скачать книгу бесплатно
– Нет, только не мой, прошу вас! – запротестовала Анна.
Ее изобразили в профиль, да к тому же в выбранной матерью гадкой шапке. Она выглядела какой-то толстой крестьянкой, и подбородок был слишком тяжелый. Ей не хотелось, чтобы король Генрих или кто угодно другой видел ее такой. Эмили была гораздо больше похожа на себя и явно выигрывала. Не было сомнений, кого выберет король.
Вильгельм нахмурился.
– Если мне будет позволено высказать свое мнение, – вмешался Олислегер, – тот портрет леди Анны показывает ее не такой, какая она есть.
Анна благодарно улыбнулась ему.
– Тогда мы должны заказать другой, – решил герцог, – и найти для этого самого лучшего художника.
– Я позабочусь об этом, – пообещал Олислегер.
Послы без толку сидели в Клеве уже пять недель. Даже курфюрст Саксонии начал терять терпение и прислал вице-канцлера Бурхарда, дабы тот побудил Вильгельма к продолжению переговоров. Вильгельм настоял, чтобы Анна и Эмили присутствовали, когда он принимал этого весьма почтенного и влиятельного государственного мужа, и устроил все так, что английские послы тоже стали свидетелями встречи. Анна собиралась с духом, желая произвести хорошее впечатление на англичан, но потом Вильгельм обмолвился, что послов не будут представлять ни ей, ни Эмили.
– Вы не пойдете общаться с гостями, будете стоять за моим креслом и обе оденетесь, как велит вам мать. Я попросил ее, чтобы вас обеих одели скромно и неброско.
Это означало, что их облачат в закрытые платья длиной от шеи до пят и огромные, украшенные перьями шляпы, которые будут затенять лица. «Да уж, – с горечью размышляла Анна, – трудно придумать для предполагаемых невест более не подобающий случаю наряд!»
– Мы похожи на пугал! – пожаловалась Эмили, когда они степенно шествовали в приемный зал.
– Послы решат, что Вильгельм прячет нас, потому что мы калеки или уродины, – в сердцах бросила Анна.
– У вашего брата есть свои соображения, – твердо заявила мать, и ее было не переубедить.
Вице-канцлер Бурхард, одетый в торжественную черную мантию, поклонился Вильгельму. У него было лицо уставшего от жизни человека, хитрые глаза и тяжелый двойной подбородок. Анна украдкой разглядывала английских послов, которые стояли в некотором отдалении. Главный среди них, доктор Уоттон, имел вытянутое лицо и казался с виду добряком. Все англичане смотрели на Анну и Эмили с нескрываемым интересом.
Аудиенция состояла из простого обмена любезностями. Только после обеда, когда Бурхард удалился с Вильгельмом и Олислегером в личный кабинет герцога, они занялись тем, ради чего собрались сегодня. Анна, сидевшая с Эмили и матерью за столом, наблюдала, как Вильгельм отвергает все попытки Бурхарда подтолкнуть его к одобрению союза.
– Англичане устали от проволочек и надуманных извинений, – горячился саксонец. – Они говорят, что вам, господин Олислегер, это прекрасно известно.
Олислегер утер лоб.
– Так и есть. – Он в отчаянии поглядел на сверкавшего взглядом Вильгельма. – Больше всего их беспокоит, что они не видели юных леди или не смогли толком их рассмотреть. За обедом послы жаловались на то, как были одеты их милости сегодня утром. Они назвали наряды девушек чудовищными – простите, что говорю это при вас, миледи, – и сказали, что не имели возможности ни разглядеть их лиц, ни познакомиться с ними лично. Боюсь, я вспылил и позволил себе спросить, не хотят ли они лицезреть их голыми?!
– Действительно! – воскликнула мать.
Анна вся сжалась от стыда. Эмили хихикнула.
– Мои извинения, ваши милости. – Олислегер выглядел сконфуженным. – Послы ответили, что всего лишь хотели увидеть юных леди. Я пообещал, что вскоре организую это.
– Прошу вас, милорд герцог, – вмешался Бурхард, – пошлите послов к королю, чтобы предложить ему леди Анну. По крайней мере, в этом случае вы узнаете, каковы намерения англичан и какие условия предлагает король.
Олислегер согласно кивнул.
– Я никого не могу сейчас отправить, – раздраженно ответил Вильгельм. – Дипломаты нужны мне для встречи в Гелдерне.
Вице-канцлер Бурхард вздохнул:
– Милорд, это никуда нас не приведет. Может быть, вы снимете с себя груз и объясните настоящую причину, почему вас тревожит продвижение переговоров о браке, о чем я вынужден был конфиденциально сообщить английским послам.
Анна пристально взглянула на брата. Вильгельм на мгновение смешался, но потом пришел в себя и, обращаясь к ней, сказал:
– Меня беспокоит, Анна, что ваша помолвка с Франциском Лоррейнским все еще в силе и вы не свободны для замужества.
Анна оторопела:
– Но отец говорил, что предварительное соглашение не имеет силы, потому что обещания были даны друг другу отцами, так как Франциск и я были слишком маленькими, чтобы давать согласие. Он сказал мне, что мы свободны вступать в брак, когда и с кем захотим.
– Мне он говорил то же самое, – подтвердила мать.
– И это правда, как я не раз заверял его милость, – сказал Олислегер, – и послов.
– Тогда, сын мой, о чем тут беспокоиться? – спросила герцогиня.
Вильгельм вздохнул:
– Мадам, я знаю, мой отец считал предварительное соглашение аннулированным, но формально этого не было сделано.
– Этого и не нужно, – вмешался Бурхард. – Очевидно, герцог Лоррейнский не станет возражать, потому что хочет женить своего сына на дочери французского короля.
Олислегер повернулся к Вильгельму:
– Заверяю вашу милость, вам не стоит больше тревожиться об этом. Во имя любви Господа, позвольте нам приступить к переговорам.
Последовала долгая пауза.
– Хорошо, – сказал Вильгельм. – Я отправлю посла в Англию.
Анна напряглась. Похоже, она все-таки станет королевой англичан.
Глава 4
1539 год
В том году июль в Шваненбурге выдался жаркий. Заниматься чтением или вышивать было трудно. Но мешала Анне не только удушливая жара. Мать пришла к ней и сообщила, что король Генрих сам выразил озабоченность, действительно ли она свободна от прежде данных обещаний.
– Послы требуют письменного подтверждения того, что ее помолвка официально расторгнута, – сказала герцогиня. – Король желает, чтобы это дело разрешилось, потому как слышал о вашей добродетели, уме и прочих достоинствах. Если вы не свободны, он попросит руки Эмили, но предпочел бы вас, так как вы старшая. Он тревожится только о том, чтобы ничто не препятствовало вам выйти за него замуж. – Мать улыбнулась. – Думаю, доктор Олислегер сможет удовлетворить его в этом.
– Я уверена, тут не о чем беспокоиться, – сказала Анна.
Мать положила ладонь на ее руку:
– Надеюсь, вы довольны этим браком, дитя?
– Да, миледи. Признаюсь, сперва он был мне не по душе, но я понимаю, в чем мой долг, и постараюсь стать хорошей супругой для короля, чтобы вы и Клеве могли мной гордиться. – Анна осознала, что примирилась с ожидавшей ее участью, и даже испытывала радостный трепет в душе от предвкушения великой судьбы.
– Послы хотят встретиться с вами, и я думаю, сейчас самое время, раз вы скоро станете королевой англичан.
– Разумеется. Я буду рада принять их.
– Хорошо. Я организую встречу с ними в саду сегодня после обеда. Скажите вашим горничным, чтобы одели вас в алое бархатное платье. Оно вам очень идет, и вы будете выглядеть превосходно.
Анна согласилась. Алое платье – самое роскошное из всех, что у нее имелись. Из того красного шелкового, с предательскими пятнами, она выросла. Как дорого она заплатила за свое удовольствие… и, может быть, заплатит еще больше. Эта мысль не давала ей покоя и приходила в голову чаще и чаще, по мере того как ее брак с королем становился все более вероятным. Может ли мужчина узнать, что его жена не девственница? А еще страшнее, способен ли он определить, что она рожала?
Решительно отбросив в сторону неуместные страхи, Анна пошла переодеваться для встречи с послами.
Сидя на каменной скамье в саду между матерью и Эмили, Анна чувствовала, что выглядит принцессой до кончиков ногтей. Юбка платья, обшитая золотой тесьмой, мягкими складками лежала вокруг ее ног; длинные рукава, собранные над локтями узорными лентами, свисали почти до земли; поверх расшитого драгоценными камнями лифа лежали тяжелые цепи и крест, усыпанный самоцветами; на голове у нее был изящно отделанный Stickelchen из шелкового дамаста, надетый поверх крылатой батистовой шапочки и покрытый вуалью из золотистых нитей; пальцы унизаны кольцами.
Когда послы подошли и низко поклонились, Анна грациозно кивнула им. Доктор Уоттон, выступавший в роли главы делегации, вел себя с изысканной вежливостью; он явно имел большой опыт в искусстве дипломатии.
– Мне говорили, что красотой ваша милость превосходит герцогиню Миланскую, как золотое Солнце затмевает своим блеском серебряную Луну, – сказал он. – И теперь я сам вижу, что это правда. Его величество – счастливейший из мужчин. Говорят, вы наделены множеством прекрасных качеств.
– Леди Анне привили все добродетели и навыки, необходимые супруге, – сказала герцогиня Мария. – Она умеет читать и писать, готовить и весьма умела в обращении с иглой.
– Восхитительно, восхитительно! – воскликнул доктор Уоттон. – Вы музыкальны, миледи?
– Я не пою и не играю на музыкальных инструментах, сэр, но люблю музыку, – ответила Анна.
Ей показалось или в его добродушии просквозило легкое недовольство?
– На каких языках вы говорите?
– Только на немецком, сэр, – ответила она, чувствуя свою ущербность. Неужели посол ожидал, что она владеет английским? – Но я уверена, что быстро выучусь говорить по-английски.
– Очень хорошо, очень хорошо. – Уоттон повернулся к матери. – Ваша милость, удалось ли сделать что-то, чтобы его величество получил затребованные портреты?
– Увы, нет, – призналась мать. – Мы надеялись, что их напишет мейстер Вертингер, но он занят другими заказами. Мы послали за мейстером Кранахом в Саксонию, однако пока не получили ответа.
– Ничего, мадам. Его величество пришлет своего художника, мастера Гольбейна, если это приемлемо.
– Разумеется. – Герцогиня улыбнулась. – Я уверена, герцог Вильгельм даст разрешение. Мы все наслышаны о работах Ганса Гольбейна.
– Я также получил указания сказать вам, мадам, и герцогу, что, если имеются какие-либо затруднения с приданым, мой господин ставит добродетель и дружбу превыше денег.
«Генриху, похоже, не терпится», – подумала Анна. Все короли хотели денег.
– Он очень щедр, – с расширившимися от удивления глазами отозвалась мать.
В начале августа двор переехал в Дюрен, охотничий замок Вильгельма, расположенный в гористой части герцогства Юлих. Бо?льшую часть времени герцог проводил, запершись в кабинете с доктором Уоттоном и послами. Наконец он назначил доктора Олислегера и Вернера фон Гохштадена, великого магистра двора[13 - Великий магистр двора, или обер-гофмейстер, – то же, что главный камергер; должностное лицо, управлявшее всем дворцовым хозяйством.] Клеве, послами в Англию.
– Они будут обладать полномочиями для улаживания всех вопросов, – сказал Вильгельм Анне, когда семья собралась за столом на ужин. – И мы предложим приличную сумму в качестве приданого, несмотря на намек короля, что мы можем отказаться от выплаты.
– Спасибо вам, Bruder, – поблагодарила Анна.
Она не хотела ехать в Англию без приданого, чтобы не чувствовать себя ущербной.
Мать закончила трапезу и повернулась к ней:
– Кажется, мое дорогое дитя, вы скоро отправитесь в Англию.
– Если королю понравится мой портрет, – сказала Анна, чувствуя, как при мысли о расставании с родными в горле у нее встает ком.
– Он может предпочесть мой, – встряла Эмили.
– Тогда я порадуюсь за вас, – отозвалась Анна.
По правде говоря, она сама до сих пор не понимала, испытает в таком случае зависть к сестре или облегчение.
– Думаю, он попросит руки Анны, – сказал Вильгельм.
– Мне жаль будет разлучаться с любой из вас. – Мать выглядела печальной. – Но я знаю, в чем состоит мой долг, так же как вы знаете свой. Именно ради этого вас так старательно растили и воспитывали.
– Доктор Уоттон задал мне странный вопрос, Анна, – сказал Вильгельм. – Он поинтересовался, не имеете ли вы склонности к кое-каким увеселениям этой страны?
– Он имел в виду, не пьяница ли я?! – ужаснулась Анна.
Эмили фыркнула и, едва сдерживая смех, ткнулась носом в свой кубок, а мать возмутилась:
– Какая наглость! И это притом что вы, сын мой, известны своей воздержанностью. Эти англичане невозможны!
– Но вопрос вполне оправдан, ведь мы, немцы, славимся любовью к пиву и вину, в общем, говорю об этом с сожалением, – к пьянству. Лютер и тот называл нас запойными демонами. В Англии о нашей репутации, без сомнения, известно.
– Король опасается, как бы ему не подсунули вместо жены пивную бочку!
Эмили захохотала, Анна тоже прыснула со смеху.
– Надеюсь, что нет! – откликнулась мать, но даже ей с трудом удалось подавить улыбку.
В начале августа в Дюрен приехал Ганс Гольбейн.
– Художник приехал! – крикнула Эмили, высовываясь из красивого эркерного окна в башне Герцогини, возведенной отцом для своих женщин. Анна присоединилась к сестре, но успела заметить только спину Гольбейна, когда тот входил в дверь, расположенную внизу, под ними. Девушки наблюдали, как из повозки на двор выгружают мольберт и другие приспособления.
– Не позвать ли нам горничных? Пора подбирать наряды.
– Я надену алый бархат, – сказала Анна. – Это платье произвело хорошее впечатление на доктора Уоттона, надеюсь, оно понравится и королю.
Говоря это, она следила глазами за коренастой фигурой снова появившегося во дворе Гольбейна: лакей вел художника к отведенным ему апартаментам в гостевом доме из красного кирпича, стоявшем напротив башни.
– Он выглядит довольно брюзгливым, правда? – поделилась наблюдением Эмили.
И не ошиблась. Подтверждения не замедлили явиться во время первого же сеанса позирования. Гольбейн оказался человеком молчаливым; его квадратное лицо имело львиные черты и обрамлялось широкой, наподобие лопаты, бородой и коротко подрезанной челкой. К работе художник относился весьма серьезно, разговоров не поощрял и, хотя был способен поддержать беседу с Анной по-немецки, делал это, только когда был в настроении, а по большей части молчал.
– Пожалуйста, не шевелитесь, – скомандовал ей Гольбейн.
Несколько набросков уже были сделаны, и теперь он писал портрет на небольшом круглом куске пергамента, который сам вырезал.
– Это будет миниатюра? В Англию легче послать миниатюру, чем большую картину.
