Тень виселицы

– Вы сможете избегнуть обвинения в пособничестве леди Джорджине, расправившейся со своим мужем, но вас обвинят в том, что вы убили меня.

– Здесь вы не правы, сударь крыса. Мой план в том и состоит, что никто меня не заподозрит. Если я сделаю то, что задумал, к утру вы умрете, но на вашем теле не останется ни следа. Садовники время от времени заходят сюда, чтобы пополнить запасы льда в доме, но я прикрою чем-нибудь ваше тело, и его тут долго никто не найдет. Я собираюсь покинуть «Омуты» завтра после дознания и потихоньку вернусь через несколько дней, вытащу ваш труп и брошу в какую-нибудь расселину. За ночь он оттает, и, когда вас найдут, не составит труда объяснить, как вы умерли. Просто подумают, что вы решили отправиться на ночную прогулку, вам стало плохо, и когда вы попытались пройти к дому коротким путем, то свалились в яму и отдали Богу душу раньше, чем ваши крики о помощи привлекли внимание.

Замерзший и напуганный, Воронцов содрогнулся при мысли, что попал в руки человека такого же безжалостного, как и он сам, но более умного, который перехитрил его.

– Сударь, вы этого не сделаете! – не очень уверенно заявил русский. – Иначе сами себе навредите. Если утром обнаружат, что я исчез, расследование обстоятельств смерти сэра Хамфри будет проведено всерьез, а вам это только повредит. Подумают, будто я не явился на дознание, чтобы не давать показаний, или же кто-то не хочет, чтобы я их дал. Не забудьте – только я могу подтвердить слова леди Джорджины, объяснившей, почему было послано такое письмо. В противном случае ей могут не поверить, проведут настоящее дознание и отправят вас обоих прямиком на виселицу.

– Ваши слова не лишены смысла, – признал Роджер со скрытым удовольствием. Он готов был убить русского, если потребуется, но только в бою. И граф словно угадал его мысли. – Значит, вы готовы купить свою жизнь?

– Вижу, другого выхода просто нет. – Воронцов снова вздрогнул. – Скорее назовите вашу цену и пойдем отсюда.

– Вы напишете письмо полковнику Терсби. Объясните, что из-за трагических событий забыли о важной встрече в Лондоне завтра в полдень, посему никак не можете остаться на дознание, и предложите полковнику зачитать вместо этого ваше письмо. Вы также подробно изложите, как решили с леди Этередж разыграть сэра Хамфри. В конце принесете свои извинения полковнику и леди Этередж за то, что поспешный отъезд не позволил вам с ними попрощаться. – Роджер помолчал немного и продолжал: – Ваше письмо подтвердит показания леди Этередж так же, как сделали бы это вы сами. Согласны на мое предложение?

Воронцов пристально посмотрел на Роджера:

– И это все, что вы от меня требуете?

– Вы также дадите мне записку для вашего кучера с приказом готовить карету к семи часам утра и пообещаете уехать именно в этот час, не оставив никаких других записок и ни с кем не ведя разговоров о смерти сэра Хамфри в «Омутах».

– В сложившихся обстоятельствах, сударь, вы мне льстите, говоря о каких-то моих обещаниях.

Роджер уже продрог до костей.

– Об этом мы побеседуем немного позднее, – торопливо ответил он. – Вы принимаете мои условия?

– У меня нет выбора, – стуча зубами, ответил Воронцов. – Ради Бога, давайте уйдем отсюда.

– Тогда возьмите в каждую руку по две свечи, – сказал Роджер, – и идите вперед. Не пытайтесь убежать в лес, бросив свечи, – у меня ноги длиннее ваших. Не успеете сделать и десятка шагов, как я догоню вас и уж тогда не откажу себе в удовольствии задать вам хорошую трепку.

Роджер взял саквояж и пошел следом за русским к выходу. Там он велел Воронцову остановиться и сесть на землю. Поставив свечи так, чтобы их не задуло ветром, Роджер достал из саквояжа перо, чернильницу и бумагу, после чего Воронцов опустился на землю, положил саквояж себе на колени и приготовился писать. За десять минут с делом было покончено. Роджер положил в карман письмо и улыбнулся – все прошло лучше, чем он рассчитывал.

Собрав вещи, Роджер закрыл дверь в погреб и направился вместе со своим пленником к тачке.

– Эта тачка вполне могла оказаться катафалком для вашего превосходительства, – заметил Роджер. – Но поскольку этого не произошло, не окажетесь ли вы на столько любезны, чтобы откатить ее в сарай, откуда я ее взял? Я покажу вам, где это.

Русский хотел было возразить, но Роджер довольно грубо толкнул его, и Воронцов покатил тачку по дорожке.

– А теперь поговорим о данном вами обещании, – сказал Роджер после того, как они прошли сотню ярдов. – Как вы понимаете, у меня нет возможности помешать вам оставить еще одно письмо и предать леди Этередж и меня. Надеюсь, вы знаете, что за этим последует?

– Вы с леди Джорджиной однажды утром на потеху толпе окажетесь на Тайберн-сквер, – со злобной ухмылкой отвечал Воронцов.

– Пожалуй, вы правы, – согласился Роджер. – Это вполне вероятно. Значит, вы понимаете, что в случае вашего предательства шансы остаться в живых у меня невелики?

– Настолько невелики, сударь, что я даже куплю себе место у окна в ближайшем доме, чтобы посмотреть, как вас повесят.

– Напрасно потратите деньги, потому что занять его вам не придется. Знаете поговорку? «Двум смертям не бывать, а одной не миновать». Вы понимаете, о чем я?

Воронцов метнул на Роджера косой взгляд:

– Вы хотите сказать, что если вас повесят, то вам все равно – за одно убийство или за два.

– Я рад, что вы, ваше превосходительство, так точно истолковали мою мысль. Если на завтрашнем дознании что-нибудь случится, я до вас доберусь. Предупреждаю – это случится раньше, чем меня поймают. Сейчас я никак не могу оставить леди Этередж, но завтра мне не составит труда выскочить из дому и сесть на лошадь прежде, чем шериф успеет отдать приказ о моем аресте. Конечно, меня будут преследовать парни с Баустрит. Делают они это хорошо и успешно. Но на некоторое время мне все же удастся скрыться от них, и где бы вы ни были, я вас найду и убью. Обещаю.

Русский понял, что снова попался. Он привык наслаждаться жизнью, и перспектива каждое мгновение ожидать появления убийцы на протяжении нескольких недель, а может быть, и месяцев ему совсем не улыбалась.

– Кажется, сегодня все козыри у вас, сударь, – произнес Воронцов по некотором размышлении. – Можете положиться на мое честное слово, и если какие-то подробности о смерти сэра Хамфри и выплывут на дознании, то не по моей вине.

– Я не сомневался, что, когда расскажу вам, как обстоит дело, вы сами поймете свою выгоду, – вежливо заметил Роджер.

Через несколько минут они добрались до служб позади дома, поставили тачку в сарай, вошли в оранжерею, а оттуда – в прихожую. Там сидел старый Барни и начищал до зеркального блеска сапоги Джорджины для верховой езды. Роджер незаметно положил в руку Воронцова записку, которую тот написал своему кучеру, и граф передал ее Барни с просьбой вручить по назначению. Потом заклятые враги бок о бок поднялись по ступеням и, пожелав друг другу спокойной ночи, расстались на верхней площадке.

Шел второй час ночи, но, заглянув в спальню к Джорджине, Роджер увидел, что она еще не спит, а откинувшись на подушки, дремлет, полузакрыв глаза. Как только едва слышно скрипнула открываемая дверь, Джорджина вскочила и, бросив быстрый взгляд на Роджера, воскликнула:

– Это ты! Слава Богу!

– Надеюсь, ты не ждала никого другого в такой час? – улыбнулся Роджер.

– Сейчас не время для шуток! – с упреком отвечала она. – Расскажи все поскорее. Ты… ты не убил его?

– Нет. Минуту назад я оставил нашего друга в добром здравии и хорошем расположении духа – он отправился спать. Дело улажено, и мы можем не опасаться его ни завтра и никогда впредь.

– Как тебе это удалось? – выдохнула Джорджина. – Говори же скорее. Разве такое возможно?

Роджер присел на край кровати и коротко рассказал о своих приключениях, начавшихся в полночь. Закончив, он увидел, что Джорджина плачет, закрыв лицо руками.

– Что же тревожит тебя, любовь моя? – с нежной заботой спросил он. – Не думай, что я недооценивал грозившую нам опасность. Но, зная, что мы не хотели пролить невинную кровь, Господь взял нас под свое покровительство и дал нам проницательность и отвагу, чтобы защитить себя. Уверяю тебя, бояться больше нечего. Худшее позади, и через несколько часов ты сможешь навсегда забыть эти страшные события.

– Нет, – прошептала Джорджина. – Я плачу не от страха, а от любви к тебе.

Роджер мягко отвел ее руки от лица и улыбнулся, заглянув в ее полные слез глаза:

– Тогда незачем плакать. Если любовь предполагает готовность отдать жизнь за другого, ты знаешь, я был бы счастлив пожертвовать ради тебя жизнью.

– Я знаю это, и не печаль, а радость и гордость наполняют мои глаза слезами. Ты – самый прекрасный мужчина, о каком только может мечтать женщина. По мнишь, когда я была совсем еще маленькой, все эти глупцы, сельские жители, которых я теперь презираю, избегали меня лишь потому, что во мне течет цыганская кровь? Никто из их придурковатых отпрысков даже не здоровался со мной при встрече. Только у тебя достало духа не подчиниться запрету и скрасить мое одиночество. Теперь ты смелый, решительный мужчина, к тому же красивый, и любая женщина с радостью согласится отдать тебе сердце. Однако ты по-прежнему пред почитаешь меня всем другим и рискуешь жизнью, оберегая от последствий моих же глупостей. Я плачу от радости, что мне так повезло.

Роджер поцеловал ее руки и улыбнулся:

– Не плачь, любовь моя, я обязан тебе гораздо большим. Разве не ты сделала из меня, робкого школьника, мужчину, указав мне правильный путь и придав реши мости? Да и сейчас я бедняк, без образования и чинов, а ты, самая красивая женщина во всей Англии, богатая, могущественная, всеми обожаемая, выбрала меня в любовники. Это я должен почитать за честь защищать твое счастье всеми доступными мне способами.

Как солнечный луч после апрельского дождя, в глазах Джорджины засияла улыбка.

– О Роджер, мы – странная пара. Никто не поймет нас. Ведь я свободна и могу выйти замуж! Только вчера ты спросил меня, согласилась ли бы я стать твоей женой. И я по легкомыслию отказалась, не в силах оценить то, что имею. Спроси меня об этом еще раз, и я дам тебе другой ответ. Нет на свете мужчины, которого я могла бы так почитать, как тебя.

– Ты была права в том нашем споре, – покачал головой Роджер. – Тогда ты собиралась отдать предпочтение Воронцову. Еще до конца лета может снова случиться нечто подобное, если не с тобой, то со мной. Рассуждать об этом легко, но, когда дойдет до дела, все может измениться. У тебя или у меня появится новое увлечение, и один из нас будет страдать. Не случись в этот уик-энд всех трагических событий, мы расстались бы добрыми друзьями. А поженись мы, нам не избежать еще больших ссор. Чтобы жениться, нужна уверенность, что брак продлится хотя бы год.

– В прошлом году с Атенаис де Рошамбо ты так не сомневался и женился бы на ней не раздумывая, если бы не разница в вероисповеданиях.

– Да, признаю. Но тогда я был моложе и тосковал.

– А со мной ты, значит, не тоскуешь?

– Нет, Джорджина, и никогда не буду. Если у меня появится желание жениться, которого пока нет, я попрошу твоей руки: только в этом случае я буду уверен, что женюсь не на мечте, которая может оказаться пустой, а на женщине, чьи достоинства перевешивают ее недостатки.

– Сэр, что-то у вас концы с концами не сходятся, – возразила Джорджина. – Только что вы говорили, что мое легкомысленное поведение больно ранит ваше сердце. Где же ваша логика?

– Напротив, сударыня, – улыбнулся Роджер. – Это логика и моя, и ваша. В глубине души вы со мной согласны, признайтесь!

Джорджина потянулась, зевнула и рассмеялась:

– Так и есть, милый Роджер. Поженись мы, я выцарапала бы глаза любой красотке, которой бы ты улыбнулся. Но ты ведь проведешь со мной всю весну, не правда ли? Я настаиваю.

– Я буду с тобой, – лукаво улыбнулся Роджер, – до тех пор, пока твой шаловливый взор не остановится на каком-нибудь другом красавце или же мой не упадет на какое-нибудь прелестное создание.

– Ты чудовище! Насколько я понимаю, ты решил отплатить мне моей же монетой.

– Нет, все это шутки. Я хочу одного: чтобы ты поскорее забыла это ужасное дело. – Роджер нежно поцеловал ее в щеку. – А теперь, любовь моя, я покину тебя, чтобы немного поспать.

Она ласково перебирала его волосы.

– Ты прав. Я тоже очень устала. Мне остается молиться, чтобы утром все обошлось.

– Все будет хорошо, любовь моя. Не бойся. – С эти ми словами Роджер ушел.

Его предсказание сбылось. Ровно в семь часов Воронцов уехал. Полчаса спустя Роджер передал полковнику Терсби его письмо. Незадолго до десяти в библиотеке собрались участники дознания. Простые, но честные люди, они почти не задавали вопросов и вели себя очень осторожно: как-никак дело касалось именитых особ.

Осмотрев для порядка тело Хамфри, они почтительно выслушали рассказ полковника Терсби и зачитанное им письмо Воронцова. Джорджина была приглашена совсем ненадолго. Она явилась в черном платье и черной вуали, недостаточно плотной, чтобы скрыть ее прелестное лицо, очень спокойно ответила на несколько вопросов и, выслушав соболезнования, ушла. Доктор констатировал, что смерть сэра Хамфри наступила от удара, вызванного сильным волнением, усугубленным крайним напряжением физических сил во время быстрой и продолжительной скачки верхом. Все это, как и положено, было зафиксировано в вынесенном вердикте. После дознания членов комиссии пригласили в столовую, где они основательно выпили и закусили в свое удовольствие, а к двум часам уже разъехались, чтобы вернуться к своим повседневным заботам.

Роджер не принимал участия в процедуре и, чтобы не мозолить глаза, решил прокатиться верхом и вернулся только в половине двенадцатого. Около полудня дворецкий сообщил Роджеру о решении суда, после чего молодой человек устроился с книгой в оранжерее. Вскоре после того, как уехал последний участник дознания, Роджера разыскал лакей.

– Полковник будет рад, сэр, если вы составите ему компанию в библиотеке, – сказал он.

Роджер нашел полковника за большим письменным столом красного дерева. Отец Джорджины с мрачным видом потягивал мадеру, однако на его умном худом лице не было заметно признаков беспокойства. Полковник указал на графин с вином и пустой бокал рядом с ним.

– Не сомневаюсь, – начал он, – вы уже слышали – все прошло гладко и дело закрыто. Но, думаю, будет лучше, если я познакомлю вас с некоторыми фактами. Наливайте себе вина, мой мальчик, и устраивайтесь поудобнее.

Роджер наполнил бокал, с любопытством ожидая, что еще за сюрприз приготовил ему полковник.

– Как вы, наверное, понимаете, сэр Хамфри не оставил завещания, и его наследником является его старший дядя, сэр Исайя Этередж. Вчера я отправил к нему курьера с известием о смерти племянника и предложил устроить похороны в среду. Поэтому его можно ждать завтра или даже сегодня к вечеру, если он захочет выяснить подробности трагедии до приезда остальных членов семьи. Став баронетом, он может рассчитывать на кое-какие привилегии, но не будь у Хамфри жены, он получил бы гораздо больше.

– По брачному соглашению она получает в пожизненное владение «Омуты», не так ли? – спросил Роджер.

Полковник кивнул:

– И изрядный капитал, чтобы вести хозяйство. На это уйдет большая часть состояния Этереджа. Сэру Исайе под шестьдесят, так что вряд ли ему когда-нибудь достанется этот дом и капитал. По брачному соглашению к Джорджине перейдет часть наследства гораздо большая, чем обычно причитается вдове. На этих условиях настояла Джорджина, и я не виню ее за это. Ведь при желании она могла выйти замуж за человека куда более богатого. С другой стороны, едва ли можно осудить сэра Исайю да и остальных представителей клана Этереджей, которых вряд ли устроит такое положение дел. Надеюсь, вам все понятно?

– Да, сэр, – ответил Роджер, радуясь, что полковник обеспокоен лишь некоторыми денежными недоразумениями, которые могут возникнуть между Джорджиной и ее родственниками по мужу, а не чем-то более серьезным.

– Тогда вы должны понять и то, что у сэра Исайи есть особые причины интересоваться делами моей дочери.

Роджер с недоумением взглянул на полковника:

– Он-то здесь при чем?

– Если она объявит о повторном замужестве, для сэра Исайи многое изменится, – ответил полковник.

– Но ведь «Омуты» все равно будут принадлежать ей, независимо от того, выйдет она замуж или нет.

– Да, есть такой пункт в договоре, но я не об этом. Вижу, придется задать вам прямой вопрос. Вы собираетесь просить руки Джорджины?

Роджер слегка покраснел:

– Вчера после ужина мы обсудили с ней этот вопрос и пришли к заключению, что брак может только разрушить нашу долгую и прочную дружбу, как бы мы ни любили друг друга, и поэтому решили остаться друзьями.

– Рад это слышать, – заметил полковник. – Хотя и не возражал бы против такого зятя. Вы нравитесь мне, и я вас очень ценю. Денег у Джорджины хватит на двоих. К тому же я знаю, как вы друг к другу привязаны, так что при других обстоятельствах я с радостью дал бы вам свое благословение.

– Благодарю вас, сэр. Но почему все же вас радует, что мы с Джорджиной решили не вступать в брак?

– Ваш союз окажется опасным и для вас, и для нее, в частности из-за сэра Исайи.

– Я не совсем понимаю вас, сэр.

– Не хотелось вам говорить, но придется. – Полковник сурово глянул на Роджера. – Впрочем, вы и без меня все это знаете. Джорджина – прелестная молодая женщина, но ее нравственность по ортодоксальным понятиям далека от совершенства. Страстная натура, унаследованная ею от матери, – не единственное тому объяснение. Боюсь, есть тут и моя вина. Я всячески развивал ее ум, взгляды у нее значительно шире, чем у женщин ее круга. Я научил ее мыслить, как мыслят мужчины. Мужчины, которым не чуждо понятие чести. Я приучил ее к самостоятельности, чтобы она жила полной жизнью, сражаясь с мужчинами их же оружием, если возникнет необходимость. Я не жалею об этом, но вынужден признаться себе, что, хотя и воспитал дочь незаурядную, окружающие не понимают ее и осуждают.

Полковник взял понюшку табаку и продолжал:

– В делах любовных Джорджина ведет себя по-мужски. Не раздумывая охотно пускается в авантюры, не скрывая этого. Вот почему люди считают ее безнравственной. Мы с вами знаем, что это не так. Но многие полагают, будто Джорджина ни перед чем не остановится для достижения своей цели и, если понадобится, может даже убить собственного мужа.

Некоторое время Роджер сидел молча.

– Может быть, сэр, – заговорил он наконец, – вы потрудитесь… м-м-м… объяснить…

– К сожалению, придется, – тихо ответил полковник. – Вы должны знать, в чем дело. Я не прошу вас ни отрицать, ни подтверждать того, что я вам скажу, но есть вещи, которые я не могу понять. Написал ли Воронцов письмо сэру Хамфри по просьбе Джорджины? Да, она разлюбила мужа, но не в ее характере устраивать глупые розыгрыши и тем более вызывать его сюда. Но если не она просила Воронцова написать это письмо, зачем он его отправил? И зачем они утверждали, что решили разыграть сэра Хамфри? Уж не для того ли, чтобы скрыть кое-какие факты до начала дознания? В письме, посланном сэру Хамфри, говорится, что если он немедленно отправится в путь, то застанет Джорджину с любовником. И если бы Джорджина действительно попросила Воронцова отправить такое письмо, то должна была бы ждать мужа рано поутру в субботу и уж конечно не пригласила бы никого к себе. Но мне кажется, что, когда сэр Хамфри ворвался к ней, она была не одна. Когда доктор осматривал тело, я заметил на груди у сэра Хамфри, возле сердца, большой синяк.

Роджер, не поднимая глаз от ковра, пытался справиться с волнением, а полковник продолжал ровным голосом:

– Совершенно ясно, что кто-то ударил его кулаком, но не Джорджина, на такой удар у нее просто не хватило бы сил. Однако одно то, что она скрыла этот факт, говорит о ее заинтересованности в трагическом исходе, что само по себе является преступлением. Таким образом, Джорджина заслуживает кары столь же суровой, как и тот, кто напал на сэра Хамфри.

Роджер сильно побледнел и поднял наконец глаза:

– Прошу вас, сэр, скажите мне все, даже самое плохое. Кто-нибудь еще подозревает…

– Думаю, нет, – покачал головой полковник. – К счастью, я придумал, как объяснить происхождение этого синяка. Я сказал, что синяк мог быть результатом падения. А упасть сэр Хамфри мог еще днем, когда скакал на норовистой лошади, о чем всем было известно. Доктора вполне устроило мое объяснение, и на дознании он ни словом не обмолвился о синяке.

Роджер вдохнул с облегчением, полковник никогда бы не предал родную дочь.

– Вы меня успокоили, сэр, надеюсь, теперь все в порядке.

– Боюсь, радоваться еще рано. С древнейших времен мотив и возможность часто служили поводом для людей подозрительных раскопать правду и добиться смертного приговора. Джорджина никогда не скрывала от меня, что вы ее любовник, к несчастью, из-за ее неосторожности об этом знают и слуги. И если нечто подобное станет известно сэру Исайе, не станет ли он подозревать Джорджину в намерении избавиться от мужа, чтобы он ей не мешал наслаждаться жизнью?

Роджер снова побледнел:

– Вы хотите сказать, что если сэр Исайя что-либо заподозрит, то не успокоится, пока Джорджину не осудят и он не завладеет «Омутами» и состоянием Этереджей?

Полковник допил вино.

– Этот кошмар мучает меня весь день. Однако мы можем избежать несчастья, предприняв простую предосторожность. Я имею в виду устранение мотива. Если вас не будет в «Омутах» рядом с Джорджиной, никто не заподозрит, что сэр Хамфри пал жертвой убийства.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

Друпи Нед – кличка однокашника Роджера Брука, Эдуарда Фицдеверела. Друпи (droopy) – сутулый (англ.).

2

Биллннгсгейт – крупный рыбный рынок в Лондоне.

3

Пресытились (фр.).

4

Фермер Джордж – прозвище короля Георга III, данное ему политическими противниками за его интерес к сельскому хозяйству.

5

Нескольких неприятных минут (фр.).

6

Чайберн – место публичной казни в Лондоне.

7

На месте преступления (лат.).