Стена

Перед глазами все еще мерцали отблески волшебного света, когда я заметил двух пожилых людей, застывших у выхода на маршрутки. Я узнал родителей Сандера. Соберись, сказал я себе. Пара глубоких вздохов, я поднимаюсь и иду к ним. Больше всего мне сейчас хочется раствориться в воздухе, исчезнуть, только бы не встречаться с ними глазами. Как будто это я убил Сандера.

– Здравствуйте. Я – Олег.

Отец смотрит на меня с мрачной непреклонностью, глаза матери покраснели от слез.

– Здравствуйте, – отвечает отец. – Спасибо вам, что позвонили. Извините, если я был с вами груб.

Я молча опускаю глаза. Провалиться бы сейчас сквозь землю…

– Вы отведете нас… к нему? – спрашивает отец, голос его вздрагивает.

– Да, конечно. Я все уже устроил.

Не глядя им в глаза, я выхожу из аэропорта, они идут следом – я чувствую за спиной их тяжелое присутствие, их взгляды электрическими разрядами жгут мою спину.

– Ехать надо? – таксист выдыхает белое мутное облако.

– Да, – я называю адрес, он отвечает числом. Я молча киваю – торг сейчас неуместен, хотя цена непомерно высока; он провожает нас к зеленому старому «форду». На багажнике и крыше машины тонкой овечьей шкурой застыл голубовато-серый снег.

* * *

Я долго ждал их, куря сигарету за сигаретой на крыльце ритуальной конторы. Перчатки я захватить не догадался, и пальцы уже побелели от холода; уши ломило. Но сигареты помогали ни о чем не думать: затяжка – выдох, затяжка – выдох. Простые движения. В горле уже начало першить с непривычки.

Время спустя ко мне вышел отец Сандера. Он поблагодарил меня за все, что я сделал для него, еще раз извинился, хотя это было уже не к месту; сказал, что возместит все расходы – но я отказался. Я передал ему завещание, рассказал вкратце о своем допросе в милиции, сообщил их координаты. Подсказал, через какую контору лучше организовать доставку гроба в Астрахань.

Он снова поблагодарил меня; сейчас в его глазах стояли слезы. Мы пожали друг другу руки и расстались. У меня будто свалился с души камень.

Когда-то мне предстоит пройти через это еще раз, подумал я.

* * *

– Здравствуй. Это Олег.

– Я тебя узнала. Как ты?

– Нормально.

– Как родители?

– Как могут быть родители…

Мы помолчали.

– Как ты сама?

– Да ничего.

– Ничего?

– Ничего. Олег… я могу его увидеть?

Я подумал.

– Да, наверное. Думаю, родители не будут иметь ничего против. Надо просто съездить в контору. Если только они его уже оттуда не забрали.

– А что, могут забрать?..

– Конечно. Они же повезут гроб на родину.

– Тогда… Ты не мог бы поехать со мной?

– Конечно. Конечно.

Честно говоря, ехать туда снова мне совершенно не хотелось. К тому же я безумно устал.

– Только я подожду тебя снаружи, хорошо?

– Да, конечно…

* * *

Я позвонил в контору и справился, не увезли ли еще Сандера. Нет, ответили они. Его готовятся отправить завтра. Я взглянул на часы – половина четвертого. До наступления темноты управимся. Я поймал такси и поехал за Мариной.

Потом я также, как несколько часов назад, стоял на холодном ветру, и лишь сигареты были моим спасением. Марина вышла довольно скоро. Лицо ее было застывшим, как отлитая из стекла фигура. Но следов слез заметно не было. Она остановилась прямо передо мной; я внимательно вглядывался в ее глаза, надеясь там прочитать что-то важное для себя. Но они были совершенно непроницаемы. Она просто стояла и смотрела куда-то в район моего живота, но меня для нее словно не существовало. Я постоял так немного. Ничего на ее лице не менялось. Она только тихонько дышала, но дыхание ее даже не превращалось в пар, как будто было холодным, как лед. Я легонько тронул рукой ее плечо. Она медленно подняла на меня глаза.

– Спасибо, что привез меня. И что позаботился о нем. Он считал тебя своим единственным другом.

Я удивленно поднял брови. Значит, Сандер говорил с ней обо мне? С чего бы?

– За сегодняшний день у меня уже перебор с благодарностями. А я всего лишь исполнял свой долг. Делал то, что считал нужным. И все. Давай оставим эту тему, пожалуйста.

– Хорошо.

Она опустила глаза и шагнула ко мне.

– Обними меня, пожалуйста.

Я глубоко вздохнул, обнял ее и тихоньк믤 прижал к себе. Она стояла, недвижная, положив подбородок мне на плечо; руки ее безжизненно свисали. Так мы простояли какое-то время. Потом она отстранилась, опустив голову:

– Спасибо.

По щекам ее протянулись кривые линии от сбежавших слезинок.

– Интересно, как буду выглядеть в гробу я, – тихо сказала она.

Меня вдруг заполнила неконтролируемая злость, быстро переросшая в ярость; я что есть силы ударил кулаком по обшитой деревом двери погребальной конторы, потом еще и еще. Рыча от ярости, я исступленно молотил по дереву двери, словно в ней собралась вся несправедливость этого мира – но бесстрастная дверь не поддавалась моему натиску. Обессилев, я начал медленно оседать на землю. Марина смотрела на меня расширившимися глазами, не говоря ни слова.

– Но почему? Почему? – хрипел я. – Почему ты должна умереть? Зачем это? За что? Чем ты провинилась? Почему ты должна уйти? Господи, знала бы ты, как мне стыдно, что я жив, стыдно, что продолжаю жить, когда все вокруг меня умирают…

Дверь открылась, и из нее выбежали охранник и двое служащих конторы. Сообразив, что я не представляю никакой угрозы, они немного попятились и остановились в сторонке, растерянно наблюдая за происходящим. Я закрыл лицо руками.

– Ты сейчас такой же, как он.

Я поднял на нее глаза. Она смотрела жестко и надменно, пронизывая меня острыми льдинками своих глаз.

– Что ты там говорил мне о пути, помнишь? О Стене, о том, что надо идти вперед, несмотря ни на что. О болоте, в котором утонул Саша. Сам-то где? Что с тобой?

Я закрыл глаза, стараясь успокоить дыхание. Она права. Что со мной? Где я? Что происходит?

– В Таиланде сейчас плюс двадцать восемь, – пробормотал я.

– Что-о-о?

– Хочу, чтобы сейчас было лето. Ненавижу холод. Поехали в Таиланд? – я посмотрел на нее с вызовом.

Она чуть склонила голову, приподняв брови. Тройка наших невольных зрителей с интересом наблюдала за развитием событий.

– Я серьезно. Хочу в Таиланд. Я там еще ни разу не был. И хочу, чтобы ты поехала со мной, – сказал я, поднимаясь.

– Ты… ты вообще понимаешь, что говоришь? Сашу даже похоронить не успели…

– Я знаю, как это может выглядеть, и подозреваю, что ты там себе надумала. Но мне нет до этого дела. Я хочу просто уехать. И думаю, что тебе тоже было бы неплохо сменить обстановку. Больше мне ничего от тебя не нужно. Я не собираюсь за тобой ухаживать. Все, что я предлагаю – просто будь моим спутником в этой поездке. Конечно, ты можешь продолжать приносить свое бесценное время в жертву собственным предрассудкам, потому что, видите ли, так принято, так нужно; нужно плакать и грустить по тому, кто ушел от тебя навсегда, предпочтя мрачное спокойствие могилы тревожному пульсу жизни. Но учти, что времени этого у тебя осталось не так уж много. А Сандеру от твоей грусти уже ни жарко, ни холодно не будет.

Марина прищурила глаза – то ли со злостью, то ли с интересом. Скорее, и с тем, и с другим. «Вот дурак. Зачем я про время сказал? Ничего потактичнее в голову не пришло?» – подумал я, закусив губу.

– В Таиланд? Что ж… Поехали! – она будто испытывала меня взглядом, но терять мне теперь было нечего – надо было идти до конца, и оставалось лишь продолжать исступленно смотреть ей прямо в глаза. Охранник почесал затылок, служащие переглянулись. Наверное, решили, что мы оба окончательно сбрендили.

А мы и вправду поехали в Таиланд.

Конечно, не в тот же день, нет. Тогда я отвез ее на такси до дома, мы сказали друг другу надтреснутое «пока» и разошлись в разные стороны, каждый в свой собственный мир, быстро отстроив заново свои защитные стены, треснувшие под натиском эмоций. Я купил в ближайшем магазине бутылку “black label” и сел в такси. К тому моменту, как я вернулся в гостиницу, было уже темно. Снова пошел острый колючий снег. Я поднялся в номер 2620, открыл запотевшую бутылку, плеснул в граненый стакан немного скотча и двумя глотками выпил его без остатка. В голове словно завис свинцовый шар, я попытался растворить его алкоголем, но он оказался крепким орешком. Как же я устал, подумал я. Как будто все эти люди просто верхом на мне сегодня ездили. Я представил себе картинку: родители Сандера влезают на мою спину, вцепляясь мне в бока острыми пиками шпор; я, превратившийся вдруг в какое-то зеленое подобие огромной толстой ящерицы, начинаю тяжело волочиться вперед, пригнутый к земле их весом, а Марина идет рядом и хлещет кнутом по моим дряблым чешуйчатым бокам. Fuck, ну и фантазия.

Алкоголь наградил мое тело влажным теплом. Я вспомнил, что сегодня даже поесть толком не удалось. Чашка кофе – вся еда за день. Посидев немного в продавленном кресле с затертыми деревянными ручками, я почувствовал, что глаза начинают слипаться. В темно-фиолетовом проеме окна монотонно и беззвучно падал снег, искрящийся в отблесках уличных фонарей внизу; во рту стоял противный привкус спирта. Закусить было нечем, да уже и не хотелось. Я поднялся, пошатываясь от усталости и тяжести собственной головы, добрел до ванной, выпил воды из-под крана, неуклюже снял с себя одежду и повалился на кровать. Ну и денек, успел подумать я, прежде чем сон огрел меня по голове своей дубиной.

* * *

Я просыпаюсь среди ночи. В комнате стоит чье-то присутствие. Влажность кожи, странный, непривычный полусвет за окном, капанье крана в ванной, глухой стук где-то вдалеке – все говорит о том, что я здесь не один. Я не двигаюсь и не дышу, тупо уставившись в потолок. Он – кто-то – наверняка подумает, что я мертв, и уйдет. Кап. Кап. Тихо-тихо. Я не слышу его дыхания. Он – кто-то – наверняка и сам давно уже мертв. Этот номер – самое лучшее место для смерти. Даже тени от предметов лежат замертво на обшарпанных стенах. Может, это Сандер? Стоит тут, мертвый, и смотрит на меня своими белыми глазами сквозь закрытые веки. Но я не слышу его запах. Мертвые ведь пахнут. Это единственное, как они могут еще присутствовать в этом мире. Я тоже не пахну. Значит, я еще не мертв. Глупо – если бы я был мертв, я бы все равно не чувствовал своего запаха. Кап. Кап. Здесь никого нет. Мне просто чудится. Не надо было пить виски перед сном. До сих пор во рту его вкус. Я закрываю глаза. Хватит мне на сегодня мертвецов. Я жив, и полон решимости жить дальше. И никому не позволю мне в этом помешать.

ХХI

Последнее, что мне предстояло сделать перед отъездом, – это позвонить Эльмире. Все остальные дела я завершил за пару дней: купил авиабилеты, забронировал отели, перевел все свободные деньги со счета в банке на пластиковые карточки, оставив двадцать тысяч на всякий пожарный. Зачем мне нужно было брать с собой в поездку столько денег, сейчас не понимаю. Как будто заранее предчувствовал, как будут развиваться события. Но тогда мне и в голову не пришло об этом задуматься – я просто убрал все три своих “visa” в бумажник, а бумажник – во внутренний карман куртки. Специальной походной куртки, теплой и удобной, которую, к тому же, можно было легко и компактно сложить. Я купил ее в магазине спортивных товаров недалеко от гостиницы. Очень она мне понравилась. Как будто ее делали специально для меня, так классно она на мне сидела. Не хотелось ее снимать даже в номере. Бывают такие вещи, к которым будто прирастаешь. Вот так я мигом прирос к этой куртке – как любовь с первого взгляда.

Эльмира, Эльмира… Эля… Что же тебе сказать? Что вообще ты для меня значишь? Кто ты мне? Как мне с тобой поступить? Куда вообще все это катится, куда я иду? Будто выпрыгнул вниз головой в окно двадцать шестого этажа и теперь лечу вниз, в колодце между домами-великанами, невесомый, пока не встречусь с землей. Как же все стремительно произошло, как мгновенно жизнь моя изменила свое направление, попав под действие вечных сил, тех, над которыми никто не властен. Тихие встречи с Элей остались в далеком прошлом, их очертания размылись, как на старой кинопленке. Прошло всего несколько дней, и где я теперь? С кем я теперь? Кто я теперь? Лечу к своей несбыточной мечте с ускорением девять и восемь десятых…

– Алло, привет. Я из Москвы звоню. Мне придется здесь задержаться. Мой друг умер. Да-да. Умер. Покончил с собой. Врезался в стену. Да. Я не знаю, сколько еще здесь пробуду. Извини. Твой день рождения?.. Я постараюсь. Да, постараюсь успеть. Не знаю, извини. Точно не уверен. Нет-нет, все нормально, просто… просто мне нужно тут остаться. Уладить все дела. Да, конечно. Спасибо. Конечно. Я тебе позвоню. Ну, пока!

Я убрал телефон в карман. Поняла ли она что-нибудь? Почувствовала ли? Не знаю. Не знаю и не хочу знать. Даже не хочу об этом думать. Меня ждет жизнь – другая жизнь, новая жизнь.

Я решил, что останусь с Мариной до конца, если она мне позволит. Плевать на все остальное – каждая минута, проведенная с ней, стоит всей остальной жизни. Плевать, что мы не близки – хотя, конечно, я лелеял надежду, что когда-нибудь стану для нее кем-то более важным, чем другом ее умершего любовника. И плевать, что это продлится недолго – я был готов жить со знанием того, что в любую минуту она может умереть. Будь что будет, решил я.

XXII

– Оле-е-е-е-ег, ты встанешь сегодня наконец? – Маринин голос по телефону. Звонит из своего бунгало. Уже третий раз за сегодняшнее утро. Первые два раза я не взял трубку – было просто лень. – Я тебе уже третий раз звоню!

– Я знаю.

– Знаешь?!! Значит ты, негодяй, просто трубку не брал? Ну все, развод! Девичья фамилия!

Я улыбаюсь. Сквозь льняные занавески на стеклянных сдвижных дверях бунгало льется мягкий солнечный свет. Зеваю и прикрываю глаза.

– Вот наглость! Он еще мне в ухо зевает! Ну все, собираю вещи!

– М-м-м… ну ладно… обратные билеты-то все равно у меня…

– Джентльмен, называется!

– Ладно… ты завтракать что ли хочешь?

– А чего, ты думаешь, я тебе названиваю? Ты не забыл случаем, что мы в одиннадцать уезжаем?

Ё-моё… Совсем забыл. Сегодня же мы отправляемся на материк, и в одиннадцать должны уже с вещами стоять на пристани. Я ищу взглядом хоть какие-нибудь часы.

– А-а-а… времени-то сколько сейчас?..

– Почти девять уже, Обломов!

– Ты меня отчитываешь, как будто мы тридцать лет в браке.

– А мы сколько?

Я снова улыбаюсь. Марина умеет вызвать у меня улыбку.

– Ладно, встаю. Так уж и быть. Через двадцать минут жди меня в ресторане.

– Через сколько? Ты с дуба упал? Через пять минут чтобы как штык!

– А умыться…

– БЫСТРО! Потом умоешься!

– Бли-и-и-ин…

– А блины в Москве поешь! Вперед!

– Ла-а-адно…

Я бросаю трубку, нехотя поднимаюсь с кровати и иду в ванную. Все-таки мне нужно иногда давать такого легкого пенделя, думаю я. Умываюсь, чищу зубы. Побриться? Не-е-е, неохота. Мобильник снова звонит, но я не подхожу. Прыгая на одной ноге, одеваю штаны, натягиваю майку, засовываю ноги в шлепанцы и выхожу из бунгало в мир, полный зелени, запахов, птичьих голосов и солнца. Таиланд…

Мы – на острове Ко Хаи. Уже, оказывается, седьмой день. Сегодня уезжаем на материк, на побережье Рэйлэй, на спидботе, который заказали вчера. Там забронированы два бунгало еще на неделю.

* * *

– Смотри, какая красота! – кричу я. Мы проплываем мимо маленьких островков, торчащих из моря гребнями утыканных деревьями скал. Я стою, опираясь на ограждение открытой деки, с трудом удерживая равновесие; Марина сидит рядом и до ушей улыбается. Ярко светит солнце, ветер бьет в лицо, спидбот жестко подпрыгивает на волнах, твердых, как асфальт. Ветер пахнет морем – не так интенсивно и неопровержимо, как ракушки, выброшенные им на берег, а мягко, едва заметно. Над окутанным дымкой скалистым берегом видно несколько туч с темными столбами дождя под ними; тучи движутся неспешно и бесцельно, будто разомлевшие под жарким солнцем. На спидботе мы единственные пассажиры.

* * *

Идеальное место для побега, идеальная реальность. Остров, где мы провели последнюю неделю. Как будто сила, сотворившая это место, забыла про все приличия и правила хорошего тона, и выплеснула всю свою любовь, все свои беспредельные возможности в этом акте безусловного творения. Как будто Творец получил карт-бланш. Такая это была красота. Идеальная сказка, место, которое должно существовать только в мечтах – и вот оно, здесь, прямо перед моими глазами; я дышу его теплым влажным воздухом, пропахшим морем и утренней росой, слышу стрекот насекомых и пение населяющих его птиц, мелькающих цветными солнечными зайчиками в развесистых кронах буйного тропического леса, иду по мягкому белому песку его пляжа, и мои ноги то и дело покалывают обломки ракушек. Если бы я был Богом, я бы сделал это место точно таким же. Улучшить или просто изменить что-то здесь казалось кощунством, настолько это было совершенно. «Этого не может быть!» – думал я. Но оно было.

Здесь на наших лицах впервые за долгое время появились улыбки. Судорожная, замерзшая Москва растворилась где-то вдалеке легкой дымкой на горизонте; здесь было плюс тридцать, вовсю светило солнце, теплый ветерок временами поднимал на море небольшие волны, разбивая их о скалистые уступы, торчащие из лазурно-голубой воды тут и там. Даже облака здесь были другими – огромными, причудливыми и неизменно окрашенными в голубоватый цвет – отблеск моря.

Со временем – да что там, не успело пройти и пары дней – все произошедшее там, в десяти тысячах километрах к северо-западу, начало казаться неким ночным кошмаром, будто мы вместе посмотрели необычайно тяжелый фильм. Вся та мрачная реальность, что черным покрывалом легла на наши сердца, выдернув из монотонной обыденности и объединив нас, чтобы повергнуть обоих в пропасть холодного безмолвия, словно отступила, вытесненная не терпящим возражений буйством окружающей жизни. Сам город, запруженный людьми и машинами, укрытыми тонким слоем снега, словно пеплом потраченных впустую лет, здесь казался не более чем пустой иллюзией, призраком давно умершего мира. О нем напоминали лишь чемоданы, набитые сложенными как попало зимними вещами, и пылившиеся за ненадобностью в стенных шкафах наших бунгало.

Мы поселились в небольших одинаковых домиках, стоящих прямо на пляже, так что если открыть двери, можно было слышать мерный плеск теплых морских волн. В каждом бунгало была большая двухместная кровать, шкаф, письменный стол и стул.

Конечно, мы не могли жить в одном номере и спать в одной постели. Не могли. Или, по крайней мере, я не смог этого предложить. Несмотря на то, что со временем между нами появились достаточно близкие отношения, все же за рамки дружеского общения я не переступал.

Я боялся все испортить.

Слишком все это становилось похоже на сказку. А сказки так легко разрушаются, стоит лишь сказать одно неосторожное слово…

Мы валялись на песке под дырявой тенью пальмовых листьев, плескались в тихой воде уединенных бухт, разглядывали кораллы и разглядывающих нас рыб; мы бродили по острову, иногда пробираясь через джунгли и карабкаясь по скалам; тогда я лез первым и подавал ей руку, помогая забраться вслед за мной, и от соприкосновения с ее теплой ладонью и длинными тонкими пальцами испытывал мощный выброс адреналина, наверное, даже более мощный, чем от прыжка в ледяной водопад. Хотя в водопад, конечно, я никогда не прыгал. Ночью мы садились на теплый песок и подолгу молча смотрели на огромную луну, непривычно близкую и яркую, а потом улыбались друг другу на прощание и расходились по своим бунгало. Покой и свобода, которыми наполнил этот остров наши сдавленные тисками мрака сердца, казалось, теперь останутся с нами навсегда.

* * *

– Как же повезло тому, кто тут живет! – я с легкой завистью показываю рукой на сахарно-белый особняк, расположившийся на ровном участке между двумя небольшими скалами, прямо посреди тропической зелени.

– Местный владелец заводов, газет, пароходов, наверное!

– А может, это отель?

– Да нет, слишком маленький. Хотя… может быть…

Наша лодка проплывает мимо острова Ланта. Ко Хаи остался далеко позади, поглощенный прожорливой дымкой влажности.

XXIII

На побережье Рэйлэй мы провели еще десять дней, прежде чем отправиться на Самуи.

Жизнь здесь по большому счету мало отличалась от жизни на Ко Хаи. Мы все так же валялись на пляже, исследовали окрестности, смотрели на луну и просто валяли дурака. Только людей здесь было побольше, и та атмосфера уединенности и отдаления, что неизменно присутствовала в каждом вдохе воздуха острова, здесь рассеивалась. Зато площадь для исследований была несравненно больше, и все чаще мы предпочитали загоранию на пляже поездки в джунгли или на ближайшие островки.

Через день мы ходили под вечер на рынок, чтобы купить фруктов и поесть морские деликатесы в каком-нибудь новом ресторанчике. Почти каждый раз я покупал Марине какую-нибудь вещицу – просто так, без особой надобности. Просто потому, что мне так хотелось. Ей – приятно, мне – нетрудно. Ее радостный смех доставлял мне еще большее удовольствие, чем ей – сама покупка.

В один из дней мы взяли машину напрокат и поехали по большой дороге, которая вела неизвестно куда. Нам было просто интересно проехаться в незнакомой стране в неизвестном направлении, да еще и по дороге с левосторонним движением. Мы ехали вдоль отелей и деревень, так органично вписавшихся в окружающие тропические леса, что казалось, будто они были созданы одновременно; несколько раз я останавливал машину, чтобы сфотографировать эти живописные места.

Дорога привела нас прямиком к паромной переправе на Ланту. Конечно же, мы переправились на остров, выехали на узкую и побитую местную дорогу и поехали дальше, мимо нескончаемых рядов рыбацких лачуг вперемешку с бэкпэкерскими бунгало. На одном из поворотов я заметил небольшую табличку на тайском и английском: «Владение продается».

– Давай заедем? – сказал я Марине. Спешить нам было некуда, и мы свернули на ухабистую грунтовую дорожку – или тропинку? – в тени высоких пальм, куда показывал указатель. Через пару минут езды перед нами предстал небольшой двухэтажный особняк, огороженный низким забором; во дворе виднелся бассейн и несколько шезлонгов под зонтами. Дом стоял на поляне среди редкого леса; с двух сторон поляна была окружена скалистыми уступами, а дальше, за домом, была видна лазурная полоска моря. Да это же тот самый дом, который мы видели с парома, сообразил я. Вот это да!

Я объехал дом кругом и остановился со стороны пляжа. Да, что ни говори, дом был классным. И самое классное в нем, пожалуй, было его расположение. Я представил, какой замечательный вид открывается с его крыши. Интересно, что заставило его хозяев выставить на продажу такое сокровище?

Мы подошли к воротам, ведущим во внутренний двор. На них висела табличка, оглашающая уже известный нам факт о продаже дома, и номер телефона. Хм, почему бы и нет? – подумал я, достал мобильник и записал в него номер. А что если?..

– Слушай, а что если… если нам купить этот дом? – спросил я.

Марина посмотрела на меня с улыбкой.

– Зачем? Тебе отеля недостаточно? Приезжай в любое время и живи.

– М-да-а-а-а, так-то оно так, но…

Я не смог закончить фразу. Конечно, Марина была права. Совершенно незачем покупать этот дом. То есть абсолютно лишняя трата денег. Больших денег, надо думать. Может, даже всех моих денег не хватит на этот дом. Тем более что в этом нет ровным счетом никакой необходимости – можно снять номер в отеле, когда вдруг появится желание пожить здесь. Опять же, зачем быть привязанным к одному побережью, когда можно снять номер на каком угодно острове? Все эти доводы были, безусловно, в высшей степени рациональными. Но некий тонюсенький голосок где-то в самой глубине моей души просто заходился от восторга при мысли, что этот дом когда-то может стать моим домом…

– Знаешь, он мне нравится, – сказал я.

– Мне тоже. Классный дом.

– Э-э-э… мне кажется… что-о-о-о…

– Что?

– М-м-м… что это место, где мы могли бы жить.

– Мы? Жить? Ты о чем, Олег?

– Да не знаю, просто. Просто вдруг показалось что-то. Пронеслось перед глазами, как будто мы тут живем с тобой, вместе, и нам так хорошо… как будто мы наконец-то счастливы.

Она помолчала пару секунд, будто собираясь с мыслями. Я подумал, что не стоило этого мне говорить. Но слова уже сорвались с языка – не вернешь.

– Я и так счастлива, Олег. Я тебе не говорила этого, хотя должна была. Знаешь, все как-то не могла найти подходящий момент. Глупо, конечно, ведь любой момент подходит для этого… Я не могу выразить словами, как я счастлива здесь. Мне кажется, что всю жизнь я жила этим. Этой мечтой. Этой жизнью. Такой простой и незамысловатой. Вот этим раем на земле. И ты осуществил это для меня, Олег.

Она взяла мои руки в свои и посмотрела прямо в глаза; ее взгляд лучился теплом и благодарностью.