скачать книгу бесплатно
Приблизившись, Джулия прижала к зеркалу поднятую ладонь, и Алекс опустил на нее лоб. Вторую руку она прижала ниже, где их ладони сомкнулись. Алексу показалось, что холод был краток, а потом, из глубины зеркального мира он ощутил слабое тепло Джулии. Издав тихий стон, он покатал лбом по ее ладони.
– Милая… Что же ты делаешь со мной?
– Не больше того, что ты со мной уже сделал, Александр, – она заговорила с быстрым придыханием. – Как нам жить дальше? Ты видишь какой-нибудь выход? Ты старше, и ты мужчина, ты должен его найти. Заклинаю тебя, найди. И укажи мне этот путь… Ой! – Она отстранилась и прислушалась. – Меня хватились. Я должна идти. Близкие противятся нашим свиданиям, и теперь я хожу сюда тайно. Но ты не бойся, я продолжу приходить. Всё, милый, до встречи.
Чмокнув стекло и виновато улыбнувшись, она подняла подол платья и быстро ушла.
Алекс постоял, убрал нож на кухню, и поплёлся в спальню навстречу очередной бессонной ночи.
* * *
Выход? Какой тут может быть выход? Тут самому бы не загреметь в психушку или не сигануть в окно. Да и как можно думать о выходе, если я так и не понял, что представляет собой предмет моей дикой страсти: потустороннюю реальность или болезненный глюк?
Так размышлял Алекс, просиживая на работе. Именно, просиживая, потому что для Женьки он становился обузой.
Но, к чести Женьки, тот взял над Алексом некоторую опеку. Прикрывал его и даже пару раз оправдывал перед шефом. Он и сейчас был там. Буквально протоптал дорожку. Алекс уже знал, что скоро начальником группы станет Евгений Синельников.
И самое противное, что его это не терзало. Не подвигло рвать когти и грызть землю. Напротив, под Жекиным крылом он ощутил спокойствие и комфорт. Как в далеком детстве, когда Алекс был болезненным шибздиком, а Жека крепышом-боровичком. Да и ростом повыше.
В третьем классе, когда Жека болел, Инна Егоровна задала к 23 февраля придумать рассказ про отца. Детки вставали и хвалились, какой у них папа добрый, сильный и ловкий. А у девчонок еще красивый. Работал водителем, врачом, или служил в МЧС.
Потом Ленка Мазурина сказала, что её отец ушел в другую семью, а живут они с отчимом, и она не хочет об этом говорить. И села. Класс молчаливо замер. Училка пролепетала что-то сочувственное. Затем продолжили о сильных и ловких. А новенький, худой и курчавый, сказал, что папа их бросил. И вновь молчание.
В свой черед Алекс гордо заявил, что его папа геройски погиб на реке Енисей, в год, когда он родился. Училка непонятно сыграла бровями, послышались шепотки, а за спиной прогундел Вадька Яременко:
– Ага, полярник. Заливай.
Алекс ответил, что его папа был не полярник, а строитель мостов. Вадик подленько захихикал. Инна Егоровна выгнала его из класса.
Если бы Алекс сказал, что у него нет папы, обошлось бы молчанием. Но папа-герой выглядел слишком борзо. На перемене Вадик не унимался. Дразнил, говорил, что всем, у кого нет отца, матери врут про полярников и героев. Алекс схватил его за пиджак и ударил в плечо – слабо и неумело. Зато Вадик вернул как надо, с подсечкой, и уже лежачему добавил ногой по заднице и спине. Плакал Алекс не от боли, а от обиды.
На другой день пришел Жека. Он выбросил портфель Вадика в окно, а самому дал хорошего пендаля. Вадик Жеку побаивался и молча побежал во двор. После этого Алекс записался на бокс. Через год перерос Жеку, и вскоре уже стоял на физкультуре вторым.
* * *
Светка после командировки изменилась. Возвращалась недовольной и раздражительной. Ходила грустная. А еще стала молчалива и необщительна. Что вполне объяснимо, когда твой муж из здорового активного мужика вдруг за несколько недель превратился в тень отца Гамлета. Да еще и слова из него не вытянешь.
Следующий вечер выдался длинным и утомительно тяжелым, как и всякий вечер без Джулии.
Она появилась через пару дней, когда Алекс, боясь спугнуть этот слабый, уже знакомый душевный подъем, буквально на крыльях летел домой. И оказавшись там раньше Светки, коршуном пронесся в ванную.
Изумрудные глаза Джулии полыхнули радостью. Она уже стояла вплотную.
Приблизившись, Алекс поднял ладонь. Джулия улыбнулась робко и счастливо. Подняла свою белую, будто точеную, ладошку ему навстречу. Осторожно, словно боясь спугнуть этот миг, они подносили трясущиеся ладони друг другу. Холод стекла на миг отрезвил Алекса. В ее глазах тоже мелькнул испуг. Но каждый тут же ощутил слабое, на грани чувств, тепло с другой стороны. До скрипа поелозив ладонями и сближая лица, они уже знали, что холод губ будет краток.
Когда милые черты Джулии слились в его взгляде, а губы едва коснулись преграды, Алекс услышал ее тихий чувственный стон, стон страстного желания.
– О боже, как это жестоко…
Разгоряченные, они не ощущали стекла. Прикрыв глаза, терлись щеками, катались лбами, вновь сливались губами, пытаясь растопить собой зеркальную грань. Изредка, точно в бреду приоткрывая глаза, убеждались в синхронности своих движений. И, словно ощутив ее приоткрытый рот, Алекс, с мычащим стоном крупно мазнул языком стекло.
В этот миг глаза его приоткрылись, и сила ужаса, еще не охваченного разумом, оттолкнула от зеркала, где взгляд ухватил искаженное страхом лицо Светки рядом с удивленным лицом Джулии.
Он с силой зажмурился.
– Я чем-то тебя напугала, милый? – взволнованно спросила Джулия. – Что произошло?
– Саня… Санечка… Что это? – по рвущемуся голосу супруги Алекс слышал, как дрожат ее губы. А испуганные глаза буквально вылезали из орбит. Светка медленно пятилась к стене.
– Ничего, – твердо ответил Алекс, раскрыв глаза, и вызывающе смело уставился в оба женских лица.
Джулия напряженно изучала его тревожным взглядом.
– И это… это ничего? – давясь слезами, протянула Светка.
Когда, обхватив голову и рыдая, она пулей выскочила вон, Алекс ощутил минутное облегчение, и, собравшись, с легкой улыбкой обратился к Джулии.
– Любовь моя. Я вынужден тебя покинуть. Там, – он махнул в сторону двери, – что-то произошло.
– Что-то случилось в твоем замке? – с тревогой спросила Джулия.
– Да, что-то там… в моем замке.
– Береги себя, любимый. Надень доспехи. И вызови стражу! А ещё…
С решительным достоинством покидая ванную, Алекс был уверен, что сможет объясниться со Светкой, правда, пока еще не знал, как. Важно начать с испытанного приема – нападения.
Но нападения не вышло. Потому что Светка, казалось, не слышала его убедительных слов.
Сидя на диване с крепко обнятой подушкой, она, отрешенно уставилась в стену и медленно раскачивалась, словно ребенок-аутист. При этом тихо и жалобно плакала.
– Светик! Да послушай же ты. – Нагнувшись, Алекс положил ладони на ее плечи.
– Уйди! – Светка окрысилась так, будто хотела укусить. (Алекс отдернул руки). – Хватит держать меня за дуру. Хватит вешать лапшу.
Поднявшись и бросив подушку, Светка быстрым шагом ушла в ванную. А Алекс присел на диван, пытаясь обдумать план действий.
Судя по звукам, Светка орудовала на ванной полочке, сбрасывая на пол флаконы. Когда она появилась, дрожащими пальцами мусоля экран смартфона, у Алекса кольнуло в груди.
– Вот, полюбуйся. Это в день моего приезда. Жаль звук забыла включить.
Побледневший и поверженный Алекс наблюдал своё эмоциональное общение с зеркалом и жуткие игры с ножом.
– Ты следила за мной? Следила… Это же подло…
– Не о том думаешь, дорогой. Тебе нужна срочная помощь врача.
– Считаешь меня сумасшедшим?
– Если бы только я, – слёзно вздохнула Светка. – Вот, читай, – достав из кармана, она протянула сложенный вчетверо листок. – Это вручили мне позавчера в нашем дворе.
Развернув, Алекс впился глазами в дрожащий лист.
«Уважаемая Светлана.
Я приношу извинение за это письмо, а также за то, что не могу открыть своего имени. И пусть для вас я незнакомый человек, но я часто вижу вас и вашего мужа во дворе. Сама я врач, и хоть профиль мой не психиатрия, но в последнее время в лице и поведении вашего супруга я замечаю характерные признаки прогрессирующего расстройства. Если не начать лечение, это может привести к болезни, которая грозит развиться до неизлечимой стадии. Я могу ошибаться, и более того, рада буду ошибиться, но советую Вам приглядеться к поведению своего мужа. Не замечаете ли вы странностей? Не разговаривает ли он сам с собой? Не ищет ли уединения? Советую Вам установить записывающее устройство в месте возможного уединения, например, в ванной. И если я окажусь права, то вам следует убедить мужа обратиться к врачу, чтобы не запустить болезнь до принудительной госпитализации. Советую обратиться не в наш районный диспансер, а в психиатрическую лечебницу № 1, где работают настоящие специалисты, способные помочь и сохранить врачебную тайну.
Еще раз извините. Буду рада ошибиться».
Казалось бы, простой текст, но даже после третьего чтения Алекса не отпускало подспудное чувство, что он упустил что-то важное. Разум упрямо не отпускал от строк, заставляя перечитывать ещё и ещё.
И вдруг, внезапным прозрением высветилось нечто, упрятанное меж строк. Алекс даже вскрикнул. А Светка вздрогнула, и вновь с опаской прижала подушку.
– Светик, – произнес Алекс, скрывая возбуждение, хотя эйфория нарастала и растекалась, словно выпитый коньяк. – Это же подстава. Явная подстава. – Алекс смотрел в округлённые, недоверчивые и измученные глаза супруги. – Меня хотели свести с ума. Они зачем-то хотели меня упечь в психушку. Ты понимаешь?.. И им это почти удалось. Но, слава богу, они прокололись.
– Кто, они? – с тихим раздражением спросила Светка. – Инопланетяне?
Алекс сморщился, как от пропущенного удара.
– Я понимаю, что выгляжу ненормальным. Но сейчас ты всё сама увидишь. – Алекс побежал в ванную, откуда разнёсся его быстрый, с подъемом эйфории, голос и стук пинаемых ногами флаконов. – Они указали ванную. Это вектор. Явный вектор. И их прокол.
Выскочив с жуткой улыбкой и став в развилке коридора у двери в зал, он бегло огляделся.
– Отвертка! – с этим криком Алекс помчал в прихожую, откуда послышался нервный стук ящиков бытового шкафа, затем топот ног.
– Пойдем, Светик, пойдем! Сейчас ты всё увидишь! – Держа отвертку, как церковную свечу, Алекс исчез в ванной. Светка медленно и обреченно поплелась за ним, с мокрым лицом и в залитой слезами толстовке.
Ёжась в ознобе и обхватив ладонями локти, она привалилась к холодной гладкой стене, с затаенным страхом наблюдая неестественную быстроту движений и нездоровое веселье супруга.
– Они почти добились… Изображение было таким реальным… – твердил Алекс, осматривая никелированные крепления овального зеркала. – Это какой-то сложный проектор. Или жидкие кристаллы. Или даже плазма.
Алекс откручивал стопорный винт.
– Нас целыми днями нет дома… Они проникли и установили… Теперь пусть следственные органы разбираются…
Открутив второй фиксатор и придерживая верх, Алекс положил в раковину блестящие железки и с видом чародея приподнял зеркало вверх, удивляясь легкости, с которой оно пошло.
Сунув его под мышку и наклонившись, Алекс, казалось, носом ощупывал бледно-кофейные плитки кафеля, где не было и намёка на технические устройства. Через некоторое время он повернулся, окатив Светку тяжелым, полным непонимания взглядом, затем стал осматривать заднюю поверхность зеркала. Для верности даже поскрёб ногтем.
– Дай мне и возьми молоток. – Светка протянула руки (Алекс вопросительно сморщился). – Разбей кафель. Чтобы убедиться, что в стене ничего нет. Иначе тебя не отпустит.
Положив зеркало на стиралку, убитый Алекс, шаркая тапками и покачиваясь, поплелся в зал, где плюхнулся в кресло и подобрал ноги.
Выскочив следом, Светка побежала к дивану. Хлюпая и давясь слезами, завалилась лицом к стене. Громкие истеричные рыдания заполнили зал.
Сколько это продолжалось, Алекс не помнил. Он сидел, тупо уставившись в стену, не думая ни о чем.
Светка притихла и заворочалась. Села, вся в слезах и соплях, с раздутым носом и вспухшими искусанными губами.
– Ты пойдешь к врачу? – гундосо спросила она.
Алекс молчал.
– В общем так, – Светка тёрла рукавом лицо. – Мои силы кончились. С тобой мне не совладать… Да и не знаю, есть ли у меня такие права… (Брови Алекса сошлись, но он продолжил смотреть в стену). В общем так. Я передам записи и письмо Ольге Николаевне. И как она… Как вы с ней решите, так и будет. А у меня после этого будет своя жизнь.
– Маму не надо впутывать, – глухо сказал Алекс. – Пойду я к врачу. Пойду. Сам понимаю. Ты только запиши меня… Сделай, что надо. И я пойду. Не бросай меня. Я буду лечиться.
* * *
Принять решение тяжело. Но куда тяжелее его исполнить.
Как это будет? Как? И какой он, этот Кривоспицын? Что меня спросит? А что скажу я?
Ночами Алекс пытался представить беседу с доктором. Мысль о том, что ему придётся открыть Джулию, выставить ее напоказ, как экспонат, а потом отвечать на тупые и бестактные вопросы, кидала Алекса из пекла в озноб. Это было равносильно убийству Джулии. Такого предательства она не выдержит, наверняка, бросится из окна, живи она хоть в своём средневековье, хоть в лабиринтах его воспалённого разума. Да, он болен. Да, готов к лечению. К лечению, но не предательству. Ведь, живя в его голове, она тотчас об этом узнает.
Бред? Да, бред. Я болен, потому брежу. Но она-то есть. И так случилось, что я до беспамятства в нее влюбился. В эту воплощенную частичку себя. Такую тонкую и ранимую. Она не вынесет предательства.
Да и почему я должен о ней рассказывать? Ведь человека лечат от глюков, а не от Джулии, Вероники или Марии. Да хоть от Джона… Надо придумать глюк.
Мысль эта принесла успокоение и сон.
Для своего тайного лечения Алекс взял полный отпуск, и на всякий случай, оставил Женьке заявление еще на две недели за свой счет. Этого должно хватить. Другу он что-то наплел про ремонт у матери и отдых в Геленджике.
Светка тоже взяла неделю отпуска, чтобы быть рядом. Хотя, лучше бы этого не делала. Или нет, всё верно, спасибо, что взяла. Алекс не мог понять, что лучше, что хуже.
Во всяком случае, она оттаяла и повеселела, и, как могла, отвлекала его от тяжких мыслей. Стоит признать, она не только не выпытывала, а даже словом не обмолвилась о случившемся. Правда, зеркало пока решили убрать. Обернув одеялом, спрятали в шкаф за зимнюю одежду.
Бывало тяжко, особенно, когда Светка уходила в магазин. Пару раз Алекса накрывало так, что он, дабы не броситься к шкафу, запирался в туалете, трясся, жмурился, кусал до крови губы и бил себя кулаками по голове.
Когда отпускало, возвращался в «семейную идиллию» досматривать очередной фильм. Ради Алекса, Светка с неподдельным интересом смотрела даже фантастику.
В это утро Алексу показалось, что он проснулся внутри сна, и пошел, как зомби. В том же сне побрился и умылся. Горячие бутерброды и крепкий кофе. Потом Светка за рулём арендованной машины что-то болтала взахлёб. И вот уже больничный двор. Вахта. Гардероб. Лифт. Стулья коридора – изящные, на гнутых ножках, бежево-кофейных тонов.
4. Авиадиспетчер
Такие же стулья были и в отдельной палате, которую позволила страховка. Доктор не обманул – палата напоминала гостиничный номер. И теперь, валяясь в домашней одежде на застеленной кровати, Алекс думал, что этот комфорт сыграл с ним злую шутку: если бы речь шла об общей палате, он ответил бы однозначным отказом, а там будь что будет. И тогда не помогли бы ни речистые обороты, ни кандидатская степень молодого доктора, ни его страшилки. Тем более, что Алекс не предполагал здесь оставаться – ну не псих же он, опасный для общества. Поэтому слова Кривоспицына о 3–4 месяцах стационара ударили молотом по голове. После чего, измученный долгой беседой, он потерял способность сопротивляться.
Сейчас пытался вспомнить, в какой момент появилась Светка, прижалась, стала гладить ему руки и целовать лицо. Затем внимательно читала договор о добровольной госпитализации, пока лобастый доктор с расставленными крупными глазами давил убедительными фразами.
«Поймите, у вас комплексные галлюцинации. Зрительные и слуховые, да еще усугублённые головокружениями. Болезнь быстро прогрессирует. И если сейчас они в зеркале, то вскоре могут являться из каждой двери или шкафа. Поверьте, три-четыре месяца – не такая большая плата за возвращение к нормальной жизни.»
Ради возвращения к жизни можно и потерпеть. Вот только не убедил доктор, что этот стационар не станет ему пропиской или пожизненным клеймом.
Одно грело душу – Джулию он не предал. Вместо неё скормил психиатру сексапильную блондинку Леночку из архива, на которую пялились все мужики СКБ. И вышло так красочно, что, когда Алекс сочинял обтягивающую футболку на высокой тугой груди без лифчика, доктор довольно крякнул.
Когда подошло время обеда, Алекс уже знал, что здесь не едят, а «принимают пищу» и делают это исключительно в общей столовой. От мысли о «приеме пищи в коллективе» било током, поэтому обед был пропущен. Но к ужину недовольно бурчавший живот выгнал Алекса из убежища.
Внушительное меню приятно удивило. Две нянечки сновали меж столов, выспрашивая и удивительным образом запоминая. Кому-то несли сразу, а с кем-то вели загадочный диалог, расшифровывая мычание и тыканье пальцем, как у патлатого с большой бородавкой на носу.
