Вселенские дыры души

– Да, понял я, что никогда не буду вместе со своею любимой девушкой. Никогда.

– Но не стоит из-за этого так переживать – живи дальше. У тебя ещё всё впереди.

– Знаю, но не легче мне.

– Сочувствую….

В этот самый миг к нам подошёл один паренёк и начал рассказывать недалеко стоящему Витальке про то, что только что случилось.

– Участковый пришёл! Всех почти, кто бухал, запалил! Пятерых схватил!

– Кого?

– Ёжу, Петьку, Пику, да сам иди, посмотри, мне некогда – надо смываться потихоньку, пока он меня не увидел….

Деревенский участковый взял с каждого провинившегося штраф в размере 300 рублей. Хорошо, что эти черти меня не уговорили поставить им бухло. Вот бы опозорилась на всю деревню! Городская спаивать приехала. Кошмар.

После полуночи моё время убегало сквозь ресницы деревенского бытия, и немного погодя нужно было возвращаться домой. Дискотека потихонечку продолжалась, несмотря на неприятное событие. Голос Юры Шатунова уже приелся и навязчиво булькал в ушах, как мочевой пузырь после пива.

Виталька огорчённо сочувствовал своим товарищам всю дорогу пока провожал меня.

– Вот мы и пришли, Машк. В Тюмень-то, когда уезжаешь?

– Да скоро, Виталь. Ещё к родственникам некоторым заглянем, и останется лишь купить билеты.

– Это в деревне сделать сложно. Кассу у нас закрыли. Нужно ехать в соседнюю деревню или вообще до Ишима.

Разглядывая испуганные тучами звёзды, мы стояли, обнявшись под ночным небом, и разговаривали, не спеша расстаться. У нас с Виталькой такое прощание было в порядке вещей, а вот тому, кто бы проходил мимо, мы бы показались влюблённой парочкой.

– Нынче, как приеду в Тюмень, позвоню тебе, Маш.

Виталька поступил в сельхозакадемию и собирался жить в Тюмени.

– Конечно. Встретимся – погуляем. Я тебя со своими подругами познакомлю. Быстро свою девушку забудешь.

– Нет. Я её никогда не забуду.

– Глупости! Городская жизнь тебя вообще обо всём забыть заставит. Даже то, с какой стороны к коровам лучше подходить, чтобы не обдристали.

– Ха-ха… скажешь тоже.

– Вот увидишь.

Как бы ни кусались комарики, как бы ни выли недружелюбно настроенные к шарахающейся по темну молодёжи собачки, как бы ни была прекрасна деревенская ночь всеми этими неудобствами, нам пора было расходиться по домам.

Зайдя в хату, я увидела, что мама до сих пор не вернулась от родни.

– Ну, вот. Я и то не опаздываю.

– Да ладно, Маш. Сейчас придёт, – прошептала сонным голосом бабушка.

Через полчаса пришла мама, и мы легли спать. Только мне не спалось. Мой нос болел аллергическим ринитом и не желал дышать по нормальному. Всякие травы и пух в подушках превратились для меня в наказание. Я просто лежала и о чём-то мечтала. И я даже помню о чём! Я ведь всегда мечтаю об одном и том же – чтобы меня полюбил мой бывший одноклассник, которого я уже очень давно безответно люблю. Не буду называть его имени. Оно и так уже у меня на лбу написано.

Проснувшись, я выглянула в окно и увидела, как моя мама полет грядки. Уже давно был день. А у меня как обычно – любой день превращается в утро.

Зайдя на кухню, пока я с аппетитом ела пироги со сметаной, мама рассказала мне, как увидела огромную лягушку в огороде. Лягушка обописалась у неё на глазах. Целых два раза. Очень интересно. Чего только не бывает в природе! Даже лягушки могут описаться прилюдно.

Потом мы опять пошли в гости. Через огороды по грязи до колен, утопая на каждом повороте. И тут я подметила:

– Знаешь, мама, как полезно ходить в сапогах по такой грязище! Это же профилактика целлюлита!

– Точно…. Смотри, это гусятки!

Маленькие жёлтые комочки бродили по зелёной травке.

– А курица может высидеть гусят? – спросила я.

– Ну да. Моя бабушка подкладывала курице гусиные яйца. Как же волновалась потом курица, когда гусята плавали в канаве! Бегает по берегу, крылья растопырит…. Кричит.

– Бедная….

– Вон тот дом с того краю, видишь? Нам туда.

– Ещё так далеко!

Шли мы к маминой крёстной, которая, увидев нас, сразу же повела на кухню. Так я встретилась со своим вторым завтраком, а мама с одной бабушкой, которая рассказала нам про маленькое чудо.

Эта бабушка сидела на табуретке и медленно чистила себе варёное яйцо. Ей было 80 лет. Ну, надо сказать, что она и выглядела на все 80. Рядом с ней сидел дед. То, что это – дед, я поняла только по разговору. В свои 70, он выглядел на неполные 50. А глаза его вообще были как у малого ребёнка. Голубые, наивно широко распахнутые. Он сидел в футболке, на которой была какая-то надпись на английском языке. Такой вот парадокс современности: деревня, навоз, глушь вроде бы и тут на тебе – на каждом втором футболка китайского пошива с надписями «Chicago bools» или «Kiss me». Так смешно и глупо смотрится, что плюнуть от досады охота за калитку.

И вот, эта бабушка, которая, казалось бы, и читать-то не умеет, пачками прочитывает газеты без очков. Без очков, представляете? Это в 80-то лет!

А всё почему?

– Вижу, дочь у тебя в очках ходит. Ты лечи её пока не поздно. Вот я ничего не видела, и мне посоветовали пить одну настойку из лимона, мёда, алоэ и самогона в равных количествах. Перед употреблением её пару недель нужно держать в темноте. Потом до еды по столовой ложке три раза в день.

– Большое спасибо, обязательно попробуем.

«Так и спиться недолго», – подумала я.

Пока все дружно болтали о всяческих вещах, не относящихся ни коем образом ко мне и не интересных, наверное, никому в принципе, я унеслась в своих мыслях так далеко, что не слышала ни слова. Мне думалось о том, что как это тяжело, прожить эти дни без моей любимой музыки. В деревне не то, что «Максимум» не ловит, даже MTV не показывает! Всего четыре канала – первый, «Россия», «СТС» и «REN—TV». Кошмарище неописуемый! Все смотрят отстой и слушают попсу. Но…. На то это и деревня. Правильно? Хотя… мне попадались и тут такие перцы, которые знают, кто такие «Король и шут». Знают. Но не больше.

Жареная картошка в яйцах с жёлтыми-жёлтыми желтками – объедение. Малосольные огурчики и много-много зелени на закуску вызывали неописуемый восторг. Самогонка пахла самогонкой. Всё, как всегда.

Только я уже заскучала. Мне-то, по сути, какое дело до того, что кто-то женился, умер, уехал из деревни? Это маме интересно. А я сидела и болтала под столом ногами, пытаясь задеть её за пятку, дескать, всё – пора идти к другим.

Другие были детьми сестры прабабушки. Они, впрочем, как и все, встретили нас достаточно радушно. И футболки были на тот же манер, и огурцы. Только ещё добавились несказанно вкусные булочки с маком и маленький ребёнок.

Мой третий завтрак плавно становился ужином. Количество выпитого молока просилось на волю. Я пошла в туалет. О, деревенский туалет! С какой охотою я сочиняла бы тебе оды и поэмы! А ты, моя Муза, лишь недоверчиво косишься и нагоняешь на меня страшную шуточку про то, как «старенький дед пошёл в туалет…». Такие дела. И мухи. А вместо туалетной бумаги – книжечка советских времён с речами какого-то празднословного политика. Замечательное ко всему дополнение – это большие жирные пауки. Везде, на стенах, вверху и внизу. Гадость, надо сказать, неописуемая эта их паутина. Висят они на ней такими чёрными пузырьками и хищно пялятся на тебя всеми своими глазищами. Да уж. А знаете, что самое главное? Это не шагнуть в дырку. Особенно ночью, ведь ничегошеньки не видать. Про пользование в зимнее время этой чудо-конструкцией я даже вспоминать не хочу. Однажды, когда мы приезжали к деду в лютый мороз, казалось, что писаешь уже колючими сосульками, а не мочой в агрегатном состоянии «жидкость». Про дела большие – вообще промолчу. Как камешками сходил. Причём всего секунд за тридцать уложился, но при этом умудрился превратить свои булки в мороженки.

Вернувшись к столу, я тут же была обделана какой-то пакостью. Маленький ребёнок! Теперь я знаю, почему я не шибко то люблю детей. Хотя и это – спорный вопрос. Иногда меня забавляет то, что они липнут ко мне как жвачка. Почему? Да я ведь с ними не сюсюкаюсь! Мы по-взрослому беседуем, и им это очень нравится. Даже самые маленькие хотят, чтобы их воспринимали как равных взрослым. Истина.

Пока я играла с девочкой во дворе – мы рылись в песочнице – незаметно стемнело. Непородистый щенок изжевал мою калошу и пару раз укусил меня за палец на ноге. В промежутках между построением домиков и тут же сравнением их с землёй, я успела пролистать валявшуюся на крыльце районную газетку из 4 листов. В ней были написаны рассуждения местных властей об урожае, прошедшем ЕГЭ и ещё не помню о чём. Абсолютно неинтересная газета.

После того, как появилась череда сериалов по первому и второму каналу, жители всей деревни прилипли к экранам своих телевизоров, и такие газеты для них стали просто упаковочной бумагой. Начиная с «Хозяйки судьбы», «Кармелиты», «Исцеления любовью» и заканчивая «Славянским базаром» – весь вечер эти люди смотрели всё подряд. Конечно же, в основном это старики, молодёжь после девяти шла гулять и пить бражку.

Вот и вернувшись домой, мы застали бабушку и дедушку за каким-то сериалом про наше правосудие. Бабушка взбивала масло в самодельной ступе, а дед время от времени предлагал ей свою помощь. В рекламу он пролистывал новый номер газеты «Жизнь». Кстати, самое интересное, что я, всегда пристально читая свежие номера «Ровесника», «Bravo», «Glamour», только из газеты «Жизнь» узнала, что Горшок женился. Рядом с заметкой даже была фотография его избранницы. Крашеная блондиночка с безупречным макияжем в светло-голубом платьице. Не подумайте, что я не одобряю его выбор – меня это вообще не касается – но как же так? А говорил, что он – последний панк и терпеть не может попсовиков, что его девушка – точно такая же, как он сам. Я ожидала увидеть кого-то похожего хотя бы на Аврил Лавинь.

Я плюхнулась в кресло и до самой ночи смотрела вместе со всеми всякую фигню. Потом бабушка рассказала мне про целебные свойства золотого уса. Настойкой из него она натирала ноги. А я протёрла лицо. Перед отъездом я взяла себе отросток этого растения и до сих пор пользуюсь этой настойкой. Надо сказать, кожа после неё чудесная. Пока я расспрашивала бабушку про золотой ус, дед нашёл мне заметку про это растение в вестнике «ЗОЖ». Я прочитала эту газету целиком и решила тоже её покупать. Уж очень познавательно в ней писали, что и чем лечить. Тем более, будущая профессия обязывала вникать и в народные рецепты.

– Вот, съездил в соседнее село и купил вам два билета на экспресс. Москва – Хельсинки.

Бабушка прыснула в ладошку, а дед продолжал:

– Еле додумался до этого. Купе стоит дорого, на плацкартный билетов нет. Поедете первым классом, все удобства и очень быстро.

– Спасибо. Во сколько завтра вставать?

– В пять утра. Пол шестого от деревни идёт поезд из двух вагонов до Ишима. Оттуда через два часа после прибытия сядете на экспресс. Москва – Хельсинки.

Мама с бабушкой засмеялись, а я понятия не имела почему. Утром, проснувшись, я мысленно попрощалась со всей деревней, с «драгоценным» туалетом и хромым цыплёнком большой нервной курицы. Выйдя во двор, я похлопала Барсика по широкой спине и почесала за ухом беременной кошке, раздувшейся как воздушный шарик. Она так потешно сидела на попе, вывалив своё пузо, и сложив на него свои лапки, что даже Барсик разглядывал её с умилением.

Дед снова посадил нас в свой сумасшедший мотоцикл. Мы попрощались с бабушкой и приготовились к экстремальной поездке. Дедушкина спина задерживала ветер, и маму не сносило так, как меня в люльке. Примчавшись раньше времени, мы стояли на вокзале и разглядывали своих попутчиков. Среди них оказались деловитые таджики с большими кулями, парочка пареньков, сонная, плохо накрашенная девушка и несколько мужиков с пропитыми лицами.

Попрощавшись с дедом, мы залезли в вагон и увидели, что внутри такие же сидения, как в электричке. Жёлтого цвета, расписанные фломастерами и маркерами различными ёмкими словечками, холодные и жёсткие до попопомрачения.

Ехали мы часа два, и за это время успели ужасно замёрзнуть и устать. К нам подсел бывший мамин одноклассник, который рассказал нам, что рядом с деревней теперь живут пеликаны, так как климат очень резко меняется. И действительно, буквально через минуту мы увидели в окне пеликана. Эта птица летела над водой, и издали её можно было принять за кого угодно, если бы не её клюв.

Выйдя в Ишиме, мы читали газеты и кушали пироги, пока ждали экспресс. Как бы я ни хотела избежать очередного потрясения, но всё-таки мне пришлось посетить привокзальный туалет. Мама осталась сторожить вещи в зале ожидания, а я отправилась искать местную достопримечательность. О, я никогда этого не забуду! Войдя в это пристанище необыкновенного запаха, я увидела три дырки в полу, отгороженные друг от друга маленькими стенками. Над одной сидела девушка, которая приглушённым голосом выдала мне, не понятно зачем:

– Мм, не получается что-то…. Не могу.

Я молча подошла к соседней дырке. Рядом с ней было много белых комочков по углам. Присев, я распознала, что это. Вернее, кто это. Да-да, они самые – копошились и расползались во все стороны. Наверное, так быстро, как в этот раз, я ещё никогда в жизни свои дела не делала.

Вот вам и городской ишимский привокзальный туалет. В деревне и то – он был покультурнее.

Солнце было уже высоко в небе, когда мы садились в экспресс, который потом на большой скорости уносил нас далеко от родной деревни.

– Мама, а он, правда, в Хельсинки идёт?

Все пассажиры с усмешкой покосились на меня

– Маш, дедушка пошутил. Маршрут экспресса Омск – Тюмень.

Ладно, хоть мама смеяться не стала. Я разлеглась в кресле и задремала, изредка открывая глаза. В окнах мелькали маленькие деревушки и озёра. Но в основном и слева, и справа был лес, который то возвышался над нами, то раскидывался в низине.

Мне совсем не хватает слов, чтобы передать все мои впечатления о деревенской жизни. Я ведь с малых лет езжу в деревню каждый год и узнаю там много всего интересного. Чего только стоит обыкновенная встреча коров, когда целое стадо появляется на горизонте и каждая корова ещё издали узнаёт своего хозяина. А он – свою корову. Можно долго писать, но всё равно будет невозможно рассказать обо всём. Это словно побывать в другом мире, где всё вроде бы точно такое же, но абсолютно другое.

Кремообразные пылинки

Из жгуче белых облаков

В прозрачной тонкой паутинке

Из солнечно счастливых снов…

Играли ветвями берёзы

Два сонных летних ветерка,

Малина скидывала слёзы

Дождя, что шёл издалека….

Весь мир, казалось, был прекрасен,

Как дети ласточек в гнезде,

Погожий день был в редкость ясен

И воздух чист был как нигде….

Но в эти чудные мгновенья

Селенье было мне чужим

Ведь я ждала всё приключенья,

Мне в тягость здешний был режим:

Так мало смеха, нет печали,

Копёнки сена – всё пучком,

Пахать меня не заставляли

И развлеченьем был лишь сон….

Картинно грязь спит на дороге,

И гуси чинно лезут в пруд,

А в доме сразу на пороге

Лежат галоши, тапки ждут….

Где молодой душе отрада?

Не в пьяных танцах по углам,

Не в огороде, за оградой,

Где приключенья, только там!

Совпадения не случайны

– Маша, ты написала рассказ о деревне, которая недалеко от моей. Ну, тогда, в 2004 году, она ещё худенько, но существовала. Стрункино называлась.

Мария, вернувшаяся в комнату, посмотрела на Александра с любопытством.

– Правда? Ничего себе. Да, помню такую деревню. В тех краях не одна она вымерла…Так наши корни из одного места, так получается?

– Ага. Мне даже кажется, что я знаю некоторых из тех людей, о которых ты пишешь. Да, имена, я так понимаю, изменены. Но остальное же – было?

– Было, конечно, Саша. Это практически автобиография получилась, хоть я и стремилась к автофикшену.

– Слушай, ну, здорово у тебя выходит. Мне откликается такое. У тебя поди ещё какие-то истории о деревне есть….

– Неа, пока не написала. Но, думаю, что будут. Тема такая это. Не отпускает меня. Душа порой побаливает из-за того, что деревни сейчас разваливаются. Людей в них всё меньше и меньше остаётся. А из тех, кто остаётся – спиваются многие.

– Ну да, есть такое дело. Грустно всё это. Но я вот тоже ведь в деревне не остался. Точнее, не вернулся в деревенскую жизнь. А решил жить здесь. Понятия не имею, что там теперь мне делать. Наверное, я сильно изменился и привык к другому образу жизни. Про деревяный туалет ты, кстати, хорошо подметила. Я как-то не думал об этом даже, а ведь реально – это место довольно-таки значимое.

– Ну ещё бы! Я знала одну бабушку, которую дети забрали в город. И после всей жизни хождения в деревенский туалет, она очень долго не могла приспособиться к белому другу. Это была настоящая катастрофа. И только от безысходности она всё-таки как-то привыкла. А туалет тот на вокзале в Ишиме в итоге снесли. В последнее время в здание рядом ходили. Пусть не шибко удобно было кругами ходить, но это уже всё-таки более цивилизованный подход.

– Конечно. По сравнению с опарышами под ногами, это в общем-то, рай просто, – заулыбался Александр.

Мария уселась на подушку на другом конце дивана и внимательно посмотрела на своего гостя. Парень развернулся в её сторону и опустил голову вниз и почесал затылок. В уголках его рта всё ещё оставалась улыбка, вызванная обсуждением туалетов.

– Нам же обоим за тридцать уже? – вдруг спросил он, не поднимая глаз на Марию.

Мария пожала плечами, сделав притворно удивлённый вид.

– Ой, да ладно тебе. Конечно, ты выглядишь моложе, это, бесспорно, – продолжал Александр, – Просто интересно было, сколько тебе лет. А спросить напрямую неловко. Спасибо твоему рассказу, он меня сориентировал. Могу ли я тебя спросить о кое-чём личном?

– Валяй.

– Почему ты одинока, Мария? Ну, я имею в виду то, что ты не замужем, у тебя нет детей, – Александр взял в руки игрушку Янтаря – вязаного зайца, который валялся на полу и начал его разглядывать, не решаясь посмотреть девушке в глаза.

– А почему ты меня об этом спрашиваешь?

– Не знаю, но мне интересно, почему так бывает – красивая и умная девушка, а почему-то одна.

– Известно, почему. Тараканов в голове много. А потравить их ума не хватает.

– Почему – сразу ума, – Александр взял другую игрушку Янтаря – куколку из ситца с перьями, – Может, просто страшно, ведь сейчас хотя бы тараканы есть, а если их потравить – то какое-то время придётся вообще в одиночестве быть.

– Говоришь со знанием дела. А с чего ты решил, что у меня никого нет?

– Ну стала бы девушка, у которой есть парень, сидеть здесь со мной наедине и лясы точить? Думаю, что нет.

– Так скажем, серьёзных отношений на данный момент я не имею. А ты?

– Аналогично. Иначе меня бы тут тоже не сидело бы. А то зная девушек и как они ревнуют даже к табуреткам, я бы остерёгся проводить свободное время с соседкой, – ухмыльнулся Александр.

– Девушки бываю всякие, не суть. Все люди, что парни, что девушки бывают ревнивыми.

– Конечно, но я всё-таки повторю свой вопрос. Почему ты одна? И какие именно тараканы поселились в твоей голове?

Мария не знала, стоит ли отвечать на этот вопрос. Он пугал её, и одновременно – хотелось поделиться тем, что наболело. Одиночество её казалось было размером с бездну. Она сползла на край дивана, глядя в окно, где серое небо сливалось с горизонтом. Внутри неё бушевали эмоции, которые она старалась подавить. Этот вопрос, который задал ей Саша, прозвучал так просто, но в нём скрывалось столько глубины. Мария почувствовала, как холодный пот выступает на лбу. В комнату проникла раздражающая тишина. Девушка знала, что если не откроется сейчас, то эта бездна только углубится. Мария сделала глубокий вдох и решила рискнуть. Возможно, именно сейчас ей стоит поделиться с кем-то своим грузом.

– Знаешь, иногда мне кажется, что я одна на этом свете, – наконец произнесла она, и слова будто сорвались с языка, как будто они всё это время нетерпеливо ждали своего часа, – Хотя я вижу много людей вокруг, они смеются, общаются, а я… просто наблюдаю.

Парень посмотрел на неё с пониманием. Мария почувствовала, как её сердце забилось быстрее.

– Не выходит, не получается у меня ничего. А сейчас моё сердце разбито. Так и вовсе не хочется мне ни с кем связываться. Я ещё не остыла. Я пока что…

– Любишь его?

– Люблю. А вот он меня, видимо, нет.

– Ну, а что ты делала, чтобы он полюбил? – неожиданно громко спросил Александр, от чего Мария вздрогнула и занервничала ещё сильнее.

– Ничего…. А разве что-то делать для этого нужно? Чем я хуже других, что меня нельзя просто так полюбить? Ну, чтобы я просто была такая, какая есть. Я же люблю его таким, какой он есть.

– Он такой – не просто так. Он таким для тебя был. Ты подумай. Что он делал такого, чтобы ты его полюбила? Ты же в психологии, наверное, хорошо разбираешься. И врач, и педагог всё-таки.

Мария слегка улыбнулась. Значит, Александр внимательно читал её рассказ, в котором ею было упомянуто поступление в медакадемию. Девушке стало от этого приятно. Она взяла в руки чашку с чаем и сделала несколько глотков. Её унесло в воспоминания о своём коротком и бурном романе с Владиславом. «Да, он определённо кое-что делал. Например, умело создавал иллюзию того, что у их отношений возможно будущее, искусно раскачивал эмоциональные качели, ставил якоря», – подумала Мария.

– Хорошо, Саша. Давай я тебе расскажу всё от и до. А ты сам уже сделаешь выводы, что за тараканы ползают в извилинах моего мозга.

Владислав с его качелями

«Мы познакомились в одной тусовке, в которой я частенько бывала. Сначала он наговорил мне каких-то гадостей, но со временем мы нашли общий язык. Сидели мы с ним однажды как-то на кухне, в какой-то задрипанной общаге, когда народ уже вырубился, и болтали о том, да о сём.

Он был весь такой с иголочки – моднее просто не бывает. Крутая причёска, запах чего-то сладкого к кофе, исходивший от одежды, бритая небритость на лице без единого косяка. Я же рядом выглядела, как замухрышка, – с растрёпанными волосами, в мятой футболке и облупившимся лаком на ногтях. Он восхищался фильмами Жан-Люка Годара и Франсуа Трюффо, обсуждал работы Педро Альмодовара, Франсуа Озона и Ксавье Долана. Я могла часами погружаться с ним в кинематографический мир, оставаясь, в роли случайной прохожей и чувствуя себя хамелеоном, от страха поджимающим свой хвост.

– Представляешь, когда Годар снимал «На последнем дыхании», он постоянно импровизировал – останавливал съемку, затем за столиком в кафе писал диалоги и передавал их актерам! А оператора он усадил в инвалидную коляску, и тот ручной камерой снимал движения персонажей!

Я изображала удивление и не знала, что говорить в ответ. Но мои ответы ему и не требовались. Он взахлёб продолжал просвещать меня о бунтарских выходках режиссёров «новой волны» французского кино, и почему их преемниками считает постановщиков современного артхауса.

«А вдруг всё всплывёт наружу? – думала я, прислонясь к холодной стене общежития, пока он ходил в туалет. – Вдруг станет понятно, что ни черта я не разбираюсь и не понимаю в этом перемудрённом авторском кино». Я же не знала тогда, что на самом деле никто ни хрена не понимает. И все транслируют свои однобокие суждения сквозь призму собственного опыта и всё.

А больше всего меня удручало то, что я понятия не имела, что он здесь и сейчас со мной тут забыл? Чего ему не хватает в его прилизанной жизни из молескинов, конверсов и маршмеллоу? Почему тянет на бесконечные разговоры со мной?

Мы проболтали с ним до утра, а потом он стал ежедневно закидывать меня сообщениями и письмами, суть которых сводилась опять же к перебиранию творческих продуктов человечества – книги, картины, музыка, фильмы… факты, цитаты, изображения и так далее. Голова моя пухла, но было стрёмно не отвечать. Не хотелось показаться невоспитанной что ли. Не знаю….

И через неделю на этой же обшарпанной кухне он сказал:

– Может, сходим куда-нибудь? Ну, в смысле только ты и я. Как бы… без всех…

Без всех – это без тех, с кем мы каждые выходные собирались в этом пристанище творческого неадеквата: людей искусства, как сейчас говорят. «Богемы» – так бы сказали наши родители. В общем-то, друзей, если не просить их помощи и не рассчитывать на поддержку. По факту – компании побухать, задвинуть за культурные артефакты и продемонстрировать собственные успехи в завоевании творческого Олимпа.