
Полная версия:
У всего есть предел
– Ох, деточка, как это было давно, – улыбаясь, добавила она и продолжила рассказ.
– Мы познакомились, и Жак предложил погулять по ночному Парижу. Мы разговаривали, совершенно потеряли счёт времени. Как мы находили общий язык, спросите вы? Я вполне сносно говорила по-французски ещё со школы, а Жак немного изучал русский. Жак был художником, и как я поняла, часто рисовал, хотя правильнее сказать – писал на улицах Парижа. Он рассказал о своей прабабушке, которая, оказалось, тоже была русской из дворянской семьи и бежала из революционной России 1917 года с его бабушкой, ей тогда было всего два года. Вот прабабушка и привила любовь Жака к России и русскому искусству живописи. Семья у неё была дворянская, и родной брат прабабушки имел талант художника, но, к сожалению, умер от скарлатины в молодом возрасте. Семья также имела несколько знаменитых картин, в том числе и Айвазовского. Эти картины удалось сохранить и перевезти в Париж при эмиграции. Возможно, талант к живописи передался Жаку от его предка, кто знает, писал он очень интересно. Жак показал мне свои работы, когда мы гуляли, хранил он их в небольшом альбоме – зарисовки Парижа и парижан. Даже сделал небольшой набросок моего портрета. Он сказал: – Хочу запечатлеть русскую красоту в огнях ночного Парижа, – и лукаво улыбнулся.
Я с Жаком прогуляла всю ночь, оказалось, у нас столько общего. Складывалось впечатление, что мы знаем друг друга уже сто лет, но, как в любой сказке, наступает конец – наступило утро, и нужно было возвращаться в гостиницу и готовиться к отъезду. Мы тогда долго стояли и смотрели на воду в Сене, отражались золотистые лучи восходящего солнца.
Помню, Жак тогда сказал:
– «Tu es belle, mon cher mystère». Что переводится как: «Ты прекрасна, моя дорогая тайна».
А потом мы с театром уехали, и я попрощалась с Парижем и с Жаком. Больше мы никогда не виделись, кто знает, как сложилась бы моя судьба, если бы… – задумчиво проговорила моя посетительница.
– А почему вы не пытались его найти? – с негодованием поинтересовалась я.
– Дорогая, тогда был 70-й год, за границу выезжали только по специальным разрешениям и далеко не всё, а если бы меня заподозрили в общении с иностранцем, могли лишить карьеры и сломать жизнь. Я была молода и тогда думала, что впереди вся жизнь и эта встреча ничего не значила, лишь один из сюжетов моей будущей жизни. По крайней мере, мне тогда так казалось, мимолётное знакомство, увлечение, одна ночь в Париже – городе любви. Поэтому я не предпринимала попыток поиска Жака, – улыбнувшись, добавила она.
– Вы знаете, я думаю, там ничего особо не изменилось, по крайней мере, в плане улиц, – и я улыбнулась, чтобы сменить грустное настроение, летающее в воздухе. Хотя я никогда не была в Париже, но я думаю, что так, наверное, и есть, – хотя Диснейленд был открыт в 1992 году, – добавила я.
– Я думаю, вам сто́ит взять обзорный тур: перелёт, проживание и питание, а экскурсию в Диснейленд взять отдельно, уже по месту прилёта, – проговорила я.
Передав все необходимые буклеты первой своей посетительнице, я оставила свой рабочий телефон и почту для дальнейшей связи. Женщина взяла материалы, поблагодарила меня и откланялась, обещав перезвонить, когда точно решит вопрос о датах и по количеству дней.
Алина ободрительно кивнула, когда посетительница ушла и подняла большой палец в качестве положительной оценки. Я порадовалась и задумалась:
– Интересно, сколько Жаков Луи Пересов в Париже и вообще, возможно ли найти человека спустя столько лет? Я о нём почти ничего не знала, но теплилась надежда, что он был художником, а может, и по сей день пишет, возможно, художников с подобным именем будет меньше. При этой мысли я набрала в поисковой строке интернета имя: Жак Луи Перес и дописала художник, Париж.
До конца дня посетителей особо не было, но почему-то только у меня, то ли я не очень справилась со своим первым клиентом, то ли просто так совпало. Я немного помучилась вопросом, а потом начала изучать буклет с турецкими отелями, всё лучше, чем сидеть, я же не зря «ем» свой хлеб!
Рабочий день близился к концу. Лето, красота! Можно прогуляться пешком до дома. Пять кварталов, конечно, не очень близко, но для летней приятной погоды пару километров несложно пройти. И я пошла.
На следующий день мне пришло пару ответов на запросы о Жаке, что возобновило поиски, и я нашла немного больше информации о Жаке Луи Пересе. Действительно, художник с таким именем был. Сайт говорил, что он по сей день живёт в Париже. Все сайты были на французском языке, поэтому с помощью переводчика, а также включив свою дедукцию, выяснила буквально следующее:
«Жак Луи Перес родился в 1954 году, окончил Парижскую высшую школу искусств и по сей день живёт и творит в Париже». Информации было не особо много, чтобы наверняка увериться, что это именно тот Жак Луи Перес, но совпадения были. Самым, на мой взгляд, важным было то, что визитной карточкой именно этого Жака как художника, точнее, подписью, было не что иное, как маленькая балерина, которую он схематично дорисовывал в конце подписи. Этот факт я обнаружила, когда изучала одну из его картин, переданных на благотворительный аукцион. На сайте был указан адрес галереи, выставляющей его работу. Другой дополнительной информации мне найти не удалось.
ГЛАВА 2. «Антон»
В декабре 1998-го, учась на первом курсе юрфака, мы готовились к празднованию посвящения в студенты: вовсю шли разговоры о грядущем Новом годе и Дне студента. Наша группа состояла из тридцати человек, что было необычно для этой специализации, у нас соблюдался гендерный баланс – 50/50, мальчиков и девочек, и каждый преподаватель считал необходимым отметить этот факт, акцентируя внимание на том, что именно он первым это заметил. К пятой неделе занятий это замечание начало изрядно раздражать.
Именно на том празднике я как-то тесно и начал общаться с моим будущим лучшим другом Федей Гридасовым, с которым мы на пару напились и заблудились в женском общежитии, а потом с диким хохотом убегали от вахтёрши. К слову, нас не поймали, но дружба завязалась именно тогда, когда мы в последнюю минуту выпрыгнули из окна первого этажа и кубарем полетели в сугроб благо зима была снежная. Мы отделались испугом и парой синяков на «мягком» месте, зато впечатления на всю жизнь, как и дружба!
При вступительных экзаменах я не сомневался, куда пойти учиться. Династия Корниенко по мужской линии состояла из юристов, или, по крайней мере, из тех, кто стремился учиться на юристов. Всё началось с моего прадедушки, Василия Кузьмича Корниенко, который первым из семьи окончил Демидовский юридический лицей, теперь носящий название Ярославский государственный университет имени П. Г. Демидова. Однако этот университет скорее является правопреемником того известного образовательного учреждения.
Прадед мой был очень суровым человеком, носил бороду, усы и круглые очки, как немногие мужчины уже в то время. У него был высокий лоб, светлые пшеничные волосы и голубые глаза, как говорила бабушка, небесно-голубые. Когда мой прадед злился, как рассказывал дедушка, особых признаков этого состояния не наблюдалось; однако он нервно постукивал указательным пальцем то по бедру, то по столу, если рука лежала на столе, а глаза меняли цвет с голубых на тёмно-синие.
Первая семья прадедушки погибла от тифа, и второй раз он женился, будучи в возрасте тридцати двух лет. Бабушка была моложе прадедушки на девять лет, тогда это было обычным делом. Она родила двоих детей: моего дедушку и его сестру, но она умерла в молодом возрасте.
Как часто бабушка говорила:
– Василий Кузьмич никогда не повышал голоса, но все в доме знали: его светлость не в духе!
Телосложения он был крепкого, среднего роста; голос низкий – баритон. Как говорят мои родители, я на него очень похож – видимо, гены передались через поколения.
Иногда дедушка так и говорит:
– Валер, посмотри! Антон – точный твой прадед!
Валера (точнее, Валерий Николаевич Корниенко) – это мой отец. Он всегда подчёркивал, что от прадеда ему только цвет волос достался; а вот я – вылитый его двойник. А я – это я, Антон Валерьевич Корниенко.
Меня всегда занимал вопрос: как сложились бы мои отношения с моим прадедом, если бы он был жив, и мы жили в одну эпоху, да ещё и под одной крышей?
Зная свой непростой характер, унаследованный, вероятно, от него, думаю, наши разногласия выливались бы в серьёзные конфликты. Порой думаю: к счастью, мой отец не пошёл по его стопам!
Возвращаясь к теме моего поступления на юрфак. Мой отец, его отец и его отец до него – все получали юридическое образование. Дед был довольно известным и успешным адвокатом в Ярославле, как и его отец, но после войны семья деда перебралась сюда, где дед женился, и мой отец уже окончил местный Педагогический университет по юридической специальности. Юристом, правда, так и не стал, получив второе образование по специальности «экономика на производстве», и, устроившись в строительную компанию, папа решил прожить лучшую свою жизнь, без тени прошлых предков. Отец оказался тем, кто отучился на юриста, но не стал им, что огорчало деда. Поэтому на меня возлагались большие надежды. Ведь я точная копия прадеда.
В выпускном классе перед первыми вступительными испытаниями, мама и бабушка выражали сомнения относительно моего выбора, в частности, юридического факультета. Но я был непоколебим. С раннего детства мне постоянно рассказывали о моём прадеде, поэтому я ни на секунду не сомневался в своём решении – стать выдающимся юристом и продолжить семейную династию Корниенко. Вступительные экзамены я сдал превосходно и на удивление легко. Так, я поступил на юридический факультет единственного гуманитарного университета в нашем городе.
Как я уже упоминал, наша группа была подобрана очень удачно, и уже к середине первого семестра у нас сформировались сферы интересов и пары по симпатиям.
Учёба не представляла для меня особых трудностей: память у меня была хорошая, а предметы на первом курсе не отличались особой сложностью, поэтому первый год я закончил на кураже и с отличием.
В середине второго года обучения несколько студентов нашего потока сменили специальности, а некоторые и вовсе оставили учёбу или были отчислены. Так, гендерное равновесие пошатнулось в сторону «слабого пола». Когда второй учебный год подходил к концу, на дворе стоял май, погода была по-летнему тёплой, даже жаркой – некоторые однокурсники уже начали купальный сезон. В это время активно обсуждались летняя практика и предстоящая поездка в «трудовой лагерь».
– В этом году у нас появилась возможность поехать в Краснодарский край, Темрюкский район, – объявил наш куратор. – Эту «честь» нам любезно предоставил крупный владелец виноградников – Агрокомплекс «Ростовчанка», – продолжил он, вытирая пот со лба. Куратор был также профессором нашего университета и преподавал нам административное право.
Группа с воодушевлением восприняла новость о поездке в Краснодарский край, ещё бы – на виноградники, к морю! Все оживлённо обсуждали слова профессора, остроумно шутили, предлагали идеи, надеясь расширить свой багаж знаний на практике, а также совместить приятное с полезным – посетить морское побережье и немного заработать. Поездка обещала быть не слишком долгой, и это как раз приходилось на бархатный сезон. Нам оставалось только успешно сдать экзамены и записаться в ряды добровольцев на летние работы.
– Списки необходимо подать до конца следующей недели, пусть староста соберёт их и принесёт мне на кафедру, – подытожил профессор. Все студенты разошлись ещё до часа дня.
Мы с моим другом Федькой ждали его девушку Полину с пар, как раз сейчас она должна была к нам присоединиться.
– Ты поедешь на практику? – спросил меня Федька.
– Думаю, да, а ты? – ответил я.
– Да, идея классная, только вот боюсь, Поля это не одобрит, – покачав головой, с сожалением в голосе, ответил Федя.
– Ха, – рассмеялся я. – Я тебе всегда говорил: отношения – это тебе не просто так, а ты всё не слушаешь, – стукнув друга в плечо, добавил я.
– Нет, я, конечно, ничего против девушек не имею, и общения с ними у меня, нужно отметить, предостаточно; но входить в кабалу – извольте, никакого желания не испытываю. Ещё в детском саду я дружил с Аней, хорошенькой такой девчушкой: с курносым носиком и в веснушках – она была моим лучшим другом, и она всегда говорила:
«Антон, я вот считаю, что любить – так раз и навсегда! Много только влюблённостей бывает, а любовь одна и на всю жизнь!»
С Аней мы дружили лет пять, точно, с детского сада, пока не настал «прекрасный миг», когда она рассказала мне о том, что её родители разводятся и она уезжает в Чехию вместе с папой: тот получил должность учителя при посольстве. Мама осталась в родном городе – работала в музыкальном коллективе и часто находилась в командировках; так что за «папу» и «маму» в их семье был, по сути, папа. Поэтому особых удивлений оттого, что Аня останется с папой после развода, ни у кого не было. Гораздо сильнее моё сознание перевернуло то обстоятельство, что она уезжает из страны и мы, скорее всего, больше никогда не увидимся. Тогда это была для меня первая серьёзная потеря; вот тогда я и решил: к девочкам больше не привязываться!
Я тогда смеялся, поддакивал – а что я мог ей ответить? Нам тогда по десять лет всего было. Мы были детьми, и я не понимал её слов, зато сейчас понимаю. Всё-таки девочки изначально взрослее нас, независимо от того, сколько им лет, – промелькнула у меня мысль.
Вот и сейчас я также думаю, как она говорила: если уж выбирать, то одну и навсегда. Я в этом как-то старомоден, что ли, да точно «дед». Друзья подкалывают, девственником зовут, малахольным, дразнят, а мне, что, пусть ржут, я-то знаю, в чём истина.
– Вот я тебя не понимаю, Тош, на тебя Катя так и таращится весь год, а ты хоть бы хны, – качая ногой, произнёс Федя. – Она же очень даже себе такая, – и Федя многозначительно округлил руки в районе груди, – и подмигнул мне. – Мне вот она очень даже симпатична, – мечтательно протянул слово «симпатична» Федя.
– У тебя же Поля есть, – удивлённо сказал я.
– О, ну ты сравнил, Поля – это Поля, а то К-а-а-а-а-тя! – многозначительно произнёс Федька.
– А я тебя не понимаю, Федь, зачем ты Поле голову морочишь, раз на всех подряд заглядываешься? – покачал я головой.
– О, во-первых, не на всех, а во-вторых, Поля… ну, ты понимаешь, уже мне как сестра, что ли, – потирая макушку, добавил Федька.
– Сестра? – удивлённо вскинул брови я. – Да ты, брат, больной, раз встречаешься с сестрой и спишь с ней.
– Сразу ярлыки вешать, – возмутился Федя. – Я с ней с девятого класса встречаюсь, понимаешь, привык и всё такое.
– Привычка, брат, ни к чему хорошему не приведёт, это я тебе точно говорю, – парировал я.
– Да, я знаю, вот и хочу в этот лагерь поехать, ну, знаешь, чтобы как бы всё само… ну, это… – промямлил Федя.
– Я нахмурился:
– Ты знаешь, как я к такому поведению отношусь, – резко осёк его я. – Так, мужчина не поступает.
– О, да ладно, это ты у нас принц в доспехах, а я – обычный, нормальный, – обиженно возмутился мой друг.
– Нормальный ты или нет, не мне судить, но и ты придержи свои слова про «принцев», достали, если честно, – отвернулся я от Феди.
– Ну а что ты из себя непонятно кого корчишь? Вечно такой благородный, а мы на твоём фоне уродами выглядим постоянно, даже ничего не делая, – встав на ноги, сказал Федя.
– А я что, на коне, что ли, гарцую?
– Нет, но ты выпендриваешься! – сказал Федя.
– Слушай, отстань от меня, – разозлился я, – ты своими разговорами всё желание в кино идти отбил.
В этот момент на ступеньках, к счастью, показалась Полина.
– Привет, ребята! Долго ждали? – прозвучал голос Полины.
Полина – девушка маленького роста, рыженькая, немножко полненькая, с большими зелёными глазами, очень улыбчивая и заводная. Она не была красавицей, но вполне милой назвать её можно было запросто. Мне она нравилась как друг, конечно, с ней очень легко было говорить, порой даже легче, чем с Федькой, вот, например, как сейчас.
– Привет, Полина, – вставая и протягивая руку, улыбаясь, сказал я.
Федя просто чмокнул её в лоб.
– Вижу, у вас что-то произошло, – насупившись, осторожно спросила она. Поля понимала, что, если ребята разбираются, лучше не лезть, но такой ситуации вопрос не задать она не смогла, уж очень яркое недовольство было на лице у Федьки.
– Да, так – ответил Фёдор, – о рыцарях говорили… – съязвил он. Я ничего не ответил, Полина же поняла, что ситуация не требует особого разжёвывания, сменила тему, и мы направились в кино.
Прошли все экзамены, наступили летние каникулы: мы с ребятами из группы почти все записались в лагерь на летнюю практику. На время летних отпусков многие разъезжались по своим домам, мучительно ожидая начала нового учебного года и практики на море в лагере, как кусочка продления летнего отдыха и свободы (если её таковой можно назвать). Федька тоже записался, но пока ничего Поле не сказал – чего я, конечно, не одобрил, но вмешиваться не стал.
ГЛАВА 3. «Аня, с которой всё и началось»
Прошло около полугода с начала моей карьеры в качестве туристического менеджера. Клиенты, страны, туры – всё завертелось. Так, уже и я стала задерживаться после официального окончания рабочего дня. Не ради карьеры, хотя, может, совсем чуть-чуть, а ради удовольствия. Работа мне очень понравилась.
Конечно, в офисе мы все задерживались, но это в основном происходило в пики наплыва клиентов: предновогодние каникулы и летние отпуска, июль – август, и ещё на майские и новогодние праздники частенько бывали авралы. Как раз заканчивалась осень и маячила на горизонте зима, а значит, и бурные периоды предбронирования, ажиотажные скидки, горящие туры, а с ними и толпы желающих отдохнуть уже «стояли на пороге» нашего офиса. Началась горячая пора.
Клиенты, конечно, встречаются разные, но в большинстве своём это люди, оставляющие приятное впечатление. Кстати, вспоминая свою первую клиентку, та самая дама всё-таки решилась на Париж. Я тогда, кстати, поделилась с ней своими «находками» о Жаке Луи Пересе. Она была так тронута, что прослезилась. Видимо, я зря терзалась сомнениями, что в свой первый самостоятельный день что-то пошло не так. Про Жака Луи клиентка оставила благодарственный отзыв о туре и моей работе. Про Переса я не решилась спросить, но почему-то мне хотелось верить, что сказки бывают и их встреча вполне могла состояться. В любом случае так хочется верить, что романтические истории – это не только удел сказок.
Сегодня был первый день так называемого аврала – декабрь, девятое число. Две недели назад у нас появилась новая девочка. Она пришла на декретное место. По стечению обстоятельств или по законам вселенной её звали так же, как ушедшую девочку – Аней. Она ушла в декрет почти сразу после моего прихода, и мы полгода в офисе проработали ввосьмером. С новенькой мы как-то сразу подружились, как говорят, сразу нашли общий язык. Анной её никто не называл ни в компаниях, ни на работе, ну, кроме нашего Антона Валерьевича, он исправно называл её Анной, иногда Анной Петровной. Аню этот факт очень расстраивал, потому что полное своё имя она не любила, хотя толком даже не знала почему, точнее, может, и знала, но не могла нормально сформулировать причину. Блажь – в этом вся Аня. К слову сказать, меня Марией тоже редко называли, в основном Маша или Марик. Это сокращение как-то ещё со школы прилипло. Так, до сих пор и повелось: Маря, Марик. Да и сама я так иногда представляюсь новым знакомым. Таким образом, мы сроднились с «Мариком».
Аня была воплощением миловидности. Прямые, как натянутая струна, волосы не завивались даже под проливным дождём, ниспадая гладким платиновым полотном. Среднего роста, она обладала характером, затмевающим любые физические параметры. Взрыв цвета в облегающей фигуру одежде, каскад украшений, выразительный макияж – Аня создавала свой яркий, неповторимый образ, от которого невозможно было отвести взгляд. Но главным оружием Ани, её визитной карточкой, был острый ум и умение подобрать нужные слова в любой ситуации. И, надо сказать, пользовалась она этим даром виртуозно.
Наши столы стояли вплотную, бок о бок, на задворках офисной жизни – участь молодых и неопытных. Анин приход на декретное место не изменил иерархии, и о «хорошем» месте, с больши́м окном или поближе к кухне, нам оставалось только мечтать. Впрочем, что считать «хорошим»? Наш просторный кабинет, оформленный в модном стиле open office – открытое пространство, поделённое на тематические секторы, – был весьма оригинален.
Идея, как я понимаю, принадлежала нашему второму «шефу», Антону Валерьевичу. Прежний офис был тесным и расположен не в самом удачном месте, как говорили «старожилы» типа Алины, хотя откуда она могла знать, если работала всего на два года дольше нас, но, как водилось, Алина знала все сплетни в офисе. Итак, секторы: Азия, Африка, Европа, Россия. Куба, Доминикана, США. «Дешёвые острова для нищих: Мальдивы, Сейшелы и т. д.» довольствовались эпизодическими упоминаниями, их доля в общем объёме заказов была незначительной.
Каждый сектор представлял собой тематический уголок, украшенный диковинными вещицами, привезёнными «шефом» из путешествий, и подарками от благодарных туристов – в общем, собиралось с миру по нитке. Кое-что я бы, конечно, переделала, но в целом интерьер выглядел весьма неплохо. Мой сектор – «Африка», царство Египта, ОАЭ и Туниса. Аню же прочили в «Россию», но лакомый кусок перехватила Эльвира, решив, что полностью справится сама.
Эльвира – сто́ит сказать пару слов о ней – пришла в фирму два года назад и всегда хотела работать по направлению «Россия». Её привлекало то, что она много путешествовала по России сама, жила в пяти городах, причём на разных концах страны; много чего читала об интересных направлениях и скрытых загадочных местах и уголках необъятной Родины, писала заметки в журналы о путешествиях. Однако ранее в нашей фирме это направление вела Катя – двоюродная или троюродная сестра кого-то там из родственников нашей «шефы». Как следует понимать, сразу привилегированное направление Эльвире не дали, но через некоторое время эта Катя благополучно вышла замуж и ушла из фирмы. Поэтому вопрос о том, кто займёт её нишу, не стоял, а предыдущая Аня была у Эльвиры в качестве помощника. Но с её уходом Эльвира «всю Россию» взяла на себя, став хозяйкой «Медной горы» – это название ей идеально подходило. А «новая» Аня попала ко мне в «Африку».
Нельзя сказать, что, когда человек приходил к нам в офис, мы его перенаправляли внутри офиса в зависимости от того, куда он хочет поехать в отпуск. Это достаточно неудобно и, конечно, не нашло бы положительного отклика у клиентов. Однако указатели, которые стояли при входе, делали своё дело, и в основном клиенты шли по указателям. Так случалось, по крайней мере, с новыми клиентами. Конечно, само собой, за время работы у нас, у каждого сложилась своя база и свои постоянные клиенты, которые, несмотря на указатели, шли к конкретному менеджеру, и никто особо против этого не выступал.
Всё сложилось само собой. В качестве наработки новых навыков и освоения неизведанного каждый месяц мы делились практикой, опытом продаж по разным странам на круглых столах в игровой форме, на так называемых стратсессиях. Это нововведение придумал также Антон Валерьевич. Надо отметить, креативности в организации нашей работы, на мой взгляд, да и наверно любого бизнеса, у него было больше, чем у кого бы то ни было. Он излучал просто природный дар организации и коммуникации.
Самыми дорогими турами, так называемая VIP-группа, занималась сама «Шеф», скорее по душевному порыву, нежели по необходимости. Однако на случай несовпадения «порыва» и реальной загрузки по этим направлениям в группу ответственных лиц входили Антон и иногда Алина. Такие туры обычно разрабатывались индивидуально, с тщательной проработкой всех деталей. Бумажная волокита, связанная с бронированием, уточнением регистраций и составлением договоров (которая, по мнению, «Шеф», имела меньшее значение), поручалась Антону Валерьевичу или Алине. Итоговые же документы всегда подписывала сама «Шеф» – Алла Анатольевна Бергман.
Как уже упоминалось, у директора фирмы «Фиолетовый слон» был сын – своего рода «Мини-Шеф», звали его Игорь. Его нечасто видели в офисе: то ли он учился за границей, то ли просто проводил там время. Я его видела всего два раза, и то его посещения офиса были очень короткими. Точные подробности были неизвестны; Антон Валерьевич мог знать больше, но распространяться на эту тему не любил.
Так как Алла была женщиной высокого статуса, у неё был свой водитель. Валера, личный водитель «Шеф» и по совместительству водитель белого «Рендж Ровера», был воплощением жизнерадостности, фанатично предан спорту и принципам здорового питания. Высокий, под два метра, широкоплечий брюнет с короткой стрижкой и лучезарной подкупающей улыбкой, он обладал внешностью, вполне располагающей к себе. За плечами у него были годы рукопашного боя, сначала в детстве, а затем и в университете. И всё же, несмотря на все достоинства, девушки у него не было, что он объяснял с обезоруживающей простотой: