скачать книгу бесплатно
– Я все понимаю.
– Да?
– Я понимаю, что ваш мир, который вы так рьяно защищаете, долго не протянет.
– Что? – Галась не мог поверить свои ушам.
– Вы хвастаетесь тем, что доступно во всем мире: медицина, образование, промышленность… Поезжайте в ФРГ. У них все есть, и на каком уровне. Достаточно пойти в магазин, чтобы увидеть прилавки, забитые товарами, и все у них в порядке, на загнивающем Западе, и машины красивые.
– Потому что им помогает Америка…
– Так пусть и нам помогает. Зачем нам помощь Советского Союза, если все сводится к борьбе за мирное небо над головой, пустым магазинам и рваным штанам. У меня всего одна жизнь, и я хочу жить хорошо, хочу дом, машину и не хочу стоять в очередях за колбасой…
– Это материалистический подход к жизни, идеи важнее. То, что ты можешь сделать для всеобщего блага, для других.
– Для других я хочу, чтобы было право выбора, свободного выбора. Хочу, чтобы каждый сам мог решать, как он хочет жить, а не чтобы какие-то идеи решали вместо него. В жопу идеи.
– Я так понимаю, что ты хочешь свергнуть наш социалистический строй и ввести капитализм, – начал выходить из себя офицер, потому что разговор менял направление. Этот кретин был типичным представителем мира потребления, неспособным на жертвы во имя высших ценностей.
– Мне все равно, как этот строй называется, коммунизм или капитализм, хоть феодализм. Я хочу нормальности и поэтому разношу эти листовки, потому что люди, которые это пишут, хотят того же, что и я. Они хотят, чтобы в этой стране можно было нормально жить.
– И вы хотите влезть в головы молодежи, приехавшей на фестиваль, потому что это благодатная почва для экстремистов.
– Вы ничего не понимаете. Благодатная почва – это вся страна, которую вы уже задолбали. Вы сами подготовили поле, на котором прорастают новые идеи. Молодежь уже подрастает, она разнесет вас в клочья. Они уже кричат, они уже играют для вас похоронный марш на своих гитарах. Вы этого не заметили, но это не какая-то безымянная, безвольная масса, которой нужно дать пошуметь, чтобы потом их контролировать. Это думающие молодые люди, которые плевать хотели на ваш социализм. Они хотят хорошо и достойно жить. Но вы не в состоянии им это дать. Вы слышите барабаны? Это сигнал: вам-ско-ро-ко-нец, вам-ско-ро-ко…
Этого Галась не мог стерпеть. Он сорвался с места, схватил парня за длинные волосы и со всей силы ударил головой о стол. Когда он услышал хруст носовой кости, отпустил его. Задержанный снова упал на пол, а Галась с отвращением посмотрел на пятно крови, залившей экстремистские листовки. Он подошел к умывальнику у входной двери и начал мыть руки. Вода и мыло, это всегда его успокаивало. Часто в самые напряженные моменты он шел в ванную комнату, чтобы сунуть руки под холодную воду. Тогда приходило спокойствие. Сейчас тоже, когда он открыл кран и почувствовал холод, растекающийся по рукам, он быстро успокоился. Он оглянулся на лежавшего на полу парня. Он не двигался, но это Галася не беспокоило. Он знал, что ничего серьезного не могло случиться. Обычный удар в нос. От такого еще никто не умер, но многих это приструнило. Он надеялся, что этот засранец дважды подумает, прежде чем возьмет листовки в руки, чтобы распространять их среди молодежи.
Галась не мог понять, откуда в подростках берется такое упорство. Взять хотя бы этого. Его задержали сегодня утром на палаточном поле. У него был целый мешок литературы, которую он собирался раздать. Несмотря на то, что сюда приехали люди, интересовавшиеся музыкой, они охотно брали книги. Именно поэтому группу из десяти сотрудников Службы безопасности из соседних комиссариатов прислали сюда, в Яроцин. Его начальники в Познани, объясняя, в чем состоит суть задания, сказали, что в этом году на фестивале ожидается повышенная активность экстремистов. У них была оперативная информация, что приедут деятели подпольной «Солидарности», Конфедерации независимой Польши и движения «Свобода и мир». Нужно постараться задержать всех и конфисковать литературу, чтобы политика не мешала молодежи развлекаться. Молодым нужно веселиться, а не думать о всякой ерунде. Галась и его люди делали все, чтобы вычислить экстремистов. Им удалось добиться успеха. В последний день они задержали одного. Но на самом деле это было прикрытие для его настоящего задания. Задания по-настоящему важного и можно сказать исключительного, на выполнение которого он уже не мог повлиять, но он был уверен, что все должно получиться. В конце концов он сам придумал эту операцию.
Лучше синица в руках, чем журавль в небе, подумал капитан Фабиан Галась, усевшись за стол с книгой Яна Новака в руке. Пока задержанный не очнулся, ознакомлюсь, что эти деятели пишут…
12:15
Вокруг красной палатки собралась внушительная толпа зевак. Правда, нельзя было подойти так близко, как два часа назад, когда любой желающий мог заглянуть внутрь, но несмотря на запрет, красная палатка по-прежнему вызывала любопытство.
В конце концов не каждый день панки убивают попперсов.
– Я вам говорю, – убеждал своих друзей невысокий блондин в очках, на котором были только короткие джинсовые шорты и голубые кеды. – Сумасшедшие панки убили пятерых попперсов. Сначала их напоили, а когда те пошли спать, вошли в палатку и перерезали всем горло. Никто не выжил.
– И никто не звал на помощь? – удивился стоявший рядом парень в длинной красной тунике, пошитой из простыни.
– Они пьяные были, ничего не соображали. Ты кричишь, когда напьешься? – объяснил коллега очкарика в майке с надписью «Я люблю Войтека».
– Откуда ты все это знаешь? – спросил у очкарика парень в тунике.
– Мне рассказали пацаны, которые зашли туда первыми. Они их нашли и продавали билеты желающим посмотреть на этот ужас. А попперсы из Радома, у которых палатка рядом с нашей, говорили, что они уже собираются идти на панков, чтобы отомстить за своих.
– Откуда известно, что это панки убили? – настаивал хиппи.
– Ну ты даешь! – не выдержал очкарик. – А кто здесь, в Яроцине, самый чокнутый? Ты не знаешь, что делают панки, так посмотри, как они танцуют пого.
Харон стоял в стороне и курил сигарету в длинном стеклянном мундштуке, который от частого использования стал почти черным. Улыбаясь собственным мыслям, он краем уха слушал разговоры. Ему было жаль возбужденных идиотов, споривших о несущественных деталях и не знавших самого важного. Ну что ж, это ведь обычный сброд, который ничего не знает и ничего не понимает. Повторяют какие-то сплетни, говорят о панках, попперсах, глупых субкультурах. Ни один из них не знает правду, ни один из них никогда ее не узнает. Маленькие, ничтожные людишки. Они даже не в состоянии почувствовать, что среди них находится тот, кто знает больше других, кто обладает силой, недоступной другим. У них нет силы, чтобы посмотреть туда, где красная палатка, которую он сейчас прекрасно видит, не говоря о том, что у них нет таких способностей, чтобы проникнуть сквозь стены и заглянуть внутрь. Он мог сделать это без труда. Он мог увидеть больше, чем способны увидеть другие. Лишь он один, Харон, мог увидеть во рту девушки монетку, блестящий злотый. Она там была, он это знал. Она должна там быть, чтобы та, что лежит сейчас в палатке, могла спокойно доплыть до места назначения.
– Угости Зенека сигареткой, – послышался откуда-то снизу хриплый голос, прервавший размышления Харона. Он почувствовал, что липкая ладонь прикасается к его ноге. Он вздрогнул от отвращения. Он посмотрел на человека, сидевшего на траве и смотревшего на него, криво улыбаясь и показывая почерневшие зубы.
Харон наклонился и шепнул ему на ухо.
– Сегодня я не могу тебя забрать, но обещаю, что твой час наступит.
Сказав это, он ударил Зенека ладонью, разбив ему нос.
– Козел! – закричал Зенек, держась за окровавленный нос.
Однако Харон уже не слышал его крика. Он шел между палатками. Какое ему дело до какого-то Зенека, когда он столкнулся с чем-то великим.
д. Пенцково, рядом с г. Шамотулы
12:50
Скорый поезд Познань–Щецин, следующий через Криж, с грохотом проехал железнодорожный переезд и исчез за двухэтажным зданием станции Пенцково, чтобы через мгновение показаться за навесом, где пассажиры, вынужденные каждый день ездить на работу во Вронки или Шамотулы и Познань, оставляли велосипеды. Не прошло и десяти секунд, а от поезда, исчезнувшего из поля зрения, остался лишь затихающий постепенно звук. Воцарилась абсолютная тишина, прерываемая лишь кудахтаньем кур, копошащихся в придорожной канаве, и лаем собаки, доносившимся откуда-то издалека. Вдобавок ко всему монотонное жужжание мух, летавших над навозной кучей, украшавшей двор напротив магазина. Но это были естественные звуки, и никто не обращал на них внимания. А вот когда к деревне приближался поезд – пассажирский с черным локомотивом, выдыхающим клубы белого пара, или товарный, или современный электропоезд – все люди, которые находились рядом с железной дорогой, работали они в поле или шли по дороге в Каролин или в Гай-Малый, отрывались от своих занятий, останавливались и смотрели. Всего на минуту, просто ради развлечения, ведь это в любом случае интереснее, чем лошадиный зад. Франек Гвиздала тоже смотрел на скорый поезд, пока тот не исчез за стеной магазина, перед которым он сидел. Он не думал о том, почему смотрит на поезд. Поезд ехал, и он на него посмотрел. Если бы это был пассажирский поезд из Шамотул, он смотрел бы на него дольше, потому что он останавливался в Пенцково, и из него всегда выходил какой-нибудь знакомый, с кем можно было поговорить. Но это не был пассажирский поезд, и Франек перестал им интересоваться, он больше интересовался бутылкой пива «Нотецкое», которую держал в руке. Он сделал большой глоток, а потом закурил сигарету. В такой жаркий день не было ничего лучше пива для утоления жажды. Лучше, чтобы оно было холодным, но он ведь не мог требовать от продавщицы Чеси, чтобы она держала бутылки в холодильнике, потому что у кооператива их не было. Чесе хватало ума, чтобы не приносить ящики в магазин, на складе было хотя бы немного прохладнее. Это касалось не только пива, но и газировки, и минеральной воды. А для лучших клиентов у нее всегда находился ящик чернил. Сегодня лучшим клиентом был Франек. Он как раз ехал на участок за железной дорогой, где сын с женой вязали снопы пшеницы, потому что утром их два гектара обработал комбайн «Бизон» из Гая-Малого. Техника сделала свое дело, и теперь вся семья принялась за работу. Они работали в поле, а он на телеге, которую тянула лошадь Кася, отвозил снопы с поля в свой сарай. Они принялись за работу после восьми, как только комбайн уехал с поля. Франек сначала отвез зерно, а потом взялся за солому. Наверное, он ездил бы целый день туда и обратно, и совсем не думал бы о вине и пиве. Но произошло то, о чем он даже не мог мечтать.
В сарае рядом с курятником лежала целая скирда сухой маковой соломы, которую он обычно добавлял к корму для коров. Добавлял небольшое количество, ведь коровы становились грузными, если съедали слишком много. Добавлял немного, чтобы солома не пропадала, нужно же было что-то с ней делать. Но ее всегда оставалось так много, что весной он отправлял остатки в печь. В этом году он собрал много мака. Сдал мак в приемно-заготовительный пункт, оставив несколько килограммов жене на праздничный пирог. А соломы осталось столько, что сарай был забит до отказа.
Сегодня утром, когда он первый раз возвращался с участка, он с удивлением увидел, что в его дворе остановился белый «Фиат» с познанскими номерами. Рядом с машиной стояли двое мужчин. На вид им было лет тридцать. Они были одеты в джинсы и рубашки с длинным рукавом. Первый, низкорослый, коротко стриженный, обутый в сандалии, а второй, выше ростом, с длинными волосами и бородой, похожий на страдающего Христа, был в поношенных кроссовках.
Франек заехал во двор, остановил лошадь у сарая. Внимательно посмотрев на чужаков, он спустился на землю и закинул вожжи в телегу.
– Добрый день, – сказал длинноволосый, затоптав окурок, брошенный на землю.
Второй тоже бросил окурок, и оба двинулись в сторону хозяина.
– Добрый, – буркнул Франек.
– Вы Гвиздала? – спросил длинноволосый, протягивая руку в сторону хозяина, который отер потную и немного грязную руку о штанину, и только потом пожал руку гостя.
– Да, – подтвердил он, все это время настороженно глядя на чужаков.
– Мы от Янковяка из Познани, вы его знаете…
– Да, – подтвердил Франек, хоть и не мог припомнить никакого Янковяка из Познани или еще откуда-то. Хотя, если подумать, он когда-то знал одного Янковяка, когда служил в армии в Оструде. Но эти двое вряд ли имели в виду старого сержанта, который был его командиром в шестьдесят шестом…
– Он сказал нам, что у вас есть маковая солома на продажу, – сказал второй, в сандалиях, заметив неуверенный взгляд сельчанина.
Франек сразу все вспомнил. Это тот человек из Познани, с которым он разговаривал неделю назад на семенной станции в Шамотулах, когда сдавал мак. Он был в костюме, но несмотря на жару, не выглядел вспотевшим. Он тогда спросил его про солому, что он с ней делает, и много ли у него осталось. Франек честно ответил, что не знает, что с ней делать, а тот сказал, что есть способ переработать ее в какое-то энергетическое вещество, или что-то в этом роде, и что в Познани над этим ведутся работы, и если он хочет продать солому по сходной цене, могут найтись клиенты, то есть ученые, которые занимаются переработкой сырья. Он записал адрес Франека и сказал, что скоро отзовется. Но не отозвался, и Франек о нем забыл.
Он посмотрел на приезжих, они не были похожи на ученых. Может, длинноволосый немного, а этот в сандалиях ни капли.
Но кто их знает, как сейчас выглядят ученые, подумал Франек, почесав голову.
– Насчет соломы? – спросил он.
– Да.
– А где ваш транспорт?
– Вот. – Длинноволосый показал на «Фиат».
– Без прицепа?
Мужчины переглянулись и рассмеялись.
– Послушайте, – начал объяснять мужчина в сандалиях, – мы возьмем несколько мешков на пробу, чтобы проверить качество товара, а потом подумаем про следующую партию.
– Э-э-э, – махнул рукой сельчанин, – я думал, это серьезное дело, а вы на пробу.
В конце концов Франек запаковал четыре мешка, а приезжие положили их на заднее сиденье. Но заплатили ему неплохо, три тысячи, на две бутылки водки – подсчитал он в уме. Они договорились, что на следующей неделе они возьмут больше, и он даже помахал им на прощание рукой. Три тысячи, подумал он, за такую ерунду, они дали ему три тысячи злотых, не моргнув глазом. Это значит, что за все, что у него хранится в сарае, он может получить больше, чем за зерно, намолоченное с двух гектаров, на которых он вкалывал с самого утра.
Выгодное дело. Только бы приехали через неделю, думал он, глядя на коричневую бутылку пива из Чарнкова.
Он не собирался покупать сегодня пиво. Если бы не гости из Познани, он проехал бы мимо кооператива, даже не думая о том, есть ли у Чеси пиво. Но если уж в карманах много денег, можно их потратить. Когда он купил десять бутылок промочить горло во время работы, он подумал, что и после работы можно чего-нибудь выпить, особенно плодово-ягодного вина, как ему сказала Чеся, его только сегодня привезли, поэтому товар свежий. Он не мог устоять и взял две бутылки. Черт с ним, подумал он, выпью вечером за здоровье этих ученых. Только бы исследования прошли удачно, чтобы они вернулись. Если сказали, что вернутся, то скорее всего так и будет. Если ученые это сказали, так уж наверняка.
г. Яроцин
14:30
Седой, ростом сто шестьдесят сантиметров, очень худой милиционер внимательно осматривал территорию вокруг красной палатки. По-видимому, предварительный осмотр не был удачным, потому что офицер выругался сквозь зубы. Капитан Михал Лещинский отбросил брезент, накрывавший голову девушки, и выругался во второй раз. За годы работы в милиции он должен был привыкнуть к такому зрелищу, однако каждый раз, когда он смотрел на то, что сделал очередной вырожденец, не мог удержаться от эмоциональной реакции. Молодая красивая девушка, подумал он, нарвалась на какого-то козла, впустила его в палатку, а он воспользовался ее наивностью…
Он осмотрелся вокруг. Он увидел то, что искал. Погнутая алюминиевая стойка лежала на куче одежды. Он взял трубки и вышел наружу. Перед палаткой стоял Валишевский или Валевский. Капитан не запомнил фамилию районного прокурора из Яроцина. Прокурор посмотрел на офицера, ожидая объяснений.
– Я сейчас вас впущу, только установлю эту чертову стойку, чтобы хоть что-то было видно.
Он выпрямил согнутую трубку, потом соединил с остальными и исчез внутри палатки.
Спустя минуту красная крыша поднялась изнутри.
– Пусть кто-нибудь натянет тросы, чтобы стояла нормально, – крикнул Лещинский.
Двое милиционеров, помогавших проводить осмотр, натянули палатку снаружи с помощью тросов и алюминиевых колышков.
Спустя минуту следователь вышел из палатки и посмотрел на молодого прокурора.
– Можете посмотреть, но лучше не входите внутрь.
Валишевский или Валевский бросил на капитана злобный взгляд.
– Капитан, я знаю, как себя вести на месте преступления, чтобы не уничтожить следы, – огрызнулся прокурор.
– Следы вы уже не уничтожите, – криво усмехнулся милиционер. – Похоже, здесь прошел целый табун. Нам и так повезло, что вовремя появился Блашковский и навел здесь порядок. – Он посмотрел на толпу странно одетых зевак, стоявших в тридцати мерах от палатки.
Прокурор наклонился и заглянул внутрь. Однако быстро распрямился и отошел в сторону. Было заметно, что он побледнел. Он приложил руку ко рту, как будто его тошнило.
– Ну что, прокурор, не очень приятное зрелище? – сказал Лещинский, злобно усмехнувшись. Всегда одно и то же. Молодой и самоуверенный сотрудник, столкнувшись с жестоким убийством, теряет самообладание. Как этот неоперившийся прокурор Валишевский или Валевский.
Капитану Лещинскому на совещании у майора Мартинковского было поручено провести осмотр места преступления. В этом не было ничего особенного, потому что Лещинский чаще всего этим и занимался. Мартинковский, как и другие коллеги, считал, что он лучший в этом деле. Он был внимательным и дотошным, и не упускал из виду важные детали. Можно было не сомневаться, что если на месте преступления осталась какая-то улика, указывающая на убийцу, Лещинский ее найдет.
Расследование майор поручил старшему лейтенанту Бродяку, а в помощники дал ему лейтенанта Олькевича. По телефону он договорился с директором офицерской школы в Щитно насчет Блашковского, чтобы тот присоединился к группе на время расследования. Директор разрешил воспользоваться помощью всей команды курсантов, отправленных в Яроцин, потому что скоро фестиваль заканчивается, а там началось настоящее расследование, в котором они уже участвуют, так пусть научатся чему-то полезному, – сказал он Мартинковскому.
Прибыв на место, Бродяк и Олькевич сразу поехали в комиссариат в Яроцине, чтобы ознакомиться с собранной информацией, а на самом деле вытащить Блашковского, который, как им казалось, зашел слишком далеко.
Капитан Лещинский осмотрелся вокруг, проверяя, прибыла ли его следственная группа, но Бродяка нигде не было видно. Он махнул рукой Яблонскому, чтобы тот осмотрел труп. Патологоанатом в белом халате и с черной сумкой в руке подошел к палатке.
– Обрати внимание на левый висок девушки и скажи, что ты об этом думаешь, – сказал капитан. Патологоанатом молча вошел в палатку. Он вышел спустя несколько минут.
– Похоже на удар тупым предметом, несколько ударов. Преступник ударил несколько раз в одно место. Узнаем больше, когда она попадет ко мне на стол. Что касается времени смерти, прошло не менее двадцати четырех часов. Это тоже уточним в Познани.
– Скажи, чем ее могли ударить?
– Не могу сказать точно, – сказал Яблонский, замолчал на секунду, но потом посмотрел на следователя.
– Сообщу после вскрытия, но очень похоже на удар молотком, обычным молотком…
– Молоток? – повторил капитан. – Можно запускать криминалистов?
– Мне здесь больше нечего делать.
– Ну, тогда за работу, – сказал Лещинский сержанту Яцковскому, стоявшему рядом, с фотоаппаратом «Пентакс» на плече.
В этот момент к офицеру быстрым шагом подошел высокий мужчина в темном костюме. Ростом метр восемьдесят, с короткой стрижкой и аккуратно постриженной бородой.
– Вы проводите осмотр? – спросил он, подойдя к капитану.
Лещинский бросил на него холодный взгляд, предчувствуя проблемы. Он сразу определил, что это сотрудник Службы безопасности.
– Капитан Галась из Службы безопасности, – представился блондин, протягивая руку для приветствия. Лещинский протянул свою. Рукопожатие чекиста было на удивление мягким. Милиционеру это не понравилось.
– Сколько времени вам понадобится? – спросил Галась.
– Мы только начали, – неохотно ответил милиционер.
– Имейте в виду, – понизил голос чекист, как будто опасался, что их кто-то подслушает. – У меня приказ из центра, чтобы не было шумихи. Это ведь фестиваль, сюда приехало много людей, мы не должны привлекать внимание…
– Ну так и не привлекайте, а нам дайте делать свою работу.
– Вы не поняли, капитан, – Галась положил руку на плечо милиционера. – Вы должны как можно быстрее уйти отсюда.
Лещинский с недоверием посмотрел на чекиста.
– Я чего-то не понимаю.
