Жених 2.0

Сдержанные и точные движения рук, которые ставят чашку на стол точно в то место, откуда только что её взяли, и совершенно беззвучно. Один раз, так же сдержанно и аккуратно, он протянул руку к её лицу и отодвинул непослушную прядь, упавшую ей на глаза. Его прикосновение было именно таким, какого она и ожидала: нежным и уверенным. Как будто он имел на это право. Удар током – когда его пальцы дотронулись до щеки – и разговор продолжился, как ни в чём не бывало, без всякой заминки:

– Мне трудно это объяснить…знаю – и все. Интуиция, озарение, вдохновение – как там это называется.

– И вы никогда не ошибаетесь? – Наташе уже трудно было говорить ему «вы» – настолько своим, близким за ничтожно короткое время знакомства стал для неё Кошкин.

– Никогда. Такая работа.

– Страшная у вас работа. Но – забирает. Да?

Кошкин кивнул, соглашаясь:

– А теперь расскажите-ка мне поподробнее, чем вы занимаетесь? Я уже понял, мебелью, но – что именно вы делаете?

Наташа загадочно улыбнулась:

– Приходите сегодня вечером – увидите.

Наташа достала из сумочки приглашение и протянула ему. Кошкин взял, взглянул на яркий глянцевый прямоугольник, как будто сфотографировал, убрал в планшет, висевший на поясе и сказал то, что она мечтала услышать:

– А потом мы увидимся?

Ну конечно, конечно, обязательно – хотела прокричать Наташа, но не стала. Этикет требует немножко поинтриговать. Но не слишком – чтобы в её неопределённых словах он не услышал ни отказа, ни согласия.

– Вы всегда такой настойчивый?

– Нет. Но вы почему-то мне ужасно понравились. В этом платье… Как принцесса из сказки.

Вот оно! Совпадение! Пересечение! Ведь и для неё майор Кошкин с самого начала был Принцем. Что ж, закрепим достигнутое:

– Мы обязательно увидимся с вами, майор Кошкин. После бала. Я обещаю. А сейчас мне пора. До вечера!

Наташа поставила на стол стакан, в котором ещё оставалась почти половина кофейного напитка. Жалко, она бы с удовольствием допила, но точка в разговоре поставлена, и нарушать драматургию не стоит. Поставила и пошла, отбивая такт каблуками, пританцовывая так, чтобы её волшебное платье развивалось сзади, качалось, соблазняло, манило и звало. Наташа была уверена, что Кошкин смотрит ей вслед.

Глава 16

Долгожданный вечер, наконец, наступил. Он летел вперёд на всех парусах, подгоняемый сзади счастливым избавлением от неслучившегося взрыва. Публика лихорадочно веселилась. Придирчивым и пресыщенным от природы дизайнерам сегодня нравилось всё. В том числе и огромная игрушечная надувная мебель, по которой карабкались клоуны.

На подиуме в центре зала возвышался гигантский зелёный стул, на чьё сиденье рыжий клоун безрезультатно пытался взабраться. А вот его неизменный спутник – клоун белый – преуспел: ему удалось заснуть на циклопической кровати, поставленной вертикально, «на попа»: белый даже храпел, засунув под голову подушку и накрывшись маленьким розовым одеялком. Хохот в зале, однако, он вызывал гомерический, ведь всё это белый проделывал, стоя на голове!

Смеялся и Бобриков, незадачливым создатель козетки. Он стоял не в первом ряду, но близко от подиума, и все ужимки и прыжки клоуна видел, как на ладони. Однако улыбка на его лице казалось вымученной, как будто смеялся он через силу. Радоваться в полный рост мешало разочарование: его творение не приняло участие в конкурсе, завистники и интриганы лишили Бобрикова заслуженной награды и признания!

А тут ещё сзади по толпе прошло волнение, затронувшее Бобрикова самым непосредственным образом: его просто снесли и смяли, лишив полностью обзора. Какой-то беспардонный человек, пробираясь из задних рядов к сцене, наступил Бобрикову на ногу, толкнул его и задвинул за колонну. Бобриков был возмущён до глубины души!

Правда, нахал тут же сошёл с ноги, извинился, стряхнул с пиджака Бобрикова несуществующую соринку и даже предложил поменяться местами, чтобы не заслонять от Бобрикова происходящее на сцене. Беспардонным и одновременно любезным незнакомцем оказался майор Кошкин. Бобриков его не признал в гражданской одежде. Костюм цвета маренго сидел на Кошкине отменно. Но Бобриков не собирался спускать на тормозах претензии за доставленные неудобства:

– Нельзя ли поосторожнее! Если вам надо в первый ряд, то и приходили бы пораньше!

– Виноват! Опоздал. Служба, – по привычке Кошкин поднёс руку к пустой голове, улыбнулся и всем своим видом выразил извинение, сожаление и доброжелательность. Но Бобрикова этим не проймёшь!

Он окинул Кошкина снисходительным взглядом: костюм… рубашка… галстук… ботинки… Не в тренде! Сидит всё неплохо, но матерьяльчик не ахти… галстук ширины прошлогодней, а то и позапрошлогодней… и по цвету не сочетается с рубашкой. Ботинки вообще какие-то полувоенные. Колхоз!

Несмотря на разницу в росте не в свою пользу, Бобриков легко выразил высокомерие – едва прищуренными глазами, чуть-чуть раздувающимися ноздрями, почти незаметно приподнятым в усмешке правым уголком губ. Для верности Бобриков сказал словами:

– Пускают на профессиональную выставку чёрт знает кого! Хайтек от прованса не отличит, и туда же, припёрся. Вам не сюда, вам на футбол надо или на рестлинг!

– Ты что, мужик, не пообедал сегодня? Расслабься, дыши глубже! – Кошкин, похоже, не собирался скандалить. Он не отрывал глаз от сцены, напряжённо ожидая чего-то.

На подиуме клоуны сворачивали разогрев зала. Последний раз упав, перекувыркнувшись, распластавшись и вскочив, они раскланялись и вытащили затычки из стула и кровати. С громким шипением воздух начал выходить из резиновых форм. Под аплодисменты публики, клоуны понуро покидали зал, таща за собой сдувшиеся предметы мебели. Верхний свет в зале сменился приглушённой подсветкой. На сцене появился Ведущий. Голос его звучал то мягко и вкрадчиво, то начинал грохотать, как литавры, занимая весь объём немаленького экспо-центра:

– Друзья мои! Мебель – это то, что окружает нас каждое мгновение нашей жизни. Хоть многие этого не замечают, но это так. И ещё кое-чего не замечают многие: не только мы создаём мебель, но и мебель создаёт нас! Может быть, это понимает лишь тот, кто вырос в окружении хорошей мебели. На хорошем стуле. На удобной кровати. На комфортабельном диване. Примерно так же, как вырастают на хорошей музыке или хорошей литературе.

С толпой происходило что-то странное: она проседала. Буквально. То тут, то там стоящие люди вдруг садились, лес вертикальной публики прореживался, открывая заинтересованному взору то, ради чего, собственно, сегодня здесь все и собрались: мебельные группы на подиумах, рассредоточенные по залу. Голос Ведущего обволакивал собравшихся:

– Человек, живущий в окружении хорошей мебели, бодр, потому что, хотя бы, он элементарно выспался – это раз! Он, этот человек, в хорошем настроении, потому что не задевает ногами за жесткие углы и ножки. И – не побоюсь этого слова, он – креативен, то есть способен создавать новое. В том числе и новую мебель. Не в последнюю очередь потому, что ничто его не отвлекает, когда он сидит на вашем хорошем стуле. Работает за столом, соединённым с модулем хранения и подсветкой. В итоге, хорошая мебель даёт жизнь – чему угодно, в том числе – другой хорошей мебели. Плохая мебель же не порождает ничего, кроме головной боли и заболеваний позвоночника. Увы, это так!

Люди продолжали садиться. Оказывается, организаторы выставки позаботились о том, чтобы на каждого приглашённого в зале хватило мягких каплевидных кресел. До поры до времени кресла-мешки были спрятаны под подиумами, и вот теперь ассистенты бесшумно сновали по залу и доставали припрятанные сидения. Приглашённые с удовольствием садились на них, поднимали головы – и с удивлением обнаруживали, что видеоряд к речи ведущего можно наблюдать на потолке!

Здесь были представлены презентации каждой мебельной группы, стоявшей в зале. Весь цикл создания, от идеи, через исторические и современные аналоги, к конкретному проекту, выбор материала и цвета, функциональные особенности, изготовление, тестирование и, наконец, готовое изделие в сборе. Столы-секретеры сменяли на потолке обеденные группы, шкафы, модули для прихожих и кухонь, спальни…

Бобриков и Кошкин, волею судьбы оказавшиеся на соседних тёмно-синих креслах-каплях, задрав головы, не сводили глаз с потолка, но с разным чувством. На лице Кошкина отражался живой интерес и нетерпение, а Бобриков разглядывал выставочные образцы с горечью и завистью, встречая каждую новую модель тяжким вздохом.

Вдруг оба они отреагировали на очередную картинку совершенно одинаково: Кошкин и Бобриков вздрогнули, впились взором в потолок и потянулись к экрану… то есть – заняли более удобное положение, от которого, кажется, изображение стало ближе. На потолке появилось лицо Наташи. А потом – такая же круговерть создания, от эскиза до реализации в материале, её многофункциональных диванных модулей-трансформеров.

Однако Наташин ролик отличался от всех других. Прочие презентации заканчивались победным изготовлением предмета мебели, финальный кадр представлял изделие в эксплуатации: счастливую семью, сидящую за новым обеденным столом… на новых стульях… а вот такая же семья удобно разместилась на новом диванном уголке… В ролике Наташи готовый диван, представленный вниманию собравшихся внизу дизайнеров, был только началом целой цепи превращений: вот от дивана отъезжает одна секция и оказывается удобной оттоманкой… посреди дивана секция откидывается – и под ней, как рояль в кустах – прятался полированный журнальный столик… под крайней секцией скрывалось оборудованное место для домашнего офиса: розетки для зарядных устройств, жеское место под ноутбук, карман для планшета. Казалось, превращениям нет конца!

Все те, кто смотрел сейчас на череду трансформаций модульного комплекса Ермаковой, как будто на потолке показывали волшебную сказку, затаили дыхание, с одним только желанием: узнать, что будет дальше! В тишине то там, то тут раздавались восхищённые возгласы Наташиных коллег по цеху. Дизайнеры в полголоса обменивались впечатлениями, задавали друг другу вопросы, комментировали кино на потолке, в котором диван вдруг стал главным героем и почти что живым существом.

Майор Кошкин не слышал шёпота в зале. Он перестал следить за тем, что говорил Ведущий. Он только ощущал всей кожей, что Наташа сделала необычный и выигрышный проект. И почему-то это его не радовало. Голос Ведущего грохотал, стараясь докричаться до звёзд, чтобы и там слышали, что после общего рейтингого голосования, в котором принимали участие авторы всех представленных на конкурс работ, а также независимые эксперты из крупнейших мебельных концернов России, ближнего и дальнего зарубежья, с большим отрывом победила… Кошкин сосредоточился. То, что скажет Ведущий дальше, было очень важным для него. Жизненно важным. И Ведущий сказал:

– Победила Наталья Ермакова, с этого момента – обладательница титула мисс мебель России. Прошу приветствовать!

Тотчас экран на потолке погас, а свет в зале вспыхнул с невиданной силой, концентрируясь на сцене. Там стояла она, мисс мебель России Наталья Ермакова, в платье цвета утренней зари. Прекрасная и недосягаемая.

Чтобы упрочить её исключительность, Ведущий водрузил Ермаковой на голову диадему, предварительно продемонстрировав её всем собравшимся. Диадема была хороша. Вслед за Ведущим, один за другим, к Ермаковой подходили организаторы выставки, эксперты, представители мебельного сообщества, руководители творческих союзов и производственных объединений, ведущие дизайнеры и преподаватели дизайнерских ВУЗов…

Каждый жал Ермаковой руку, вручал памятный сувенир или диплом, предлагал сотрудничать, сулил денежные премии, выгодные контракты и стажировку за рубежом. Публика, внезапно выведенная из фазы расслабления в каплевидных креслах в фазу бодроствования, оживилась: обычно степенные и сдержанные, ревнивые к чужому успеху, дизайнеры здесь были непохожи сами на себя. Они рвались к Ермаковой, как будто это была заезжая знаменитость, хлопали ей, свистели, кричали, выражали восторг и признание, кто во что горазд.

Мисс-мебель России совершила тур вальса с Ведущим, а потом, уже совершенно вне программы, была поднята на руки восхищёнными коллегами и пронесена через весь зал под несмолкаемые выкрики: «Ер-ма-ко-ва! Ер-ма-ко-ва! Ура! Ура! Ура!»

Казалось, дизайнеры впали в экстаз, и конца и края ему видно не было. Бедный Бобриков совсем потерялся в этом ажиотаже. Он тоже топал и тоже кричал, и люди вокруг, видя, с каким остервенением он вопит, улыбались и кивали ему, думая, что он рвёт глотку, как и все, в восторге от заслуг Ермаковой. Звук же, исходящий из бобриковского горла, не был слышен никому. Не слышал себя даже сам Бобриков, но продолжал кричать, надрывая связки:

– Это плагиат! Воровство идей! Вы за это еще заплатите! Позор Ермаковой!

Кошкин тоже не слышал, что кричит Бобриков. Ему было не до Бобрикова. Он бы не заметил, даже если бы Бобриков со всей силой боднул его головой в живот. Что, кстати, тот и намеревался сделать, уже примерился, но побоялся, взглянув на железные мускулы, проступавшие под тканью маренгового пиджака. Такого боднёшь – головной боли не оберёшься! Вместо этого Бобриков, продираясь к выходу сквозь беснующуюся толпу, со всей силы наступил Кошкину на ногу и покинул поле боя со злорадной улыбкой. Которую Кошкин не заметил тоже.

Кошкин, как и Бобриков, выпал из общего веселья. Ликующая толпа обтекала застывшего майора, как половодье омывает попавшийся на его пути столб… или дом. Застывшей колокольней стоял майор Кошкин и следил потухшим взором за триумфом Ермаковой. Его плечи поникли, руки повисли, уголки губ опустились вниз, в глазах стояли слёзы. Внимательный наблюдатель с удивлением понял бы, что бравый майор чуть не плачет.

Но не было такого наблюдателя. Никто из присутствующих майора не знал. Бобриков проследовал на выход. Ермакова, со своей недосягаемой высоты, не удостоила гостя вниманием. С тоской и ужасом взирал Кошкин на диадему, в лучах софитов сияющую на Наташиной голове.

Глава 17

Торжественная часть, наконец, подошла к концу. Все речи сказаны, все дипломы и денежные призы розданы, контакты установлены, контракты подписаны, устные договорённости заключены – официоз исчерпал себя, гости и хозяева, довольные друг другом, расползались, кто куда.

Большинство далеко уходить не собирались: в ресторане экспо-центра через полчаса начнётся праздничный ужин. Мест и пригласительных билетов на банкет на всех не хватало, но многие остались в расчёте на халяву: а вдруг? Вдруг прокатит, и меня пустят в ресторан по пригласительному на выставку? Кризис, знаете ли, и от дармового угощения отказываться никакого резону нет! Усталые клоуны бродили по залу, сворачивали воздушные шарики то в кресло, то в этажерку, то в другой образец мебели и дарили их усталым гостям. Организатор выставки, изысканно одетый, с лиловым шёлковым платком на шее, подошёл к Наташе, панибратски обнял её за плечи:

– Ну, мисс мебель России, с тебя причитается! Такой фурор произвела, кому рассказать – не поверят!

По неписанному закону Наташе пришлось мило улыбаться, раскланиваться и приседать в псевдо-книксене с таким видом, как будто все эти почести она получила если и не по ошибке, то по какой-то невероятной случайности, как будто она и не заслужила диплом, приз и диадему в честной борьбе, и теперь стесняется в этом признаться. А щедрые организаторы, тем временем, согласно своему сценарию, прибавляли к вагону почестей одну маленькую тележку за другой:

– Ну что, мисс Мебель, пойдем на банкет, пожинать лавры и принимать поздравления! Сегодня ты – королева бала! – сказал, пожимая Наташе руку, высокий мужчина в пиджаке, который хотелось назвать камзолом. Наташа слышала, что этот организатор номер два – едва ли не главный реквизитор отечественного кино, к нему постоянно обращаются с просьбами обставить какой-нибудь исторический или ретро– интерьер, с ним советуются по поводу деталей: часы, зеркала, статуэтки – какими должны быть они именно в данное время, в семье именно такого сословья…

Камзол эксперта, таким образом, вполне мог иметь тоже чёткую историческую привязку и постоянную прописку в костюмерной Мосфильма. Внимание мебельного гуру в камзоле, его признание льстило Наташе чуть ли не больше, чем диадема на голове. Ей очень хотелось поговорить именно с ним, поддержать знакомство, заручиться поддержкой – такое знакомство могло бы пригодиться в жизни мебельного дизайнера ничуть не меньше, чем диплом ежегодной выставки.

Его рекомендация могла открыть двери к самым амбициозным проектам, к самым высокопоставленным заказчикам, в мировую мебельную элиту. Расставаться с ним Наташе совсем не хотелось, однако… Блеск мишурных бриллиантов на её диадеме и качание на руках сотен восторженных поклонников не затмили в её памяти обещание, данное майору Кошкину. Когда она стояла на подиуме в центре зала, когда Ведущий объявил о её победе, когда голова её почувствовала тяжесть – и, одновременно, лёгкость – диадемы, каждую минуту Наташа помнила, что майор Кошкин – тот самый принц из ЗАГСа. Она хотела с ним встретиться во что бы то ни стало.

Особенно сегодня! Сейчас, когда в ней переливается энергия поддержки и обожания десятков сердец! Когда её глаза излучают победный блеск, прибавляющий природной красоте что-то неизъяснимое, что делает девушку уникальной, единственной, неповторимой. Когда ты встречаешь Принца своей мечты, очень хочется знать на все сто, что ты достойна его любви: ведь он такой – один, а ты, хоть и хорошенькая, конечно, но, в сущности, обычная девчонка, такая же, как и Ленка, Светка, Танька…

Сегодня же Наташа получила абсолютно однозначное подтверждение того, что она этого достойна. Она достойна всего самого лучшего, что есть на свете! И эту волну, этот кураж упускать никак нельзя! Как бы ни хотелось поужинать с Мебельным гуру, нужно суметь это полезное – во всех отношениях – знакомство совместить с приятным – и даже более того! – свиданием с Принцем. Наташа с высоты подиума, когда принимала поздравления, краем глаза видела Кошкина среди гостей. Он пришёл! Значит, договорённость остаётся в силе.

От одной мысли о предстоящем свидании Наташа испытала сладкий озноб. Она ведь не маленькая девочка и знает, что вытекает из чашечки кофе. Бог с ними, с правилами приличия, с советами с интернет-портала «Подружка» о том, как надо и как не надо вести себя на первом свидании. К чёрту! Она сегодня – королева, и ей позволено ВСЁ. Наверное, это ВСЁ отразилось в её глазах, когда она сказала Мебельному гуру:

– Я приду чуть позже, хорошо?

Гуру взял её руку, поднёс к губам и долго не отпускал, пытаясь встретиться с Наташей взглядом и понять, правильно ли он всё понял, к нему ли относится её победная обольстительность? Во всяком случае, стоит попытаться: когда он начал что-то заботливо объяснять ей, его голос звучал на тон ниже, как будто вокруг неё кружил большой мохнатый шмель:

– Не заблудитесь в переходах, дорогая! Как, вы не знаете? Ресторан в левом крыле, с улицы его найти легко, но не выходить же вам в непогоду в этом эльфийском наряде! Так что лучше пройти через здание, но это не так-то легко: переходы, коридоры, чёрт ногу сломит! Я сам как-то два часа проплутал, уже всякую надежду потерял, думал, навсегда останусь в каком-то заброшенном, богом забытом холле. Кто так строит!

Наташа улыбнулась, с чувством пожала руку новому доброжелателю:

– Не беспокойтесь, не потеряюсь! В крайнем случае, позвоню – телефон при мне!

Вот какая молодец, улучила момент, обменялась телефонами с Мебельным Гуру. Там уж не понятно, как сложится, дойдут они с Кошкиным до банкета или пропадут где-нибудь по дороге, затеряются в тумане, в дурмане любви… А контакт Гуру – вот он, уже в её мобильном, обменялись звонками, Наташа не поленилась, взяла его телефон, собственными пальчиками нащёлкала «Ермакова Наталья». Дело сделано!

Послав воздушный поцелуй остающимся, Наташа развернулась и пошла к выходу, слыша за спиной пересуды мужчин, организатора и гуру. Мужчины-то мужчины, но в первую очередь они были дизайнеры, так что обсуждали туалеты и тряпки с воодушевлением чисто женским:

– Ты видел, телефон она сунула в кармашек, это был кармашек или сашет? Кармашек на шёлковом платье – это что-то новенькое, не находишь?

– Отстаёте от моды, маэстро! Это не карман, это сумочка-чехол для мобильного, делается под цвет платья как аксессуар, необходимая вещь в наше время.

– Интересно, и на свадебных платьях делают такие кармашки? – организатор выставки думал о чём-то своём.

– Ну да, только там – наоборот, к свадебному платью в качестве аксессуара современный дизайн предлагает специальный мобильный телефон – белого цвета! – уверенно высказал экспертное заключение Мебельный Гуру.

Наташа вышла из зала с решительным намерением немедленно найти майора Кошкина и с полным отсутствием представлений о том, где его надо искать. Её победный пыл несколько угас, когда она остановилась посреди опустевшего фойе, с диадемой на голове и огромным букетом цветов в руках. Редкие мебельщики, проходя мимо, считали своим долго ещё раз кивнуть ей, показать большие пальцы, в общем, так или иначе поздравить и отметить.

Но Наташа хотела только одного: увидеть Кошкина. Понять, что на этот раз она не ошиблась. Убедиться, что майор Кошкин – действительно тот самый, Принц из ЗАГСа, о котором она грезила так долго.

И он пришёл. Возник рядом из ниоткуда, когда она в очередной раз пожимала руку припозднившемуся поздравителю. Вот только что стоял перед ней случайный знакомый, они встречались в прошлом году на миланской мебельной выставке, говорил хорошие слова, обещал пригнать какой-то невообразимый заказ – для совместного исполнения. Наташа, не вслушиваясь, покорно кивала в нужных местах и в нужных местах улыбалась, выжимая из себя последние капли благодарности. И, подняв голову после положенного кивка – обаружила на месте миланского знакомого – его, майора Кошкина.

Он стоял перед ней, опустив руки по швам. В цивильном костюме он был ещё больше похож на принца. Правда, принц был грустным. Ни тени улыбки и радости, примелькавшихся ей за этот вечер. Кошкин молча смотрел на неё. Пришлось прерывать паузу первой.

– Здравствуйте, майор Кошкин! Ну что же вы? Возьмите скорей мой букет и пойдём подальше отсюда. Я на целый год вперёд сыта мебельщиками!

Наташа засмеялась, и смех её гулкой одинокой трелью разнёсся по пустому пространству. Все ушли. Они с Кошкиным были одни в полутёмном холле.

– Поздравляю вас, Наташа. Да, я был в зале, я видел ваш триумф.

Слова Кошкина, добрые и участливые, совсем не вязались с его видом. Кошкин больше не был грустным. Взгляд стал колючим и решительным, нижняя челюсть набрякла, мускулы обозначились в рукавах пиджака. Весь он как будто ощетинился, жёстким и решительным сгустком незнакомой энергии стоял перед Наташей. И эта энергия пугала её. А Кошкин продолжал:

– Поздравляю вас, Наташа. Оказывается, вы – деловая женщина. Художник. По диванам. Но это делает решительно невозможными все дальнейшие отношения между нами. Прощайте!

Наташа из всего сказанного поняла только, что Кошкину чем-то не нравятся её диваны. (Хотя почему – «диваны»? Её проект – многофункциональные модульные комплексы, так и было записано в дипломе, полученном её на выставке!) Майор же считал, что сообщил даме исчерпывающую информацию. Он отдал Наташе честь, развернулся на сто восемьдесят градусов, щёлкнул каблуками и зашагал к выходу, чётко печатая шаг.

– Стойте! Что это значит? При чем здесь диваны? Нет, вы не можете уйти, так, ничего не объяснив мне… Я слишком долго вас искала и ждала. Стойте! Я приказываю вам!

Может быть, это диадема зарядила Наташу небывалой уверенностью, во всяком случае, голос её звучал вовсе не просительно. Ничего жалобного не было в нём, ни единой нотки. Повелительно – вот как сказала она Кошкину «Стойте!»

И он остановился, не окончив шаг, задержав в воздухе правую ногу. Буквально завис над полом. В чём же дело? Что опять не так с этим неуловимым принцем? Наташа решила не сдаваться. Видя, что Кошкин, хоть и остановился, но поворачиваться к ней не собирается, она сама обошла его и встала так, чтобы видеть его лицо. Мрачное и отрешённое лицо человека, принявшего непростое решение. Когда он заговорил, к мрачной решимости прибавилась робость, почти испуг:

– Вы правы, диваны здесь ни при чем. Я скажу так, как есть: теперь, когда вы – королева…, – он запнулся, подыскивая слова, но быстро справился с волнением, – Вы – мастер своего дела, вы – успешная женщина. Мне нельзя с вами … общаться. Быть с вами. Восхищаться и надеяться…

Ну вот тебе и «здрасьте!» Бравый майор, красавец мужчина, боится успешных женщин? Кто бы мог подумать, что эта воплощённая мечта любой женщины на самом деле – нашпигованный комплексами невротик?

Наташа почему-то сразу поверила ему, а поверив – взглянула на бывшего принца совсем другими глазами. Конечно же, на лицо были все признаки очередного обмана зрения: майор Кошкин, а вы, оказывается, косите на левый глаз! И морщины… Как же она могла не заметить их сразу? Лоб бы прямо-таки иссечён глубокими бороздами. И нос совсем не прямой, а свёрнут в середине куда-то на сторону. Наверное, результат какого-нибудь боевого столкновения, но, вопреки расхожему штампу о том, что «шрамы украшают мужчину», скособоченный нос Кошкина вовсе не красил.