скачать книгу бесплатно
Её личико напряглось в удивленном непонимании.
– Синьор Филиппо неженатый мужчина. Для подобного письма мне требуется разрешение папеньки. Я уверена, что он не откажет, но должна объяснить причину. И о чем я, по-твоему, должна написать? Александр? Не говори загадками.
– Синьору Филиппо угрожает опасность.
Коротко вскрикнув на вдохе, она испуганно округлила глаза и прошептала:
– Боже…
– Да, самая настоящая опасность. Через три дня Мончениго напишет на него донос в венецианскую инквизицию. Где обвинит его в ереси, богохульстве и всех смертных грехах.
Лицо Джулии, впившейся тревожным взором, медленно менялось от испуганного к удивленно-снисходительному. Уголки губ дрогнули в едва заметной улыбке.
– Александр, – её глазки игриво сузились. – Ты точно из иного мира, а потому мало что понимаешь в нашем. Синьор Мончениго – приличнейший человек, хоть и находится во власти денег, как все венецианцы. Но какой смысл ему доносить? Если не донес отец Антонио, этот ревностный католик, то с чего донесёт Мончениго, которого волнует лишь прибыль в торговых делах. Повеселил ты меня, Александр из другого мира.
– Это правда, – решительно продолжил он. – Ровно через три дня. А потом еще через два, и через день снова. Всего три доноса. После чего Филиппо арестуют и посадят в тюрьму венецианской инквизиции.
– Ох, Александр, – ее тон был шутливым и поучительным. – Знал бы ты эту инквизицию. Венеция не Рим. Там свои законы. Венецианскому патриарху даже папа не указ. Их тюрьмы давно паутиной заросли. А звон монет услаждает их слух более церковных хоров…
Она осеклась на полуслове, напрягла личико, будто вслушивалась.
– Колокол. Как не вовремя… Вернее, как скоро бежит время. Мне надо идти. Отец Антонио служит мессу во славу и продолжение рода Д’Эсте. – Джулия грустно вздохнула. – Маргарита не может забеременеть, а папенька обрести законного наследника.
– Джулия! – решительно перебил Алекс. – Это очень серьёзно. Насчет синьора Филиппо. Я не шучу.
– Ах, Александр, – в голосе проскочила тень раздражения. – Выбрось эту чушь из головы. Мне пора уходить, и я не успею сказать главного: нам предстоит расставание.
Поймав полыхнувший ужасом взгляд Алекса, она игриво улыбнулась.
– Ненадолго. Всего пару дней. Мы с Маргаритой… ну с мачехой, едем в Верону.
– Вновь рыцарский турнир? – спросил он после затянувшейся паузы. – В чью-то честь?
– Да, – едва слышно ответила она. – Вновь турнир… И теперь в мою…
– О как! У тебя именины?
Некоторое время она смотрела усталым изучающим взглядом, словно раздумывала отвечать или нет.
– Нет. Смотрины. Мачеха подыскала мне очередного жениха.
В миг, когда Алекс превратился в каменную статую, эти слова будто повисли в воздухе. Хотя, судя по зеленоватому оттенку лица, его статуя скорее была из меди.
– Что случилось, Александр? Отчего ты так побледнел?
Её прищуренные глазки и игривый голосок выдавали, что она понимает причину, но причина его бледности ее забавляет, и даже приятна.
– Пока, – сказала она в ответ на его молчание. – Я приду завтра. Но раньше, часа на три-четыре. Если ты будешь здесь, мы успеем поговорить… Да, да! Я бегу! – кому-то прокричала она, удаляясь.
Алекс долго не мог отойти от зеркала. Стоял и бездумно разглядывал свою тупую физиономию. Затем, когда спина и ноги налились свинцом, опустился на пол у края ванны и обхватил колени.
Только теперь он познавал, сколь сильными и болезненными бывают душевные муки.
О том, что он не убедил ее написать Филиппо, Алекс вспомнил лишь через пару часов. И признаться, Джордано Бруно в этот вечер волновал его очень слабо.
Так или иначе, ему удалось взять себя в руки, и, выйдя на кухню, он нарочито громко завел успокаивающий диалог с собой.
– Что я с ума схожу? Так точно крыша поедет. Она там, а я здесь. И вместе нам не быть. Раньше или позже она выйдет замуж в своем мире. Это жизнь. И я не должен этому мешать. Да я и сам женатый человек…
* * *
Утром Алекс появился на работе ни свет, ни заря. Просто потому что проснулся, а дальше, как конь, по наезженной колее. Думал, в такую рань будет первым.
Но нет, оказался вторым. Вернее, третьим, если считать шефа.
Вторым был Женька. Зажав дымящую чашку в левой руке, он с мучительным оскалом елозил мышкой, исправляя деталировку. Увидев Алекса, даже не встал, лишь закивал и плотно сомкнул губы.
– Привет, старик. Как ты удачно пришел. Я забыл сказать, что сегодня последний день сдачи. Возьми себе третий редуктор. Он попроще.
Женька с умоляющим видом протянул пухлую, связанную тесьмой папку. Алекс заметил серые тени под его глазами, и то, как Женька осунулся за эти дни.
А ты думал, руководящая работа – это изюм? – Довольно отметил себе Алекс, развязав папку и вытаскивая чертежи с красными пометками.
После обеда Женька, напоминавший взмыленный вихрь, исчез до конца дня в кабинете шефа, так что Алекс даже не узнал, как проходит сдача. Да и, признаться честно, не слишком хотел знать.
Зато был уверен, что в этот день его не станут искать, а значит, можно пораньше оказаться у заветного зеркала.
* * *
– Джулия…, – выдавил он осипшим голосом. – Я… Я желаю тебе счастья…
Когда она, склоняя голову то вправо, то влево, внимательно разглядывала его лицо, ее глаза и улыбка наполнялись грустью.
– Ты правда в меня влюблен? Похоже, что не обманываешь. Скажи, Александр, а как далек ваш мир? Мы могли бы когда-нибудь встретиться? Так, чтобы не в зеркале…
– Нет, – ответив, Алекс ужаснулся сказанному. – Не знаю, Джулия, но я готов пройти через всё, лишь бы это случилось.
– Скажи, а ты принял бы вызов за меня? Стал бы участвовать в турнире?
– Непременно! Пусть даже погибну в первую минуту.
Вскинув голову, она засмеялась так звонко и естественно, что в глазах показались слёзы.
– Ты смел и красив, Александр. Но глуп, как ребенок. На турнире нельзя погибнуть. Расшибленный локоть синьора Умберто ди Марселино, слетевшего с лошади на миланском турнире, был самым тяжким увечьем, которое мне приходилось видеть. У него отлетел доспех из-за плохой работы кузнеца. Александр, если бы они бились не тупыми деревянными копьями, Италия давно лишилась бы половины мужской знати.
Вытерев порозовевшее личико платком из рукава, она серьезно спросила:
– А как бьются на ваших турнирах? Неужели боевым оружием?
– У нас нет рыцарских турниров.
– Нет турниров? В скучном мире ты живешь, Александр. И сам ты сегодня такой грустный. И пришибленный, будто упал с лошади. Ну, Александр, улыбнись же.
По её жестам, голосу и выражению лица, Алекс понимал, что она пытается увести разговор с темы её смотрин.
– Слушай, Александр, расскажи что-нибудь. Я так много тебе рассказала, но ничего не знаю о тебе и твоем мире. Расскажи о себе.
Просьба, как выстрел, застала врасплох. Алекс перевёл взгляд на свое отражение. Его осунувшийся двойник смотрел глазами дебила.
О себе?.. Что о себе? Что я могу ей рассказать о себе?
Пауза неприлично затянулась. Зависшая на лице Джулии улыбка медленно таяла. Алекс мучительно искал слова, но никак не находил.
– Александр? – она будто пыталась помочь. – Скажи, ты находишься в такой же зале у камина?
– Нет. – Он словно очнулся. – Нет, Джулия. Каждый из нас видит свою обстановку.
– Я так и подозревала… – с сожалением вздохнула она. – Камин и флорентийский подсвечник в ином мире?.. Стало быть, я не могу видеть твоих предметов?
– Нет, Джулия.
– А если ты возьмешь что-нибудь в руку? А? Давай попробуем. Возьми что-нибудь.
Алекс хотел было возразить, но вспомнив крест матушки Бианки, который он отчетливо лицезрел, схватил в руку первое, что подвернулось – тюбик зубной пасты.
В лице Джулии ничего не поменялось. Она пару раз метнула взгляд между его лицом и ладонью.
– Ты что-то взял? Я вижу пустую ладонь.
– Это зубная паста, – растерянно ответил он.
– Что? Зубная что?
– Паста. Флакон с густой субстанцией, которую мы наносим на специальную щеточку, чтобы чистить зубы.
И оголив зубы, он показал рукой движение щетки, вызвав тень брезгливости на лице Джулии.
– Это зачем? У вас такой обряд? Церковный или светский?
– Ну… Мы делаем это несколько раз в день, чтобы зубы не болели.
– У вас культ ублажения тела? Разве это не греховно? Господь посылает нам боль как испытание и напоминание. Отец Антонио говорит, что, ублажая бренное тело, мы калечим бессмертную душу и отдаляемся от Господа. А что говорят ваши священники?
– Наши… – Алекс запнулся. – Наши не столь строги.
– Ладно, – по её тону стало понятно, что разговор о зубах ей не совсем приятен. – А скажи, Александр, если ты отпустишь флакон, как он упадёт? Прямо вниз, или как-то наискось, или вбок? Как это происходит в вашем мире?
– Чего? – тупо пробубнил Алекс, не поняв странного вопроса. Его всё больше распекала горечь из-за её смотрин.
Джулия смутилась его непониманием.
– Например, Александр… – она пыталась пояснить вопрос, и задумалась, побегав глазами. – Скажи, у вас есть сады?
– Да.
– А яблоки у вас растут?
– Ну растут…
– Прекрасно. А теперь смотри. Допустим, ты проходишь под деревом, а с ветки над твоей головой срывается яблоко. Что будет дальше?
– Оно треснет мне по башке, – с нескрываемым раздражением ответил он.
– Значит, у вас есть тяготение… – Джулия задумалась с каким-то странным затаенным интересом.
В этот момент Алекс взорвался.
– Послушай, Джулия. Не надо издеваться надо мной. Сначала ты заявила, что едешь к жениху, а теперь рассуждаешь о каких-то падающих предметах. Да наплевать мне на все предметы! Падающие, лежащие и плывущие. Поезжай к жениху и будь с ним счастлива.
Алекса переполняла злость.
– Ой! – Она дернула головой в сторону, затем обратно. – Всё, мне пора. Прости. И да, можешь быть покоен, я не сброшу платка этому напыщенному индюку Артьюччо Каррарези. Он мне не жених и никогда им не будет. Потерпи пару дней, мой рыцарь Александр.
Она склонила голову, мило улыбнулась и, поцеловав свою ладошку, приложила ее к зеркалу, затем с задорным смешком выскочила из залы.
Шок и облегчение одновременно.
Пусть он не убедил Джулию написать синьору Филиппо, но это сейчас занимало Алекса меньше, чем некий напыщенный индюк Артьюччо Каррарези.
Надо же иметь такое мерзкое имя. Да и фамилия не лучше. И хрен его знает, что может произойти на этом гребаном турнире. А вдруг мачеха вынудит ее скинуть этот платок.
Так думал Алекс, отмеряя шаги по квартире, и понимая, что кроме индюка Каррарези его подспудно терзает какая-то не родившаяся мысль.
Тяготение! – вдруг полыхнуло в его мозгу.
Она сказала про тяготение. А еще яблоко… Так это наверняка яблоко Ньютона. Знаменитое яблоко Ньютона и закон всемирного тяготения звучат как должное тогда, когда сам Ньютон еще не родился.
Алекс знал, что Ньютон жил в середине семнадцатого века, но, чтобы точно сопоставить даты, бросился к ноутбуку.
Исаак Ньютон, родился 25 декабря 1642 года…
– Шестьсот сорок второго! – заорал он, вскакивая со стула и стал кружить по комнате, размахивая руками, дабы не сбиться с мысли, которой у него в этот момент не было. Были лишь чувства, вернее ощущения. Очень сильные, и столь же непонятные. Хорошие или плохие, он не понимал, сейчас это было одно и то же. Главное, что мозг, интуитивно узрел какой-то свет в тоннеле вопросов и проблем.
Ньютон не родился, а она говорит о его яблоке и законе всемирного тяготения… Ну ни фига себе! Так, успокоился. Успокоился.
Заставив себя остановиться, Алекс побрёл на кухню, просто за тем, что надо чем-то занять свои руки. Руки налили воды и включили чайник. Под его урчание и потрескивание он подсел за стол.
Так. Явная нестыковка. Причем первая крупная нестыковка в происходящем. Что это значит? А значит лишь одно. Ньютон и его яблоко живут в моем мозгу со школьной парты. Стало быть, происходящее все-таки является игрой моего мозга. Так?.. Стоп, стоп, стоп! Тогда Джулия всё-таки не реальна?