Мачеха

– Кажется, я их привела в шоковое состояние, – слегка наклонившись, шепнула Селеста Арчи.

– Конечно, ты выглядишь так, словно, стоит тебе раскрыть рот, сюда сбегутся лисы, волки, барсуки, кроты, крысы и прочий лесной сброд, – сердито поёжившись проговорил бигль.

– Ты, вроде бы, англичанин, будь повежливее.

– Да, но живу-то я в России, и поэтому говорю тебе прямо: у нас намечаются крупные неприятности, а всё потому…

– Тише, они же тебя слышат, – приказным тоном сказала Селеста, – угощайтесь, не стойте у порога, а я пока позабочусь о том, чтобы нас не услышали.

Вернув себе возможность двигаться, девочки прошли к столу и взялись за стаканы с яблочным соком, пока Селеста, взмахами рук, за которыми следовали линии из золотой пыли, сделала комнату звуконепроницаемой.

– Во что поиграем? – спросила Алина.

– Может, в догонялки? – предложила Селеста.

– В догонялки? Здесь? – переспросили, предчувствуя веселье, девочки.

– Конечно.

– Кто будет водить?

– Вы, – ответила волшебница и ткнула пальцем в воздух.

Через мгновение в воздухе появился зайчик, состоящий из золотой пыли. Он озорно посмотрел на девочек, словно зазывая их поиграть, и помчался от них со всех лап, оставляя в воздухе лёгкие следы из мерцающей пыли. Девочки догоняли его что было сил, спотыкаясь от хохота. Заяц то и дело останавливался, бил задней правой лапой по воздуху, метая золотые искры, чесал за ухом, строил малышкам смешные гримасы. Догнать его было сложной задачей, но выполнимой: Алина случайно плюхнулась на него животом, и в то же мгновение из-под неё выскочило несколько точно таких же зайчиков меньшего размера. Они запрыгали по комнате, расчерчивая воздух двойными строчками золотистой пыли, искрящимися в свете комнатных ламп. Все были невероятно счастливы, кроме бигля. Он был мрачнее тучи, и ничто не могло его развеселить. Пёс то и дело подвывал, прислушивался к двери и косо смотрел на Селесту, как бы умоляя прекратить этот балаган. После того, как девочки перевели дух и отдышались, они занялись модными показами. Майя обнаружила в своём шкафу крохотную розовую кофточку с единорогом, хвост которого состоял из лент и свисал справа разноцветным пучком.

–Арчи, – сказала Майя, – нехорошо ходить голым, давай мы тебя принарядим.

Алина рассмеялась, но кивнула в подтверждение слов подруги. Бигль, услышав произнесённые слова, начал пятиться назад, извиваясь всем телом, пытаясь сбросить неприятную для него вещь, и спрятался за хозяйку. После безуспешных попыток надеть на собаку стильную кофточку, девочки смирились с нежеланием Арчи стать модным и после примеряли всяческие наряды на себя. Вечер пролетел незаметно, но оставил очень важный след в жизни Майи: с сегодняшнего дня у неё была подруга, с которой они хранили тайну о Селесте, Арчи и обо всём, что происходило в комнате Майи в этот вечер.

К сожалению, быть видимой Селесте удавалось недолго. Вскоре всё вернулось на свои места. Отец Алины зашёл в комнату и попросил её собираться. Прощаясь с подругой и её отцом, Алина обняла Майю и пообещала, что принесёт в садик кукол с одеждой.

Если на свете существует человек, который не знает, как выглядит счастье, то ему стоило бы взглянуть на Майю в этот момент. Чувства, которые её переполняли, делали всё вокруг ярче. После вечерних процедур, проверки знаний команд у Арчи и чтения сказок Майя захотела спуститься вниз, чтобы пожелать отцу спокойной ночи. Мягкое мерцание экрана освещало комнату призрачным светом, от которого казалось, что стены невидимо сжимаются и расширяются. Гамма цветов и образов на экране была лишена чёткости и последовательности, но ей и не требовалось доставлять сейчас какой-то смысл. Низкий столик перед телевизором был усыпан крошками чипсов и скомканными салфетками, а пустые бутылки и пивные кружки заполнили почти всю поверхность ламинированного дерева. Тихо и осторожно Майя подошла к папе, невольно задержав взгляд на его расслабившихся чертах лица. Он спал, словно спрятавшись от мира, который требовал его присутствия больше, чем он мог дать. Золотистая жидкость, отчасти виновная в этом, ещё слегка покачивалась на дне наполовину пустого стакана, зажатого в руке отца. В этом состоянии он казался Майе другим человеком, не тем, которого она видит каждый день, особенно девочке не нравились возникающие внутри неё чувства – жалость к отцу и разочарование. Селеста, увидев, что Майя замерла над отцом, подбежала к девочке и отвела её в комнату, после спустилась, прибрала на столике и выключила телевизор.

Кресло-мешок после долгого и эмоционального дня казалось ещё удобнее, чем обычно. Сон пришёл быстро и увёл всех домочадцев в далёкую страну безудержных мечтаний и странствий. Часы на стене, словно сердце старого дома, бились с каждым движением стрелки, заставляя строение жить, даже когда всё вокруг замирало.

Прохладным покрывалом, сшитым из чернил и тумана, осенняя ночь властвовала над городом, который под её покровом, дышал спокойствием и умиротворением до первого луча рассвета. Лёгкий ветерок, словно шаловливый ребёнок, играл с опавшими листьями, поднимая их в танце и подбрасывая в воздух, придавая ночному пейзажу живость и движение. Фонари у дорог пробивались сквозь ночь тёплым светом, оставляя золотистые пятна на извилистых дорожках. Деревья тянулись своими узловатыми ветвями вверх, словно вот-вот обнимут тёмное небесное покрывало. Луна, начав своё торжественное восхождение на небосвод, освещала крыши домов, создавая серебристый отблеск на черепице и вырисовывая причудливые тени в переулках. Её холодное сияние окутывало небо, раздвигая тучи, и открывало миллиарды звёзд, переливающихся, как драгоценности на бархатном фоне.

Где-то там, в небесах, ангел-писец, сидящий за столом в своём кабинете, мирно перебирал бумаги, а рядом с ним стояли огромные весы – гигантская весовая чаша вселенной. Древнему устройству не было равных. Одна чаша, перемотанная тяжёлыми цепями из раскалённого железа, символа искушений и падений, была заполнена чёрным дымом и огненными всполохами. Из неё были слышны ужасные крики, перемежаемые гулкими грозовыми раскатами. Другая чаша, напротив, искрилась ослепительным сиянием, была заполнена гимнами небесных хоров, благоуханием цветущих садов и звенящей тишиной наслаждения, как символ чистой души человека, и почти касалась поддона весов, поднимая противоположную чашу вверх.

Ангел был всецело поглощён своим занятием. Он разбирал многоуровневый, запутанный сюжет жизни одной женщины и анализировал её деяния, помыслы и мечты. Он выделил в тексте пальцем строчку: «…а затем она соврала о том, что не знает, где находятся найденные ею вещи, желая оставить их себе», и поднял слова в воздух. Буквы отлепились от листа бумаги и плавной линией зависли в воздухе. Ангел встал и перенёс строчку на чашу огромных весов надписью: «Ад», после чего весы слегка качнулись в воздухе, что слегка изменило положение чаш. Прозвучал сигнал оповещения, похожий на шелест крыльев, – пришло письмо. Прочитав его содержимое, ангел-писец тут же вылетел из кабинета, оставляя лёгкие крохотные частички облаков парить в воздухе. Воздушная лестница, сотканная из облаков и ведущая на второй этаж, в кабинет начальства, выглядела шатко. Ангел-писец взлетел на второй этаж и постучался в кабинет, на белоснежной двери которого золотым курсивом было выведено: «Ангени».

– Верховный ангел, у нас нарушение, – произнёс он с явным волнением в голосе.

На втором этаже не было ни стен, ни перегородок, ни мебели, только ступени, возвышающиеся на пушистой глади и ведущие к мягкому креслу, созданному из облаков самого высшего качества. На нём восседала она, верховная женщина-ангел, вызванная к жизни самой светлой мыслью Создателя. Окружённая бесконечной сияющей высотой небесного свода, где звёзды танцуют под мелодии вселенной, она спокойно смотрела на суетливого подчинённого. Её лицо было благородным и прекрасным, будто живой образ небесного идеала. Изумрудные глаза, проницательные и мудрые, отражали бесконечные тайны миров, заключая в себе глубину вселенной. На губах её играла нежная улыбка, исполненная святого милосердия и понимания. Падая на плечи, вились золотые кудри волос и, подобные солнечному свету, ниспадали вниз, образуя светящийся ореол. Огромные, многоцветные крылья переливались сине-золотым оттенком на фоне тёмного неба, раскидываясь, словно нежные облака при лёгком ветре.

Отпустив ангела-писца дальше выполнять свою сложную работу, она прочла доставленное ей сообщение, а затем призывно махнула рукой и одновременно с этим произнесла: «Ко мне!»

Двери детской неслышно распахнулись. Подушка Арчи и кресло-мешок поползли по направлению к лестнице. Селеста и собака проснулись. Подушка и кресло застряли в дверях детской. Сами же они вылетели из дома и тут же понеслись вверх, в небо. С высоты птичьего полёта открывался завораживающий вид на город, где тесные старинные улочки переплетались с современными магистралями, а по ним сверкали мириады огней. По дорогам ползли машины, как светлячки, оставляющие за собой свет фар. Река, разделяющая город на две части, как живая артерия, отражала серебристый свет луны и наполняла воздух свежестью и тихим шумом. Грани небоскрёбов отражали городское освещение и светились неоновыми вывесками рекламных щитов. У Селесты захватывало дух. Где-то вдалеке мерцали красные огоньки самолёта, пролетавшего над городом, и ей он казался карликом-звездолётом, плывущим среди бурлящей вселенной. Они летели вверх, к облакам, туда, откуда их вызвали. Бигль в руках у хозяйки дрожал от страха. Наконец, они очутились на огромном нежном белом ковре перед высокими стенами замка, сотканного из золотых нитей. Двери распахнулись, и женщина, не по своей воле оставив собаку на первом этаже, пролетела вдоль тонких перегородок кабинетов на второй этаж и предстала перед Ангени.

– Селеста, наше земное дитя, ты явила свою физическую форму кому-то кроме вверенного тебе ребенка, и этим нарушила мой строжайший запрет.

– Да, но это было ради неё. Она обрела подругу, и теперь ей не будет так одиноко в жизни…

– Не тебе решать кому какие уроки суждено судьбою пройти, – Ангени взмахнула рукой и перед ними в воздухе появился жизненный путь, который вился от рождения до смерти золотой нитью, – путь Майи изменился. Теперь она еще более долгое время будет страдать от одиночества и находиться в зависимости от чужого мнения, ибо ее душа еще не окрепла.

– Но, разве не все мы зависим от чужого мнения?

– Далеко не все! Все, что ты говоришь этой девочке, все твои деяния и слова, впитываются в эту нить. Не стираются и не забываются. На твоих плечах тяжелая ноша, узор нити Майи зависит и от тебя, пока ты рядом. Селесты созданы нами для того, чтобы оберегать детей, нуждающихся в любви и заботе, помогать им пройти путь. Уразумей, что ещё несколько неправильных шагов, и Отец из своей любви к тебе, как к своему созданию, отправит тебя в младенчество, снова проходить земной путь.

– Хорошо.

– И не забывай, она нужна тебе больше, чем ты ей! Ты же хочешь вернуться?

– Да. Больше всего на свете я хочу к ним вернуться.

– Подойди ко мне, дитя.

Ангени коснулась руки Селесты. На запястье появилось чёрное пятно.

– Как только пятно озарится ангельским светом, ты вернешься к ним. А теперь ступай.

Селеста вышла из двери, состояние её души было удручающим. Гнев, обида и смятение переплелись в сложный клубок, угнездившись в самой глубине её сердца. Она опустилась на облачную перину, прокручивая в голове каждую фразу Ангени, и вдруг услышала смех ангелов. Он доносился откуда-то с первого этажа и разливался в бескрайних просторах вселенной, как звон мелодичных колокольчиков. Селеста спустилась и увидела, как взъерошенный бигль, радостно виляя хвостом, скакал возле ангелов и с благодарностью принимал их ласку. Один из них кормил его с ладоней всяческими собачьими вкусностями, которые мгновенно появлялись снова, после того как пёс их съедал. Остальные гладили Арчи, прижимали его к груди, шептали на уши слова, полные нежности. В какое-то мгновение бигль завалился на спину, сложил лапы и, раскинув длинные уши, благоговейно принимал почёсывания пузика от пернатых небожителей. Расстроенная Селеста подошла к нему, распугав всех ангелов, как голубей на площади, своим грозным видом.

– Ну что, покайфовал? Пошли, дел невпроворот!

– Уже? Я б здесь хоть навсегда остался!

– Ты-то да! А мне эти белые птахи устроили выволочку!

– Так было, за что! Я ж тебя предупреждал!

– Ты вообще на чьей стороне? – спросила Селеста, строго взглянув на Арчи.

– На твоей, конечно… да брось ты… – проговорил он, уходя и оглядываясь на ангелов. – Милые создания…

– Ох, не зли меня. Нам пора.

Они вышли за ворота и подошли к краю облака.

– Нам нужно прыгнуть. Иди на руки.

Ноги Селесты уже начали проваливаться вниз, и она отошла от края, собираясь с духом, чтобы сделать первый шаг. Крепко прижав бигля к себе, она прыгнула, ощутив мощный порыв ветра, и в ту же минуту очутилась в детской Майи. На электронных розовых часах с бегемотиком было три утра. Девочка мирно спала в своей кроватке, закутавшись в тепло кашемирового одеяла. Селеста вернула на место подушку, кресло-мешок и они легли спать.

5

День за днём проходило время. Однажды Селеста с Майей пекли кексы на кухне, случайно припорашивая мукой любопытный холодный нос Арчи, из-за чего он начинал чихать и лаять, как в дверь позвонили. Алина позвала Майю в свой двор строить снежную крепость. Селеста подсказала Майе пригласить Алину на чай с кексами после игры, и девочки вышли, предвкушая веселье.

– Селеста, ответь, почему снеговик развелся со снежной бабой? – вопросил Арчи, когда они остались на кухне одни.

– И почему же?

– Потому что она была слишком холодной. Ха-ха.

Арчик засмеялся, похрюкивая. Он катался по полу и смеялся, искренне не понимая, почему хозяйке не смешно.

На улице у девочек сначала всё шло хорошо, но Алина вдруг решила подшутить над подругой и бросила в неё снежок в тот самый момент, когда ничего не подозревающая Майя, повернулась к ней лицом. Удар был хлёстким, мокрым, неприятным, обидным. Майя разозлилась, назвала Алину «дурой» и поплелась домой под выкрики с извинениями.

Не разуваясь, повсюду раскидывая с одежды снег, Майя сердито влетела в свою комнату, где Селеста гладила вещи.

– Майя, ты почему не разделась внизу, снег падает с тебя прямо на ковёр! – возмущённо произнесла женщина.

– Мне все равно, – прокричала она Селесте, снимая посреди комнаты сапоги и бросая в разные углы комнаты.

Арчи почувствовал, как всё внутри Селесты натягивается, словно струна, готовая лопнуть.

– Почему ты решила, что можешь так со мной разговаривать? Что случилось, Майя? Ты же знаешь, сколько усилий я прилагаю, чтобы в доме был порядок! Нет-нет, не подходи к моему спальному месту сырая, пожалуйста!

– К твоему? Тут ничего твоего нет! – выпалила девочка и вышла из комнаты, оставив сырую одежду по центру ковра.

На мгновение всё погрузилось в тишину. Селеста присела, оставив дела, и тихо закрыла глаза. Арчи подошёл к ней, потёрся о ноги и сказал: «Дело вовсе не в ссорах, а в том, что мы говорим друг другу во время них».

Селеста отправилась на поиски Майи. Она лежала на диване в гостиной, свернувшись во влажный комок. Её маленькие плечики подрагивали.

– Майя, милая, у тебя всё хорошо? – произнесла она, пытаясь быть как можно мягче.

– Отстань, я не хочу об этом говорить.

– Откуда у тебя синяк?

– Алина залепила снежком.

– Случайно?

– Ага! Конечно, нет! Специально в меня целилась!

– Хм… Не похоже на неё. А прощения попросила?

– Да, но как можно такое простить, я больше не хочу ее видеть.

– Однажды я поссорилась с подругой, и мы потеряли связь навсегда.

– А кто был прав: она или ты?

– Со временем это становится неважно, зато долгие-долгие годы я скучала по ней каждый день, пока моя тоска не утихла.

Майя задумалась. Она долго лежала и незаметно для себя заснула.

Селеста молча сидела рядом, возле дивана и думала о Майе. Детство кажется вечным, пока ты в нём находишься, но, оглядываясь назад, понимаешь, что это лишь мгновение, вспышка света в бесконечном потоке жизни. Время в детстве течёт иначе. Оно не подчиняется часам и календарям, а живёт по своим законам. Лето длится целую вечность, а зима – это сказка, которая, кажется, не закончится никогда. Каждый день – это маленькая жизнь, имеющая начало и конец, наполненная открытиями, запахами, звуками и красками, которые кажутся такими яркими, что невозможно представить, что они когда-нибудь потускнеют. И вот стоишь ты на пороге взрослой жизни, оглядываясь назад, и начинаешь ценить то, что раньше казалось обыденным: звон колокольчика на велосипеде, запах свежескошенной травы, смех друзей во дворе – всё становится драгоценным, как редкая монета, которую бережно хранят. Селеста погладила Майю по спинке и заплакала. Как ей не хотелось причинять этому маленькому комочку боль! Ей начало казаться, что в мире столько женщин, способных дать Майе лучшее детство, чем она, Селеста, детство, в котором она познает лишь счастье. Ведь что она сама знает о счастливом детстве, если его у неё не было?! Может ли она поступать правильно, выходить из ситуаций самым верным путём, воспитать хорошего человека, когда примера брать не с кого?! Селеста ощутила, что живёт и действует по наитию, она вспомнила, как Майе было всё равно, что на улице не больше одиннадцати градусов тепла – она решила надеть шорты, значит, так оно и должно быть, или как в холодную погоду девочка вышла гулять без шапки, а после заявила, что ей было ничуть не холодно, после чего они неделю лечили у неё простуду. Могла ли она вести себя иначе, каждый вечер наблюдая за тем, как Майя притворяется, что занята важным делом или легла на кровать и нечаянно заснула, лишь бы не идти купаться?! Какие слова она должна подобрать, когда девочка закатывает истерику, забившись в угол комнаты, и громко всхлипывает на весь дом? Чем ответить на хамство и как научить человечности и уважению к старшим? Как правильно жить со своими детьми? А с чужими? Селеста пришла к выводу, что разумнее бы было для начала постараться «вылечить» себя, а потом заводить детей, жаль лишь, осознала она себя «больной», только когда появились дети, да и жизнь – не настольная игра, к ней не прилагается инструкция. Селеста вытерла слёзы с лица, взяла девочку на руки, отнесла в спальню, переодела в пижаму и сама легла спать. Сон, однако, не шёл. Селеста поднесла запястье к глазам. На фоне окна, освещённого лунным светом, чёрный круг на руке казался отверстием. Селеста начала придумывать варианты, что нужно сделать, чтобы вернуться, и не заметила, как сон овладел её сознанием и увлёк его за собой.

Утро следующего дня началось со звонка курьера – бабушка прислала Майе подарок, смартфон. Его экран заворожил девочку почти на целый день. После того, как Майе попали в лицо снежком, её почти невозможно было вытащить на улицу погулять.

– Майя, я просто хочу, чтобы ты поняла, – начала Селеста, набирая медленный ритм, будто объясняя простую истину. – Я вовсе не против того, чтобы ты пользовалась телефоном, но он не должен тебе заменять тебе реальную жизнь.

– Селеста, у всех есть телефоны, все в них сидят, – с ноткой раздражения ответила девочка, пытаясь не встречаться взглядом с волшебницей. – Я просто играю, и всё!

– Неужели ты не заметила, как последние дни ты практически не разговариваешь ни с кем из нас? Ты ушла в этот свой виртуальный мир и не замечаешь, как упускаешь то, что рядом.

Майя уставилась на чайную кружку перед собой. Внутри неё боролись чувства. С одной стороны, она прекрасно понимала, о чём говорит Селеста, а с другой, телефон был её убежищем, миром, где она могла быть тем, кем хотела, хоть и аватаром виртуальной игры.

– Понимаешь, время летит, – продолжила волшебница, подходя ближе к столу, – мне очень хочется, чтобы у тебя остались счастливые воспоминания о детстве. Убери телефон, прошу.

– На! – Майя швырнула телефон на пол.

– Ну зачем ты так? Давай попробуем вместе провести вечер?

– Нет, я пойду к папе. За мной не ходи.

Селесте этой ночью не спалось. Казалось, что в комнате душно и нечем дышать. Она спустилась вниз и открыла окно. За пределами дома бушевала вьюга. Звёзды, скрытые пеленой метели, едва проблёскивали сквозь белую завесу, напоминая о том, что даже в самые суровые ночи небо остаётся необъятно великим. Снежные вихри плясали в такт ветру, который обычно резал кожу лица своим обжигающим холодом, а сейчас являлся прелестью, понятной лишь тем, кто стоял у порога бесснежного света. В этом царстве холода и звенящей тишины ощущалось дыхание весны, ещё невидимое, но несомненное. Она готовилась прийти, утвердить свою власть и осветить всё вокруг теплотой обновления.

В марте воспитанники детского сада подготовили утренник для мам и бабушек. Поздравление открылось песней про маму под аккомпанемент детских музыкальных инструментов: треугольников, бубнов и даже маленьких ксилофонов. После песни началась череда стихов. Серьёзно и немного смущённо смотря на своих мам, которые сидели в первых рядах, дети одним за одним рассказывали выученные наизусть рифмованные строчки. Майя почти весь концерт просидела на стульчике. Она старалась фокусировать свой взгляд на букетах, стоящих за кулисами, лишь бы не смотреть в зал, где мамы утирали слёзы умиления и принимали поздравления от своих детей, прижимая их так крепко, так близко к сердцу. Майя с грустью осознала, что для неё такие объятия потеряны навсегда. В самом конце зала, где проходил концерт, появился папа. Майя юркнула к нему и, переодевшись, вышла из сада за руку с папой.

Девочка была сама не своя: вела себя спокойно и за весь вечер не проронила ни слова. Она лежала на своей кроватке, отвернувшись к стене, и даже не встала к ужину.

– Майя, дорогая, что с тобой? – осторожно произнесла Селеста.

– Ничего.

– Но я же вижу, что что-то случилось, расскажи.

Девочка немного повернула лицо в сторону волшебницы. Глаза её были полны слёз:

– Сегодня на концерте все поздравляли мам, все, кроме меня.

– Понимаю. Это, правда, очень печально. Детка, я знаю, как тебе больно… Может, всё-таки съешь что-нибудь? На кухне есть черничное варенье.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.