Под крылом чёрного ворона

– Вы знаете, Мишенька, у того человека недавно погиб сын. Разбился на машине, осталось двое внучат, жена сына, которая еще находится в декрете. Понимаете? К счастью, этот дедушка, которого вы спасали, еще работает и хорошо зарабатывает, чтобы поддерживать семью погибшего сына. Но, инфаркт, а сейчас второй…

– Вы хотите сказать, что той тенью был его сын? – удивился Михаил.

– Может, и так, – присел рядом с ним доктор, – а может, и нет. Вчера хотел отказать вам, поступило шесть человек, и не менее тяжелых, чем Поздняков. А отказаться от встречи с вами почему-то не смог. Вот что удивительно!

– И что теперь?

– Не знаю, выходит, есть такие силы, которые спасли Позднякова. Выходит…

О чем они еще тогда говорили с доктором, Михаил уже не помнил, но то, что Михаил Филиппов каким-то волшебством смог «спасти» человека от инфаркта, по небольшому городу Югорску разлетелось мгновенно. Это больные из палаты слухи распустили, рассказав женам, детям о произошедшей на их глазах истории. А к концу лета, когда Михаил закончил практику в газете и вернулся в свой университет в Екатеринбург, то и там произошло с ним что-то вроде этого. Только не в больнице, а на трамвайной остановке. Он там встретил свою старую знакомую, Зину, студентку с юридического факультета, и рассказал ей о том, как провел каникулы. И вдруг услышал сзади себя громкий женский голос:

– Забери меня с собой!

Михаил резко обернулся – и замер. Совсем юная блондинка в черном шарфе, накинутом на голову, в черном платье, широко открытыми глазами смотрела куда-то вверх и кричала, словно пытаясь кого-то невидимого в небе остановить.

– Я не хочу жить без тебя! – И бросилась под идущий к их остановке трамвай. Но Михаил в одно мгновение удержал и притянул ее обессиленное тело к себе, которое уже находилось в бессознательном состоянии и повисло на его руке…

И тут же кто-то помог поддержать ему ее обвисшее тело.

– Я врач, отпустите девушку, – сказал человек в военной форме и, приподняв ее, уложил тело юной женщины на скамейку.

– Ну, ты даешь, – обняла его руку Зина. – Миша, а как ты почувствовал, что она сейчас бросится под трамвай?

– Как, как? – удивился Михаил. – Она же кричала.

– Ты чего? Она стояла тише мышки, это мы с тобой горланили на всю остановку.

– Правда? – смутился Михаил. – Она меня просто толкнула в спину, и я невольно ее схватил, думал, споткнулась и падает на рельсы.

– А-а, вот как, – успокоилась Зина. – А это правда, что тебя ранили в Афганистане в голову?

– При чем тут это? – глянул в зеленые Зинкины озера Михаил.

– А-а, так кто-то сказал мне. Ты же десантником там был?

– Где?

– Ну, в Афганистане.

– А ты хочешь за героя выйти замуж? – отвел в сторону любопытство курносой «шоколадки» Михаил.

Зинка смутилась и, широко улыбнувшись ему в ответ, стукнула своим маленьким кулачком Михаила в грудь:

– А я и не против! Делай предложение!

– А десантники по-другому и не могут, чуть что, грудью на пулемет. А у тебя пули еще остались? – И, обняв Зинку, прижал ее к себе. Навсегда, получается.

Правда, об этом узнал он через несколько лет, когда решился ей сделать предложение. Именно решился…

3

Придвинув поближе к себе недопитую бутылку водки, Михаил посмотрел сквозь нее.

– Ну, а что делать? Что? Допить тебя и лечь спать или…

Резкий телефонный звонок мобильника его не испугал, Михаил словно ждал его. Номер был незнакомым.

– Михаил Филиппов, слушаю вас, – представился он в трубку.

– Привет, Миша, это отец Виктора Воробьева.

– А, добрый вечер, извините, Виктор Николаевич, – встал со стула Михаил.

– Это ты извини, что так поздно звоню. Миша, нам нужно с тобой встретиться, поговорить.

– Хорошо, я не против, Виктор Николаевич. Когда, завтра? Утром, днем или вечером?

– Давай сейчас, – перебил его старший Воробьев. – Очень нужно именно сейчас с тобой поговорить.

– О Викторе? – спросил Михаил. – Да, но я выпивши, я…

– Да я уже подъехал, сейчас поднимусь, встречай. Да, а можно я с Ингой к тебе зайду?

– Нет, нет, нет, – затараторил в трубку Михаил. – Зина с детьми уехала в отпуск, я тоже скоро уезжаю за ней, через, ну… то есть к ней, и у меня здесь, в квартире, такой бардак…

Но Михаил говорил уже гудкам, барабанной дробью стучащим своими невидимыми палками ему в ухо.

Виктор Николаевич Воробьев был уважаемым человеком в городе. Лет пять назад его, директора кирпичного завода, избрали депутатом городской Думы, а недавно, после выборной кампании, стал главой города. Но для Михаила он так и оставался отцом своего старейшего друга Витьки Воробьева, с которым они жили не только в одном дворе, учились в одном классе, но и влюбились в единственную в их доме девчонку.

Удивительно, но Инга, всегда цветущая, немножко пышная женщина, сейчас была темнее тучи и сильно исхудавшая. Ее почти не узнать. Пропустив гостей вперед, Михаил подал руку Виктору Николаевичу, крупному мужчине, который своей огромной горячей ладонью, вместо того чтобы пожать руку, приобнял его.

– Заходите, Виктор Николаевич.

– Да, да, спасибо, мы по делу к тебе.

Михаил пригласил гостей в зал.

– Сейчас вас чаем угощу с медом.

– Это хорошо, – согласился старший Воробьев, – мы с Ингой к тебе не на пять минут, разговор сердечный.

– Да, да…

…Виктор Николаевич, как и Инга, к чаю так и не притронулся. В принципе, как и Михаил. История, которая произошла с сыном Воробьева, была никому непонятной.

– Ведь я его никогда не принуждал бросить свое хобби, – стукая своим кулачищем по ладони, продолжал говорить мэр. – Взрослый мужик, отец двоих сыновей, а в душе, ну, ребенок! Только что-то новое услышит из истории про ханты, так сразу бегом на раскопки, как будто и у него все это есть, вот совсем рядом.

– Да, да, – согласился Михаил. – Все мы, наверное, несмотря на свой возраст, немножко дети.

– Может, и так, – как-то по-отечески посмотрел на Михаила Виктор Николаевич.

– Мы не раз писали о его находках, – закивал головой Михаил. – За Эсской в районе поселка Агириш он с археологами нашел поселение древних ханты, или манси, а в интервью сказал, что это был другой народ, живший здесь в третьем – пятом веках и даже раньше – арийцы. Я тогда об этом не стал писать в газете, эту фразу из его интервью выбросил, так он из-за этого с экрана телевизора на меня такие нападки устроил.

– Да нашел на кого обижаться, – похлопал по колену Михаила Виктор Николаевич.

– Да я это так, с грустью. Они тогда нашли фрагменты тигля, емкости для переплавки металла с остатками золота. Это представляете, на Эсске, в болоте, откуда же там золото? Он же потом и геологов туда вызывал, и те ничего там не нашли, ни золота, ни алмазов.

– Мишенька, ну, он же простой человек, который живет своими верами, своими идеями, и он же находит поддержку среди таких же людей, как он, – растягивая слова, как наставляя, начал говорить Виктор Николаевич. – А золото, ну, честно говоря, он всегда его по крупицам собирал. Это так тебе, между нами скажу, и на реке Конде, и на берегах Эсски, и у реки Ух. И, знаешь, Мишенька, принесет этот ворох камней, тыкает пальцем в еле видные крупицы на них и говорит, что это золото. И, знаешь, доказал ведь! В Екатеринбурге ученые с ним согласились. Только больше их заинтересовало не золото, а сами камни, их история непонятна. Ручьи-то этих рек родниковые, из болот идут…

– А что же он сейчас нашел, Виктор Николаевич?

– Ой, даже стыдно говорить…

– Золотую бабу, – вступила в разговор молчавшая до этого Инга. – Уперся лбом и говорит, что Золотая баба не на реке Казыме покоится, а где-то… Виктор Николаевич, можно ему говорить? – И посмотрела на своего свекра.

– Так мы за этим и пришли к тебе, Мишенька.

– На Эсске? – улыбнулся Филиппов.

– Вот, и ты об этом говоришь.

– Так Виктор об этом тоже говорил мне. Представляете, все ученые говорят, что Золотая баба спрятана хантами в низовье Оби, на реке Казыме, а этот – нет, на Эсске. Он что, там был в то время с ними? – придавил усмешку Михаил.

– Вот и я о том же, – глубоко вздохнул отец Виктора. – Хотя я с ним тоже в какой-то степени согласен. Рядом Урал, золото в наших краях тоже было, так что и Золотых баб ханты, манси можно было иметь не одну. Ведь все начиналось здесь с язычества.

– А поиски Виктора по Эсске вы, Виктор Николаевич, вели? – решил изменить тему разговора Михаил.

– Так где только мы его уже ни искали. Каждое деревце, кустарник осмотрели за километр от Эсски с обоих сторон, каждую тропку прошли с собаками. Таких знаменитых кинологов приглашали из Екатеринбурга и Перми, и ничего. И ручей Вой прошли весь, и Большой и Малый, и Ух, на десятки километров по всей округе от него, и ничего. Неужели мишке в лапы попал или росомахе, или… я даже уже не знаю, что и думать. – У Виктора Николевича голос задрожал.

– Да уж, – вздохнул Михаил. – А я чем в таком случае смогу вам помочь, Виктор Николаевич?

– А я, Мишенька, уже и не знаю, к кому обратиться. Ты же старый друг Витькин, да еще и даром таким обладаешь, экстрасенсорикой.

– Да я же…

– Наслышан, Мишенька, наслышан, – встал с кресла Виктор Николаевич и развел руками. – Ты уж прости меня, Мишенька, за такую просьбу. Я с собой карту района принес. – И положил большой сверток на стол. Я прошу, ты не обижайся на старика, помоги. – И, приложив руку к сердцу, направился с Ингой в коридор, к входной двери.

4

Карта Советского района была огромной, по краям прихватывала границы Урайского, Березовского и Октябрьского районов Свердловской области. Михаил положил ее на пол и стал рассматривать очертания железной дороги, бегущей через таежные просторы к далекой Оби. У реки Эсс приостановился и провел пальцем по ее кривой синей линии, уткнувшейся в более широкую синюю змейку реки Конда. Повел над ней ладонью, потом – тыльной стороной назад, пытаясь уловить хоть какое-то изменение температуры воздуха. Сначала до реки Конды, потом назад, до озера Тор, к которому летом без мощного внедорожника никак не добраться: дороги размыло, болота поднялись, а ручьи своими бурными потоками разбили и так уже на ладан дышащие мостики. А на Торе места девственные остались, и лось непуганым был, и олень. Бывает, сидишь на лодке у берега, рыбачишь, а он тут же стоит в воде, водорослями лакомится и на тебя свысока поглядывает.

Михаил вздохнул. Да уж, здесь с Витькой они любили бывать. На той стороне озера, где Эсска впадает в Тор, несколько изб было. У той избы, что на самом болоте стояла, хозяина не было, стояла полуразвалившаяся. Ее фундамент, полы, правда, еще крепкими были, да и стены из толстого бруса тоже, только крыша просела, и то по самому верху… Чья была изба? Что-то по этому поводу Витька ему говорил. Кто, кто? А Борис Иванович Балашов! Он в семидесятых годах был председателем поселкового совета поселка Комсомольский, который в девяностых годах стал городом Югорск. Да, да, Балашов, говорили, заядлым охотником был. До этого в Великую Отечественную войну чекистом служил, потом – в Смерше, потом – в КГБ, и на старости занесло деда в таежный поселок. И глаз у него был цепкий, по-хорошему говорил, выведывал все, и любил во всем пунктуальность. Если сказал, что буду там-то и в такое-то время, то обязательно в это время и появлялся. И от других того же требовал.

…А изба его была необычной. Такие толстые бревна, из которых были сложены стены, Михаил не так часто встречал в том лесу. А какими ровными были у них края спила! Провел по ним рукой и не нащупал даже ямки или какого-то подъемчика или сучка от сердцевины. Какой же длинной должны быть пила, которой их распиливали? Метра под два-три, не меньше. А какая лестница была высокая, которая стояла у окна! Чтобы на первую рейку наступить, нужно высоко ступню поднять, почти до пояса. У Мишки это не получилось, а вот Витька с легкостью взлетел и на первую ступень, и на вторую, и на последнюю, и скрылся.

Значит, нужно по веревке к нему забираться, а то один Мишка у избы останется. А где она, эта веревка?

Зашел Михаил за избу, а там Борис Пантелеймонович что-то копает под деревом, в яме стоя по пояс. Побежал Мишка об этом сказать Витьке, а того не видно на крыше, куда же он пропал? Вернулся Михаил к Балабанову, а тот по шею уже в той яме стоит и продолжает копать, выкидывая из нее лопатой землю. И вдруг, выпрыгивает из нее и кричит: «Тащите его сюда, тащите!»

И появляются у ямы люди, лица которых Михаил никак не может рассмотреть. И подтаскивают они к ней лося. А это вовсе и не лось, а Витька в его шкуре. Он сопротивляется, не хочет лезть в яму, но его с силой туда заталкивают эти четверо. Но вдруг потемнело все вокруг, а когда начало светать, одна лосиная шкура осталась в яме. Поднял голову Михаил и увидел огромную птицу, уносящую Виктора. И не держит она его в своих когтях, а он сидит на них, истекающий кровью, и зовет за собой Михаила…

– Ты жив? – кричит ему Михаил.

– Спаси меня! – кричит ему в ответ Виктор. – Спаси от них! Спаси от них, Миша! Спаси!

Михаил осмотрелся по сторонам, но никого нет, и холодно стало…

…Первым, что сделал Михаил, когда проснулся, закрыл окно и, перед тем как идти в спальню, еще раз глянул на карту, лежащую на полу, и, прищурившись, стал рассматривать, словно что-то выискивая в ней.

«А что я ищу?» – опустившись на колени, спросил у себя Михаил. И увидел гусеницу-машину, плывущую по болоту, и сидящих в ней четырех человек. Теперь хорошо рассмотрел Бориса Пантелеймоновича Балабанова. Да, да, это именно он кричит водителю остановить машину прямо посреди покрытой водой трясины. И кричит: «Сбрасывайте его, топите!»

Четверо незнакомых людей в черных рясах поднимают связанного человека и бросают его в болото. Тот тонет и кричит: «Я ему в спину стрелял, не выживет Воробей. Спасите меня, что вы делаете?»

«Фу ты!» – проснувшись, Михаил начал массировать виски, оторвал глаза от карты и прикрыл их. Боль в висках становилась нестерпимой.

…Вот она наполнила стакан, который нужно аккуратненько поднять, чтобы не разлить яд, наполнивший его, и убрать подальше от своей головы. Михаил пальцами ухватился за змею, выглядывающую из виска, вытащил ее из головы и отбросил от себя, продолжая наблюдать, как воздух разрушал ее на мелкие части…

На мониторе сотового телефона поблескивал золотой конвертик – письмо от отца Виктора: «Выручи, найди сына».

«Да уж! – Михаил сел на диван и хотел было перезвонить старшему Воробьеву, да вовремя себя удержал, на часах только половина пятого утра. – Совсем непонятная история получается, Виктор Николаевич Воробьев. Скорее всего, не на археологические поиски собирался ваш сын, а на охоту, на лося. Что-то здесь не сходится, Виктор Николаевич, что-то вы мне не договариваете с Ингой. Это кто же заинтересован убить его и за что? Кто же ему стрелял в спину? Почему я увидел именно Бориса Пантелеймоновича Балабанова? Балабанова, местного мафиози? Хм. А ведь давно не думал о нем, и на тебе, во всей своей красе предстал, Витьку убивает. Да уж!»

Глава 2

Ведьма

1

В комнате было не только сумрачно, но и холодно. Напрягая мышцы груди, спины, бицепсов, чтобы хоть немного согреть свое тело, Михаил осмотрелся по сторонам. Справа от входа вся стена была закрыта светло-серыми стеллажами-пеналами с одинаковыми по размеру ящиками и наклеенными на них бирками. Левая стена от пола до потолка – книжные полки. С торцевой части комнаты, слева и справа от двери, ящики, из которых выглядывали концы множества разноцветных трубок-тубусов.

– Извини, Мишенька, – зашел в кабинет Виктор Николаевич Воробьев, включил свет и, остановившись у стены, нажал на включатель небольшой пластмассовой коробочки.

Заработал калорифер, нагоняя теплый воздух в помещение.

– На улице за тридцать, а здесь семнадцать, сейчас немножко теплее сделаю, Мишенька. Двадцать пять градусов будет, нормально?

Михаил пожал плечами.

– Ну и отлично, сейчас кофе будем пить. А это все Витькино богатство, – поджав губы и обведя руками комнату, сказал Воробьев.

– Не понял.

– Ну а что понимать, дорогой мой. Это бывшая комната Виктора, он, когда переезжал от нас, попросил ее оставить за собой и хранит здесь самые важные документы. Здесь находится все, что он не хочет показывать другим. – Виктор Николаевич, открыв один из ящиков, вытащил небольшую деревянную коробку. – Читай. – И протянул ее Михаилу.

– Четырнадцатый, нет, извините, шестнадцатый век, кольца от кольчуги. Интересно. – Михаил посмотрел на стоящего рядом улыбающегося отца Виктора.

– А вы дальше читайте, Мишенька.

– Кольца кольчуги казака отряда Ермака, поселок Пелым, сорок семь километров на северо-восток к поселку Пионерскому, на границе ХМАО-Югры, река… – И, не дочитав, открыл коробку и стал внимательно рассматривать наполовину съеденные ржавчиной тончайшие прутки-проволоки. – Даже не верится, что это железо, вернее, булатное железо, которое когда-то выдерживало топор и меч, а сейчас труха.

– Так вот, Мишенька, на каждом ящичке стоит нумерация. Там, – мэр ткнул пальцем в другую сторону стенки, – есть полка под этим номером с записями Виктора. А там, – он обвел рукой ящики с тубусами, – карты. На каждом пенале есть такая же маркировка с номером. Я, к сожалению, ничем больше помочь не могу тебе.

– А Инга, работники музея?

– Инга, говорите? Вы знаете, Мишенька, я ее не переношу. – И мэр вплотную подошел к Михаилу и посмотрел на него сверху вниз. – И вам не советую ей рассказывать об этом месте, где мы сейчас с вами находимся. Между нами, – Виктор Николаевич наморщил лоб, – они вместе уже давно не живут, разве что только в одном доме. Что создавал я для сына – все прибрала в свои руки, пытается теперь и его находки прибрать в свои руки.

– Не понял? – удивился Михаил.

– А очень просто, Мишенька. – Виктор Николаевич подошел к одному из пеналов, ткнул рукой в ящик, расположенный на первом этаже от пола, и попросил Михаила открыть его. – Вы в него в самый конец руку протяните и нащупайте коробку картонную. Там, там, нащупали? Вытаскивайте ее.

Коробка была большая, из-под обуви, заполненная ватой. Внутри нее спрятана коробочка, в которой лежала замотанная в бинтах тонкая зеленая полукруглая пластина.

– Осторожнее только, Мишенька, посмотрите в ее центр. Что там видите?

Михаил прищурился, всматриваясь во вдавленную печать посередине пластины.

– Вроде орел двуглавый?

– Так вот, Мишенька, Виктор хочет доказать, что это пластина Ермака. Вроде бы золотая она.

– Какого Ермака, Виктор Николаевич, который при Иване Грозном, что ли, с казаками Сибирь завоевывал?

– Вот, и ты грамотный, как Виктор, – глубоко вздохнул Воробьев-старший. – Там все прочитаешь про это, – махнул он в сторону библиотеки. – И многое другое узнаешь, а там и сам поймешь, стоит ли о том, что нашел Виктор, говорить с людьми вслух, особенно с его женой.

Кофе был ароматным и непривычным для Михаила по своей горечи.

– Виктор Николаевич, так сколько дней уже нет Виктора? – И только теперь начал рассматривать лицо мэра. Оно было сильно загорелым, но и шоколадный оттенок кожи не смог спрятать за своими красками множество мелких морщинок под свисающими тяжелыми мешками под глазами, множество ломаных трубок-вен, словно приклеенных к коже на висках, окрашены проседью волос, и усталость в глазах – молочной мутью заполненных.

– Сорок семь дней и семь с половиной часов, Мишенька, – прошептал Виктор Николаевич, смотря своим мутным взглядом в глаза Михаила.

– Один?

– Он почему-то мне об этом не сказал ничего. Да я и не спрашивал, потому что не знал о его сборах. И он так всегда делал, бросал в почтовый ящик письмо. Оно, Миша, перед вами на столе. – Виктор Николаевич указал подбородком на край журнального стола. – Все прочитаете, Мишенька. – И, приложив руки к сердцу, продолжил: – Мишенька, только не отказывайте старику. На все готов, только бы сын вернулся…

– Да, да, да, – закивал головой Михаил, – но я через две недели, то есть не это я хотел сказать, – смутился Филиппов. – Завтра должен вылететь в город Белоярский, там мэр района будет встречаться с коммерсантами, обсуждать вопросы по оказанию им помощи в развитии бизнеса…

– О, сейчас, минуточку. – Виктор Николаевич достал из бокового кармана сотовый телефон и, что-то быстро найдя в нем, позвонил. – О-о, всеми уважаемый президент страны Заобской-Белояркой, – с восторгом сказал он. – Да, да, угадал, это я, властелин Югорский. Ха. Да все что могу делаю, да, да. Верю, верю, что жив и здоров сын. Ты уж извини меня, Сергей Николаевич, что отвлекаю от дел. Завтра у тебя там встреча с бизнесменами вроде бы? Послезавтра?! А, ну-ну. Выручи меня, собкор окружной газеты должен быть у тебя… Да, да, Филиппов Михаил. Он здесь мне очень нужен, Сергей Николаевич. Ну что, да, по Виктору, они ж друзья с детства. А что? Спасибо. Так вот пришли мне на факс заметку по твоему совещанию с бизнесменами. Да, да, только так, поострее чтобы было написано. Ну, ты сам понимаешь, окружная все-таки газета. Та кто там тебя критиковать будет-то. Ты у нас всегда на первом месте, тебя губернатор в пример всегда нам ставит. Вот-вот. Ну а я о чем?! Просто решения, принятые на вашей конференции, чтобы все знали, как ты заботишься о людях. Спасибо, спасибо, давай, ага. Да, до свидания, дорогой. А ты, Мишенька, что-то хочешь передать мэру? – Виктор Николаевич передал телефон Михаилу.

Но Михаил, приподняв руки, замотал головой.

– Ну ладно, да он уже и трубку положил. А потом куда-то еще собираешься?

– Да, в Березово губернатор собирается приехать в середине месяца.

– А что, у него своих нет корреспондентов?

– Так, Виктор Николаевич, это же губернатор!

– И здесь все решим, Мишенька, решим. Сам все возьму под контроль, а тебя отпрошу у твоего редактора в отпуск за свой счет, то есть за мой.

– Поймите меня, Виктор Николаевич, но я ведь не тот экстрасенс, который читает карты, в звездах разбирается как астролог или там ясновидящий.

– Ты друг его, Мишенька. Ясновидящая у Инги сейчас живет, но что-то толку от нее никакого. Где уже только Витьку благодаря той ведьме ни искал. Пусто.

– А кто?

– Да все ее по НТВ показывали, лучшей экстрасенсоршей назвали, чи Феодора, чи Федора.

– Феодора, – подсказал Михаил, – очень сильный экстрасенс, с духами разговаривает, видит потусторонний мир.

– Так что, Мишенька, поможешь, а? – Глаза Виктора Николаевича обрели четкие очертания, из бело-голубого тумана выглянули зрачки, которые примагничивают к себе внимание Михаила.

– Так я же…

– Да мне плевать, кто ты, экстрасенс или простой человек. Мишенька, ты старый друг Витькин. Ну и что, что давно не виделись. Бери в охапку еще кого-то себе в помощь, и попробуйте найти моего сорванца. Попробуйте, а, Мишенька? Я вам во всем буду помогать, выделю, то есть дам и деньги, и технику, договорюсь с кем нужно, только помогите. И… – Виктор Николаевич на выдохе схватился за сердце и, отстраняя от себя кинувшегося к нему Михаила, прошептал. – Только помогите. Сейчас выпишу тебе сто тысяч рублей, нет, двести. – И, сделав несколько неглубоких вздохов, еще раз прошептал: – Только не бросайте его. Это все Инга, она стерва… И ни слова ей, что будешь искать Витьку. Не верю я ей, все под себя стягивает. Боюсь, что это она его…

2

«Стерва, стерва, – подвигая к себе поближе толстую тетрадь, думал Михаил. – Да просто вы ревнуете сына к ней, Виктор Николаевич. Хотя… – И, осмотрев комнату по сторонам, еще раз удивился. – Наверное, каждый из вас старается его перетянуть к себе. Вот простой пример: в этой комнате все сделано для хранения архивов, как в лучших домах Лондона. Кругом стеллажи, пеналы, изготовленные где-нибудь в Германии, Париже. Каждый стеллаж имеет свой секретный код. Тысяч на сто баксов выложился отец, чтобы сделать такое для своего сынка. Кругом сигнализация с защитой: все для сыночка. И как только Инга выдерживает этих мужиков? Дети, настоящие дети!»

Откинувшись на спинку кресла, раскрыв тетрадь, Михаил углубился в чтение.

Каллиграфическому почерку Виктора он всегда завидовал. Строчки ровные, буковка к буковке, словно на компьютере их набрали. Единственное, чем сейчас отличается у Виктора почерк от школьного, буковки в два раза по высоте выросли, значит, тоже зрение подсадил.

Пробежав глазами по нескольким листам, остановился на третьем, заинтересовал заголовок, написанный большими буквами высотой в три клеточки «Изготовление кольчужных нитей».

«Для изготовления кольчуги требовалась проволока толщиной 4 мм. Чтобы сделать ее, использовали способ волочения. Он назывался сутужным и заключался в том, что железный прут протягивали через ряд постепенно уменьшающихся отверстий в железной доске. Для этого в кузнице устраивали особое сооружение: врывали в землю два столба, на них крепили железную волочильную доску, а напротив подвешивали к потолку качели. Кузнец садился на качели, захватывал клещами просунутый в первое отверстие кусок раскаленного железа, отталкивался ногами от столбов и летел вверх, таща за собой светящуюся металлическую нить…»