Под крылом чёрного ворона

Полная луна освещала ее, но туман, поднимавшийся со стороны ее лица, не давал рассмотреть ее лико. И когда я со старцем подошел ближе, то появилось новое видение. Вокруг этого изваяния горели небольшие костры, вокруг которых ходили шаманы. Один из них повернулся ко мне, его голова была похожа на голову ворона, но это был человек. Ростом он чуть ниже меня. Подошел ко мне, взял крест, рассмотрел его и покачал головой, мол, не тот. Я тогда подал ему второй крест, золотой, и он кивнул мне и заново вернул. А вместо рук у него было крыло, и он мне им показал куда-то в сторону…

Корр.: Вы сказали, то был человек, а не ворон.

В. Воробьев: Не перебивайте меня, пожалуйста. Я глянул туда, куда показал мне шаман, и поразился. Вокруг Золотой бабы стояли чаши, наполненные золотыми украшениями, фигурами животных, алмазами, рубинами. Я такого богатства еще никогда не видел. И когда я бросил туда оба креста, они заиграли такими красивыми красками, вы бы только это видели. Они обновились, они очистились от грязи, от темени, один стал ярко золотым, а другой – серебряным.

Корр.: Вы, Виктор Викторович, о чем-то ее попросили?

В. Воробьев: Да, я попросил у нее разрешения еще раз прийти к ней.

Корр.: А вы запомнили дорогу к ней?

В. Воробьев: Да, и я к ней приходил уже. Только пока еще не произошло того, что у нее просил. Но, вы знаете, вокруг тех мест нашел много интересных древних артефактов. Некоторые я привез на совет, позже они займут свои места в музее Академии, и вы их увидите.

Корр.: Виктор Викторович, а какие это артефакты?

В. Воробьев: Я вам их уже назвал. Это лягушки, медведи, волки, вороны. И когда их нахожу, то сразу же начинают происходить какие-то видения: ко мне приходит тот самый шаман-ворон, который сказал, что через пять лет она меня примет.

Все, извините, я, кажется, вам наговорил много лишнего. Люди подумают, что я выдумщик.

Корр.: А на самом деле как?

В. Воробьев: Я выдумщик. Сегодня же первое апреля.

P.S. Вот я и задался вопросом, дорогой читатель, не обманул ли нас, как и научный совет, наш гость Виктор Викторович Воробьев? Тем более перед нашим разговором, зная, что он не согласится нам рассказать о своих находках, я добавил ему в кофе коньяка, настоянного на золотом корне. И язык у человека развязался. И он мне несколько раз после этой встречи звонил с просьбой не публиковать этого интервью. Но разве, дорогой читатель, можно прятать сенсацию?»

Михаил закрыл журнал, еще раз глянул на его название. Да, вроде не юмористический «Крокодил» и к желтой прессе и близко не относится. Хотя и «Аргументы и факты» блещут прекрасной фантазией и юмором в своих первоапрельских номерах. Чего только ни пишут и про Ивана Грозного, и про Сталина… Ладно.

Михаил положил на стол журнал, посидел с минуту, пытаясь о чем-то вспомнить, а потом встал и пошел к выходной двери. У нее остановился, вспомнив, что интересовало его, и вернулся к столу, посмотрев на год выпуска журнала. Прибавил ему пять лет и невольно удивился, нынче как раз этот год.

«Хм. А не решил ли Витька разыграть меня? Это он любит».

3

Постояв у подъезда, Михаил прошел во двор и сел на свободную скамейку. Посмотрел на третий этаж, на кухонное окно, потом на балкон – вроде никто за ним не следил. Хотя зачем он гувернантке, которая убирается у Виктора Николаевича в квартире? Ей, похоже, больше интересен его телефон, с которым Клавдия Федоровна готова не расставаться часами. Она-то, в принципе, и разбудила Михаила, пытавшегося войти в транс, чтобы хоть как-то попытаться найти след старого товарища.

А его письмо вообще необычным было. Хотя это как сказать.

Михаил развернул лист – копию письма Виктора своему отцу, и еще раз – может, в десятый, перечитал: «Батя, извини, ушел в лес, не знаю на сколько, может, и надолго. Есть новая версия, и ее нужно попытаться исследовать.

Да, Мишке Филиппову передай привет. Долго с ним не виделся, соскучился. Если меня не будет больше месяца, то подключи его к моим поискам, и пусть этого никто не знает, кроме медвежатника. Он знает, кто это такой.

Спасибо, еще раз обнимаю тебя, отец, твой сын, Витя».

И все. Михаил посмотрел на рисунки, изображенные Виктором карандашом внизу письма. Мишка Витькиному таланту всегда завидовал. Тот с легкостью, как художник, набрасывал карандашом на листе бумаги кузнечика или муху. Да так точно, что казалось, будто он ее сфотографировал. И действительно, в семье, в друзьях Витьки не было художников, а когда брал в руки карандаш – глаз не отвести от его умения сделать несколько штрихов, которые принадлежат именно тому человеку, которого изображал.

Вот и сейчас письмо написал отцу очень короткое, а под ним нарисовал множество картинок, значит, что-то его подтолкнуло к этому. Что? А может, просто так, как в детстве, о чем-то думая, набрасывал на листе картинки, даже не задумываясь над ними, что в голову придет, то и писал? И вот здесь изображена оса, жалящая губу человека. Ой, как точно все отмечено: и испуг, и боль на лице парня! Летающая тарелка. А это точно она! Над озером рябь и штрихи ее света. Следующая картинка: медведь, напавший на лося. Четвертая – изба на курьих ножках. Пятая…

– Михаил, привет, дорогой!

Филиппов посмотрел сквозь слепящие солнечные лучи на человека, стоящего перед ним.

– Привет!

– Миша, как рад, что увидел тебя. Кого-то ждешь?

И только теперь Михаил узнал своего старого знакомого Федора. Фамилии его он не помнил, а скорее всего, и не знал. С Федором он познакомился на заводе строительных материалов, когда покупал доску для забора на дачном участке. Федор работал начальником цеха пиломатериалов. Человек приятной наружности, кстати, и его жена работала под руководством мужа на монтаже оконных блоков. Женщина симпатичная, как и сам Федор, люди интеллигентные.

– Миша, – присел с ним рядом Федор, – ты сейчас минут хоть на десять свободен?

– Да.

– Ну и прекрасно, пойдем ко мне, почаевничаем. Дочка из института приехала, жена торт сделала. Пойдем, пойдем. – И, ухватив Михаила за рукав, Федор потащил его к соседнему подъезду.

Жили они в двухкомнатной квартире, только это и помнил Михаил. Как-то бывал, когда покупал у них щенка спаниеля.

Дверь открыла юная леди. Обворожительной улыбкой встретив гостя, чмокнув в щеку отца и опустив глаза, отошла в сторону. Подталкиваемый в спину Федором, Михаил вошел в коридор, пытаясь погасить в себе желание рассмотреть эту юную красавицу в коротких черных шортиках, в такой же черной безрукавке-водолазке, с черными, вьющимися до плеч, волосами.

– Лариса, узнаешь дядю Мишу?

И, пожалуй, если бы Федор сейчас не назвал своей дочери Михаила дядей, то он бы продолжал стесняться, как юный мальчишка перед богиней красоты. А если «дядя», то все точки расставлены над «i». Михаил поднял глаза и улыбнулся Ларисе, которая смущенно тут же спрятала от него свои глаза и убежала в комнату.

– Ой, какие гости к нам пришли, – выглянула из другой комнаты радостно улыбающаяся жена Федора.

– Галина, это я его притащил к нам. Представляешь?

Вместо чая угостили гостя коньяком с лимоном, который снял у него напряжение и расположил к легкой, приятной беседе. Говорили обо всем: о ценах на бензин, о рыбалке, о городских проблемах. А потом о детях. Ларисе уже двадцать два года, учится на пятом курсе института, а вот с парнями не везет девчонке, и все из-за косоглазия.

– Из-за чего? Из-за косоглазия? – Михаил попросил родителей, чтобы те позвали Ларису зачем-нибудь на кухню.

Когда Лариса забежала, Михаил встал и, широко улыбнувшись, попросил красавицу посмотреть на него. А девчонка, словно и ждала этого, поддалась, сделала к нему шаг и посмотрела гостю в глаза.

– Пойдем в твою комнату, попробую помочь, – сказал Михаил и подал Ларисе свою руку. А она этого ждала, крепко сжала своими миниатюрными холодными пальчиками его ладонь, с силой повела Филиппова за собой.

В светлой комнате, кроме дивана, невысокого белого комода и письменного стола с компьютером, мебели больше не было. На это сразу обратил внимание Михаил, как и на тонкий аромат духов, напоминающий запах земляники. Но при этом отметил и другое: Лариса – девушка непростая, с характером. Затворив за собой дверь, она резко развернулась к гостю, подошла к нему вплотную, взяв его за руки, поедая его губы своими большими карими глазами, прошептала:

– Я так устала, помогите!

– Не торопись, Лара, – внимательно всматриваясь в глаза девушки, прошептал Михаил. – Это у тебя с рождения или от испуга?

– А-а? – девушка, несколько смутившись, стала делать вид, что что-то ищет в комнате.

– Хорошо, давай попробуем?

Лицо у Лары раскраснелось:

– А получится?

– Конечно, – прошептал Михаил и, взяв руки девушки, легонько помял их в своих ладонях и опустил их. – Расслабься, послушай меня. – И, поднеся открытые ладони к лицу девушки, спросил: – Чувствуешь тепло?

– Да, – прошептала Лариса, начиная быстро дышать и всматриваться в лицо своего доктора.

– А теперь слушай их тепло и отдыхай, – провел руками вокруг головы девушки и начал опускать до колен и назад, вверх. Потом зашел к ней сзади и повторил свои манипуляции: от затылка опустил руки ниже бедер и по бокам сделал то же самое.

– Ой, правда, от вас такое приятное тепло идет, – шепчет девушка.

– Расслабься, только не закрывай глаза и смотри, не моргая, на мою переносицу.

Поднеся руки к затылку, Михаил нашел там тонкую струйку тепла, представил, откуда оно идет, и «увидел» несколько «ниточек». Осмотрев их, догадался, что это всего лишь одна нить, раздвоенная на своем кончике и ее нужно срастить. Взяв «клей», он легонечко макнул в него кончик своего указательного пальца и смазал им волоски, прижал их друг к другу.

– Ой! – воскликнула Лариса и закрыла свои глаза ладонью.

– Успокойся, дорогая, все будет хорошо, – прошептал Михаил. – Убери руку с лица и закрой глаза. – И, выждав несколько секунд, продолжил: – Открой глаза и смотри мне в переносицу.

Девушка, подчиняясь своему доктору, внимательно смотрела на Михаила.

Подняв ладони, Михаил, сложив большие пальцы с указательными, «обнял» ими тонкие «трубки» молочного света. Это они, скорее всего, веточки зрения девушки? «Заморозив» их, он стал внимательно рассматривать их кончики – глаза. Они были такими интересными, словно бутоны еще не раскрывшейся розы. Нет, нет, они больше напоминали шляпки молодых подберезовиков или маслят. А с одной стороны каждого из них был открыт зрачок, да, да, глазной зрачок, и смотрели они чуть-чуть в разные стороны. И, отпустив их, прошептал:

– Ты становишься легкой, как перышко. Ветерок легонечко подхватил тебя, приподнял и уложил на диван.

Девушка, словно так и происходило с ней, отшатнулась от Михаила, сделала несколько шажков к дивану, села на него и легла на спину.

– Расслабься. Голова лежит на затылке, а глаза внимательно смотрят на мою переносицу и подчиняются только мне.

Михаил снова обхватил пальцами рук только ему видные те прозрачные трубочки со зрачками и начал двигать ими. Одна не поддавалась его пальцам, скорее всего, она стоит на своем месте, а вот вторая гуляет. Сдвинул ее чуть-чуть вправо, потом – влево, еще левее, и она во что-то утопилась и перестала поддаваться… Отошел назад и посмотрел на них: по росту теперь они были одинаковыми и зрачки ровно смотрели на него. Точно? Точно. Точно! Удалось!

Михаил, отпустив руки, не моргая, смотрел на зрачки девушки. Повел в сторону рукой и прошептал:

– Смотри на мой большой палец. – И продолжал наблюдать, как зрачки ровно уходят по глазнице влево, потом вправо, немножко вниз и вверх. Теперь они смотрят в одну точку вместе, помогая друг другу. – Закрой глаза, поспи…

Михаил встал перед девушкой на колени и, не дотрагиваясь до ее светящейся ауры, стал водить ладонями вокруг ее лица, шепча молитву-просьбу Всецарице, чтобы помогла девушке. Лариса слышала его молитву и, наверное, даже понимала его слова, это было хорошо видно по ее меняющейся мимике на лице.

И снова увидел Михаил ее глаза, через плотно закрытые веки, темно-коричневые угольки, смотрящие в одну сторону. Перекрестившись, Филиппов встал на ноги и сделал несколько шагов назад, уступая место родителям девушки, которые, как оказалось, уже некоторое время стояли за ним и наблюдали за происходящим.

– Пусть поспит, глазам нужно время, чтобы привыкнуть друг к другу, – прошептал он.

– А долго? – спросила Галина.

– Минут пять.

И вот, наконец, ожиданию пришел конец. Михаил с родителями Ларисы внимательно прислушивались к тихим шагам девушки, вышедшей из своей комнаты и остановившейся около большого зеркала в прихожей. И потом быстрые ее шажки в кухню, где сидели родители с гостем.

Прикрыв руками от яркого света глаза, Лариса раздвинула пальцы, убрала ладони с лица и посмотрела на мать.

– Ой, – вздрогнула от неожиданности та. – Лара, у тебя все восстановилось! Больше нет косоглазия!

…Еле-еле отбился Михаил от попыток Федора с Галиной всунуть ему в знак благодарности какие-то деньги, часы и еще что-то.

– Это не мне нужно говорить спасибо, – в сотый раз повторял он, – а Деве Марии, услышавшей ваши мольбы. А Ларка, – улыбнувшись девушке Михаил подмигнул, – забудет о своей проблеме и встретится с прекрасным парнем, который станет ее мужем.

– Правда? – Девушка, как малышка, бросилась к Михаилу и, обняв его, повисла на шее.

– Правда, правда. – Глубоко вздохнув, Михаил потихонечку отстранил от себя юное создание. И, еще раз пожав руку Федору, вышел из их квартиры.

4

Июньские ночи белые. Все можно рассмотреть, что происходит в полночь на улице: молодежь кучкой собралась на скамейке и слушает парня, играющего на гитаре. «Забытые» родителями маленькие дети играют в догонялки. Михаил, зашторив окна, вернулся на диван и, прикрыв глаза, стал потихонечку вводить себя в транс. Много вопросов накопилось за эти дни, которые больше и больше начинали ему мешать работать, заниматься своими повседневными делами, готовиться в конце концов к отпуску.

В дверь позвонили. То, что к нему пришла Инга, жена Виктора, Михаила не удивило. Она была несколько пьяна и весела. Войдя в комнату, она поставила на стол большую бутылку чуть надпитого «Мартини» и уселась на колени к Михаилу. Он попытался было ее мягонько отстранить от себя, но женщина не поддавалась. А, наоборот, его сопротивление ее даже раззадоривало, и Инга, сильнее обняв его, прижала губы Михаила к своим, начала их, целуя, кусать, не давая ему вздохнуть.

И все же ему удалось оторвать Ингу от себя. Но она уже не сопротивлялась, а положив свою голову ему на плечо, прошептала, что она так виновата перед самой собой, что поддалась непонятно откуда взявшемуся у нее чувству, и даже не чувству, а желанию стать богатой, все иметь, и, изменив Михаилу, бросилась на директорского сыночка Витьку Воробьева. Сколько она потеряла тогда, выйдя замуж за нелюбимого человека.

Михаил, слушая ее, не верил словам Инги. Он на всю жизнь запомнил ее радостное лицо на свадьбе. Он на всю жизнь запомнил, когда зимой со своей женой Зиной шел по безлюдному шоссе, она несколько раз проехала мимо них, медленно на своем белом «мерседесе», делая вид, что их не видела. Он на всю жизнь запомнил, как она, хозяйка магазина модной одежды, с омерзением посмотрела на него, сказав продавщице, чтобы дала ему какую-нибудь завалявшуюся вещь, мол, его жене и так ничего не идет… А вот теперь она сорвалась и, подальше закинув свою гордость, прибежала к Михаилу и упала ему на грудь, прося помощи. Михаил не верил ей, но он при этом не в силах был отказать ее рукам, расстегивающим его рубашку и ползущим по его груди, животу, ниже и ниже. Он был не в силах отказать проснувшимся своим чувствам, своей мечте ласкать Ингу, целовать ее шею, губы, груди…

Резкий, неожиданный звонок в дверь привел Михаила в себя. Он встал с дивана и, позевывая, пошел к двери. За нею стояла Инга в темно-красном коротком платье, с длинным разрезом впереди. Из огромной черной сумочки, висевшей на ее плече, выглядывало горлышко бутылки со спиртным. Это оказалось не «Мартини», а коньяк «Наполеон», один из самых дорогих коньячных напитков в их городе.

Михаил хотел было отказаться от рюмки, наполненной Ингой и придвинутой к нему, но что-то внутренне удержало его от этого поступка, и он, сделав небольшой глоток, через секунду, не раздумывая, осушил ее. Жидкость, скатываясь по глотке, сильно обжигала ее. Вторая рюмка пошла легче, а после третьей Инга без разговоров, сильно притянув к себе за шею Михаила, стала его целовать взасос. И он, как кролик, поддался этому красивому до невыносимости удаву и покорно подчинился ей, целуя в ответ ее шею, плечи, стягивая с ее груди бюстгальтер.

Но Инга, дав ему немножко свободы, вдруг резко отдернула его от себя и села к нему на колени, сильно обняв своими бедрами его бедра и сдавливая их, наползла своей грудью на его губы, заставляя его ласкать их. И Михаил, попав под ее тиски, все сильнее и сильнее сдавливал губами ее соски, груди, слюнявя их, что-то непонятное шепча и задыхаясь, все больше открывая рот, чтобы вздохнуть нехватающего ему воздуха.

Но и этот момент был недолгим. Инга соскочила с него, раздвинула ноги Михаила и, став на колени, сама начала, целуя, кусать его грудь, кожу живота, опуская свое лицо ниже и ниже, и, схватив губами его пупок, потянула его в себя. Михаил от непонятного предчувствия попытался защитить свой пупок, но ее сильные руки сковали его, и он в истерике начал что-то мычать, кричать, извиваясь от боли в ее оковах…

Инга положила голову на его грудь, снова начала руками сжимать кожу на его животе, делая круги шире вокруг его пупка, и шире… Михаил потянулся и замер в ожидании новой «экзекуции» гостьи. Но она спрятала свои коготки и начала поглаживать его кожу подушечками пальцев, все шире и шире…

…И снова истерика обоих, сопровождаемая криками, стонами, громкими чмоканьями, затащила их в тот азарт, все сильнее и сильнее ввергая их в пучину своих оргий.

В какой раз у них была передышка, он не считал. И снова Михаил, поддавшись той непонятной мощной и непоколебимой силе, отдышавшись, начал губами перебирать ее соски на грудях, все глубже и глубже «пожирая» их …

– Все, хватит, а то так и останусь у тебя на всю жизнь, – удержала за подбородок Михаила Инга. – Ой, как иногда я тебя хочу съесть, подумать только! И что ты нашел в Зинке? Только не говори ничего. Только не говори ничего, а то я тебя убью! – И, резко вскочив с кровати, стала одеваться, не давая ему вставать с нее, с силой толкая его назад.

– Все. – И сделав воздушный поцелуй, выскочила из его квартиры.

«Что это было? Сказка или фантазия? Я так ее даже толком и не рассмотрел. Как фурия, влетела в квартиру, разодрала мою одежду и разорвала мое тело. Что это было?» – прикрыв глаза, думал Михаил.

Никак не хотелось сейчас ему себя ругать, что скатился до такого низкого поступка, поддавшись забытым чувствам, занимался любовью с женщиной-мечтой, с чужой женой, женой его старого друга. И как не хотелось сейчас ни о чем думать, ни стыдить себя, ни ругать. Хоть бы эта ночь осталась между ними. Зинка для него – это жена, мать его детей. А Инга – как мимолетное влеченье…

Фужер коньяка он выпил залпом и провалился в глубокий сон.

…Утром сработал внутренний будильник, но вставать не хотелось, полежать бы еще, подумать о том, что произошло с ним ночью.

«Вот ведьма, а! Ну почему ты решила так сделать, а, Инга? Неужели ты еще любишь меня или решила меня купить и сделать своим рабом? Ах ты, ведьма, ну на кой я тебе сдался, а? Ну, что ты от меня хочешь? Инга?»

Что есть силы зажмурил глаза, будто таким способом решил наказать себя за совершенный ночью проступок. И только сейчас вдруг ощутил, что лежит не в кровати, а полусидя в кресле. Почему так? А кровать вообще не разостлана, даже не помята. Удивительно. Неужели ночью просыпался и пытался сделать все, чтобы хоть как-то спрятать следы своей подлости от кого-то?

И на столе не было бутылки коньяка, и в холодильнике, и в мусорном ведре, и в трех кульках с мусором, лежащих в прихожей. И в кухне так и осталась чистота. Что это? Неужели все то, что произошло, было сном? А может, все собрал и выбросил в окно и навел в спальне порядок и… в зале? А вот в прихожей остался грязный след от женского каблучка…

В обед узнал по местным новостям, что мэр города поздравил Ингу Воробьеву с победой в конкурсе на «Лучшее торговое предприятие среднего бизнеса». Этой награды она была удостоена вчера, часов в семь-восемь вечера, в городе Ханты-Мансийске. В принципе, за три-четыре часа после этого она могла добраться в Югорск из столицы их округа – это всего лишь триста восемьдесят километров. Так было то или нет?

5

Черный «мерседес» Инги с номером 007 он выделил из колонны машин сразу. Он ехал спокойно и, когда поравнялся с Михаилом, показал поворот налево, пересекая двойную линию, развернулся и остановился рядом с Филипповым. Черное окно приоткрылось, и он увидел перед собой лицо улыбающейся Инги.

– Садись! – то ли сказала, то ли прошептала она.

В машине было свежо, сиденье тут же, пытаясь расположить в себе удобнее садившегося человека, отъехало немножко назад и отпустило вниз спинку.

– Только не говори всякой чуши, – то ли предупредила, то ли попросила она.

Машина плавно тронулась вперед, набирая скорость.

И тут же он почувствовал руку Инги у себя на бедре, тяжеловатую, от которой идет приятное, растекающееся тепло по телу.

– Сегодня я тебя съем и буду это делать у всех на глазах, – шептала Инга все громче и громче, распространяя от своей ладони горячие волны по его бедру, бьющиеся о низ живота и выше, выше.

Михаил попытался что-то сказать ей в ответ, но в голове была пустота, во рту – сухость, язык окаменел, воздуха стало не хватать…

– Михаил Михайлович, вам плохо? Может, скорую помощь вызвать? – запричитала пожилая соседка.

Михаил закрыл рот и с удивлением смотрел на пожилую, седую, полноватую женщину, приблизившую к нему свое лицо.

Нет, это была не Инга, а соседка из квартиры напротив.

– Да нет, у меня все нормально, – попытался отстраниться от навязчивой женщины Михаил.

– А что ж это вы, дорогой, так тяжело дышите, с сердцем плохо?

– Да спасибо, все прошло, – соврал Михаил.

– А что ж это вы так? Нужно следить за собой. А то уперлись в машину, думала, заглядываете в нее. А это, оказалось, вам плохо. Сбежала вниз, а вы уже на скамейке сидите…

– И никого рядом не было? – перебил надоедливую соседку Михаил.

– Так вроде и никого. Женщина какая-то там стояла, глазела на мои окна. Да вон она! – вскрикнула баба Аня.

– Где? – Выдохнув и сдавив губы, Михаил осмотрелся по сторонам.

– Ой, да уже и ушла. Что, знакомая?

– Кто?

– Так та женщина…

– Да нет, – замотал головой Михаил.

– Наверное, с дружками засиделись? – продолжала расспрашивать баба Аня.

– Да, да, вы правы, – согласился с ней Михаил, пытаясь хоть на какое-то время освободиться от любопытной женщины. – Работы было много… – И, встав со скамейки, потихонечку засеменил на улицу.

А тяжесть так и не сходила с груди, расплылась, как мокрая тряпка, на кости ребра, давя своей массой на легкие и сердце.

И снова он увидел шестисотый черный «мерседес» Инги, стоящий на той стороне улицы, но уже не стал рассматривать сидящую в нем хозяйку, а наоборот, прикрыв глаза «про себя» перекрестился, еще раз, и еще. Перекрестивши свое тело со всех сторон, и снизу, и сверху, он тут же почувствовал душевное облегчение, вдохнул свежего воздуха, еще – раз, и открыл глаза только после того, как почувствовал свежесть внутри лобной части головы, снимающую тяжесть и разрывающую ее на мельчайшие части, растворяя в себе.

С той стороны не было «мерседеса», а только какая-то невысокая женщина, одетая в длинное черное платье, не спускала с него глаз.

«Ну и прекрасно, – подумал Михаил и, окрестив ее «про себя», – прошептал, да так, чтобы она видела движение его губ, – аминь!»

Как ее лицо после этого дернулось, словно кто-то неожиданно с силой толкнул ее в спину. И, опустив лицо вниз, она быстро пошла по переулку, теряясь среди людей, словно стремясь побыстрее убежать.

«Неужели это и есть та самая ведьма Феодора?»

Глава 3

Мын-Лунг

1

Володя так и не вышел из псарни, чтобы поздороваться с Михаилом, а продолжал медленно водить по холке Цэсы, словно что-то пытаясь найти у нее в шерсти. Собака в напряжении смотрела куда-то за сетку, скорее всего, и не смотрела, а ждала, когда ее хозяин Володя Чиж ей сделает больно. Да, да, именно этого она и ждала, догадался Михаил, так как сразу же после этой мысли лайка начала ерзать, попыталась встать на задние лапы, но Чиж цыкнув, ее тут же осадил.