноутбук, включила надсадно загудевший компьютер и подгрузила базу данных студентов нашего факультета, выменянную у методиста в обмен на коробку конфет с коньяком. И, дождавшись открытия файла, принялась выбирать будущих жертв моего произвола, просто-таки горевших желанием участвовать в конкурсе самодеятельности.
О том, как я буду переживать волну бурных восторгов и не менее ярких благодарностей со стороны сотоварищей, я благоразумно старалась не задумываться. Воображение у меня под стать фантазии, мало ли какие картинки кровавой расправы над моей несчастной личностью придумает!
Тихо фыркнув и дёрнув плечом, я забралась с ногами на стул и принялась крутить открывшуюся моему взору электронную таблицу. Информация, хранившаяся в ней, попадала напрямую под нарушение закона о персональных данных. А ещё помогала без особого труда набрать коллекцию из пяти душ, имевших несколько хвостов, пару канувших в лета курсовиков и, что немаловажно, готовых на любой кипиш, окромя голодовки.
Лишь бы не на ковёр в деканат и не на вылет из вуза. Их-то я и выписала на косо оборванный тетрадный лист, время от времени покусывая кончик карандаша и щурясь на монитор. Почесала затылок, склонив голову набок, и обречённо протянула:
– Чует моя печень, мы на пороге грандиозного шухера… И вопрос теперь только одни, как заставить сию шайку-лейку работать в нужном мне направлении?
Вопрос был далеко не праздный. Эти пять потенциальных звёзд студенческой самодеятельности отличались умом и сообразительностью. Вот только не там, где надо, и не тогда, когда надо. А уж о том, как некоторые из этих личностей могут, умеют и практикуют самые различные способы ухода от ответственности, вообще впору легенды слагать. И не всегда цензурные, к слову.
– Итак, что мы имеем? – закрепив листок на дверце стоящего рядом шкафа канцелярской кнопкой, я ещё раз крутанулась на кресле, прежде чем откинуться на спинку оного и заложить руки за голову. – А имеем мы то, что нас… Ну не будем о грустном, конкурс ещё не состоялся, мы ещё не пролетели и декан ещё не в курсе, кто регулярно тырит у него из шкафа конфеты и печеньки. Поэтому шанс избежать прискорбной участи пока что есть. Мизерный, но, всё же он есть. А значит… – хмыкнув, я подёргала кончик пряди волос, выбившейся из хвоста, и обречённо протянула. – Пофиг, пляшем. Ну, или как говорят великие эстеты: «Пренебречь, вальсируем!» Где там у меня расписание на этот семестр благородно валяться изволило?
Распечатка занятий по группам, подгруппам и курсам нашлась под горой набросков, оставленных тут художниками до лучших времён. Смахнув их с чистой совестью на пол, я выудила нужную мне папку и принялась листать, сверяясь с собственным списком и делая пометки напротив каждой фамилии.
Студент Жарков, тот самый почти кандидат в мастера спорта по дворовому боксу, сегодня должен был объявиться на праве, во втором учебном корпусе и двести сорок пятой аудитории. Коли верить учебному плану, сегодня у всей моей группы был зачёт, а значит, этот представитель хомо сапиенс явит свой светлый лик преподавателю. Если не хочет вылететь из института как пробка из бутылки с шампанским.
– Один есть, а ещё есть наш дядя Саша и Натулька, претендующая на звание королевы всея факультета, – хмыкнула, припоминая, какие взгляды на меня кидала эта особа. Там же прохлаждается наш обожаемый староста Сашенька и та девица, с вечными страданиями по красивой жизни и не менее красивым мальчикам.
Тихо фыркнула, сдувая с носа прядь волос. Никогда не понимала все эти томные взгляды, вздохи и охи, а ещё вечную манеру малевать лицо так, словно в любой момент вас могут пригласить на бал при императорском дворе. При гордом росте метр шестьдесят пять, худющем телосложении и остром подбородке, с копной тёмных, вечно взъерошенных волос, я среди цветника всего факультета смотрелась, мягко говоря, странно. Косметику не любила, одевалась, как мальчишка, вела себя соответственно, носила тёмные толстовки и никогда не расставалась с любимой красной бейсболкой с логотипом известной хоккейной команды. Ко всему этому еще прилагался противный характер, постоянная болтовня, обязанности главы студенческого совета и прожжённый фатализм, помноженный на фантастическое умение ляпнуть что-нибудь не там, не тем и не туда, навлекая беду на окружающих.
Ничего удивительного, что любили меня студенты выборочно, далеко не всегда и только тогда, когда мои сольные выступления несли пользу для них, а не для меня или руководства вуза. И я уже предвкушала, какими радостными будут лица моих одногруппников, моей скромной волей оказавшихся втянутыми в студенческую самодеятельность. Лишь бы сразу не прибили и не придали анафеме на месте, за такие новости!
Звонок телефона выдернул меня из задумчивости, оторвав от созерцания расписания занятий. Запнувшись о валявшиеся на полу коробки, я чуть не свалилась, приложилась коленом о парту и, прыгая на одной ноге, добралась-таки до рюкзака. Чтобы рухнуть животом на него, выудив из кармашка потрёпанный телефон, видевший лучшие времена явно ещё до моего рождения.
– Внимательно, – выдохнула, нажав кнопку приёма вызова и пихнув локтём ещё одну стопку набросков. К художникам за один только день накопилось столько претензий, что лучше бы им не попадаться мне на глаза ближайшие пару дней.
Не то чтобы я со своей комплекцией могу их зашибить ненароком, нет. Этих оленей, чтоб на них радиатор отопления кто-нибудь скинул, и в голодный год палкой не переломаешь, а мои справедливые возмущённые вопли они научились стойко игнорировать. Но я ж работать заставлю, их шедевры перерисовывать по десять раз, а вот это для них действительно самая настоящая пытка!
– Мирослава? Добрый день, это вас Екатерина Петровна беспокоит, – мягкий голос моего непосредственного начальника, администратора кафе недалеко от центра города, звучал до невозможного официально. И наводил на не самые приятные мысли.
– Здравствуйте, что-то случилось? – настороженно переспросила, краем глаза отметив, как кто-то попытался дёрнуть дверь.
Щеколда дрогнула, но выдержала, сохранив мне хоть какое-то подобие уединения. Незваный гость ругнулся голосом Олега Евгеньевича, пообещал мне кары небесные, если я не объявлюсь в ближайшие пять минут и удалился дальше по коридору. К моей вящей радости, потому как второй попытки проникновения дверь бы уже не вынесла, открыв нашему замечательному куратору шикарный вид на мою пятую точку.
Она у меня, конечно, довольно симпатичная, да и джинсы, в кои-то веки не висели мешком на бёдрах, но всё-таки!
– Мирослава, понимаете, в чём дело… – женщина взяла небольшую паузу, заполненную насквозь фальшивым сожалением, прежде чем продолжить. – Но мы вынуждены вас уволить. Наш директор после проверки финансовых документов, решил провести оптимизацию штатов. Под сокращение попали несколько официантов и бармен. Жаль, конечно, с вами расставаться, разрушать слаженный, сработавшийся коллектив, но это решение директора. Вы же понимаете, я не имею права его оспаривать.
– Угу, – медленно протянула, пытаясь переварить полученную новость. Мозги соображать отказались, всё ещё не отойдя от задания декана. Но где-то в глубине души уже поднимались первые зародыши той самой, пресловутой женской паники, так удачно задавленные после похода в деканат одним усилием воли. – То есть… Совсем сократить, да?
– К сожалению, да, Мирослава, – снова притворный вздох и полный никому не нужного сочувствия тон. – Вашу трудовую мы перешлём вам по почте. Расчёт переведут на карту сегодня вечером. И я всё же надеюсь, что вы не будете держать на нас зла. Всего хорошего, Мирослава. Приятно было с вами работать.
– Но…
Гудки в трубке раздались до того, как я успела хоть что-то возразить. И глядя обалдевшим взглядом на замолчавший телефон, я минуты три переваривала полученную информацию. А потом застонала и приложилась лбом об стол. Потом ещё раз. И ещё. Пока в ушах не зашумело, а из глаз искры не посыпались. Только тогда моё скромное кошмарство всея студентов соизволило выпрямиться и поинтересоваться у высших сил громким злым шёпотом:
– И где ж на моей улице перевернулось столько счастья, чтоб я сейчас так за него огребала, а?! Какого… Пьяного крокодила этот недобрый понедельник так недобро начаться изволил?! Да чтоб…
Сжав кулаки, крепко зажмурилась и пнула со всей дури парту. Ногу обожгло болью, и следующие минут пять я прыгала по своему кабинету, кляня всё и вся, что только на глаза попадалось. Толку от этого было ноль и минус бесконечность, зато на душе полегчало. Да и жажды крови заметно поубавилось, так что, тряхнув ногой ещё пару раз, я остановилась посреди комнатушки и глубоко вздохнула.
– Та-а-ак, – взъерошив волосы на затылке, я дохромала до шкафа и содрала с него несчастный листок со списком смертников. – Будем решать проблемы по мере их поступления. Поистерили, мебель попинали, адреналина заработали, всё, пойдём радовать массы своей счастливо физиономией. И не приведи господи, кто-то из них что-то вякнет против моего решения… Ух, я им!
Что, кому и как озвучивать не стала, прекрасно помня о том, что звукоизоляция в нашем корпусе, конкретно на нашем факультете оставляла желать лучшего. В иные дни, да при отсутствии основной массы страдающих бездельем студентов, тут можно услышать, о чём шепчутся преподаватели в деканате за чашкой кофе с коньяком. А если принюхаться, так ещё и определить, какого качества алкоголь эти великие умы педагогики потребляют…
– Херня война, главное манёвры, – пробормотала себе под нос, натягивая кепку и закидывая рюкзак на плечо. Дёрнула лямки, поправляя своё хранилище ценных предметов и решительным шагом направилась к выходу, с силой хлопнув дверью так, что чуть не получила по макушке куском штукатурки, отвалившейся с потолка.
Мрачно глянула на эту оказию, чудом не ставшую причиной моей скоропостижной кончины и, воровато оглянувшись, носком кед отпихнула её в угол. После чего повела носом, поспешив скрыться с места преступления. Меня ждал второй корпус, двести сорок пятая аудитория и трое из невольных добровольцев для участия в конкурсе самодеятельности.
И я буду не я, если они сумеют как-то увильнуть от него!
Внутренний двор встретил меня ярким, совсем ещё летним солнцем и промозглым, пробирающим до костей сентябрьским ветром. Подняв воротник толстовки, я помянула недобрым словом свою забывчивость и куртку, оставленную в кабинете. Огляделась по сторонам, мрачно глянула на ярко-голубое небо и, вжав голову в плечи, отправилась по дорожке в сторону трехэтажного здания, противного тёмно-коричневого цвета. Перепрыгивая через лужи, обгоняя лениво прогуливающихся по территории студентов и по счастливой случайности не сбивая с ног никого из преподавателей.
Прецеденты имели место быть и обычно заканчивались очередным визитом на ковёр сначала к куратору, потом к декану. И как бы я ни симпатизировала Олегу Евгеньевичу, как бы ни оценивала его возраст, степень привлекательности и ум, но дважды на одни и те же грабли даже я не наступаю.
К тому же, неизвестно какие ещё умные и безнадёжно светлые мысли придут в голову господина Вязьмы, при виде главу студсовета. Он-то озвучит, остальные поддержат и поаплодируют, а исполнять-то кому?
Так что через лужи я прыгала очень осторожно, без риска и старательно огибая всех представителей преподавательского состава, попадавшихся мне навстречу. В итоге я окончательно продрогла и заледенела, промочила кеды и ударилась локтем о фонарный столб, когда балансировала на краю лужи и не заметила притаившуюся там корку коварного льда.
Про то, где я видела дворников вообще и сотрудников ЖКХ в частности, пришлось скромно промолчать. Гуляют тут, понимаешь ли, молодые мамочки с детьми. Бедным студентам даже рта открыть негде и высказать всё накипевшее миру никак.
Наверное, выражение лица у меня было соответствующее, потому как вахтёр, дремавший на входе, мне никаких вопросов не задал и предъявить студенческий билет не потребовал. Тем самым позволив мне беспрепятственно добраться до второго этажа, где привычно обменявшись колкостями со старостой параллельной группы и проложив путь до нужной аудитории исключительно локтями и собственными возмущёнными воплями, я оказалась прямо перед дверью с цифрами два, четыре и пять на блестящей, круглой табличке. За ней слышались чьи-то возмущённые бухтения, смех и недовольный бубнёж преподавателя по праву, явно сетовавшего на свою жизнь и неблагодарность всей группы разом.
Иногда его перебивал извиняющийся баритон старосты, но общую картину это не сильно меняло. И да. Тут звукоизоляция была ещё хуже, чем в главном корпусе, так что счастливы были те, кому здесь экзамены сдавать приходилось.
– Что, Воронова, опять проспала да? – ехидный голос Коленьки Глухова раздался прямо над головой, заставив меня подпрыгнуть от неожиданности. – Поздравляю тебя, Степаныч нынче не в духе, терзать будет долго, медленно, кроваво…
– Сказал известный мастер спорта по опозданиям и вранью, – машинально огрызнулась и, показав кулак одногруппнику, постучалась. Ответа ждать не стала, просто распахнула дверь в кабинет и просунула голову в щель, обворожительно улыбнувшись строгому мужчине средних лет за преподавательским столом. – Здравствуйте, Семён Степанович! Простите великодушно за вторжение внезапное, но дело чрезвычайной важности, спешности и прочее-прочее-прочее. Короче, позарез нужны три морды лица из нашей славной группы для выполнения ответственного поручения самого Станислава Григорьевича! Отпустите, а? Не губите бедного главу студсовета во цвете лет и сил…
– Воронова, не прибедняйтесь, – тяжко вздохнул Семён Степанович, зыркнув на меня недовольным взглядом. – Забирайте, кого вам надо и брысь с глаз моих. Я всё ещё не забыл, как вы мне основу уголовного права сдавать изволили… Вежливая, опрятная, спокойная девочка, а как примеры приводить начала, так как будто два срока отмотала!
– Так с этими оболтусами и все три отмотаешь, пока чего-то добьёшься! – ввалившись в кабинет, я смущённо шаркнула ножкой, поправив бейсболку. – Так что, можно?
– Я же сказал. Забирайте, и чтобы я вас тут не видел! – преподаватель права ещё и журналом хлопнув по столу. Кто-то ехидно фыркнул, кто-то закатил глаза. Галёрка так и вовсе – даже глаз не подняла, заигравшись в «морской бой». И глядя на ту идиллию, я только вздохнула про себя. Мне бы так, хоть ненадолго, хоть на пару недель. Чтобы не думать, как выкрутиться перед деканом, оправдаться перед куратором, убежать от справедливой расправы одногруппников и заработать денег. Эх, мечты-мечты!
– Так, крайних нет, но декан их назначил, – без зазрения совести прикрывшись именем грозного чудовища всея факультета, я ткнула пальцем в нужных мне людей. – Ты, ты и ты. За мной, на выход. Остальным просьба не расслабляться, Станислав Григорьевич ещё не допил свою валерьянку и не все обязанности распределил! И это… – оглянувшись в дверях, я тихо кашлянула. – Семён Степанович, там Глухин говорит вы его несправедливо завалили, контрольную ему плохо проверили…
– Да-а-а? – неподдельно заинтересовался мужчина. Даже привстал со своего места, опираясь руками на стол. – Так пригласите его сюда, обсудим.
– Ну и гадость ты, Каркуша, – беззлобно поддел меня староста, отвесив лёгкий подзатыльник. – Ещё и злопамятная гадость!
На такое заявление, наполненное искренним то ли восхищением, то ли укоризной, я только и смогла, что глазами похлопать, надувшись, как мышь на крупу. Однако стоило нам оказаться в коридоре, я пропустила товарищей вперёд и, сдвинув кепку на затылок, с самым серьёзным выражением лица поманила пальцем скучавшего на соседнем подоконнике Коленьку.
– Иди сюда, моё чудесное несчастье. Как донесла разведка боем и рекогносцировка на месте, Семён Степанович желает кое-что уточнить у нашего самого главного умника всея факультета, – и, похлопав недоумённо глядевшего на меня парня по плечу, сочувственно вздохнула. – Ну ты это… Держись там. Мы если что, за тебя обязательно отомстим!
– Воронова, ты чего? – Глухин почесав затылок, всё-таки открыл дверь в аудиторию. И тут же оказался втянут внутрь караулившим у входа преподавателям по праву, цепко ухватившим дылду студента за ухо.
Я же, глядя на страдания своего однокурсника, сочувственно вздохнула, машинально потирая собственную, не так давно пострадавшую часть тела. И, мысленно позлорадствовав, поспешила скрыться с места преступления, даже не удивившись раздавшемуся на весь этаж душераздирающему воплю «Каркуша!».
Должна же я оправдывать прозвище «местное несчастье», присвоенное мне ещё на первом курсе добрыми одногруппниками или как?
Почесав нос и придя к выводу, что это вопрос скорее риторический и искать на него ответ совершенно необязательно, я нашла взглядом троицу избранных, оторванных моими скромными усилиями от учебного процесса. Жарков привычно жевал жвачку, подпирая стенку напротив кофейного автомата, Наташенька строила глазки нашему старосте, скорее из любви к искусству, чем действительно надеясь его обаять. А сам староста, каким-то шестым чувством определив моё приближение, не глядя сунул в мои промёрзшие пальцы стаканчик с горячим шоколадом и добавил, отпивая свой чёрный кофе без сахара:
– Заболеешь, отдам тебя куратору на излечение.
– Заболею, гордо помру на коврике под дверью нашего деканата, – тихо фыркнула, отпивая горячий, сладкий напиток и блаженно щурюсь. – Заодно отомщу всем и сразу за свои бедные, потраченные нервы.
– Злюка, – беззлобно усмехнулся дядя Саша, щёлкнув меня по носу. И, в отличие от остальных, не получил за такие вольности пинок по голени. – Ладно, колись, несчастье, для чего мы тебе понадобились, да так срочно.
– Шевели ластами, Каркуша, – буркнул Жарков, скривившись и наклеив жвачку на дверной косяк. – Мне ещё физруку зачёт сдавать, чтоб его.
– О твоих спортивных успехах в этой области не слышал только ленивый, – хмыкнула Наташка, вытаскивая пилочку и подправляя и без того идеальный маникюр. Дёрнула изящно плечиком и мило улыбнулась в ответ на недобрый прищур парня. И выглядело это так органично, что я сначала усомнилась в собственном зрении, потом в собственной адекватности. Ущипнув себя за щёку и чуть не пролив остатки шоколада на толстовку, задумалась. Это только мне чудится или между ними действительно мелькают те самые, пресловутые искры любви и взаимной приязни? Чудны дела твои, Господи!
– Я собрала вас здесь, – окинув взглядом небольшой закуток с кривым и изрядно засохшим фикусом в углу, я допила шоколад и выкинула стаканчик в мусорку. И засунув всё ещё не согревшиеся пальцы в карманы толстовки, торжественно продолжила. – Ну так вот. Я собрала вас здесь, дабы сообщить приятное известие. Наш небольшой, но гордый отряд самоотверженных чеверокурсников будет защищать честь и гордость нашего любимого вуза на городском конкурсе самодеятельности. Возражения, увы, не принимаются. От поручения декана ещё никому не удавалось откосить. Вы рады? Я так просто до невозможного, учитывая что окромя нашей небольшой и тесной группы, мне придётся следить за товарищами с социально-гуманитарного факультета. А что им придёт в голову, даже Фрейд не разберётся с первого раза! – лица товарищей отражали всю степень их радости, заставляя невольно нервничать и болтать ещё больше и, что характерно, ещё невыносимее. – С вас предложения о чём, как и в каком виде будем выступать, список необходимого и сценарий к концу недели. В пятницу первая встреча на Эльбе, в два часа, в актовом зале, прошу не опаздывать. И да, декан непрозрачно намекнул на минимальные требования к результату конкурса, а именно – занять не ниже второго места, улучшая репутацию и рейтинг вуза и зарабатывая плюсики в карму от самого Станислава Григорьевича. Вопросы есть?
– А… Ну… – попыталась что-то выдавить Наташка, переглядываясь с парнями. – Как бы…
– Вот и отлично, вопросов нет, значит, увидимся в пятницу, – подпрыгнув от радости, я хлопнула в ладоши и, чмокнув старосту в щёку, смылась, пока до ребят не дошла вся суть вываленной на них информации. И уже перепрыгивая через две ступеньки, тихо хихикнула, когда на весь этаж вновь прогремел тот самый, душераздирающий, полный обречённости и давно уже привычный вопль «Каркуша!».
Давно позабытая совесть попыталась намекнуть, что такое поведение несолидно для моей должности и некрасиво по отношению к людям. Но стоило вспомнить, как за этих самых людей я периодически огребала от куратора и от декана, выслушивая о пользе политинформации и воспитательной работе среди молодёжи, как муки совести как рукой сняло. Да и потом, если бы они действительно были против…
Ну не настолько я быстро бегаю, в общем-то. Да и спрятаться тут особо негде, если что.
Противная трель телефона отвлекла меня всего-то на пару секунд, а я уже умудрилась врезаться в поднимающегося по лестнице парня. Аккурат носом да в широкую грудь, закрытую светлой футболкой с каким-то странным принтом. И только чудом не полетела на пол, успев ухватиться за плечи незнакомца и повиснув на нём, переводя дух.
– Кхм, – весёлые нотки в голосе моего спасителя намекнули, что очередные разборки мне всё-таки не грозят. Вот только следующая его фраза изрядно подпортила первое впечатление. – Аккуратнее, мелкий. Убьёшься ведь так.