Полная версия:
Архитектор Гармонии
После этих слов Профессора в палате воцарилась странная тишина, резво нарушенная неугомонным «правдорубом».
– Сергеич, а ты часом не надумал вторую часть-продолжение написать, заместо графа? Да, поняли мы уже и про Счастье «миражное» и всю твою хитрость научную, езуитскую!
Вот ты спрашивал, что мне знак «Молния» напоминает? А я тебе прямо отвечу: это же чистая «эс»… импортная, только под наклоном, как на петлицах у вражеского офицерья! Только там этих «сэ» – две штуки было!
– Молодец, Егорша! – разом откликнулись Ваня и Журналист.
– Ну вот, Егор Алексеевич, оказалось достаточным задать несколько наводящих вопросов, а также Вашего острого зрения и силы творческой мысли и.
– Слышь-ко, Сергеич, хорош издеваться! А то, я ведь, чай, тоже могу.
– …и Вашего творческого неординарного, и порой удивительного взгляда на вещи и события, Егор Алексеевич, чтобы «тайное» стало вполне себе «явным»! Всё верно, эта молния, напоминающая собой латинскую букву «S», в её готическом исполнении, она.
– Александр Сергеевич! Так это же не буква! Это… как её, забыл… вот чёрт!
– Руна! Руна, господин Журналист! Верно!
– Вот, Жорка, теперь он и тебя лингвистом сделает! Большим, допустим, спецом в языкознании!
– Зря ёрничаете, мой друг. Георгий абсолютно верно подметил, что это, по сути, тайнопись – руническое письмо! И называется эта гунно-скандинавская руна – соулу, сол… солнце! И значение её – соответствующее: Солнце, Власть, Мощь солнечного дня! Умение видеть все явления с двух сторон! И ещё, эта руна, помимо всего перечисленного означает. Молнию!
– То есть «молниеносное озарение»?
– И кроме всего прочего, Георгий, – Солнечный, Небесный Дух!
– Мама дорогая! Вот тебе и театр для буратинов! Они же все там «деревянные», не совладают с таким-то счастием-подарком?
– Могу Вас твёрдо заверить, коллеги, что тот, кто загодя изобразил нашего Героя на старинной дверце и вывел беглецов из плена Варвара Карабаса, тот уж наверняка позаботился обо всём! Сложные вопросы в Городе-Театре Счастья будут решать, разумеется, никакие ни Буратино или ему подобные…
– Да, это как Остап Бендер, в фильме сказывал: всё, мол, «учтено могучим ураганом»! «Смотрящие» там найдутся, к бабке не ходи.
– У вас не рождаются определённые ассоциации, друзья мои? Ведь, следуя нашей логике, перспективой, так заботливо уготованной для всех на свете марионеток и наивных чело… кукол, скорее всего, будет особенный «театр», «Храм Искусства», «Храм S». Ну, я, конечно, имею под этим ввиду. «Театр Молния», разумеется. Что скажете? Егор Алексеевич, что это вы задумались… о чём? А вы, схватывающий всё на лету Журналист Георгий, почему молчите?
– Ещё как рождаются! Чай никакая эта не руна-закорючка, а буква начальная… имени! Да… огорчаешь ты меня, Сергеич! Опять про «белого бычка» – про «Архитектора «S», треклятого? Хучь бы сказку для ребятни, да самого графа Толстого пожалел?! Ан, нет! Всё тебе надо вывернуть, и к своей.
– …к нашей!
– …во-во, к нашей теории прикрутить… накрепко!
– Я согласен с мнением Егора, Александр Сергеевич. Грустная какая-то у нас сказочка вырисовалась! Хотя… в жизни чаще всего так и получается, судя по тысячелетней истории человечества. Для таких разных «буратино» всех стран и народов всегда приготовлен, уготован очередной Театр, в постановках которого им, этим марионеткам «ненавязчиво» предлагают поучаствовать.
– Верно, Жорка! А потом ещё и припомнят: сами же хотели-рвались, сами дверцу отмычкой-ключиком расковыряли! Вот и кушайте, теперича, не обляпайтесь!
– Да, Егорша. Простым наивным «деревянным человечкам» уготована вечная участь: вырваться из одного Театра-Храма, и моментально оказаться в другом, внешне прекрасном и новом… поначалу. И так – до скончания времён!
– Коллеги, – не сдавался Журналист, – но ведь в тоже время «прозорливый ум» и чудное «провидение» в течение многих веков ведут человечество по широкой дороге… образования, культуры и искусства к.
Но Егор Алексеевич резко перебил пламенную речь коллеги.
– Это ты самую точку, Жорка! И ведут они прямиком к «Храму S»! Короче, всё ясно, как божий день! А тебе, Журналист, наказ будет такой: тренируйся, напрягай свою извилину – писательский мозг! А после вот так вот, – всё точь в точь и отпишешь в своей статье. Да не забудь у Сергеича завизировать, чтоб комар носу…
А теперь всё, – занавес! Тьфу ты, – отбой! Обход скоро начнётся.
Огнём Природа обновляется
Коллектив «А.М. Лиги» Горпсихбольницы долго сомневался в необходимости публикации некоторых записей стенограмм заседаний, посвящённых расследованию тайн романа «Мастер и Маргарита». В конечном итоге, большинством голосов, всё-таки было принято решение включить эти тексты в новый сборник. Для чего и с какой целью, спросите вы? Наверное, для того, «чтобы знали»…
Ответственный за расшифровку стенограмм собраний «А.М. Лиги» и печать новых глав, Журналист Егор Убаров
Часть 1. Глубокое погружение
Пролог
«… кто-то должен стать дверью
А кто-то замком, а кто-то ключом от замка…»
(Виктор Цой)Наступивший август накрыл столицу небывалой жарой. Сухое неподвижное марево, казалось, поглотило последние остатки влаги из всего, к чему оно прикасалось. Даже ветви старой липы, склонившейся над прудами – и те страдали от жажды. Ртуть в колбе термометра рванула вверх, и уже готова была закипеть и разбить в дребезги слабые объятия стеклянного плена.
– Да, Журналист, выбрал ты и место, и время – лучше не придумать! А у меня ещё работы сегодня невпроворот! – Егорша доедал растекающееся по рукам мороженое, боясь испачкать новёхонькие брюки.
– Егор Алексеевич, мы все должны быть благодарны нашему Георгию за то, что он проявил высочайшую выдержку и гениальные административные способности, чтобы собрать нас всех вместе здесь, в сакральном месте Москвы. Сколько же мы не виделись, коллеги?
– Аккурат с Рождества Крестителя, – месяца ещё не прошло! Неужели запамятовал, профессор? Ты бы поменьше курил, Сергеич, для мозгов шибко вредно! Да ещё и на такой жаре египетской! Я вот… бросил и не жалею.
Профессор с сожалением посмотрел на Егоршу, затем, призвав в свидетели своих слов Ваню, произнёс:
– А Вы знаете, мой друг, я всегда немного завидовал Вашей манере так аристократично курить трубку! Ваня, Вы тоже так считаете?
– Простите, профессор, но у меня такое чувство, что дольше часа я не смогу усидеть на этой жаре! А по поводу нашей сегодняшней встречи… думаю, что мы должны быть благодарны не только усилиям нашего Георгия-журналиста, но и профессиональным манёврам нашего главврача Липкина-Хайтовича. Разве я не прав, Александр Сергеевич?
– Давай, рассказывай честь по чести, Сергеич, каким таким манером ты смог уломать нашего Моисеича и заставить его подписать акт комиссии на выписку из больницы?
– Да, мои дорогие коллеги, этот факт поистине удивителен!
– Ты глаза-то не закатывай, партизан! Ведь я всё одно узнаю, ты же меня знаешь! – затем Егорша повернулся к Журналисту и спросил. – Жорик, а как это место называется?
– Москва, город Герой!
– Не чуди, остряк, я ведь серьёзно! Ты, как мне говорил? – Типа, доезжай да Садового, затем направо и увидишь пруд! Правда, я не пруд сперва увидал, а нашего профессора с его пенсионерской тележкой на колёсиках. Что там у тебя, Сергеич?
– Вот, смотрите сами, Егор Алексеевич, если Вам это интересно! Журналы «Знамя», «Новый Мир»… газеты…
– Постой-ка, ведь это же всё старое, «доперестроечное»! И куда ты всё это поволокёшь?
– К себе на участок, разумеется. Буду вечерами читать, а что-то и перечитывать.
– Егор, ты спрашивал, как называется место, где мы сейчас находимся? – спросил Ваня-поэт и с интересом посмотрел на Егора. – А сам даже не догадываешься?
– Я тебе не гид и не экскурсовод, чтобы все переулки да тупики наизусть вызубрить! Говори, не томи, Вано!
Журналист весело наблюдал за перепалкой друзей и, наконец, произнёс:
– Это Патриаршие Пруды, господин литературовед! Вам знакомо такое место в столице?
– Не может быть, Журналист! Ты, часом, не врёшь ли? Это значит, что прямо вот тут.
– Да, господин Пинкертон, прямо вот на этом самом месте, на этой скамейке могли сидеть герои романа Михаила Булгакова и говорить о новой поэме Ивана Бездомного!
– Батюшки! А тут допустим, из кустов на них иностранный дьявол вышел и давай им лапшу на уши вешать?! Нет, шалишь, Жоржик! Скамейка-то совсем как новая! – Егорша огляделся по сторонам и добавил, лукаво глядя на друзей. – Допустим, скамейка – та же, деревья – тоже старые, а где же трамвай? Ну, тот, что Главреда ихнего переехал?
– Не главного редактора, а Председателя Массолита, во-первых. А во-вторых…
– Черт с вами, допустим, я согласный! Вопрос такой: мы-то с какой такой целью тут сидим и потеем, как в бане? Будем под лавкой артефакты искать, что ли?! Да хоть всё тут обшарим да обнюхаем, а новую башку Берлиозу не прилепим, профессор! «Вещдоки» вместе с рельсами, маслом и трамваем… испарились, как ни крути! А вот то, что мы тут всем кагалом собрались – это правильное решение! Надо братцы красную линию подводить подо всей нашей научной полемикой, допустим!
Профессор Сергеич, не обращая внимания на горячие сентенции Егорши, посмотрел на Журналиста, немного помолчал и, наконец, спросил:
– Скажите, Георгий, Вы до сих пор твёрдо уверенны в том, что мы поступили правильно, не включив часть материалов нашего расследования в последнюю книгу?
– Думаю, что нет, Александр Сергеевич. Сейчас я не вполне убеждён в этом.
– Вот и я… долго размышлял над фразой Михаила Афанасьевича о том, что целью написания им такого мистического необычного произведения, романа «Мастер и Маргарита», было…
– …«чтобы знали», не так ли, профессор?
– Вот именно, мой друг! Так может быть, мы с вами, коллеги, – Профессор обратился к Егорше и Ване, – проявили некоторое малодушие, не включив в наши сборники записи бесед по многим загадочным моментам романа? Я очень надеюсь, что в скором времени сама жизнь подскажет нам верное решение!
– Друзья, я считаю нашим долгом довести результаты наших исследований до читателей. Я лично не совсем согласен с некоторыми версиями Александра Сергеевича, но.
– Всё в точку, Ваньша! Коли сказал «А», – так говори и «Б»! Вот моё принципиальное партийное решение!
– Значит… значит, «единогласно», коллеги!?
– И ныне.
– И присно.
– И во веки веков, Аминь!
– Решение принято окончательное и обжалованию не подлежит, допустим…
И вот тут, после вердикта Егорши, Ваня-Реинкарнант внезапно ощутил лёгкое дуновение ледяного осеннего ветра.
Им овладел странный необъяснимый холод, похожий на озноб. Из-за стоявшей напротив огромной липы с шумом выпорхнула большая птица. Ствол дерева неожиданно укрыл появившийся туман, и в этом тумане Ваня увидел человека.
Профессор, Журналист и Егор Алексеевич активно обсуждали подготовку к печати ранее не опубликованных материалов, и не замечали… ни сырого осеннего холода, ни тумана, ни… человека под липами.
Ваня напряг всё своё слабое зрение и попытался рассмотреть незнакомца. Человек у дерева был одет в длинное тёмное пальто из плотного сукна прямо на… голое тело. Лица незнакомца Ваня рассмотреть так и не смог.
А человек, в цветной шапочке на голове, похожей на тюбетейку, одетый не по сезону в тяжёлое осеннее пальто и полосатые пижамные брюки, держал в правой руке потёртый кожаный портфель и внимательно смотрел на Ивана…
Глава 1. Античность и не только…
«Есть, ma chere, на земле люди,
которые смотрят за тем,
чтобы у ближних в головах и карманах
ничего лишнего не было.»
(А. П. Чехов «Наивный леший», сказка)Задолго до выписки из Горпсихбольницы…
«Дорогие коллеги! История во все времена являла себя Миру в. «чужих одеждах». И если постараться всмотреться в её истинный лик, то разочарованию не будет предела: смысловые подтасовки… фальшь, и горькое осознание циничного отношения управляющих элит к обществу, к… человеку. Во все времена и эпохи.
Вполне возможно предположить даже то, что разочаровавшись в «реальности» фактов Истории, всякий искренний бедолага исследователь будет просто-напросто приговорён к тому, чтобы каждый раз трепетно всматриваться не только в строки современных учебников или новостные колонки газет, но и в события, и в лица окружающих его людей, и даже… в своё собственное отражение в зеркале, пытаясь навсегда запечатлеть и запомнить мгновения Эпохи в их оригинальном, и ещё не изменённом, виде. Но и эти тайные надежды, увы, тщетны. А впрочем – «всё, как было, – так и будет под Солнцем», господа! Весьма верно подмечено.»
(Из лекции Профессора Сергеича «Вечная жизнь в Зазеркалье» на собрании «А.М. Лиги» Горбольницы)
– Господа, товарищи и просто… дорогие друзья, коллеги! – торжественно произнёс Профессор, обращаясь к друзьям по больничной палате.
– Лихо начал, Сергеич! – весело прокомментировал Егорша и присел на койке, предвкушая новые научные дебаты и нешуточные философские баталии. – Мне понравилось. А значит – опять будем отлавливать рыбу в мутных водах Истории? Ну, спасибо, что не земноводных разных. Я их с детства боюсь!
– Да, Егор Алексеевич, Вам действительно о многом не стоит рассказывать. Последствия могут быть не предсказуемы, насколько я догадываясь.
Итак, о серафимах, морских чудищах и, подобных им, других культовых или мистических понятиях мы поговорим отдельно. Сегодня мы постараемся детально рассмотреть.
– Конкретно и пристально, профессор! В микроскоп нашего научного понимания исторической проблематики, так сказать!
– Я могу продолжать, Егор Алексеевич?
– Ты у нас сегодня докладчик, тебе и карты в руки.
– Егорша, сиди и не перебивай профессора! – Ваня-Реинкарнант уже что-то конспектировал в своей тетради.
– Всё, Ванюша! Я – молчок!
– Итак, нам удалось с большим трудом, за многие месяцы кропотливого литературно-исторического расследования приоткрыть завесу над многими тайнами романа «Мастер и Маргарита». В некоторых главах наших книг мы вскользь и мимолётом упомянули о некоторых странных высказываниях героев романа и описании некоторых деталей быта и места действия произведения.
Журналист Георгий с недоумением посмотрел на членов «А.М. Лиги» и на её пожизненного Председателя…
– Нужно ли нам так подробно останавливаться на мелочах, Александр Сергеевич? Ведь всё главное, как нам казалось, мы уже опубликовали? – спросил он.
– Верно, Жора! Я же вам тут обо всём уже поведал: о кольцах, шанцевом инструменте, о Пилате езуите, чтоб ему.
– Друзья мои, окончательная версия любого исследования может считаться цельной только в том случае, если эта версия способна аргументировано объяснить и осветить каждое звено сложнейшей цепи исторических событий или сюжета литературного произведения. Или, скажем так… наших представлений об этих событиях! Позвольте мне перечислить лишь некоторые не совсем понятные, на мой взгляд, моменты романа. Начнём, разумеется, с самого начала!
– Это по-нашему, Сергеич! Давай, валяй! Не стесняйси!
– Премного благодарен Вам, Егор Алексеевич, и прошу Вас ответить коллегам на такой вопрос: чем руководствовался писатель Михаил Булгаков, когда красочно описывая одежды прокуратора Иудеи, он упомянул «белый плащ с красным подбоем»?
– Сергеич, брось свои штучки! Меня не проведёшь! – этот конкретный вопрос Профессора застал Егоршу врасплох.
К удивлению всех собравшихся, даже Журналист поддержал протест коллеги.
– Действительно, Александр Сергеевич. Ведь Егорша прав! Что-что, а с памятью у него всё в порядке. Не с «красным», а с «кровавым» подбоем! Вы нас намеренно запутываете, профессор. Теперь я Вас понял!
– Вы поняли, для чего я так сформулировал свой вопрос, Георгий? Или Вы способны объяснить сам предмет разговора: «щедро расцвеченную» автором, гамму цветов верхней одежды римского прокуратора?
– Жорик, а ведь я тебя предупреждал: не суй свои пятнадцать рупий поперёд Сергеича в копилку истории! Вот теперича потей, объясняй! Не всё же мне тут одному за вас отдуваться?! Напряги извилину, Журналист!
– Дорогой коллега Журналист, в качестве подсказки, я напомню Вам о том, что за объяснение такого цвета плаща Пилата уже пытались браться многие честные и искренние литературоведы или историки. Во всяком случае, именно таковыми они себя и считали. Но, каждый раз их ожидал конфуз с аргументацией своих версий и окончательными выводами!
– Во-во! Гладко было на бумаге, Сергеич! Дуракам полдела не показывают!
– А «дураки», по-твоему, – это мы?! – вспыхнул Журналист и с возмущением оглядел «обидчика».
– Георгий, я думаю, что Егор Алексеевич хотел употребить этот термин в… именительном падеже, – с видом миротворца продолжил Александр Сергеевич. – Вернее сказать… все они останавливались на полдороге, на распутье, так сказать. А я, со своей стороны, всё-таки выразился бы несколько иначе и попытался предостеречь некоторых амбициозных ревнителей «исторической правды» от легкомысленных надежд на лёгкое и банальное объяснение сложнейших явлений в истории. Начинать анализ с перечисления не объяснимых, на первый взгляд, нестыковок официальных версий – намного легче, нежели предложить читателю, в итоге, ясное логическое объяснение причин появления этих «тёмных пятен». К великому сожалению, очень часто бывает так, что активно ступив на тайные сюжетные тропы романа «Мастер и Маргарита», многие в дальнейшем теряют цепь рассуждения. А результат таких «прорывных» исследований весьма плачевен: это аргументы, исключающие друг друга, и выводы, прямо противоположные тому, что пытался утверждать некий имярек в начале своего «кавалерийского» литературоведческого или исторического исследовательского демарша.
– Жора, а ты, брат, не тяни время! Наш профессор может таким манером хоть до утра свои словеса выплетать! Не жди, и отвечай конкретно по факту заданного тебе вопроса! К чему писатель Афанасьич придумал прокуратору такой «прикид»? С какой целью?
– Ну, вспоминайте же, коллега… «В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром.»!
– Александр Сергеевич, у меня есть твёрдое убеждение в том, что мы сами в нашем тесном коллективе, начинаем придавать особое, неоправданное значение, любому талантливому эпизоду или метафоре романа! Великолепно написано и… всё, точка! Ну, право, профессор!
– То есть тем самым, Вы желаете сказать, что мы в нашей Лиге «дуем на воду, обжегшись на молоке»?!
– Именно, профессор! Несколько раз в нашем расследовании мы чуть было не упустили главное, и теперь с опаской относимся к любому диалогу героев романа или неожиданному ходу сюжета повествования, опасаясь пройти мимо чего-то очень важного, тайного.
Егор хотел было промолчать, но авторское тщеславие «правдоруба» вырвалось наружу против собственной воли.
– И правильно делаем, что дуем! Что, уж и позабыли, как я вам тогда про те повозки на Явской…
– Яффской дороге, Егорша! – убедительно поправил друга Ванюша.
– Так, я об ней и толкую! Я вам – одно, а вы мне – дескать, «они на похороны поехали»! И это, когда уже луна на небе появилась?! Значит, «шабаш» ихний уже наступил?! А какие тогда, к чертям собачьим, похороны могут быть? Значит, не хоронить они наладились! Что, Сергеич, помнишь, чай?
– Да, коллега! Признаться честно, – я был так поражён Вашей догадкой, что целую неделю пытался самостоятельно разобраться в том, о чём нам хотел поведать писатель, описывая странный вояж группы римлян в то ночное время. Я даже помню наизусть финальную строчку в описании этого события! – произнеся это, Профессор скромно высморкался в платок, а затем несколько театрально взглянул на соратников по историческому цеху.
– В натуре не врёшь, Сергеич?
– Пожалуйста! Можете проверить, – слово в слово: «В это время уже было темно, и на горизонте показалась луна»! А это значит, что наступил сакральный для жителей тех мест день – шабат, суббота! И хоронить казнённых они уже никак не могли. Тем более, в присутствии ученика Левия Матвея! Такие строгие правила к погребению усопшего относятся практически ко всем восточным конфессиям, друзья.
Журналист понимающе закивал головой и сказал:
– Я согласен с вами, – всё верно, друзья! А мы-то, чуть было не пропустили одно-единственное уточнение в тексте романа: слово «луна»…
– Не мы, Жоржик, а вы с профессором! А по сему, – про плащ пилатовский в книжке тоже неспроста сказано! Вот таков мой дедуктивный метод и, допустим, природная чуйка!
– Должен признаться, друзья, что я и сам долгие годы бредил этими строками из романа: плащ… прокуратор! Тогда в далёкие семидесятые, эти фразы Булгакова являлись чуть ли не паролем, кодовым словом, у нашего советского разночинного «бомонда». Этим «плащом» писатель как бы отделил… и объединил, подобно покрову, в единый союз различных представителей интеллигенции и просто любителей талантливой прозы! Это было, своего рода, нечто похожим на ромб, значок о высшем образовании на лацкане пиджака выпускника престижного столичного вуза!
– Вот, наверное, именно так и следует понимать эти строки, Александр Сергеевич! Талантливо, живо, убедительно… – продолжал настаивать на своей версии Георгий.
– Ох, Жорка, хоть вы там с Сергеичем и знакомы кучу времени, а так ты ничего и не понял.
– Не понял чего? Суть романа?
– Не знаешь ты, Жора, нашего инквизитора научного, ну ни капельки! Он ведь один в один, что наш писатель Афанасьич. Коли что говорит, – так неспроста! Вы же сами тут баяли, что в книжке той – ни словечка по-простому не сказано! Врубаешься помалу? Я вот и то… допетрил, покуда Сергеич наш словоблудием занимался! Профессор, ты давай-ка без обид! Я, это самое… в хорошем смысле.
– Сдаюсь, Егорша! – не очень натурально согласился Журналист. – И до чего ты там. «допетрил»?
– А сам так и не понял? Ведь это ты у нас в вузах уму-разуму набирался, покуда я под Апреловкой тёс да подтоварник с борта по пачкам укладывал: сюда – коротьё, туда – горбыль, обрезную и… всё прочее! Давай, оправдывай своё гордое звание журналиста! Кидаю тебе спасительную сентенцию, круг философский! Коль хотел бы писатель Булгаков написать «красная» подкладка, так – будьте любезны, так бы и отписал: верх – белого цвета, подклад – красного! И даже из чего пуговки сделаны, так-то, брат!
– Кажется, там пряжка была ещё… – скромно добавил Ваня-поэт.
– Егор Алексеевич, не давите на нашего Журналиста своим мощным философским авторитетом и жизненным опытом. Сейчас мы всё выясним! Давайте-ка сюда Ваши иллюстрации, которые вы вырезаете из журналов!
– Сей момент, Прокуратор палаты! На, смотри!
Александр Сергеевич ловко ухватил кипу иллюстраций из рук коллеги, затем, покопавшись в рисунках, уверенно извлёк оттуда какую-то слегка помятую цветную бумажку и спросил:
– Господин Журналист, Вам знакома эта историческая личность на картине?
– «Всмотритесь в это лицо!», как говорится! – с жаром подхватил слова Профессора Егор Алексеевич.
– Это… это же Магистр ордена Тамплиеров, Жак. Жак… – начал было вспоминать Георгий, вглядываясь в иллюстрацию и едва не касаясь её своим носом.
– На этой картине изображена сцена казни последнего Магистра «Ордена бедных рыцарей Христа, а ещё при этом и «бедных воинов Христа и Храма Соломона», как они себя сами называли! Перед нами сцена сожжения Жака де Моле, которая произошла.
– В пятницу, тринадцатого, Жорик! Вот теперича и рассматривай, как следует, во что да как тот магистр одетый!
– Надеюсь, коллеги, что вам не нужно объяснять, почему крест на белом плаще рыцаря красного цвета?! – загадочно произнёс Профессор. – Равно, как и подкладка плаща рыцарей ордена Тамплиеров на большинстве картин.
– От кровушки они покраснели, Сергеич, ясен пень! Ох, и рубились они там, на Востоке, с сарацинами разными!
– Ну, с кем они там «рубились», а с кем договаривались, мы уже примерно знаем, друзья. Мы уже обсуждали многие тёмные стороны этой крестоносной эпохи…
– Вы хотите сказать, Александр Сергеевич, что.
– Нет, это Вы сейчас нам сами скажете, коллега! Ведь наш «правдоруб», Егор Алексеевич, простите, уже забросал Вас подсказками.
– С головы до пят, Жорик! – хмыкнул «правдоруб».
– Разрешите задать только один уточняющий вопрос, профессор?
– Я вас внимательно слушаю!
– Вам-то это наверняка известно. В те… ну, «нулевые годы» нашей эры, римская элита одевалась в бело-красную верхнюю одежду? Ведь должны же существовать артефакты? Литература, в конце концов!
– Ну, синий, фиолетовый, пурпурный – это… весьма возможно.
– Жора, друг, ты бы ещё спросил нашего профессора: нет ли чего «свеженького» почитать из архива римской библиотеки за. 33-ий год от Рождества Христова?!
