Брошенка. Шанс для двоих

Дальше он уже нежнее был. Входил в меня медленно и постоянно в глаза заглядывал, шептал, спрашивал, всё ещё больно или уже нет.

Конечно, было больно, хоть и не так сильно. Но я терпела и отвечала, что всё хорошо.

А потом он перестал сдерживаться, сжал меня сильно и стал вдалбливаться, рыча и прикусывая мне шею и ухо, пока не замер, тяжело дыша и навалившись сверху.

В общагу я вернулась за пять минут до того, как вахтёрша закрыла двери на ночь, и сразу легла спать. Вот только мне не спалось. Перевозбуждённый мозг долго прокручивал всё, что произошло на озере, а ещё внизу саднило. Терпимо, но неприятно. И всё равно я ни о чём не жалела. Потому что влюблена была как кошка. И сейчас влюблена. Только очень обидно. Потому что никого, кроме него, рядом с собой никогда не представляла.

Пусть в последние годы секс в нашей постели стал достаточно редким гостем, но я ни разу даже не помы́слила найти кого-то на стороне. Я хотела только его, своего любимого мужа.

Он же не виноват, что нагрузка на работе увеличилась, плюс ещё возраст давал о себе знать, и чтобы поддерживать тело в должной форме, Вите приходилось, как минимум, три раза в неделю проводить в качалке.

На работе с этим у них всегда было строго. Кому понравится безопасник с пузом, торчащим как у женщины на последнем триместре беременности? Поэтому частенько муж возвращался домой выжатым как лимон, и всё, на что у него сил хватало – поужинать да немного покопаться в интернете.

– Ну вот, тут у него ванна с туалетом совмещённые, – врывается в воспоминания голос коллеги, и я понимаю, что Мария Яковлевна мне что-то объясняет, а я её даже не слышу. – Впереди кухонька, а слева комната, – продолжает женщина, и я киваю, чтобы не казаться совсем уж неблагодарной. Она выход из положения нашла, возится со мной, а я… – Я тебе сейчас чистое постельное достану. У Лёшки кровати нет, места мало. Диван расправишь, на нём и поспишь.

Вхожу вслед за ней в зал, который одновременно и спальня, и осматриваюсь. Честно говоря, ещё по дороге сюда мелькала мысль, на что может быть похоже жилище холостяка. Представляла себе пыль до потолка, разбросанные по углам носки, возможно даже пустые бутылки или бычки. Но последнюю мысль отмела, потому что, по словам Марии Яковлевны, внук её не пьёт и вообще это дело не уважает.

Но в комнате оказалось на удивление чисто. Новый современный диван, напротив на стене плазма, в углу у окна комод, а слева – большой зеркальный шкаф. Тонкий прозрачный тюль колышется от небольшого ветерка, проникающего в щель оставленного на проветривание окна.

Вот и вся обстановка. Кажется, Лёшка предпочитает минимализм.

И нигде ничего не валяется.

Вспоминаю, что и на кухне, куда мы ме́льком заглянули, не видела грязной посуды.

Пока женщина достаёт из комода чистое постельное бельё, присаживаюсь на уголок дивана.

– А внук ваш не будет против, что я здесь ночую?

– А с чего ему быть против, когда его самого тут нет? – она кладёт передо мной цветную стопку. – Вот, заправишь сама. Подушка и одеяло в диване.

– Но всё равно… Это же как-то неприлично. Хозяина нет, а я без его разрешения… – мнусь, не зная, как объяснить. – Это как если бы к вам или ко мне, пока нас дома нет, пришёл кто-то незнакомый и спать завалился. Всё равно же койка свободна.

Конечно, я переживаю. Чужой дом, неизвестный хозяин. Хоть Мария Яковлевна и сказала, что его ещё десять дней не будет, а я завтра, возможно, уже домой вернусь, но всё равно… Это как-то неправильно.

Но что-то я поздно спохватилась. Пока сюда шли, даже не думала об этом. А сейчас вот накрыло осознанием. Наверное, по дороге я всё ещё не в себе была, а незнакомая обстановка хоть немного привела в чувство.

– Да не переживай ты, – беспечно отмахивается женщина, – я его предупрежу. Скажу, что девочка хорошая, просто с временными проблемами. Да он и не против будет. Лёшка ж у меня парень мировой. Ты не первая, кто у него так же ночует.

– Как это, не первая? – кажется, такое объяснение выбивает меня из колеи.

– Да бывает, дружок его здесь ночует, – вздыхает она. – Хороший парень, вот только с семьёй не повезло. Жёнка его периодически из дома выгоняет.

– Пьёт? – спрашиваю, просто чтобы поддержать разговор.

– Кто? Илюша? – Мария Яковлевна тут же хватается за мой вопрос. Всё-таки скучно ей жить с тремя кошками, с ними много не поговоришь. Да и меня её болтовня, кажется, от собственных проблем отвлекает. – Да не. Не пьёт.

– А что тогда?

– Да кто её поймёт? Говорит, зарабатывает мало.

– Разве за это из дома выгоняют? Я тоже не сильно много зарабатываю, но Витя никогда…

Ну вот, опять о нём вспомнила, и внутри всё перевернулось. Как он мог так со мной? За что?..

Всхлипываю, пытаясь удержать слёзы.

– Ой, зря я об этом заговорила, – всплёскивает руками женщина. – Ну-ну, милая, не плачь. Помиритесь, куда он денется от такой красавицы.

Она подходит, присаживается рядом и долго-долго гладит меня по голове. А я рыдаю, и никак не могу выплакать всю боль, горечь и обиду несправедливых обвинений.

Мария Яковлевна что-то шепчет, забалтывает меня, заговаривает, не даёт мыслям в одиночестве бродить. Я затихаю, и только тогда она собирается домой.

Напоследок женщина снова даёт наставление не плакать и не надумывать ситуацию. Обещает, что уже завтра к вечеру всё изменится, и я обязательно буду счастлива, даже больше, чем прежде.

Она уходит, потому что уже достаточно поздно, а у неё кошки не кормлены, да и спать давно пора. Про давление своё она, кажется, уже и забыла, поэтому завтра договариваемся ехать на работу вместе.

Закрываю дверь за добросердечной коллегой, беру пакет с гигиеническими принадлежностями и иду в ванную. Там ещё долго отмокаю, снова плачу и вылезаю из воды, только лишь когда понимаю, что она совсем остыла.

В комнате задёргиваю шторы, потому что второй этаж, и мне совсем не хочется стать театром одного актёра для случайных прохожих. Снимаю халат, натягиваю шорты и майку, которые каждое лето заменяют мне пижаму, расстилаю диван, ложусь и закутываюсь в пододеяльник.

Уткнувшись носом в подушку, долго вдыхаю запах незнакомого кондиционера. То ли лимон, то ли грейпфрут. Уже много лет я предпочитаю лёгкий цветочный аромат, но эта тонкая нотка кислинки неожиданно мне нравится. Да и запах очень символичен – столько лет мне было сладко, а теперь вот стало кисло.

Снова хочу плакать. Но мне завтра на работу. Точнее, уже сегодня. Поэтому собираю нервы в кулак, проверяю будильник и запрещаю себе думать. Лежу на животе, обняв подушку двумя руками, и считаю овец.

На двести тридцать седьмой начинаю сбиваться и путаться, а на двести шестьдесят третьей меня, наконец, вырубает.

Глава 3

Утром подскакиваю со звонком будильника, оглядываюсь и в первый момент не могу понять, где нахожусь. Голова как чугунок – и гудит, и пустая одновременно.

Но потом воспоминания возвращаются.

Прогоняю их. Запрещаю себе думать и анализировать. У меня сейчас другие приоритеты.

Встаю и отправляюсь на кухню.

Вчера не рассматривала, не до того было, а сейчас с удивлением обнаруживаю, что в маленьком семейном блоке можно запросто организовать однокомнатную квартиру. На четырёх квадратных метрах кухоньки есть всё: электрическая плита, мини-холодильник, микроволновка, раковина, стол-тумба, шкафчики для посуды и круп. И даже столовая зона. Конечно, всё очень компактное, но для одного человека места вполне достаточно.

Подключаю электроплиту, ставлю чайник и иду в ванную. Не разрешаю себе смотреться в зеркало. Сначала приведу себя в порядок, а потом буду решать по факту.

Если сейчас увижу, до чего себя вчера довела, боюсь, мой организм не выдержит и снова сорвётся, потому что глаза и нос даже наощупь опухшие, а губы так и вовсе напоминают перекачанную пельмешку. Я же, вроде, губами не плакала. Наверное, распухли от соли.

И да, я всё помню.

Все слова, которыми муж меня вчера унижал, взгляды, которыми «одаривал»… И как хотел поднять на меня руку. Хотел, но не поднял. Вот только я чувствовала, скольких сил ему это стоило.

Запрещаю себе об этом думать. Мне ещё целый день работать. И параллельно искать место для дальнейших ночёвок. Для дальнейшей жизни.

Не знаю, как дальше поведёт себя Витя, но не буду же я на коленях перед ним ползать, вымаливая прощение за то, чего не было. И Андрея унижать не буду просьбой позвонить моему мужу и объяснить, что ничего такого между нами не было и нет. А как ему иначе доказать, что я не изменяла?

Если я нужна Вите, он сам меня найдёт. Позвонит или приедет на работу. Хоть один раз в жизни отменит свою качалку, отпросится с работы пораньше и приедет.

А если нет?..

А если нет, значит, не очень-то я ему и нужна. Значит, и не было у него ко мне никакой любви. И если бы не Карина, то мы бы, возможно, даже не поженились. Кто теперь знает? Время назад не отмотаешь, не спросишь.

Чищу зубы, от злости царапая щёткой дёсны.

У меня в голове с утра как будто бы всё на свои места встало.

Что же я за дура такая, а? Столько лет не видела, что он ко мне как к половой тряпке относился, за человека не признавал. Если бы он так на меня накричал ещё лет двадцать назад, может, уже тогда мои мозги на место встали? Или это кондиционер лимонный мне мозги прочистил? И почему я раньше такой не купила?

Это ещё Витина мама и Карина не знают, что он меня из дома выгнал. А ведь женскую солидарность никто не отменял. Конечно, я им звонить и жаловаться не буду, но, если он не одумается, им всё равно всё станет известно.

У меня свекровь добрая, хорошая. Всегда за меня заступалась перед Витей, помогала, чем могла. Да и до сих пор помогает. Мы от неё после каждого летнего отпуска полную машину мяса, овощей и фруктов везём.

Да и Карина… Тоже ведь доченька моя любимая, не позволит меня обижать. Так что правильно Мария Яковлевна говорит, он ещё передо мной на коленях будет ползать и руки целовать. А я буду нос воротить и думать, хочу ли я прощать и снова с ним жить.

Распаляю себя всё больше и больше, пока пью чай.

Мне эта злость нужна.

Мне ещё целый день продержаться на работе надо, а в перерывах найти новое жилище. Не могу же я действительно все десять дней до приезда хозяина жить в его квартире.

Что бы ни говорила Мария Яковлевна, а всё равно это неправильно и неудобно.

Поэтому решаю для себя в течение дня найти любое мало-мальски приемлемое жильё, а вечером забрать отсюда свои мусорные пакеты и вернуть коллеге ключи.

Обуваю кроссовки, выскакиваю в коридор, закрываю квартиру и бегу на остановку.

И всю дорогу продолжаю себя накручивать.

Моя жизнь – не помойка! Я никому не позволю так себя со мной вести, даже любимому мужу.

Хватит! Надоело!

– Юночка, доброе утро.

Мария Яковлевна уже стоит под затемнённым стеклянным навесом, скрываясь от ярких солнечных лучей июньского солнца.

– Доброе, Мария Яковлевна.

Подхожу, улыбаюсь в ответ на улыбку женщины и понимаю, что это не так уж и трудно. Всё-таки не зря себя целый час накручивала. Работает моя установка!

– Деточка, у тебя хорошее настроение. Это радует.

Киваю.

– А как ваше давление?

– Да что ему будет, – отмахивается женщина. – Лёша сказал, что сейчас высокая солнечная активность, вот меня и штормит.

– Ой, – слышу знакомое имя и вспоминаю: – А вы его предупредили про меня?

Женщина улыбается и кивает.

– Предупредила. Только я же тебе говорила, он не будет против.

– Спасибо вам, – бормочу смущённо. – Я сегодня поищу, куда переехать.

– Да что ты, милая, – возмущается коллега. – Я же тебе говорила, живи тут пока. Сейчас снимать очень дорого, а у тебя вряд ли лишние деньги есть.

Ответить не успеваю, поскольку подходит наш автобус. Маршрут востребованный, поэтому трамбуемся внутри, плотно прижимаясь друг к другу. Раньше было такое выражение: «как селёдки в бочке». Так вот, каждое утро ощущаю себя одной из таких селёдок.

Не понимаю, почему хотя бы по утрам не могут пустить ещё один автобус? Людей реально не продохнуть. Хотя, автобусы опять-таки частные, а частникам так выгоднее – расходов на бензин меньше, а на работу всем нужно попасть вовремя, поэтому с воплями и возмущениями всё равно лезем в маршрутку и едем, практически лёжа друг на друге.

На работу приезжаю взъерошенная и немного побитая. Водитель резко затормозил на светофоре, и кто-то нечаянно приложил меня локтем в бок.

Зато взращённая за утро злость на Витю заиграла новыми красками. Он-то на автобусе уже почти двадцать лет не ездит. Не по статусу. Его царская жопа до работы в комфорте доезжает, на личной машине, а я…

Вот оно – очередное доказательство его «любви»! Мы утром выходим одновременно, мог бы на работу меня возить. Но ни разу не отвёз! Видите ли, в сторону моей работы могут возникнуть пробки, а ему никак нельзя опаздывать.

Пробки в районном городе с населением почти сто тысяч человек? Ну да, как в Москве, почти девять баллов! А может даже и все двенадцать!

Если он действительно соберётся со мной разводиться, хрен он у меня просто так выкрутится – отдаст мне долю за своего «мустанга», как он его ласково называет. Вот и посмотрим, кого он больше любит, меня или машину. Если от меня вообще любит.

Злой задор подстёгивает, поэтому работаю очень быстро. К двенадцати часам Андрей делает предварительные подсчёты.

– Юн, в тебя сегодня как будто бес вселился. На пятнадцать процентов норму обгоняешь, – хвалит начальник, остановившись перед моим столом. – Если все так работать будут, может даже смогу премию у Александра Викторовича выбить.

– Ой, Андрюша, какая премия? Тут бы как положено успеть, – смеётся Настя, ловко запаковывая готовую продукцию в коробки.

– А ты поменьше курить бегай, да побыстрее шевелись, тогда успеть будут все шансы, – он окидывает девушку многозначительным взглядом, и та недовольно поджимает губы.

Ну да, есть у Насти такой косяк – как уйдёт курить с телефоном, так и возвращается минут через пятнадцать. Андрей даже как-то раз пригрозил ей отбирать гаджет на входе, как в школе.

– Андрей Александрович, а вот это пятнышко браком считается? – отвлекает начальника Милана.

Она у нас мало того, что новенькая, так ещё и школьница – пришла на лето подработать. Поэтому мы всем цехом взяли над Миланой негласное шефство – помогаем, подсказываем. Пусть ребёнок к труду привыкает, каждой заработанной копеечке цену знает. Не всё же у мамки на шее сидеть. Это так наши бабоньки между собой шепчутся.

Андрей отходит от моего стола и направляется к Милане, а я ловлю горящий любопытством взгляд Насти.

– Что? – спрашиваю одними губами и вопросительно приподнимаю брови.

– Юн, а ты с ним, – Настя глазами указывает на спину начальника, – мутки мутишь, что ли?

– Чего?

У меня глаза от удивления на лоб лезут. Что за бред?

– Ну, я слышала, как он утром спрашивал, всё ли у тебя в порядке.

Да, было дело.

Утром, едва мы с Марией Яковлевной и другими женщинами вошли в цех, ко мне тут же подошёл Андрей и спросил, всё ли у меня в порядке, уж больно гневный взгляд у моего мужа был, когда он нас вдвоём увидел. Я ответила, что всё нормально, и он больше с вопросами не приставал.

– Насть, ну а тебе-то какое дело? – влезает в разговор Мария Яковлевна, прежде чем я успеваю сообразить, что делать: давать отпор или оправдываться. – У тебя своей личной жизни нет, или в принципе заняться нечем? Ну так займись работой. Всё-таки правильно тебя Андрей Александрович ругает.

– Да я просто спросила, – фыркает девушка и отворачивается.

– Ну так теперь просто и поработай, – добивает её коллега.

Я молчу. Спор обо мне разрешился без моего участия. Стоит ли его продолжать?

Зато теперь возникла другая проблема – обедаем мы обычно в кухонной зоне, где стоит холодильник, микроволновка и столы со стульями. И я рассчитывала во время обеда найти хотя бы несколько адресов и созвониться с владельцами сдаваемых квадратов.

Ну и как мне теперь это делать при Насте?

Она же не в курсе, при каких обстоятельствах мой муж застал меня с моим начальником. Поэтому, услышав, что я ищу съёмную квартиру, обязательно сделает собственные выводы и разнесёт их по всему цеху.

А наш цех – это просто бабье царство с неизменными сплетнями и змеиными языками. Напоминает лавочки во дворах времён Советского Союза, или деревенский магазин, куда наши бабы ходили не столько за продуктами, сколько за свежими сплетнями.

Мысленно прикидываю, во сколько мне обойдётся обед в кафешке напротив и понимаю, что проще купить булочку и сесть на лавку на ближайшей автобусной остановке.

– Ну всё, девчули, бросайте это гиблое дело. Пора обедать! – раздаётся через некоторое время довольный возглас Светланы Дмитриевны, дородной женщины лет пятидесяти, и мы все потихоньку начинаем рассасываться в разные стороны – кто-то сразу на кухню, кто-то в туалет, а кто-то – сначала покурить, ибо «некурящий курящего не поймёт».

– Юночка, ты это куда? – окликает меня Мария Яковлевна, когда я вслед за курильщиками отправляюсь в сторону выхода.

Останавливаюсь и разворачиваюсь.

– А я сегодня обед не брала, сами понимаете, – шепчу, заговорщически понизив голос. – Пойду булочку куплю да прогуляюсь. Погода хорошая, мозги надо проветрить.

– А-а, – понятливо кивает коллега. – Ну иди-иди, погода действительно хорошая.

Быстро выхожу на улицу и иду в сторону магазина. Про булочку я не соврала. Последний раз ела вчера в обед, поэтому желудок давно уже к спине прилип.

Всё-таки хорошо на меня злость действует, даже аппетит вернулся.

Купив политую сладкой глазурью косичку и маленькую бутылку кефира, возвращаюсь на остановку и открываю сайт по сдаче квартир в наём.

Пролистываю объявления и мысленно присвистываю. Это же откуда они такие цифры берут? Семнадцать плюс коммуналка, двадцать пять плюс счётчики… Мама родная, я же не «трёшку» смотрю, а «однушку»! Ну да, я понимаю, с ремонтом и все дела, но у них что, откосы позолотой покрашены, а потолок лепниной отделан? Мы же не в столице! И даже не в её пригороде!

Господи, как же я отстала от жизни!

Снижаю планку и ищу семейные блоки.

Не намного лучше… Тысячи на три.

Офигеть!

Я же почти всю зарплату буду отдавать за съём. А мне ещё и самой на что-то жить надо, и Карине отправлять. Я всё понимаю, Витя будет ей и дальше помогать, но я же мать!

Это что же получается, от меня действительно всю жизнь никакой пользы не было?

Я же работала…

Ну да, зарплата не сравнима с Витиной, но ведь у меня и образования нет, чтобы на что-то рассчитывать. И в торговле оставаться, хоть там зарплаты и повыше, он мне запретил. Но за это я ему даже благодарна. Не с моим характером за прилавком стоять, а потом за недостачи, в которых я не виновата, отвечать.

С тоской пролистываю объявления и понимаю, что я конкретно так влипла. Работать на предельной скорости, как сегодня, я ещё какое-то время смогу. Но человек – не робот. У меня уже сейчас мышцы на руках болят, плечи тянет, пальцы ломит от скорости.

Ну, предположим, домашних обязанностей у меня теперь нет, ухаживать не за кем, обихаживать тоже некого. Поэтому смогу работать в выходные. А это уже дополнительный заработок. Но даже так от моей зарплаты будет мало что оставаться.

Долистываю объявления до конца и поднимаю глаза к небу.

Что делать?

Противный червячок нашёптывает в ухо позвонить Вите и потребовать поговорить.

Потребовать, да…

Скорее, попросить высочайшего разрешения объяснить ситуацию.

Вот тебе, Юнна, и настоящая жизнь. Хотела быть девочкой-девочкой под опекой могущественного повелителя? Вот там ты и была больше двадцати лет. Не хотела становиться самостоятельной, позволяла, чтобы за тебя все решения принимал кто-то другой, получай теперь результат. Ты абсолютно несамостоятельная, неумеющая принимать решения и ничего в этой жизни не добившаяся сорокалетняя женщина с дочерью-студенткой, маленькой зарплатой и отсутствием личного угла.

А повелитель твой, на которого ты всю жизнь полагалась, с гнильцой оказался. Слил тебя. Выкинул из своей жизни, как только ему что-то причу́дилось, и даже не озадачился, как, на что и где ты теперь жить будешь.

Ах, ну да, у меня же есть «любовник». Как там Витя сказал? Ёбарь. Значит, есть, кому обо мне позаботиться.

В расстроенных чувствах бреду обратно к цеху, уже почти смирившись с положением дел. Да, я полностью зависима от мужа. Он это знал и отлично этим пользовался.

И что теперь? Всё-таки идти к нему на поклон? Доказывать, умолять, взывать к рассудку?

Боже, как это унизительно.

Уже практически входя в открытую по случаю летней жары дверь, неожиданно даже для самой себя оглядываюсь и, как в замедленной съёмке, наблюдаю за проезжающей мимо меня машиной. За любимым «мустангом» моего мужа, за рулём которого, собственно, он и сидит.

В том, что он посреди белого дня едет по городу, ничего удивительного нет – Витя не привязан к одному месту, и по работе его вполне могут отправить куда-нибудь съездить.

Но есть во всей этой картине кое-что неправильное – блондинистое пятно, которое очень мило льнёт к моему мужу и тянет к его лицу ярко-алые губы.

И я могла бы сказать, что это просто дама из администрации, которую он везёт по рабочим делам и которой нужно срочно сообщить моему мужу какой-то рабочий секрет. Именно поэтому она и тянется к его уху, боясь, что их подслушают, хотя они в машине одни.

Но!

Я в этом году уже два раза отстирывала его рубашки от такой же яркой помады. Один раз на воротнике, а второй – на груди.

И что мне, помнится, он тогда сказал? Ах да, что у местного депутата была выездная встреча, на которой моему мужу вместе со вторым человеком из охраны пришлось оттеснять толпу возмущённого народа, состоящего преимущественно из бабулек и женщин предпенсионного возраста. Видимо, там кто-то из них его и мазнул.

Ну да, а он, по всей видимости, в отместку спёр эту помаду у возмущённой бабульки! Больно она ему понравилась. Помада, а не бабулька. И подарил украденный трофей вот этой блондинистой су… даме. Ведь гораздо интереснее слушать секреты, доносящиеся из чего-то рта, накрашенного именно этой помадой.

Провожаю исчезающую за поворотом машину растерянным взглядом.

Вот тебе и ответ, Юнна. Твоему мужу и без тебя неплохо живётся. И уже довольно давно.

Как думаешь, нужны ему твои объяснения и заверения в вечной любви? И как скоро он приползёт к тебе на коленях?

Ах да, ещё один, самый важный вопрос: зачем ему ты, если ярко-алые помады тебе не идут?..

Глава 4

– Юночка, что-то случилось? На тебе лица нет. Как с обеда вернулась, такая бледненькая, молчаливая. Муж, что ли, позвонил? Опять ругался? – Мария Яковлевна заглядывает в глаза, что-то пытается в них прочесть.

Вижу, что ею двигает не любопытство, а беспокойство, но всё равно молча качаю головой и отворачиваюсь к окну. Смотрю на проплывающие мимо старые двухэтажки и уже успевшие запылиться тополя. И думаю, думаю, думаю…

Муж – объелся груш…

Как ни крути, а я, наверное, действительно дура. Ничего не видела под собственным носом, не замечала.

Нет, не так.

Не хотела видеть и замечать.

А всё было настолько на поверхности, что даже смешно.

Интересно, как давно Витя наставляет меня рога, и насколько они уже у меня ветвистые? Не пора ли их подпиливать, чтобы за деревья не цепляться?

Или рога только у мужиков бывают? А у женщин тогда что? Отвисшие до земли под тяжестью наложенной лапши уши?

Приревновал он, как же. Нет, он просто повод искал, чтобы меня из дома выгнать. А я ещё, как честная Маша, ключи в почтовый ящик бросила.

Если бы не это обстоятельство, сейчас бы подогнала грузовую машину и всё, что не приколочено и не прикручено, вывезла бы на хрен из дома. На квадратные метры прав не имею, но и в нашу семейную кровать эта тварь спать не легла бы, из чашек, мною заботливо выбранных и купленных, не пила бы.

Мне эта мебель с посудой и даром не нужны. На помойку бы вывезла.

«Так не доставайся же ты никому!» – кажется, правильно помню фразу из школьной программы?

А может, она уже лежала и уже пила. Я же, как слепой котёнок, дальше собственного носа ничего не видела, Витеньке своему верила.

Начинаю панически вспоминать, было ли когда-то в квартире что-то такое, что могло натолкнуть меня на правильные ответы, и понимаю: было.

Было!

Пару месяцев назад с работы пришла, а покрывало на кровати сбитое и мятое, будто на нём кто-то валялся.

Я тогда очень удивилась, мы же целый день на работе были, а кровать я всегда аккуратно заправляю.

И что мне тогда Витя сказал?

Что у него давление поднялось, и он в обед приезжал часочек отлежаться.