Океан Разбитых Надежд

Я поднимаю голову и пересчитываю спускающиеся с потолка лозы. Одна, две, три… сколько их здесь? Наверное, из них уже можно сплести сотню зелёных косичек.

Что за бред? Я снова смотрю на Люка, пытающегося отдышаться, и понимаю: пока он рядом, я могу думать только о нём. Зачем он мне помог? К чему такая забота – одновременно озадачивающая и растапливающая сердце?

– Я возьмусь за папоротники, а ты полей фикусы, – говорит он, вставая с дивана.

Я заставляю себя посмотреть на горшки на небольшом деревянном столике.

– А тебе не кажется, что моя лейка для этого слишком большая?

– Тогда сейчас найдём поменьше, – Люк отходит к стеллажу с инвентарём и достаёт оттуда маленькую лейку. – Как тебе эта?

Я откидываюсь на диване и пытаюсь понять, не шутит ли он.

– Она больше похожа на игрушечную.

Люк соглашается:

– Да. Кажется, это лейка Зои.

– Девочки тоже занимаются оранжереей?

– Было дело. Миссис Лонг даже похвалила их.

– Ну да, – я поднимаюсь на ноги и отряхиваюсь от пыли. – Оранжерея прямо сияет.

Люк усмехается:

– Они ещё дети, мисс… Кэтрин. Мы быстро наведём здесь порядок.

Я беру у Люка игрушечную лейку, и он помогает мне наполнить её водой.

– За тобой фикусы, помнишь?

– Обижаешь.

Люк хмыкает, и мы расходимся по углам. Но сколько бы шагов я ни сделала, я не становлюсь дальше от него ни на метр. Я неосознанно, но в то же время специально поливаю растения больше, чем нужно, чтобы чаще возвращаться за водой и сталкиваться с Люком.

– Ещё воды? – удивлённо спрашивает он, подходя ко мне.

– Земля совсем сухая, – оправдываюсь я.

Люк достаёт с полки ржавую тяпку и протягивает мне.

– Тогда возьми это.

– Э-э-э… спасибо.

Наполнив мою лейку до краёв, Люк, ничего не подозревая, возвращается к папоротникам. Только теперь я понимаю, как странно это выглядело со стороны. Догадывается ли он, что я соврала? А может, он просто делает вид, будто ничего не заметил? Прихватив с собой ножницы, я начинаю ровнять небольшой куст роз, чтобы уж точно отвлечься от Люка – хотя бы на время. Наскоро обрезав засохшие стебли, я ловко сметаю их в совок вместе с сухими листьями и выношу на улицу, где ещё вчера я оставила горку сорняков.

Похорошевший сад радостно принимает меня в свои объятия, когда я выхожу из оранжереи. Кажется, здесь ещё никогда не дышалось так легко. И, возможно, дело совсем не в том, что Луис с Джейкобом посадили сразу пять молодых яблонь, а девочки постарше, как и я, привели клумбы в порядок. Цветы как будто просят, чтобы их кто-нибудь нарисовал, а дозревающие яблоки – чтобы их наконец сорвали. Чем глубже я прохожу, тем сильнее полянки покрываются ягодами. А может, взять корзинку и пойти собирать всё, что попадётся на пути? А потом сесть в дальней беседке и вспомнить все оставленные на скамейке разговоры и наконец довести их до конца?

– Ты скоро?

Я оборачиваюсь и встречаюсь с выходящим из оранжереи Люком, подёргивающим за мокрую от пота футболку.

– Да, сейчас.

Бросив листья в горку сорняков, я возвращаюсь к нему. Люк на несколько секунд задерживает на мне взгляд. Я пытаюсь подобрать слова, чтобы подвести конец неловкому молчанию, но его взгляд будто сдувает их с моих губ, словно ветер. Да что со мной такое? Когда Люк скрывается в оранжерее, оставляя абсолютный бардак у меня в голове, я даже чувствую разочарование от упущенного момента. Я определённо должна была что-то сказать. Но что? Когда я возвращаюсь в оранжерею, делая вид, будто ничего не случилось, то застаю Люка в самом центре с задранной головой.

– Кто будет заниматься полками?

Солнечные лучи бьют ему прямо в лицо, но он даже не жмурится. Я замечаю странный блеск в его глазах.

– Тот, кто выше, – отвечаю я.

Люк вздыхает.

– Тогда мне придётся позаимствовать у тебя маленькую лейку.

Почему-то я представляю, как он поднимает над головой большую, а затем обливается холодной водой с головы до ног. Проглотив нелепый смешок, я протягиваю Люку свою лейку.

– Что смешного? – театрально хмурится он.

– Ничего, – отмахиваюсь я.

Просто случайные мысли заставляют меня улыбаться во весь рот.

Когда вода заканчивается, мы решаем снова спустится к Ривер Фосс. Чтобы никому не было тяжело (и чтобы больше ничьи джинсы не пострадали), я предлагаю набирать по одной лейке, и Люк соглашается. Взяв пустую лейку, он выходит из оранжереи и зачем-то придерживает для меня дверь. Промямлив «спасибо», я обгоняю его в надежде, что мой румянец остался незамеченным, но, похоже, зря.

Потому что его всё-таки замечает Билли Акерс.

Прислонившись к стене корпуса, он ждёт, когда я наконец соизволю обратить на него внимание. Его скрещенные на груди руки после работы в саду кажутся больше, а взгляд – куда более диким. Я останавливаюсь – и очень не вовремя, потому что Люк врезается мне прямо в спину. Приняв это за сигнал, Акерс отталкивается от стены и подходит ко мне, злобно косясь на Люка.

– Куда собралась?

– Набрать воды, – отвечаю я, показывая на пустую лейку в руках Люка.

– Пусть он один идёт и набирает, – цедит Билли сквозь зубы, а затем топает ногой так, что земля уходит из-под ног. Я виновато смотрю на Люка. – Слышал, Люк? Иди-иди.

Не произнося ни слова, Люк сглатывает, перекладывает лейку в другую ладонь и скрывается за высокой травой, обернувшись всего раз – пока Акерс отходит назад к стене, чтобы поговорить со мной.

– Подойди сюда, – командует он.

Я, как послушная девочка, встаю рядом и, опустив голову, жду, когда он продолжит.

Или начнёт.

Капелька пота начинает мучительно медленно спускаться по шее, но у меня не получается даже смахнуть её из-за дрожащих пальцев. И когда только руки успели так заледенеть? И почему голова вдруг кружится, как после карусели?

– Ты обещала не возиться с парнями.

– Я помню, Билли.

– Я помню, Билли! Только не трогай меня, я всё расскажу тебе сейчас же! – дразнит он меня писклявым голосом. Я могла бы обидеться, если бы не одно «но» – это бесполезно.

– Я всё объясню! – ком в горле мешает говорить.

Лицо Билли искажает настоящий гнев. Я только и успеваю моргнуть перед тем, как его ладони внезапно толкают меня к стене. Я непроизвольно сгибаюсь от боли, пронзившей спину до единого позвонка. Билли одной левой подхватывает меня за бантик от блузки, а затем дёргает к себе так, что ткань чуть не расходится по швам.

– Я жду объяснений. Ты вертишься вокруг него как собачка уже третий день, – рычит он.

– Но б-бабушка сказала мне, – я заикаюсь, пока Билли смотрит на меня своим устрашающим взглядом, – она сказала, что м-мне нужно, что мне просто нужно ему п-помочь.

– Мне на-пле-вать. Мне наплевать! Ты не должна общаться с кем-то, кроме меня.

– Но я и не хотела, – мотаю я головой.

– Если тебе так хочется, то попробуй поговорить с Луизой или Зои, – хохочет он, и я зажмуриваюсь. Сердце сейчас выпрыгнет из груди, а из глаз вот-вот брызнут слёзы. – Уверен, у вас много общих тем для разговора.

Жёлтая лейка с водой взлетает вверх и ударяется торцом прямо о затылок Акерса. Парень громко кричит, отпрыгивая назад и хватаясь за голову двумя руками, и я скатываюсь по стене, продолжая содрогаться от страха. Его крик, его ужасный крик заставляет меня закрыть уши.

– Кэтрин, – Люк в два шага оказывается около меня. – Ты в порядке?

Он опускается на корточки и торопливо осматривает моё лицо и руки. Его глаза ещё никогда не были так близко: они глубокие, как Тихий океан, но полны спокойствия, как зимний Ривер Фосс. Всё, что я могу – это медленно тонуть в них, позволяя спокойствию окутывать меня с ног до головы. Как бы мне хотелось, чтобы оно проникло к самому сердцу, разбивающемуся в груди на кучу мелких осколков. Люк берёт меня под локти и поднимает на ноги, словно куклу – я не могу пошевелиться от шока.

– Можешь идти?

Осторожно перекинув одну мою руку через шею, он ведёт меня к крыльцу.

– Пошли, тебе нужно отдохнуть.

Акерс всё ещё корчится от боли. С его волос стекает вода, а лицо перекошено от злости. Я стараюсь не смотреть в его сторону, но глаза снова и снова возвращаются к нему в ожидании… ответа.

– Ты об этом пожалеешь, шлюха! – выкрикивает он мне вслед. – Вы оба пожалеете!

Люк замечает бегущие по моим щекам слёзы быстрее меня.

– Не слушай его, – он отпускает мой локоть и прикасается к лицу, чтобы вытереть слезу, но я громко вскрикиваю. Люк одёргивает руку. – Извини, извини.

Ненавижу, когда меня касаются. Каждое касание оборачивается жестокой пыткой, как будто кто-то медленно, словно изучая, сколько я протяну, вонзает мне под кожу иголки. И этот кто-то не кто иной, как Билли – громкий, дикий и ужасно страшный.

Стоит нам переступить через порог детского дома, как я, бормоча что-то себе под нос (наверное, как всегда подыскивая оправдание), вырываюсь из его объятий и бегу куда глаза глядят. Я пулей залетаю в ванную, даже не проверяя, занята ли она, и захлопываю за собой дверь. Когда щёлкает замок – я точно знаю, что он должен щёлкнуть! – бегу к раковине и, хватаясь за её скользкие края, как за спасательный круг, начинаю плакать навзрыд. Слёзы льются настоящим водопадом, приземляясь на дно раковины одна за другой.

Я сажусь на холодный пол и обхватываю колени руками. Кажется, что эта ванная – единственное место в мире, где меня не тронут. Всё, что мне остаётся, это мечтать, чтобы оно оставалось таковым как можно дольше. И поэтому я закрываю глаза и представляю, что сейчас эта ванная где угодно, но только не в детском доме под Хантингтоном. Может, в Йорке, Лондоне или где подальше, но только не здесь. Но что-то мешает! Перед глазами всплывают картины, как Билли снова притягивает меня к себе, заглядывает в глаза и кричит, пока я дрожу, как осиновый лист. В ушах всё ещё стоит его крик. Слёзы впитываются в джинсы, но мне уже всё равно.

– Кэтрин, – точно по иронии судьбы за дверью слышится голос Люка. В тишине раздаётся стук перед тем, как он снова спрашивает: – Он бил тебя?

«Нет, дурачок, он бил тебя?», – хочется спросить мне, но в горле стоит ком. Я растираю по лицу слёзы – кожа нестерпимо горит! – и заставляю себя подняться на ноги. Подойдя на цыпочках к двери и прислонившись к ней ухо, я надеюсь услышать Люка вновь и убедиться, что я не сошла с ума.

– Кэтрин? – нервно повторяет он, и почему-то это заставляет меня улыбнуться.

– Я здесь, – почти шёпотом говорю я. В голове вертится столько мыслей, что я не знаю, как будет правильнее ответить. Иногда мне кажется, что проще промолчать. – Спасибо.

У меня больше нет сил, чтобы что-то добавить. Из всего, что я могла бы сказать, я выбрала самое важное. Возможно, последнее перед тем, как Билли сотрёт меня в порошок – или сотрёт нас с Люком в порошок. Он выглядел таким униженным, когда Люк замахнулся на него полной лейкой. Интересно, сродни ли это боли, которую причиняет мне каждое лето?

Глава 5

И всё же от того, что Билли больно, собственные раны не заживали. Наоборот, тревога внутри росла, прямо как какой-то сорняк. Я выбрасывала из головы мысль о том, что Акерс будет мстить, но она всё возникала и возникала, пугала меня всё больше и больше. Мне оставалось только ждать, но, зная Билли и его больную фантазию, я была уверена: месть будет неожиданной и изощрённой. В конце концов я сдалась.

Как и всегда.

Я не знаю, сколько просидела в ванной – час или десять, секунду или всю жизнь. Поднимая глаза на своё отражение, я уже готовилась увидеть на голове седые волосы, морщины на лбу и у уголков глаз. Но вместо этого передо мной предстала совершенно обычная я – с покрасневшей от слёз кожей, дёргающимся веком и дрожащими губами. Хоть солнце и давно зашло, судя по единственной полоске света под дверью, которая еле-еле освещала ванную, я не могла ошибаться: я действительно выглядела так. «Совершенно обычная», – фыркнула я.

И тут я просыпаюсь от входящего вызова.

Телефон раздражающе жужжит на рабочем столе, как будто пытаясь добраться до края и спрыгнуть. Я накрываю лицо подушкой и притворяюсь перед самой собой, что ничего не слышу, но сна как назло ни в одном глазу. Да и сна вроде того, который приснился, мне, если честно, совсем не хочется видеть. Но вот незадача: это было по-настоящему. Спина ноет, потому что я сидела сгорбленная на полу в ванной битый час, лицо жжёт, потому что я, даже добравшись до кровати прошлым вечером, долго плакала. Люк, Билли, месть – всё это по-настоящему. Смартфон уже приближается к краю, и, если я подойду хотя бы на минуту позже, он точно свалится на пол. Я свешиваю ноги с кровати и ковыляю к столу.

Комната озарена солнечным светом. В воздухе витает запах жареного мяса и овощей. На рабочем столе меня ждёт поднос с завтраком и десертом – вчерашним чизкейком, который мы готовили вместе с Хью.

Я принимаю вызов.

– Да?

– Почему я не могу дозвониться до тебя?

Я плюхаюсь на стул и складываю локти на столе.

– Может, потому что сейчас семь утра?

– Сейчас девять, Кэтрин.

Я подношу экран к глазам и, стараясь не жмуриться от белого света, всё же рассматриваю в углу мелкие цифры. Действительно, сейчас девять семнадцать.

– Хорошо, хорошо, – отмахиваюсь я. – Так что-то случилось?

Будь у мамы плохое настроение – её привычное, – она бы уже читала мне нотации. Я накручиваю на палец локон и готовлюсь выслушивать очередные наставления по поводу соблюдения диеты и поддержании хорошей формы. Но сегодня мама превосходит саму себя.

– Да, тебе продлили контракт.

Я отпускаю волосы.

– Правда? – берусь за смартфон двумя руками. – Наверное, это здорово.

– Наверное? – мама явно не оценила мой настрой. – Это настоящее чудо, Кэтрин. Ты приглашена на пробный показ.

Она замолкает, ожидая, что я начну благодарить её, будто это она пробежала марафон и отказывалась от сладкого на три долгих месяца.

– Спасибо, – заставляю себя сказать я. – И когда мне…

– Сегодня.

– Сегодня? – переспрашиваю я. – Я же за городом.

– Я заеду за тобой в двенадцать, будь готова.

Я киваю, будто она стоит передо мной.

– Хорошо, мне брать с собой вещи?

– Можешь оставить всё у бабушки, уже послезавтра ты сможешь вернуться, – мама отключается.

Чизкейк Хью слишком вкусный, чтобы растянуть его хотя бы на десять минут, поэтому я заканчиваю с завтраком почти так же быстро, как и начинаю. Взяв с тумбы первую попавшуюся резинку, я встаю перед зеркалом и собираю волосы в неаккуратный пучок. Кажется, потребуется очень много тонального крема, чтобы скрыть опухшие веки и царапину на щеке. Если бы из агентства позвонили всего днём раньше, я бы, наверное, что-нибудь с этим сделала. А теперь мне остаётся только смириться и не забыть ляпнуть про тяпку. Взяв из шкафа чистую одежду и пару полотенец, я спускаюсь в душ – но чуть не теряю равновесие, когда узнаю, что творится внизу.

– Акерс! – взвизгиваю я.

Глухой удар раздаётся раньше, чем я успеваю закрыть уши. На! Ноги подкашиваются, и кажется, что я сейчас упаду. Ещё один удар раздаётся прежде, чем у меня появляется капелька смелости, чтобы посмотреть на Люка. На! Он корчится от боли, а ребята ликуют в дверном проёме игровой комнаты. Они смеются, как на глупом ток-шоу, пока Билли лупит Люка что есть сил. Мои вещи падают на лестницу, но мне наплевать. Сейчас главное не дать Билли зайти слишком далеко.

Но как, чёрт возьми, заставить себя сдвинуться с места?

Времени на размышления мало: секунды утекают как вода сквозь пальцы. Акерс пыхтит, как паровоз. И, когда его огромный кулак снова поднимается вверх, в голове раздаётся щелчок. Я прыгаю на жёсткую спину, как на кусок асфальта, взявшийся из неоткуда в центре холла, и, крепко схватив Билли за футболку, со всей силы отдёргиваю его на себя. Под серым воротником появляются затяжки, мои ногти синеют, и я чувствую тупую боль на кончиках пальцев.

– Слезь с него! – ору я.

Билли кажется обескураженным, но я до последнего не собираюсь отступать.

– Что тут происходит? – кричит бабушка, впопыхах спускаясь с лестницы.

Я бросаю на неё взгляд, не ослабляя хватки. Бабушка оставляет позади последние ступеньки.

Внезапно Билли одёргивает локоть, и следующим, что я чувствую, становится стонущая боль где-то рядом с виском. Считая звёзды перед глазами, я скатываюсь со спины Акерса, как со снежной горки. Люк лежит рядом и корчится от боли. По его лицу размазана кровь. Мои глаза всё быстрее наполняются слезами, и я тороплюсь отвернуться, чтобы не видеть всего этого.

– Какого дьявола, Кэт? – прикрикивает на меня Билли, и я пячусь по полу. Стук собственного сердца раздаётся внутри меня гулким эхом. – Какого чёрта?! Кэт, ещё вчера он набросился на нас! – продолжает наступать Акерс. Он размахивает руками так, что, кажется, одно неосторожное движение может стать для меня последним.

Снова. Он снова загоняет меня в угол.

– Замолчи сейчас же, Билли! – вмешивается голос бабушки. – Марш в свою комнату!

Дети бросаются к Люку – не чтобы помочь, а чтобы поглазеть. Бабушке приходится расталкивать всех локтями, чтобы хотя бы немного приблизиться к нему. «Аптечку!», – командует она, и несколько человек разбегаются по комнатам. Каждый приносит то, что есть: бинты, пластыри и спирт.

– Кэтрин, Вивиан перезвонила, – голос бабушки вдруг становится мягким и ласковым.

– Я в к-курсе.

Я нерешительно поднимаю глаза, но смотрю будто сквозь стену. Бабушка моментально белеет.

– Иди в душ, а я пока помогу Люку.

Мою бабушку трудно напугать. Сколько бы страшилок ребята не рассказывали ей в ночь на Хэллоуин, она никогда не дрожала, хотя и делала вид, что истории и приводили её в ужас. Но я всегда знала, что она притворяется. А сейчас… сейчас её лицо бледное, как мел.

Я послушно поднимаю брошенную на лестнице одежду и торопливо скрываюсь в ванной. Трезвые мысли возвращаются ко мне только после того, как я встаю под ледяную воду. Воспоминания волнами захлёстывают друг друга, превращаясь в непроглядную муть, но одно из них, кажется, навсегда въелось в мою память. Билли ударяет Люка. Меня пробивает дрожь лишь от мысли, что я больше не смогу услышать от него ни слова.

Я сушу волосы и одеваюсь. Макияж решаю не наносить, так как визажисты и без того поработают со мной перед выходом. Я оставляю полотенце в корзине и покидаю ванную полная решимости на разговор с Люком.

Но когда я выхожу, в холле уже никого нет. Я решаю проведать Люка позже, а Билли и вовсе не показываться на глаза. Меньше всего мне сейчас хочется снова ощутить себя его марионеткой – а он с лёгкостью внушит, что я обязана упасть ему в ноги, лишь посмотрев на меня.

Всё ещё шокированная произошедшим, я нервно кручу в руках стаканчик с недопитым кофе, пока мама отвозит меня на показ. Перед тем, как сесть в машину, я почти решила развернуться и сбегать проверить, как там Люк, но кое-что меня удержало. Страх, тяжёлый, как кандалы, не давал сделать ни шага назад. Я шла к машине, не оборачиваясь к корпусу, но чувствовала, что ребята ждали от меня другого – иначе зачем им пялиться на меня в окно? Даже Билли смотрел – за несколько лет я научилась чувствовать на себе его взгляд. И, поверьте, это далеко не самое приятное чувство.

Пока мои мысли вращаются вокруг Люка и Билли, за окном откуда-то появляется агентство, а вместо радио в машине раздаётся нервный стук маминых пальцев. Оказывается, мы припарковались целых пять минут назад, а я даже не заметила. Мама оборачивается и, забрав у меня стаканчик, указывает себе за спину и говорит:

– Пора.

Я сглатываю и выхожу на улицу. Всё, что от меня требуется, это собраться и не лажать хотя бы до конца дня. Я стараюсь на время забыть о том, что произошло утром, хотя это и даётся с трудом. Когда я с натянутой улыбкой перешагиваю порог агентства, кажется, что земля вот-вот уйдёт из-под ног. Но, стоит одной милой девушке меня узнать, как я сразу перестраиваюсь на рабочий лад.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

100 градусов по шкале Фаренгейта = 37 градусов по шкале Цельсия