Жених 2.0

Леонид сидел за барной стойкой на высоком табурете, этот актуальный тренд кухонной планировки она воплотила в своей квартире с превеликим удовольствием, пил кофе и ел бутерброды. Молодец, сам о себе позаботился, золото, а не мужчина! Как хозяйке, Наташе было немного неловко, что в её девичьем холодильнике, актуально-красного цвета, нет ничего, чем она могла бы похвастаться: вот, солянка рыбная, приготовила, мол, на досуге!

Угощайся, дорогой гость, хоть я тебя и не ждала, а вот пирогов предусмотрительно напекла! Ну-ка, подставляй тарелку, вот мои котлетки фирменные, бараньи, пальчики оближешь! Нет, к сожалению, подобных талантов за ней не водилось. И Наташа нисколько не комплексовала из-за этого. Каждому своё: она – профессиональный дизайнер, а не домохозяйка.

Леонид, тем временем, соорудил несколько бутербродов и на её долю. Наташа не стала отказываться, сил было потрачено немало.

– Веселый выдался вечерок! То есть ночь… То есть уже почти утро. Хорошо, завтра хоть на работу не идти, – она с наслаждением присела, только не на высокий табурет рядом с Леонидом. Хотелось чувствовать под собой более устойчивое основание, расслабиться, вытянуть ноги, привалиться к тёплой стенке… Табурет на трёх тонких ножках – вещь, конечно же, дизайнерская, эстетская, но не для каждого случая.

Наташа села на диван и растеклась по нему, каждая жилка-мышца-косточка заняла своё, персонально-удобное место. Бутерброды с колбасой на подложке из особого масла показались ей верхом кулинарного искусства: Наташа видела, как Леонид смешал сливочное масло с горчицей и тёртым сыром. Получилось действительно неплохо. Вот тебе и поэт, оторванный от быта!

– А кем ты работаешь? Если не секрет, конечно? – Леонид задал вопрос внезапно, и Наташа ему обрадовалась, ведь, согласно плану, им нужно сближаться, а для этого – узнавать друг друга. Вопрос Леонида вовсе не дежурное заполнение паузы, а его шаг ей навстречу.

– Никакой не секрет. Я придумываю… диваны. И кресла. Не смейся! Я делаю мир лучше! Мир повседневности. Конечно, тебе, витающему в облаках, это кажется скучным и приземленным.

– Да, честно говоря, самое поэтичное, что я могу вспомнить на эту тему – “О, как внезапно кончился диван!” Но это не я написал. Песню про диван точно никто не напишет.

Наташа оживилась. На эту тему ей было, что сказать. Она прекрасно знала, как высокомерно многие люди относятся к её профессии, и готова была в любой момент включиться в дискуссию:

– При чём тут диван. Ты занимаешься творчеством, и я занимаюсь творчеством, неужели не ясно? Пусть это быт, рутина, мягкая мебель, но здесь тоже может быть настоящее вдохновение. И, потом, мне кажется это очень женственно – превращать бесформенное пространство в уютный дом. Преобразовывать хаос в космос!

Леонид улыбнулся своей неотразимой улыбкой и чуть заметно кивнул головой. Видно было, что словами про хаос и космос она попала в точку. План продолжал сбываться на глазах!

– Слушай, ты так трепетно говоришь о диванах, мне начинает казаться, что для тебя это – самое важное в жизни.

– По-моему, не имеет смысла заниматься тем, что тебе не кажется самым важным в жизни.

Сейчас они говорили, как будто герои черно-белых, любимых родителями, фильмов 60-х годов. А что тут удивительно? Она смотрела эти фильмы, он смотрел, да и родители у него тоже, наверное, были похожие. Прямо-так родство душ происходило сейчас на её дизайнерской кухне. Ну что ж, телесно они уже слились, а сейчас сливаются духовно!

– Я тоже так думаю. Поэтому я пишу стихи. Сейчас не самое лучшее время для стихов – их почти не читают. Вот ты – читаешь современную поэзию?

Вопрос застал Наташу врасплох. Если бы у неё было время, она бы подготовилась, уж тогда она нашла бы, что ответить Мужчине Своей Мечты о столь близких ему высоких материях. Проштудировала бы к следующему свиданию какую-нибудь поэтическую антологию, выучила бы пару куплетов… Или – нет, куплеты – это у песни, а в стихах, кажется, строфы…

Но сегодня, практически в день знакомства, никакого положительного ответа на его вопрос у неё не было. Врать и наводить тень на плетень, отделываться многозначительными и одновременно ничего не значащими замечаниями, чтобы потом обязательно угодить пальцем в небо, Наташа не стала. Честность – лучшая политика:

– Нет. То есть… Ну ладно, если честно, то – нет, не читаю, – она постаралась, чтобы в её голосе прозвучало и смущение, и искренность, мол, не читала, каюсь, но сообщаю это тебе, потому что не боюсь, что ты осудишь. И остынешь! Леонид порыв оценил:

– Спасибо за откровенность. Значит, ты сильный человек, если тебе не нужна поддержка в виде поэзии. А я все равно пишу и буду писать, потому что я это умею, а значит – должен. Всегда должен быть кто-то, кто пишет стихи – несмотря ни на что. Вот послушай! Брусника даёт плоды, её глаза стали красней…

Леонид не сделал паузы, он читал стихи тем же доверительным тоном, который уже покорил её в его повседневной речи. Перед глазами замелькали образы, связанные звучанием его шаманского голоса: береговая охрана, перелётные птицы, ледник, пришедший в город, кружевная тень огромного крыла на крыше дома…

Наташа не читала стихов с детства, со школы. На уроках литературы всё поэтическое наследие предков как-то не зацепило её: слишком далеко, слишком давно, другой язык, другие проблемы. Из более современных поэтов знала Цоя, как и все в её поколении. А людей, пишущих стихи не для того, чтобы сделать из них модный попсовый хит или рекламный джингл, считала вымершими динозаврами.

И уж, конечно, никак не предполагала увидеть одного из них на своей кухне, читающим непонятные, но завораживающие строки. Сердце, сердце, её бедное сердце, которому и так сегодня досталось, теперь подпрыгивало в самых неожиданных местах поэтического текста: вот, вроде бы, и ничего особенно трогательного, жалостливого или там сентиментального в строчке нет, а она вызывает отклик, непонятный, но сильный: «Прими мое тело, как то, что приносит плоды, когда птицы смотрят на юг!»

И пока ты думаешь, что всё это значит, почему так защемило, почему тебя так тронули именно эти слова, поэт читает и читает, дальше, дальше, дальше, и снова, как на кочке, сердце твоё спотыкается и отмечает фразу, рифму, метафору сбоем, остановкой, уколом тупой иглы… Вот что такое – «Поэзия!» – так, с большой буквы и с восклицательным знаком думала Наташа в коротких перерывах между стихотворениями.

Сколько же их он прочитал в тот вечер? Она слушала, затаив дыхание. Он выплёскивал, слово за словом, как крупицы золотоносного песка из лотка старателя: где-то среди них нет-нет, да блеснёт ослепительной точностью то, настоящее, ради чего это всё… Наташа смотрела на поэта во все глаза. Какой же тонкий, как будто пером прорисованный, у него профиль! Как высоко к вискам устремлены миндалевидные глаза! Как рельефно вырезаны ноздри, как у породистого жеребца! Да ещё эта грива!

Магия его голоса, магия слов вдруг разрушила предыдущее наваждение: уже не Принц с видео из ЗАГСа сидел перед ней, не секс-символ, прекрасный снаружи и пустой внутри, аппетитный сосуд для хранения непонятно, чего, обёрточная бумага для дежурного подарка. Нет! Зимин, читая свои стихи, предстал перед ней лёгким и стремительным, одухотворённой материей, которая жила в тех волшебных словах, которые сейчас как будто висели между ними в воздухе, не развеиваясь, не улетучиваясь.

Он был – как ветер, как ночь, как наступающая весна, и в нём теперь не видела она ни следа того, прежнего, рекламно-стандартного Принца. Весь – вдохновенье и полёт, весь – энергия и движение, непреклонный и неуловимый, он обволакивал Наташу не одной только силой своего сексуального молодого тела, как будто дух поэзии, войдя в него, преобразил его. От первоначального образа осталась лишь буйная шапка волос.

И такой, новый, Зимин ещё был прекрасней прежнего. Не переставая говорить, как будто заклиная её, он покинул табурет и приблизился к ней, движением руки поднял её с дивана – заворожённая, она повиновалась ему, как кобра. Их лица сблизились, она уже видела своё отражение с его расширенных зрачках. Зимин взял её за плечи и придвинул ещё ближе к себе, не отрыва взгляда от её глаз. Шёпотом он проговорил ещё одну строфу и замолк, прервался, тяжело дыша. Наташа только что заметила, что из её глаз текли слёзы.

Золотые глаза Зимина потемнели, стали глубокими, совсем бездонными. Наташа поняла, что он до сих пор не вышел из своего поэтического транса. Надо ему помочь, подумала она и потянулась губами, чтобы поцеловать, поблагодарить поэта за счастливую перепаханность души, которую она сейчас ощущала. Он, Мужчина Её Мечты, не просто восхитительный сексуальный партнёр, нет, он станет её духовным учителем, наставником, своей поэзией он открыл ей двери в самою себя!

Рядом с ним она чувствует себя не только желанной и удовлетворённой, она стала чистой и восприимчивой, как засохшая земля под дождём, как белый лист бумаги, ожидающий, когда же придёт поэт и заполнит его своими стихами!

Новое, неожиданное состояние парения требовало экзальтированного выражения чувств: Наташа обхватила его руками, обцеловала лицо, подбородок, шею и стала сползать вниз, не разнимая сплетенных рук, спускалась по нему вниз, как по дереву, как по священному идолу, чтобы замереть у его ног, потрясённой и притихшей, готовой служить ему, защищать его и быть благодарной ему только за то, что он есть – такой. Леонид принимал её лобызания молча и безжизненно. Стих вышел из него, оставив обессиленную оболочку.

Ничего, ничего, Наташа будет его холить и лелеять, будет пылинки сдувать с него, чтобы поэтический транс возвращался почаще. Пусть, пусть Зимин не был «тем самым Принцем из ЗАГСа», Наташа уже не жалела об этом. Перспектива, открывавшая перед ней, захватила её целиком: быть подругой шамана, жить рядом с талантом или даже с гением, становиться – раз за разом! – первой слушательницей его творений, а то и – вдохновительницей, музой, адресатом… Что может быть прекраснее!

– Зимин! Ты – мой герой! – выдохнула она, глядя на него снизу вверх. В таком ракурсе любимое и прекрасное лицо его представлялось капризным и слабым. Это потому, что он устал. Шутка ли, полтора часа подряд читать, и это после весьма энергозатратной ночи любви.

– Бедненький ты мой! – Наташа поднялась, попыталась погладить его по голове, взъерошить волосы, но Леонид уклонился и отпрянул. Следующим движением он нырнул под Наташину, протянутую к нему, руку и бросился к телефону, вибрировавшему на кухонном столе. Звука не было. Скорость марш-броска неприятно поразила Наташу: как будто он весь вечер только и ждал этого звонка!

– Слушаю. Лара? Ты уже не сердишься? Вот и умница. Ну, молодец! Какая ты молодец! Да что ты говоришь!

Всё ещё продолжая слушать, он прикрыл рукой трубку и с улыбкой прошептал Наташе:

– Представляешь, оказывается, мы договорились встречаться в “Фантазии”, а я ее ждал в “Мечте”!

Он расплывался в улыбке, призывая и Наташу присоединиться к нему и порадоваться, как славно всё сложилось, какая, оказывается, произошла досадная неувязка, а не смертный приговор! Наташа старательно растянула губы. Кожа щёк болезненно натянулась. Телефонный разговор продолжался:

– Нет-нет, я слушаю тебя… Это … моя тетя, я приехал к ней, чтобы зарядить телефон! Ну, хорошо! Да. Конечно, могу. Через 30 минут. Жди!

Наташа повернулась к Зимину спиной и, чтобы чем-нибудь заняться, принялась выцеживать в чашку всё, что осталось от кофе. В зеркало она видела, как Леонид, надев пиджак, причёсывался перед зеркалом. Улыбка от уха до уха как будто приклеилась к его лицу.

– Ты была права – Ларочка меня простила! Золотая девочка моя! Это ж надо – спутал мечту и фантазию. А почему спутал? Ничего общего! Фантазию еще можно спутать с воображением, но уж с мечтой! Ты чувствуешь разницу?

– Не всегда.

Наташа цедила слова сквозь зубы. Каждое давалось с большим трудом. Но Леонид как будто не замечал, болтая о своём. В зеркале он нашёл её глаза и смотрел – доверительно и ласково. Как будто с любимой тётей разговаривает, зло подумала Наташа.

– О, это очень просто! Я как-нибудь объясню вам – при следующей встрече. А сейчас, Наташенька, до свидания, я не хотел надоедать вам, но – так уж вышло! Простите пьяного поэта – и с днем святого Валентина!

Дверь за Леонидом захлопнулась. План не сработал. Наташа с чашкой в руке подошла к окну. Ночь уже сдавала позиции, снег, падающий с неба, был теперь перемешан не с чёрным, а с серым. Леонид вышел из подъезда и растворился в снегопаде.

Глава 7

На кухне в квартире Ковалёвых Женя потрясла головой, как будто просыпаясь. Наташа пила кофе, как будто всё ещё оставалась внутри своего рассказа. Переглянувшись, сестры рассмеялись, хотя смеяться было, собственно, не над чем. Грустная история, рассказанная невесте в день свадьбы. Женя повела носом, принюхалась и подскочила к плите, повернула вентиль, открыла крышку духовки… Ложная тревога! Пахло превосходно!

– А ведь это твоё любимое запечённое мясо с картошкой, баклажанами и помидорами! – Женя была рада подбодрить сестру именно таким способом. Наташа благодарно кивнула ей. Тогда Женя набралась храбрости и попросила:

– Я всё-таки хочу услышать, что было дальше. Но, если тебе неприятно…

– Да ерунда, норм. Дальше всё очень просто и коротко: я подала заявление об уходе, Филиппу, а он не отпустил, просто перевел в другой офис. С повышением. Теперь я – директор северо-восточного филиала. А Зимина видела пару месяцев назад. По телевизору. Какое-то поэтическое ток-шоу, что ли… Вот такие пироги!

– А у меня – вот какие пироги!

Женя, потрепав сестру по щеке – не дрейфь, прорвёмся! – достала противень из духовки, накинула нарядный фартук в уточку, в комплекте с рукавицами, и рукавицами этот противень держа, поволокла его в гостиную. Наташа видела, как гости, покинувшие застолье, возвращались к новому блюду. Свадьба шла своим чередом, а вот ей, Наташе, уже пора.

Не дойдя до гостиной, она свернула в прихожую, надеясь скрыться незаметно. По-английски. Но не тут-то было: в прихожей стряхивал снег с мехового воротника куртки никто иной, как Боря:

– Уже уходишь? Что так рано? Посидела бы еще. Сейчас танцевать начнем!

Боря был вежлив и предупредителен, но не более того. Наташа улыбнулась, взглянула прямо:

– Спасибо, что … не сердишься на меня.

– Все в порядке.

Наверное, всё-таки сердится, подумала Наташа, но не выяснять же отношения на свадьбе с новоявленным – кем он там ей теперь приходится? Свояком?

– Ладно, я пойду… Счастья вам!

Боря стоял столбом безответным, а из гостиной с хохотом выскочили Света и Лена. Наткнулись на Борьку как на стену непролазную и завопили хором, выглядывая из-за его могучих плеч.

– Натусик! Вот так хотела, тайно, под покровом ночи!

И – новый приступ смеха. А что смешного сказала-то? Приподнятое состояние подруг шло совершенно вразрез с Наташиной меланхолией, навеянной всем: и этой нечаянной свадьбой, и её собственным пространным рассказом.

– Ладно, девчонки, пока-пока, мне правда пора!

Повернулась и пошла, чувствуя, как все трое сверлят взглядами её спину. Перед тем, как дверь захлопнулась, из-за неё донёсся развесёлый Ленкин голос:

– Эх, жалко, нас не подождала, закатились бы куда-нибудь!

Расслабилась она только в машине. Свои стены помогают! Мороз не помешал дверце впустить её внутрь, завелась с пол-оборота, ласточка! Сначала, конечно, придется щёткой поработать, вон сколько снегу насыпало, но это недолго, а потом – она в домике! Наташа была даже рада посидеть в одиночестве в тепле салона, прогреть мотор. Ну что, нелегко ей далась эта свадьба?

Да, кошки на душе скребли, надо признать. Борька такой значительный, хозяин, режиссёр, молодой муж… В качестве чужого мужа он выглядел гораздо представительнее, чем в качестве её собственного. Вот с чем труднее всего было смириться!

Но теперь делать нечего, придётся с этим как-то жить. А вообще-то она молодец, сбросила на сестру все свои переживания, которые спать не давали вот уже сколько месяцев. Пусть теперь у Женьки голова болит, сама виновата, прицепилась: «расскажи» да «расскажи»! Сама Наташа после эмоционального путешествия в прошлое чувствовала себя на удивление хорошо: уверенной, посвежевшей, освободившейся от лишнего груза. Вот здорово!

Не зря, наверное, люди к психоаналитикам ходят: свалили груз с души – и пошли дальше налегке! Надо будет как-нибудь повторить. Стоп! Гораздо лучше, если рассказывать будет нечего. Пусть эти увлекательные, но и унизительные приключения останутся там, в прошлом! Не надо больше ей неземной любви, а о Принце из ЗАГСа с тех пор она думала с безотчётным отвращением.

От желания встретить, узнать и полюбить его не осталось и следа! Умница, вот она кто, и она будет двигаться в том же направлении: никаких романов, никаких ожиданий, сконцентрируемся на работе и заставим мир вздрогнуть, в хорошем смысле. Пусть мир узнает дизайнера Наталью Ермакову!

С этим позитивным настроем Наташа тронула машину и выехала со двора. В свет фар попала кошка, глаза сверкнули инопланетным блеском. Хорошо, что Наташа успела притормозить, а то снег так метёт, тут и человека можно не заметить! Двигаясь крайне осторожно, Наташа влилась в поток машин на широкой магистрали. Ладно, теперь перестроимся в левый ряд, до поворота ехать долго!

Наташа аккуратно включила поворотники и ждала, когда между машинами слева образуется прогал. Но, кажется, кому-то сзади не понравился её манёвр: Наташа была ослеплена дальним светом следующей за ней машины, свет фар отражался в ее зеркалах и мешал ориентироваться. Ну, вот она и в левом ряду. Но кто же её достаёт сзади?

Водитель, помимо световых, теперь воздействовал на неё и шумовыми сигналами, непрерывно давя на клаксон. Наташа, не сбавляя темпа, продолжала ехать в своём ряду, а машина-преследователь приближалась всё ближе и ближе, сокращая дистанцию, садилась прямо на бампер. Ну, что за нетерпеливый торопыга! Наташа поняла преследователя так, что она мешает ему ехать с более высокой скоростью, да ещё и, наверное, подрезала где-нибудь этого грубияна.

Такие на дороге встречались, будучи молодым водителем, Наташа знала, что, действительно, могла и подрезать кого-нибудь – она ещё не успевает контролировать на дороге всё, уследить бы за реальными опасностями! Ну подрезала и подрезала – Наташа не понимала, что в этом обидного, но если таков закон дороги – что ж, она без сожаления ему подчинится. И стала подавать машину вправо, ближе к обочине, чтобы освободить сигналящему торопыге быстрый левый ряд. Но вдруг раздался скрежет, удар и Наташина машина закружилась в заносе.

На месте в правом ряду, которое только что было свободным, куда она вот уже было переместила свою васильковую ласточку, за мгновенье до окончания её манёвра оказался автомобиль-гуделка-и-мигалка! Машина пошла юзом, Наташа с трудом выровняла её и прибилась к обочине. Позади неё припарковался и тот, другой автомобиль. Чёрный, угрожающе новый.

Заглушив мотор, Наташа вышла из машины, ей хотелось поскорее разглядеть масштаб разрушений. Водитель чёрного авто тоже уже стоял на полотне дороги. Весь он был под цвет своему боевому коню: блики проезжающих машин отражались в чёрной коже его одежды. Резким движением захлопнув дверь, незнакомец решительно двинулся в сторону Наташи.

Глава 8

И снова она стояла у окна в знакомой кухне. В Женькиной кухне. Капли дождя покрывали стекло, как слёзы, скапливаясь внизу, на земле, в лужи. В лужах плавали желтые тополиные и красные кленовые листья. Осень пришла недавно, но от лета никаких следов уже не осталось. Вот, разве что, варенье, которое варила Женька в большом толстостенном тазу. Откуда только выкопала такой?

Женька помешивала варенье, убавляла огонь, снимала набежавшую пенку – и всё так ладно, умело, как будто век этим занимается! А ведь всего-ничего хозяйничает она на этой кухне, с февраля. Наташа вернулась к столу. Рядом с чашкой дымящегося чая стояло блюдце с только что снятыми пенками. Попробую, так и быть!

– Вкусно! А я, наверное, никогда в жизни не научусь варенье варить!

Это она из вежливости так сказала, чтобы Женьке приятно сделать. А на самом деле – просто не станет, не захочет варить варенье, и не заставит её никто. У неё в жизни другие цели.

– Ой, я тебе и с собой дам, я уже столько накрутила, и абрикосового, и алычи, и кизилового – знаешь, мы же на машине из Керчи ехали, так прямо ведрами покупали, на дороге. И не дорого!

Какие милые маленькие радости, неужели она думает, что это может быть кому-то интересно?

– А я летом так никуда и не выбралась. Почти… Все лето вкалывали, выпустили новую линию, даже не понимаю, как это происходит – всем нравится, а я просто придумываю и рисую. Помнишь, как мы с тобой в третьем классе у бабушки делали диванчики?

Женя радостно закивала и с заговорщическим видом достала откуда-то снизу, запрятанный, как великую ценность, журнал.

– Я все прочитала!

На развороте журнала красовалась Наташа, на своём дизайнерском диване, обивка которого сливалась в одно целое с платьем. Одна расцветка. Наташа с плохо скрываемой гордостью поднесла журнал к глазам, потом отодвинула от себя на вытянутую руку. И так, и так – смотрится одинаково хорошо. Но развивать тему сочла нескромным. В гостях нужно говорить не о себе, нужно говорить о хозяевах.

– А что Боря? Где его шедевры?

Наташа по старой привычке искала Борькины фото-картины на стенах, но предмет творчества стал другим. Женя, оставив поварёшку, сосредоточенно щёлкала кнопками на пульте от телевизора.

– Сейчас… Нет, не это…Да ты наверняка видела… Вот!

На экране, под зажигательную мелодию, благополучная с виду семья хором расхваливала новое средство от простуды. Как раз по сезону – дождливому, слякотному.

– Да это же хит сезона! – Наташа действительно запомнила эту, одну из бесчисленных, киносемеек и микстурой даже успела попользоваться. Помогло!

– Я тоже так думаю, – Женя поставила ролик на начало, – Ну ладно! Рассказывай дальше: он вышел из машины, а ты?

И Наташа продолжила рассказ, прерванный снятием пенок. Она не обманывала себя, понимая, что рассказ этот нужен ей больше, чем Жене. Она ждала их возвращения, почти дни считала, сгорая от нетерпения, чтобы вновь испытать это чувство невыносимой лёгкости и свободы. Освобождения от пережитого, пугающего и разрушительного. И для этого освобождения ей нужна, необходима была сестра Женя.

В продолжении её рассказа снова шёл снег. Как тогда, когда она, покинув этот гостеприимный дом, попала в аварию, припарковалась на обочине и рассматривала помятое крыло, пытаясь представить, во что же обойдётся ремонт. Под снегом в темноте всё произошедшее казалось нереальным. Даже та опасность, которая только что холодным крылом потрогала её: машину занесло после удара, но не закрутило, просто пошвыряло по дороге влево-вправо. Чудом она никого не задела. Никого, кроме этого, первого, чёрного.

Глава 9

Водитель вышел из машины и приближался к ней, весь в чёрном. В свете фар проезжавших автомобилей она видела блики на чёрной коже его одежды. И ещё один промельк света упал на его лицо. Лицо, которое Наташе так и не удалось забыть. Это было лицо Принца с видео из ЗАГСа. Но это знакомое, будто выточенное из алебастра, лицо больше не привлекало Наташу. Нет, совсем не привлекало!

Парень, приближавшийся к ней из темноты, меньше всего был похож на благородного и прекраснодушного. Сжатые от злости зубы чуть не скрипели, желваки шарнирами ходили под кожей. И кулаки! Они были готовы к бою. Нет, не с добром подходил к ней этот человек. Оказавшись прямо перед ней, незнакомец демонстративно сплюнул ей под ноги.

– Ты что, коза, вчера за руль села? Смотреть надо, куда едешь! Тачка – новье, там со мной двое свидетелей, у тебя была помеха справа. Так что попала ты, ягодка!

– Почему я, а не ты? – Наташа разозлилась, и злость придала ей уверенности. Ну да, она – неопытный водитель, но не клиническая же идиотка? Правила она знала назубок, благо, сдавала и зубрила их совсем недавно, и провалами памяти не страдала пока. Она прекрасно всё помнила и готова была повторить под присягой и под каким угодно давлением, как всё было.

Она начала манёвр, убедившись в том, что правый ряд пуст. Автомобиль борзого парня ехал в её ряду, когда она нажала на правый поворотник. И ещё было жалко бирюзовую Ласточку, машина жалась к обочине поцарапанным крылом, как будто стесняясь увечья, уродства. «Хорошо, что я не выпила ни капли на свадьбе», – мелькнула мысль. Наташа всеми способами подогревала свой праведный гнев, готовая к любому цивилизованному выходу из конфликтной ситуации.

Можно обменяться координатами страховщиков и разойтись, даже без ГАИ, по упрощенке, ведь серьёзной аварии не произошло. А можно, как поступают настоящие аристократы и светские львицы, использовать встречу на дороге как повод для знакомства, продолжив общение в ближайшем кафе.