Дух некроманта

– Не соизмеримо рад, и где ты только выкопал это слово? – мысленно говорил Вольдемар, он же регент. – Конечно рад, думаешь она заберёт королевскую печать и аннулирует мою власть, но ты просчитался Эдмонд. Подкупные служанки Аделины сделали своё дело, теперь она убеждена, что лучше оставить печать мне, впрочем, так и вправду для неё будет лучше. В противном случае ей придётся стать очередной марионеткой в твоих руках.

Служанка с короной стояла недалеко, едва Вольдемар и Эдмонд закончили со своими мыслями, как тут же пришло время начать главную часть церемонии. По традиции королева сама должна дать обещания народу, поэтому Эдмонд был немногословен.

– Волей бессмертных и волей народа Веленгельма, я признаю Аделину из рода Вилгред королевой Веленгельма, – всё ещё не притрагиваясь к короне, говорил Эдмонд.

Далее каждый из присутствующих произнёс свою речь, Феодалы признали Аделину королевой от имени своих земель, Вольдемар признал Аделину королевой от имени своего ордена, знать признала Аделину королевой от имени своего рода. Всё это заняло не так много времени, ведь речь обязаны произносить только главы орденов, земель, и семей, остальные же молчали и старались лишний раз не двигаться. Считалось, что если кто-то заговорит или просто зашумит во время чужой речи, то тем самым проявит немалую дерзость к говорящему.

– Как видно, несогласных с правом власти не нашлось, – взял Эдмонд корону и церемониально надел её на голову Сандры. – Посему объявляю Аделину из рода Вилгред королевой Веленгельма, прошу всех поклониться её величеству.

На этих словах весь зал почтительно поклонился королеве, включая даже Эдмонда и Вольдемара. В кругах знати лицемерие было обычным делом, понимая, что клятвы и обещания уже давно ничего не значат, любой из зала мог поклясться сотню раз, а затем вонзить нож в спину. С тех пор, как король Гаспар утерял свою власть, здесь каждый сам за себя, нет ни правил, ни законов, есть только одна истина: если твоя власть пошатнулась – жди удара от бывших союзников.

– Ваше Величество, у вас есть обещания, которые вы хотите сказать перед народом? – обратился Эдмонд к Аделине.

– Конечно, – поднялась королева с трона и, собравшись с мыслями, обратилась к залу. – Веленгельм переживает не самые светлые времена. Мне прискорбно видеть, сколько людей голодают на улицах. В тот момент, когда народ больше всего нуждался в королевской поддержке, король развязал череду кровопролитных войн, тем самым ещё больше усугубив смертоносный голод. Народ разочаровался, и вместе со своими надеждами потерял последнее доверие к власти. Нет повода их винить… я тоже разочаровалась в своём отце. Поэтому моя цель, это прежде всего вернуть утраченное доверие жителей Веленгельма. Показать, что королевская семья вновь, как и в давние времена, живёт и правит только ради народа и для народа. Обещаю следовать этим словам, уверена Эдмонд и Вольдемар, да и вы все тоже, разделяете мои взгляды. Надеюсь на вашу помощь и поддержку.

Удивительно, но несмотря на волнение и слабое дрожание в голосе, речь оказалась вполне неплохой, во всяком случае, так казалось Аделине. Она не ждала аплодисментов, опять же так было не принято, королева лишь надеялась, что её слова нашли отклик в чьей-то душе, пусть не у всех, но хотя бы у нескольких добрых людей. Ей свято хотелось верить, что в зале найдутся такие люди, но к несчастью, все присутствующие восприняли это как очередную красивую и бессмысленную речь: нападение на Аренхолд начиналось с красивых речей, нападение на Мэнгорн также началось с красивой речи, для знати это не более, чем инструмент. Впрочем, кое-кто из присутствующих всё же «оценил» по достоинству искренность Аделины, таким человеком оказался Теодор, сын регента. В свои двадцать два он видел интриги, убийства, и всю изнанку власти. Он давно понял, что по сравнению со знатью, даже волки покажутся милостивей.

– Забавно, и как она до сих пор не увидела правду… Из всех людей, что тут говорили, только она одна произнесла речь искренне, – мысленно проговорил Теодор. – Даже и не знаю что это, глупость или наивность.

– Теперь самое время закончить коронацию, вручением самого главного символа королевской власти, – лицемерно, как и всегда, говорил Эдмонд. – Регент, мы все благодарим вас за достойное исполнение обязанностей регента, но пришло время передать печать законному владельцу.

– Спасибо Эдмонд, я крайне рад, что такой выдающийся человек как вы, признали моё правление достойным, – уверенно поднялся Вольдемар со стула. – Однако у меня есть ещё одна новость для всех здесь присутствующих. Буквально несколько дней назад я подал прошение её величеству о назначении меня главным королевским помощником, – достал он из кармана утверждённое прошение. – Как видите, на нём стоит королевская подпись. Передай его всем желающим для ознакомления, – отдал он прошение прислуге, а затем, показательно встав на колено, обратился к Аделине. – Ваше Величество я рад, что вы заметили мои заслуги перед королевством и приняли это мудрое решение, большое спасибо.

– Это правда, Ваше Величество!? – едва удержал себя в руках Эдмонд.

– Я подумала… так будет лучше, – неуверенно ответила Аделина.

– Ну что ж, теперь самое время делать подношения её величеству, – подошел Вольдемар к сыну и взял лежащий рядом с ним небольшой сундук. – Ваше Величество, я знаю, что вы не любите носить золото, поэтому специально для вас ювелир сделал украшения с лучшими драгоценными камнями со всего света, – вернулся он уже с сыном обратно к трону и вручил подарок Аделине. – Взгляните.

– Звучит интересно, – почтительно улыбнулась Аделина и начала рассматривать содержимое сундука.

– Выше величество позвольте спросить: почему вы никогда не снимаете этот кулон в виде солнца? – подметил Вольдемар.

– Прошу не подумайте, что ваши кулоны мне не понравились, просто это очень важный для меня подарок.

– В таком случае я рад, что в моём подарке только серьги и кольца. Кстати, именно Теодор подсказал, что не нужно дарить ожерелье, похоже вы в центре его внимания, раз уж он замечает такие мелкие детали.

– Да нет, что ты отец, – вступил в разговор Теодор. – Думаю, каждый бы заметил, что её величество не снимала этот кулон уже долгие годы.

– Спасибо вам Теодор и Вольдемар за ваш чудесный подарок, мне действительно очень нравится.

– Достаточно Вольдемар, – проговорил Эдмонд. – Дай и другим воздать почести королеве.

– И действительно, извиняюсь за задержку, – поклонился вместе с сыном Вольдемар и направился к Эдмонду. – Вернись пока в зал Теодор и забери документ, я бы хотел побеседовать с Эдмондом наедине.

– Понял, – однозначно ответил Теодор.

Когда никто не слышит, регент и глава братства разговаривали совсем на другом языке, который давно знаком двум заклятым врагам, сейчас, когда все заняты вручением подарков было самое время поговорить без лишнего лицемерия. Противостояние ордена королевских заступников и братства святого слова длилось уже девятый год, причём и Вольдемар и Эдмонд достаточно умны чтобы понимать: не мешай они друг другу всё это время, то удалось бы не только заново завоевать Мэнгорн, но и решить множество серьёзных проблем, включая и народные волнения тоже. В своё время даже делались попытки договориться, но рано или поздно всё заканчивалось интригами из-за полного недоверия и желания урвать кусок побольше. Очевидно, что для Эдмонда последняя надежда решить эту проблему тихо и без крови ушла вместе с подписью королевы на том прошении, теперь оба понимали: единственный выход, это «устранить соперника с корнями».

– Похоже, у тебя испортилось настроение Эдмонд, – убедившись, что никто не слышит начал говорить Вольдемар.

– Так вот значит, до чего ты опустился: когда крысу прижимают к углу, отчаявшись, она бросается. Опасную ты игру затеял Вольдемар, если бы отступил сейчас, то жил бы спокойно и в достатке.

– Мы оба знаем, что ты бы не упустил возможности упразднить мой орден, а затем на всякий случай избавиться и от меня. Как, в общем-то, это получилось с прошлым королём.

– С королём получилось не совсем так, впрочем, на твоём месте я бы сейчас не о Гаспаре думал, а беспокоился о себе и своём сыне. Смотрю, Теодор решил залезть в кровать к Аделине и даже интересно, кто его на это надоумил? Неужели внезапно нахлынула любовь? Сразу после того, как Аделина получила корону.

– Да… похоже, мы уже перестали понимать эту молодёжь. Нам-то уже по пятому десятку, а вот у них любовь с первого взгляда и всё такое. А насчёт беспокойства, меня трудно испугать пустыми угрозами, гражданская война убьёт не только меня, но и разрушит весь Веленгельм. Даже если тебе каким-то чудом удастся выжить в этой резне, чем будешь править-то? Грудой развалин и голодными остатками народа?

– Смотри не пожалей, самоуверенность губит людей, как и гордыня, – закончил на этом Эдмонд. – Приятного тебе торжества.

– И тебе мой друг, – напоследок произнес Вольдемар.

Сандра, молитвенная храма небесного света.

Севастьян напрочь запретил настоятельнице присутствовать при разговоре с Фадеоном, и ни уговоры, ни обещания, ни даже клятвы изменить решение не смогли. Для Сандры это было сродни предательству, оставить главного настоятеля наедине со столь сложным решением, он наверняка захочет найти другой путь и тем самым поставит под удар не только себя, но и весь храм. Зная это, настоятельница всё больше хотела в сию же секунду собрать вещи и в одиночестве покинуть храм, никого не предупредив, так она хотя бы снимет ответственность с плеч Фадеона. К тому же самой Сандре уже давно безразлична своя судьба, ей хотелось только не доставлять ещё больше хлопот, одна мысль, что прямо сейчас главный настоятель выбирает между благополучием целого храма и мнимым благополучием одного человека, рождала в Сандре настоящую злобу, причём злилась она только на себя. Всё что её останавливало от бегства, это желание помолиться за Альневера перед уходом, по приданию лишь прощённые уходят в бессмертный мир, обретая новую жизнь, те же, кто отягощен ненавистью, местью, или чужими страданиями, так и остаются в мире смертных, обретая форму чёрных духов.

В отличие от братства святого слова, в храме никогда не было каких-то правил о том как, и где молиться. Считалось что главное это искренность при обращении, а такие вещи как картины, иконы, и статуэтки, будут только мешать. Не мудрено, что такие устои отразились и на молитвенной комнате, любого кто придёт за молитвой, тут ждали лишь пару свечей и холодный пол, что возможно и отпугивало «посетителей», ведь, несмотря на открытый вход, здесь редко кто-то бывал. Время показало, что куда лучше молитвенная используется как место, где последователям храма можно побыть наедине со своими мыслями. Впрочем, в отличие от настоятельницы, остальные служители не так сильно нуждались в одиночестве, они могли целый день разговаривать, помогать прихожанинам, и при этом оставаться полными сил. Сандре же наоборот, с каждым часом всё больше хотелось одиночества и тишины, появлялось чувство как тогда за решеткой, желание спрятаться подальше и отгородиться от всего мира. В этом случае её могла спасти только молитвенная, правда не всегда, сейчас, на своё удивление, стоя на коленях и мысленно молясь за Альневера, настоятельница услышала совершенно незнакомый голос за спиной.

– Здравствуйте, Сандра.

– Здравствуйте… – обернувшись, неуверенно произнесла Сандра, увидев человека в странной узорчатой мантии серебряного цвета. – Чем могу помочь?

– Можно присяду? – не дожидаясь разрешения, сел он рядом с Сандрой на пол. – Я много о вас слышал Сандра, мне очень бы хотелось с вами поговорить.

– Если вы пришли поговорить, то представьтесь пожалуйста. Сразу извинюсь за своё любопытство, но мне очень интересно, откуда вы к нам пришли? Впервые вижу серебряную мантию с чёрными узорами.

– Откуда я… пожалуй, не совру, если отвечу что у меня давно нет дома, так же как и имени.

– Как это нет имени? – удивилась Сандра.

– Когда-то меня прозвали Сальваторис, но я больше не могу и не хочу носить это имя. Оно принадлежит тем, кто отказался от меня.

– Мне трудно убедиться в правдивости слов, когда ваши глаза скрыты за капюшоном, – «тонко» намекнула Сандра. – Но если вас действительно звали Сальваторис, то это очень даже хорошее имя и отказываться от него не стоит. По преданию, именно божество с именем Сальваторис спустилось с небес, чтобы спасти людей.

– Действительно, в своё время люди прозвали его спасителем… – словно не замечая намеков, продолжал Сальваторис. – Однако, как я уже сказал, это имя мне совсем не подходит, более того я хочу от него избавиться так же сильно, как вы хотите избавиться от своей постоянной внутренней угнетённости.

– Почему вы думаете, что у меня есть внутренняя угнетённость? – неожиданно Сандра стала серьёзна.

– Я не вижу в ваших глазах волю, только усталость и смирение со своей судьбой. Такие глаза обычно у рабов… вначале они сопротивлялись, боролись, черпая силы из своих надежд, но едва их вера в лучшее пошатнулась, как они тут же теряли и силу и волю. Работорговцы не самые глупые люди, они давно поняли, что человека не сломить, пока в нём горит надежда. Они уничтожают веру, а потом просто ждут, вскоре человек превращается в существо без характера, без эмоций, и без желаний, иначе говоря, становится живым мертвецом.

– Вы… я, что, похожа на живого мертвеца? – после недолгого молчания произнесла Сандра.

– Пока нет, на удивление вы очень сильный человек. Немногие способны так долго жить без надежды, когда вся жизнь похожа на медленно-убивающий яд. Впрочем, есть способ избавиться от этого угнетения, рассказать какой?

– Честно говоря, мне даже интересно, что вы скажете, продолжайте. Я вас внимательно слушаю.

– В этом способе нет ничего мистического, он очевиден так же, как восходящее солнце над горизонтом. Чтобы подавить внутренние переживания нужно всего лишь возродить утраченную волю. Когда-то вы сломались, перестали сопротивляться и смирились со своей судьбой, вот и результат. Если вы не начнёте бороться, то страхи и тьма внутри окончательно вас погубят, вероятно, уже сейчас вы временами теряете последнее желание к жизни, от падения вас удерживает лишь рвение помогать другим. Проблема в том, что в любой момент всё может измениться.

– Может вы и правы… но почему вы так уверенно об этом говорите? Меня это пугает.

– Не пугайтесь Сандра, я просто знаю людей. Каждый человек всего лишь сложная система. Почему я могу знать, каково вам? Почему вы можете знать, каково другим? Потому что единственное, чем отличаются люди от друг друга, это соотношением личностных качеств. Ну, это так… исключительно мои наблюдения. Не забивайте себе голову. Что важнее, мне кажется, вы ошибаетесь, думая, что ваш путь подходит к концу. Я уверен всё только начинается. Соберите волю в кулак, ведь кто знает… вдруг уже завтра от вас будут зависеть сотни и тысячи жизней.

– Я даже не королева, едва ли я смогу спасти даже десяток жизней, что тут говорить о сотнях и тысячах…

– Жаль, что с древних времён осталось так мало летописей… Сальваторис не только спас людей от войны, он всеми силами пытался заложить крепкий фундамент для мира. Часть силы он отдал трём королям, чтобы они удержали мир, а остальное разделил между самыми достойнейшими избранниками, из них потом собрался клан божественной руки. Я это к чему, разумно предположить, что если бы божественная сила не передавалась по наследству, то и клан бы не создавали. А вам как кажется Сандра?

– Извините меня Сальваторис, но мне кажется, вы никак не можете знать, что происходило в те времена. Я изучала летописи, все, что до нас дошло, это отголоски из сомнительных источников. Ещё есть более современные писания, но там, кроме нескольких упоминаний ничего нет. До сих пор люди не могут найти подтверждения магической силе клана божественной руки, а вы заявляете, что и короли обладают магией, с трудом верится…

– Я лишь заявляю, что королевская кровь тоже несёт силу, впрочем, она пробуждается только в определённый момент, – ответил Сальваторис и начал подниматься. – Ладно, хотелось бы поговорить подольше, но мне уже пора.

– Почему вы вообще начали говорить про королевский род? Мне-то зачем это знать!? – внезапно произнесла Сандра раздраженным голосом.

– Я не стану отвечать на этот вопрос, ответ известен нам обоим, – ответил Сальваторис, покидая молитвенную.

После вполне понятного ответа Сальваториса, настоятельница едва ли могла держать себя в руках, она сама не понимала почему, но как только речь заходила о королевской семье, внутри сразу же появлялась какая-то непонятная ненависть. Раньше эту злобу удавалось скрывать, но сейчас, словно весь мир сговорился против Сандры. Ей уже хотелось просто убраться подальше и тихо заплакать, на всё остальное не хватало сил. Сегодняшний день и так мог по праву считаться самым худшим днём за последние восемь лет, но, видимо, даже этого судьбе оказалось мало и она решила подкинуть странного незнакомца в мантии. Откуда он всё знает, кто этот Сальваторис на самом деле, зачем он пришел и начал разговор, настоятельнице хватило всего десять секунд мучений от этих вопросов, чтобы встать на ноги и торопливо направится к выходу, с твёрдыми намерениями всё разузнать.

– Да как это вообще понимать?! – злобно проговорила Сандра, всё ближе приближаясь к выходу.

Как только Сандра вышла из молитвенной, то тут же попала в холл, где жили прихожане. В святилище не было у каждого своей комнаты как в трактире, но зато любой получал тёплый ночлег, койку, и помощь лекарей. Фадеону хотелось бы и кормить бесплатно, но пока еды хватало только на калек и раненных, остальным же приходилось ежедневно помогать храму в собирательстве, чтобы не только они, но и более нуждающиеся прихожане могли хотя бы немного поесть. К счастью, рабочих рук, как и народа, всегда хватало. Даже утром в холле было не протолкнуться, поэтому, как бы настоятельница ни пыталась среди массы серой заношенной одежды найти выделяющиеся серебристый оттенок мантии Сальваториса, всё безуспешно. Сандра точно знала, что за такое короткое время он не мог уйти далеко, но только она начала идти в толпу, как тут же встретила Фадеона.

– Кого-то ищешь? – в попытках понять, куда вглядывается Сандра, спросил главный настоятель.

– Нет… наверное мне показалось, – неуверенно произнесла настоятельница, понимая, что Сальваторис словно исчез.

– Ты как? Всё хорошо? – добавил Фадеон.

– Фадеон… как я, это не важно, – начала Сандра серьёзным тоном, обернувшись к главному настоятелю. – Что сказал Севастьян?

– Он мне сказал, что ты уже приняла решение уйти из храма, это правда? – устало сел Фадеон на пол.

– Да, и Севастьян тут не причём, это только моё решение, – села Сандра рядом.

– И куда ты пойдёшь?

– Ещё не знаю…

– У меня есть друг на западе, он магистр ордена познания. Я нисколько не совру, если скажу, что он будет рад принять тебя в орден.

– А ему известно, что принимая меня, он рискует всем орденом?

– Мэнгорн это не нейтральные земли, даже братство не сможет там достать. Ну? Что скажешь?

– Я не знаю… ты сам видишь, что по моей вине даже люди гибнут. Мне не хочется до конца своих дней быть для кого-то обузой, которая подвергает всех риску.

– Почему ты чувствуешь себя виноватой за всё плохое, что происходит вокруг? Любой тебе скажет, что Альневер погиб не по твоей вине. Разве этого мало, чтобы понять свою ошибку?

– Только вот не все знают, что его семью казнили за пособничество моему побегу…

– Да уж… тебя всегда так сложно переубедить, – тяжело вздохнул Фадеон. – Может я и не был никогда при дворе, но слышал слова пришедших оттуда, в высшем обществе все только и ждут момента, чтобы друг друга обвинить.

– Возможно. Так же сказал и Севастьян, но если бы я не попалась на глаза Альневеру, он бы сейчас был жив.

– Сандра, я когда-нибудь тебя обманывал? – твёрдо проговорил Фадеон, глядя прямо в глаза настоятельнице.

– Нет… – растерянно ответила Сандра.

– Тогда слушай: и мне и Елифану очень важно, чтобы ты приехала в орден познания. Я не преувеличиваю, это действительно важно. Ты веришь?

– Верю… но что я такого важного могу дать?

– Если веришь, то иди, собирайся, я уже отправил Демьяна с просьбой о помощи. Тебя отвезут мои знакомые, они занимаются торговлей, им как раз по пути.

– Но… – попыталась возразить Сандра.

– Никаких но, иди, собирай вещи, – твёрдо проговорил главный настоятель.

Елеазар, на пути в орден.

Несмотря на то, что в письме от шпиона было много недоговорок, оно несло вполне чёткие указания: нужно прибыть к ордену, как только луна взойдёт в полную высоту, а затем взять следующее задание в «тайном месте». Конечно, Елеазар догадывался, что это за тайное место, но, чёрт возьми, эти загадки, которые Назар постоянно придумывает, с каждым разом становятся только сложнее, ещё одна такая бумажка и кто-нибудь точно останется со сломанными рёбрами. Благо ещё эти «загадочные» послания отправляются очень редко и только в случае крайней необходимости, обычно незадолго до того, как произойдёт нечто важное. Вот только интересно, что на этот раз? Послание передал один из важнейших шпионов мастера, вряд ли бы Еворн так рисковал из-за мелочи. Скорее всего, приказ – это повод, из-за которого учитель вынужден действовать. И как можно быстрее, пока главмагистр не увидел весь масштаб угрозы.

Участившиеся нападения зверей явно не самым лучшим образом отразились на торговле, раньше на главных дорогах то и дело ездили купцы, скупая деревенское зерно по дешёвке и продавая его в столице. А сейчас, несмотря на приближающиеся солнечный зенит, дороги почти полностью опустели, будто по всему Мэнгорну снова прошлась война. Впрочем, для Елеазара это даже к лучшему, не будет торговцев, не будет и разбойников. Пару лет назад на пути практически каждые полчаса встречался очередной бедолага, который застрял, сломал колесо, или же стал жертвой грабителей. Но что тень помнил ещё лучше, так это то, как ему постоянно приходилось останавливать лошадь лишь потому, что какой-то проклятый жирный торговец загородил своей проклятой повозкой, всю треклятую дорогу. Причём встают обычно самые жадные, те, кто прекрасно видят, что дорога похожа на узкую кочку, но продолжают доверху забивать телегу всяким хламом. Не мудрено, что благодаря отсутствию этих малоумных торговцев на пути, Елеазар передвигался намного быстрей и уже через десять минут пересёк черту столичных окраин. Он даже всерьёз начал верить, что успеет дать лошади отдохнуть перед миссией, однако каково же было его разочарование, когда через пару минут он опять увидел жирного торговца с повозкой посреди дороги.

Всё выглядело как обычно; недовольный торговец, двое молчаливых наёмных охранников, и доверху набитая хламом телега, вставшая посреди дороги. Единственное, что Елеазара радовало в этот момент, так это то, что дорога около столицы чуть шире, чем в других областях, здесь даже бы не пришлось спускаться с лошади чтобы объехать повозку. Так, в общем-то, и планировалось сделать, если бы не одно «но»: когда тень проезжал рядом, то увидел, как торговец начал бить лошадей кнутом со всей силы. Похоже, он упорно отказывался признавать, что проблема не в лошадях, а в его жадности. Даже самые сильные скакуны вскоре бы выдохлись, таская за собой набитую повозку с тремя людьми в довесок.

– Эй, бочонок, – проговорил Елеазар торговцу, спускаясь с лошади. – Ты не видишь, что телега застряла!?

– Может ты хочешь встать на место этих кляч?

Ещё до того как Елеазар спустился с лошади, двое наёмников спрыгнули с телеги и начали приближаться к столь смелому гостю. Судя по всему, повозку охраняли очередные псы аристократов, от разбойников их отличает лишь то, что они смиренно выполняют приказы, в остальном они так же грабят и убивают, даже кожаный доспех тот же носят. Тень с самого начала знал, что если остановится, то боя не избежать, тогда почему он вмешался? Все, включая Назара, до сих пор думают, что ему плевать на мир и всех кто в нём, Елеазар столько убил, что язык не повернётся назвать его сострадающим хоть кому-то. Или, может быть, этого просто никто не видит? Никто не видит, как он искренне заботится о своей лошади, никто не видит, что он не убивает женщин и детей, а также никто не видит, что от его меча страдают только вставшие на путь битвы: те – для кого убить это в порядке вещей. Елеазар ещё в детстве понял, что если уж взял оружие то будь готов забрать не только чужую жизнь, но и потерять свою. Это правило работает в обе стороны, и если не это справедливость, то что тогда? Сам Елеазар всегда готов к смерти, если его кто убьёт, то будет полностью прав. Мир это постоянная борьба и цена жизни за поражение вполне справедлива. Когда хищник нагоняет жертву, он справедливо её убивает, но если жертва оказалась быстрее, хищник справедливо погибает от голода, а жертва по справедливости продолжает жить.