Моя подруга киллер. Посмотрим, кто выстрелит первый

– Нет, но я не могу сама, ты же знаешь, чем это закончится.

– Знаю, но лучше пусть грешницей будешь ты, чем козлом отпущения я.

– Вот же ты жаба!

– А ты гиена злобная.

– Я же помогаю тебе в сердечных делах! – возмущённо предъявила я малыхе.

– Ага, – подтвердила она, – отгоняя любую мужскую сущность от меня на километры, а потом удивляешься моим маниакальным наклонностям.

– Они у тебя на генетическом уровне заложены, а вот холоднокровие тебе доложить забыли!

– А с тобой переборщили!

– Лучше переборщить, чем не доборщить.

– А откуда деньги? – как бы между прочим спросила малыха, всё дальше уводя меня от интересных диалогов.

– Ты о чём? – замерла я.

– Я про игру.

– А! Михалыч сказал, что это за его счёт. Так что…

– Космос… Хотя странно, откуда этот ребёнок деньги взял? – малыха задумчиво уставилась на потолок, словно там все пополнения копилки Мелёхина.

– У мамы на мороженку в течение года просил. – закатила я глаза. – Не ищи там узоры, а то привыкнешь ещё ко всему белому, придётся тебя на Заводскую везти.

Названием этой улицы у нас пугали всех, кто выбивался из графика нормального развития. А всё потому, что по этому известному адресу располагалась психиатрическая больница. Мы как-то во время похождений с Сонькой попали на прогулку психов, и те так влюблённо на неё смотрели, что она ненароком ближе к сетке стала прогуливаться. Хорошо хоть я отрезвила – отпустила коварную шутку, после которой у малыхи активизировался турбо ускоритель.

– Нет, спасибо. – грозно сказала Сонька. – Михалыча с его сектой вполне достаточно.

– А, он теперь со своими девчонками, щас как начнёт козырять направо и налево. – Я подбежала к двери и послушала, нет ли там кого.

Удивительно, но даже когда мы были за километры от Михалыча, реально оглядывались по сторонам. Опасения лучше, чем попасть впросак и дать этому негодяю захватить нашу честь. Он сам научил нас словесно принижать людей и совершенно не подумал, что его постигнет та же участь. Типа – за что боролись, на то и напоролись. Чтобы хоть как-то отыграться за редкие наши победы над ним, Михалыч подавлял нас физически.

Ладно малыха, для неё месть за сказанные словечки обходилась лёгким подсчётом рёбер. Но я преодолевала поистине ужасные испытания. Михалыч хватал меня своими большими ручищами за лицо и полностью его облизывал, оставляя всю свою генетику в моих порах. При этом звук от таких телодвижений заставлял сжиматься весь мой внутренний мир, и как неприкаянной чертить зловещие кресты на его кожуре. Тогда он взрывался торпедой бешенства, подобно малыхе, и добирался до волос и других доступных мест. Я, брезгуя всем миром, могла только визжать, от чего он громко ржал и называл меня мышью. А потом снова начинал творить бесчинство, при этом чуть грубовато сдавливая пальцами шею. И это было верхом подлости, потому что после таких действий Михалыча больше просто хотелось, чем желалось убить.

Такое баловство – это отдельный вид искусства, который подлежит всеобщей огласке. В основном окружающие думают, что мы, наверное, шведская семейка. Кажется, это так и есть… Когда начинается побоище, кто-нибудь кого-нибудь и где-нибудь ущипнёт, куснёт или ещё того хуже лизнёт. И в суматохе всем наплевать, какое место было задето. Однако после мировой или капитуляции мы все дружненько лежим на диванчике тем же змеиным клубком. Отвратно? Так это только на словах, а на деле куда приятнее.

С

поры по пустякам

Я уже всё собрала и была готова к отбытию. Малыха копошилась со своими вещами, то складывая, то выкладывая их «поудобнее», и этим меня раздражала. Вот она всегда так собиралась! Не знаю, кто заседает в центре управления её мозгами, но они явно плохо справляются с работой. Соня могла укомплектовать необходимое вечером, а утром, проверяя всё, выложить что-нибудь или добавить.

– Я немного нервничаю из-за этой игры. – с трясущимися руками говорит малыха. – Прям как первый раз еду.

– Чего вдруг? – я подозрительно зыркнула на неё.

– Там будут все команды, и Ильин со своим Долгом.

Я жалобно застонала, а Соня побагровела в момент.

– Малых, ну ты же понимаешь всё, я не буду проводить контрацептивный инструктаж.

– И не надо, я просто нервничаю. Давно не выбирались, форму я потеряла, да и вес набрала.

– Мне «му-му» не делай, – прошипела я. – Ильину всё равно какой ширины твои бока, если руки лезут к бёдрам.

– А ты за Михалычем своим следи, а то ненароком расплодитесь до возвращения домой. – так же ответила Сонька.

– У меня мозги при мужиках в сыр плавленый не превращаются, а ты вот!

– А, что я?

– А вот ничего!

Михалыч, как обычно, опаздывал, а наш небольшой скандал грозился перерасти в войну миров. Его пунктуальности могли позавидовать только синоптики по прогнозам погоды или деревенский интернет. Но по натуре своей стереотип у Мелёхина джентльменского вида – уже вымирающий, но деликатесный. Он – самый аккуратный парниша, которого я знала.

– Ладно, не горячись, – подняла я руки вверх, показывая мировую. – Покажешь мне положение?

– Я не поднимала градус, пока ты не повысила голос. – буркнула Соня и подала мне распечатанный договор игры. – А вон и наша лягушонка в коробчонке едет.

– Звуки точь-в-точь, как в книжке, – ехидно хихикнула я.

Во двор въехал кремовый фургончик с надписью «ауе» в стиле граффити, громко посигналил и скрылся из виду во дворах. Через несколько минут двери открылись с треском, и ко мне в комнату вбежал Михалыч, по виду напуганный до смерти. Он переводил дыхание, словно дал стометровку без подготовки на то.

– Ты чего, Михалыч? – поинтересовалась малыха.

– Вы готовы? – ответил он вопросом на вопрос.

– Ну да, а за тобой толпы девок бежали?

– Я от мамы еле удрал.

– Дай угадаю, – в разговор вступила я. – Замахнулась сковородой и промазала?

– Чуть часовню с колоколами не снесла скалкой!

Малыха начала издевательски хихикать, а Михалыч с досадой посмотрел на неё.

– Повезло твоим будущим детям! – добавила я со смешком.

Он красноречиво обозлился, схватил наши сумки и отправился к выходу. И при чём не просто пошёл, а пулей вылетел. Мы с малыхой, позорно надсмехаясь над ближним, поспешили за ним, проверяя на ходу, всё ли выключено. Закрывая домашнюю дверь, я почувствовала боль в левой части головы над ухом, не доходящую до виска. Так всегда болело перед каким-нибудь жёстким хоррором в моей жизни.

Я печально окинула жилище взглядом, словно прощаясь, тяжело вздохнула и пересекла порог квартиры. Ключи от тремора в руках переливались звоном колоколов, душа под сердечный бит то выскакивала из тела, то влетала обратно. Сомнения зачем-то заскреблись чёрной облезлой Муркой в желудке, и холодный пот ударил по коже.

Малыха не обратила внимания на моё состояние, и хорошо. Я не показываю ей такое, тем более, что ехать будет веселее без напряга. Хотя она и сама меняла окрас кожи, и от мысли про Ильина со своим Долгом покрывалась мурашками, и вздрагивала.

Фургончик Мелёхина был прекрасен, на мой взгляд. Жаль, правда, не его рук дело. Он домкрат-то от насоса отличить не мог, чего уже говорить об остальном. Но, помощники в автосервисе – мастера своего дела, поэтому гордый Мелёхин разъезжал на завидном транспорте. Он превосходил любые камуфляжные нивы и УАЗы по окрасу, и имел пару приличных ярких фар. Идеальные чёрные колёса на пневматической подушке защищали дно от повреждений. Единственная мощная русская «буханка». Самый то гонять по нашим-то дорогам и лесным оврагам.

– У нас там форс мажор, – тягостно известил Михалыч. – Леший в углу плачет от огорчения.

Мы с Соней переглянулись, а он продолжил:

– У него несколько игроков слились в последнюю минуту, так что нам придётся играть агрессивно.

– И что? – выпучила глаза малыха. – Мы куда, к властям за взысканием поедем?

– Да нет, Соня, – ядовито произнесла я. – Михалыч сейчас их секту ради Николаича разносить начнёт.

Мелёхин утробно и злостно промычал, помотал головой, избавившись от наваждения, в котором прибивает меня к кресту со словами позора.

– Но игра же запланирована… – начала было Соня.

– Ну так её никто и не отменит. – раздражённо перебил Мелёхин. – Игра начнётся завтра по расписанию, после большого костра. А сегодня вечером просто шашлыки и природа.

– Ну куда же без пьянки-то! – проворчала малыха, наигранно скорчив физиономию недовольства.

Было видно, как под оболочкой черепа её демонята ликуют и празднуют. Наверняка Сонька уже продумала план по подкату к Ильину. Это мне и не нравилось.

– Чё хоть пить-то будем? – спросила я.

– Не знаю, но Николаич слюни через трубку пускал, пока пытался перебить огорчение от ухода игроков интригующей вечеринкой. У меня ухо заложило даже.

– Странно, я всегда считала, что у тебя слабость к слюням. – оскалилась малыха.

– Это у тебя слабость, к детям. – буркнул тот.

Этот мини-псих можно было считать очередной победой со счётом… Один фиг не в нашу пользу! Чтобы догнать Михалыча по количеству словесных пари с выигрышным финалом, стоило для начала скурить словарь Ожегова, а потом запечь словарь Даля.

По-блатному Соня устроилась на лавке фургона. Её поза говорила о самом неблагоприятном настрое лично для меня. О том, что мы приедем на игру и первым делом будем отдыхать, она знала заранее и соответствующе подготовилась. Ведь Сонька была знакома с очень многими игроками лично и умела заинтересовать каждого своей болтовнёй и грудью. А тут момент слабости пороков рабочего порядка застал врасплох, но изобретательная Соня обязательно придумает, как повернуть фортуну к себе всеми сторонами.

– Значит, хватит времени на разработку тактики?

– Да. – весело отозвался Мелёхин. – Ща пацанов по дороге заберём, и начнётся неумолимый гам.

– Точно, девчонки шумные нынче пошли. – хихикнула я, намекая на друзей Михалыча.

– Вот приедем мы в твою естественную среду обитания, я там с тебя кожу заблаговременно до линьки природной спущу! – пригрозил Михалыч, подымая вверх накрепко сжатый кулак.

Сонька закашляла смехом в ладонь, издавая шуршащие звуки, а я проиграла языком детскую дразнилку. У Мелёхина от кожи пошёл дым, и я ненароком испугалась за него, вдруг до ближайшего водоёма не доедем, а у парня серьёзный всплеск необоснованной агрессии.

Парни действительно шумели, как малышня в детском саду. Соня догрызала последний ноготь на мизинце и временами улыбалась, как Гринч. Это говорило о том, что она продумала подвиг «Оушена» без друзей до мелочей, о которых я, кстати, не знаю. Это ещё хуже. А главное, скоро произойдёт более страшное событие, и придётся мне управлять этой штукой без руля.

Единственный, кого мы ждали больше положенного – это Никита. Он Соньку боялся, оттого и не выходил. Выманивали его, словно зверька из клетки перед кастрацией – всеми уговорами, и не уговорами тоже. Михалыч даже гипнозом хотел его брать, но грубая сила решила всё гораздо быстрее.

Никита волком выл и цеплялся за ворота отчего дома, пока окрещённые им предатели выносили его тело из укрытия. В «ауе» он забился в угол, стараясь не смотреть на Соньку, но по иронии судьбы сидел прямо напротив, вынужденный наблюдать за её ухмыляющимися чертами лица. Я в тот момент пустилась во все религии, чтобы узреть будущее и исправить новый Армагеддон.

Во все тяжкие

Монотонная езда выматывала, и я засыпала. То колючее чувство перед отъездом отступило, испугавшись весёлых речей приятелей, так что душа успокоилась. Трое неразлучных парней пускали слюни друг другу на плечи, пытаясь удержать погружённые в сон головы. Малыха и Михалыч боролись с качкой, как неопытные пассажиры на волне. Они походили на пару свежих огурцов со снятой кожурой. Только Сонька пересела вперёд к Мелёхину и прикрывала рот ладонью, пока тот просто дышл через нос.

Ближе к вечеру мы прибыли к большому костру. Уже пахло жареным мясом вперемешку с водкой и свиным салом. В отличие от нас с малыхой, мелких карапеток, взрослые мужики хлестали это гадкое пойло за милую душеньку. Один высокорослый товарищ играл на гитаре песни Цоя, а остальные похлопывали, подкрякивали и подвывали. Народу как на собрании коммунальщиков, только все друг к другу радушные и приветливые. Берцы, раскиданные у огня, кричали о помощи, потому что сегодня эти самые мужики в них лазили по игровой территории, копали землянки, строили ловушки и делали крепости. Завтра мы будем бегать по этим местам, разметая их старания телами врагов!

Если что, то после этой фразы был мой злобный страшный смех. Обожаю играть плохого чувака, у которого на мушке весь мир. Особенно то ссыкло, что изменил мне с моей подругой. Просто на меня силёнок не хватило – я девушка с характером! А вот Михалыч – красава, респект ему за способность держать меня в узде.

И вовсе я не злопамятная!

Малыха, вылезая из фургона, жадно оглядывала незнакомых людей, пытаясь найти среди них Ильина с командой, Зелёного с его непобедимыми сталкерами и Чапая с Малышом. Мне ничего эти имена не говорили, но Соня видела в них настоящих героев уходящей эпохи. А я только стреляла из дигла Сладкого, потому что мы с малыхой из-за Ильина погавкались. Было давно, но вспомнить приятно.

– Желудок заурчал. – Соня завистливо посмотрела на огромный кусок, подкопчённый огнём.

– Ща я скажу ребятам, они вам закинут по паре. – Михалыч показательно двинулся к компании.

Те предвзято посмотрели на такой жест, но кто-то всё же сдвинулся с места. Мы с друзьями раскинули мини-лагерь рядом с фургончиком, предварительно выбрав место поудобнее. Однако все вели себя настолько тихо, словно парадировали фильм без звука, чтобы не разбудить спящего минотавра. Среди незнакомых людей всегда по началу некомфортно, но ко всему привыкаешь, поэтому паника была бы лишней.

Атмосфера хоть реяла напряжённостью, как стальные облака над горами, но всё же не доводила до исступления. Трескучий костёр о чём-то вещал, при гулении людей было сложно разобрать его послание. Три огромных палатки болотного цвета колыхались от ночного ветра и хитро поглядывали, подобно хозяевам. Остальные решили, что разбивать лагерь напряжно, значит увалятся на холодной земле. К утру половина прибывших отсеются, потому что будут ныть от похмелья и простуженной поясницы.

– Чувствую себя лишней. – я поёжилась и прижалась к малыхе.

– Не вижу Николаича и Ильина. – она пристально провела по всему взгляду.

– Расслабьтесь, – мягко говорит Егор, – кушайте.

– Я, конечно, не давлюсь, но кусок мне итак в горло не лезет. – заспорила Соня.

– А ты попробуй его уговорить. – подколола я. – Он – не Никитка, стонать не станет. Сам не полезет, так ты его впихни.

– Туше, – осердилась малыха.

Никита с Даней копались в рюкзаках, не обращая внимание на наш разговор. Их увлечённость жратвой бесила, как Михалыч со своей бывшей. Он, кстати говоря, в последнее время оборзел при каждом удобном случае вплетал её имя в общую беседу. Не для того я всю эту человеческую общину терплю, чтобы от него такие высказывания слушать. Мне пришла в голову гениальная идея, которой я улыбалась, как Сонька своим бесятам.

– Не к добру твоя улыбка, – заметила Сонька.

– На себя посмотри, я каждую твою мысль по дороге сюда считала, – оскалилась я.

– Ты читать не умеешь – встрял Михалыч, – нам-то лапшу не вешай.

– Это у тебя на груди лапша растёт! – огрызнулась я.

Михалыч хотел ответить нечто заумное и эпохальное, но ему всучили поварской поднос, поэтому слова где-то застряли. Он поставил его на землю, умилённо предаваясь улыбке. Души наши согрелись от такой подати, и злиться или спорить уже не хотелось.

– Вкусно выглядит. – облизнулась Соня и накинулась свою порцию.

– Приятного аппетита, детка! – крикнул мужлан с гитарой.

Малыха бросила в его сторону небрежный взгляд с куском мяса во рту. Тот и остальные его дружки по-волчьи завыли и заржали. У Сони глаза кровью налились. В секунду она превратилась в злобного детёныша вампиров, который впервые познал кровь. Михалыч пихнул меня локтем, чтобы не пропустила чего интересного, а мне и самой не хотелось лезть в пасть к этому льву.

– Ну всё, – отвечаю я Мелёхину тем же толчком в бок, – тушите свет, кидай гранату…

– Малых, – испуганно произнёс Михалыч, – их есть нельзя.

– Сегодня. – добавил Никита.

– Да, жертва вкуснее, когда спокойно спит. Так что, – подмигнул Егор, – енто на завтра.

Малыха медленно и грозно перевела взгляд на каждого по очереди и продолжила уплетать свой ужин. Правда, они долго боялись есть, вдруг Соня не полностью оседлала гнев, и держали половинки задниц сжатыми до конца трапезы.

Спустя вечность мы наконец-то увидели ксенон на лесной дороге. Это Леший и его приспешники ехали к нам на выручку от одинокого скитания среди чужих. Эффектное появление под армейские песни и выпрыгивающие из дверей, полные готовности страйкболисты подняли наш настрой. Правда, от заявленных двадцати были жалкие десять, но мы уже не одни – это отлично.

Малыха резко превратилась в цаплю, выискивая знакомых. Она здоровалась с командой Николаича, а сама глаз со стороны дороги не сводила. Не зря, кстати. Огромные военные машины окружных городов привезли Сонькины утехи и боевой азарт. Из огромных бандур стали появляться красавчики сталкеры со своими пёстрыми амунициями, с оружием и рюкзаками. Следом появились люди в чёрном, от которых малыха непристойно простонала. Наши солдатики из глубинки доедали последний хлеб с солью, не говоря уже о модных прикидах, так откуда же им взять накаченные тела и бритые скулы.

Среди чёрных теней чёткими движениями рисовался высокий мужчина, которого – дай только волю – Сонька изнасильничала бы на месте. Его улыбку можно было и в темноте увидеть. Она какая-то позитивно необычная и до жути бесячая. Приезжие знакомые показушно здоровались, кричали и смеялись. Раскидывали свои шмотки по сторонам, доставали ящики с пивом и едой. А у незнакомых штаны от зависти лопнули – они то работали, а эти на всё готовое.

– Лягушонок! – крикнул Ильин, когда увидел и без того вытянутую Соньку.

– Привет, красавица моя. – Она по щелчку превратилась в львицу и ярко поплыла в сторону мужчины.

Он развязно двинулся к ней навстречу под дружные смешки. За ним следовали Леший с Зелёным, Чапай, Малыш и Москва. Позади семенили менее знакомые, но такие же родные Соньке господа.

– Как твои дела, золотце? – залыбился Ильин.

– Отлично, а у тебя? – Проворковала малыха.

Меня внутри только всю в гармошку сжало. Сколько должно пройти времени, чтобы я перестала удивляться такой перемене в характере и поведении этой леди? Она из загнанной крысы превратилась в неукротимую кошку Сахары буквально за миг. А этот Ильин бесил не по-детски своим поведением и нахальными обжималками с малыхой.

– Чё, нормально добрались? – спросил Леший, пожимая Соньке руку. – Это все?

– Да, тебе мало? – дерзко ответила она.

Mалыха по-прежнему зависала около Ильина, обвитая его километровой рукой. Наши парни, как и не наши, молча сидели и ждали, когда им дозволят войти на мероприятие, которое организовал новый людской шквал.

– Ну, на этой игре-то сможешь шкатулку Локи найти? – с усмешкой спросил Зелёный.

– По совету Лешего будешь сопровождать меня под дулом «Эмки 17». – Она игриво посмотрела Зелёному в глаза.

А тот, как мартовский котище с выбросом тестостерона, пялился в ответ. Это особый привилегированный жест в общении с малыхой, который предоставляется редким единицам. Сонька рассказала мне «по секрету», что у него неземные глаза идеального голубого цвета. Её фотографический глазомер там такого наглядел, что ни один писатель-романтик лучше не придумает.

– Заставляй его, заставляй! – хихикал Николаич, поглядывая на всех вокруг. – А это там кто?

– Орги, наверное, – ответил Ильин. – Москва!

К нему подлетел светловолосый парень с синей повязкой под шевелюрой.

– Разведай-ка, что за объекты.

Парень кивнул и приступил к миссии, а остальные тем временем медленно перемещались к нашему фургону. Михалыч надул грудь колесом, чтобы показать себя с выгодной позиции. Я же теперь заменяла Соньку и животным взглядом испепеляла всех вокруг.

– Завтра мы, получается, начнём? – спросил Зелёный у Николаича.

– Угу, – отпил тот из фляжки. – Построение в семь утра, а потом по локациям разойдёмся.

– Нам нужно за порядком следить? – уточнил Ильин.

– Ну, а ты как думаешь? – просто ответил вопросом Леший.

Они ещё долго обсуждали действия игры, снаряжение, предыдущие игры. Сонька всё время тусовалась с ними, а мы сиротинками племенились чуть поодаль.

– Наша-то в разнос пошла. – кивнул Михалыч в сторону малыхи. – Где её завтра искать будем?

– Да пошла она! – тявкнула я. – Напьётся, потом плохо будет, опять ныть начнёт.

Меня неимоверно сильно злило то, что Сонька задумала. Ещё я видела, как на неё смотрит Никита и остальные ребята. Все, собственно, привыкли к такому поведению. Только мы с Мелёхиным знали, что это всё вызвано ревностью, горечью и игровой тактикой.

Сонька хотела позлить объект своего вожделения, который бы и злился, да не на что. Он имел виды на другую девчонку, а Сонька злилась от недостатка его внимания. Я и Михалыч поздно это заметили, и так уж вышло, что стали свидетелями драмы.

Теперь малыха пытается показать всем видом, что она достойна большего, и всячески это проявляет. Ослушалась всех моих предостережений… Вот так просто падает в бермудский треугольник, из которого угадайте, кто будет её вытаскивать?

– Не замёрзла, лягушонок? – наклонившись к уху Соньки спросил Ильин. – А то дрожишь, видно.

– Не, я не замёрзла. – хлюпнула носом та.

Он посмеялся и, накрыв её гигантской курткой, придвинулся ближе. Мой внутренний зверь завизжал голосом анимешницы от негодования.

Сто с лишним человек организовали группировки с приватными кострами, а малыха сидела в элитной шайке главарей. Они жарили шашлыки, в карты играли, много шуток травили и шутками травились. Сонька переобнималась со всеми, потому что опьянела и разборзелась. А я превратилась в дичайший кипяток, да такой, что аж Михалыч от меня отсел. Парни не остались в стороне и с мужиками веселились, а я истуканом сидела и поглядывала за Сонькой, кабы та чего не вытворила.

Дальше тусовка разошлась не на шутку. Стало обидно за местное зверьё – такие соседи как мы, чистые паразиты. Мужики во всю спорили и гремели алюминиевыми кружками, и с ними на перебой пищала малыха. Меня наизнанку выворачивал этот её манерный стиль общения. Ещё Николаич со своей беспардонностью, и Ильин со своими руками длинными…

Те чужаки без сапог тоже постепенно влились в ораву и до смерти затёрли гитариста заказами песен. Потом Леший врубил колонку и послал всеобщий сон подальше. Михалыч взял своих девчонок к образовавшейся компашке молодых, а я полипом пристыла к родному бревну, на котором сидела.

Разговорами дело не обошлось, и взрослые люди принялись играть в салочки. В салочки блин! Пятидесятилетние деды бегали за молодушками, визжащими от ничего. Николаич главенствовал в альфа гонках, мешая молодняку и своим сверстникам. Отсталые гуляки разбредались по палаткам, оставляя железнонервных гуру убивать силы на игру.

Со временем и мне наскучило это непотребство, и я отправилась спать в фургон с мыслями: «Иди ты, Сонька. Потом не ной!». И думала, что на этом всё, но нет. Пьяный Михалыч залез следом, обдавая и без того душный салон столовым перегаром.

– А ты чего убежала то? – шатаясь из стороны в сторону спросил он, а затем громко икнул. – Не пила, не ела, сидела одна.

– Может потому что не хочу? – зашипела я – Чё припёрся?

– Злая какая. – с наигранной обидой отозвался Мелёхин – Я соскучился, может.

– Икай в другую сторону. У тебя шторм по хлеще, чем в море. Сливайся от сюда!

Я перешла на звериный рык. Мне не нравились пьяные мужики до ужаса. Отрезвить таких на «раз-два» за гранью реальности, а значит единственное спасение – уйти спать подальше от них. И тут тоже облом. Угораздило Мелёхина за мной припереться и на нервы надавить.

– Ну и сиди тут! – огорчённо махнувши рукой, он повалился на пол и захрапел.

– Серьёзно?! – взбесилась я.

Выскочив из фургона, в надежде найти кого-то на помощь, я узрела отсутствие малыхи и Ильина.

– Ну не-е-е-ет…

Меня жёстко переклинило от злобы. Кажется, я состою из неё на все свои человеческие проценты. Злость заменила кровь и органы, и даже думы думные теперь роются в голове чёрными личинками чистого праведного гнева. Если Сонька действительно сделала, что задумала – я её убью!

Огибая потухающие костры, я осматривалась по сторонам. Палатки, выстроенные полукругом возле тлеющих углей, да ещё и рядами. Прямо-таки идиллия! Я заглянула во все без зазрений совести, но малыху там не нашла. Отыскала трясущегося от холода Лешего, припаркованного к чьёму-то заду. Но, кто это был я не разгадала. Зелёный обнимал бутылку водки и рюкзак, а его товарищ закутался в спальный мешок с головой. Лежал, как трупак в пакете. Зелёному весело утром будет с бодуна просыпаться.