Изгнанник

– А жаль, что я все-таки этим троим морды не набил! – думал он, тяжело вздыхая – Надо было все же подраться. Ладно, после драки кулаками не машут. Хорошо, что вообще цел остался! Эти трое и убить могли за триста рублей. Подонки, чего с них взять! И искать бы их никто не стал. Менты, наверное, даже дела не завели бы. Кому нужно расследовать дело об убийстве какого-то бомжа! Отвезли бы на Ново-Архангельское кладбище и сожгли бы в ящике, как мусор. Нет, я заслуживаю другой участи, гораздо лучше! Пусть даже сожгут, как мусор, главное погибнуть с честью. Ведь, неважно, как и где тебя похоронят – важно то, как ты проживешь свою жизнь, что в ней сделаешь. А что я сделал в своей жизни хорошего? Ничего. И не сделаю. Помереть бы красиво! Может быть это – единственное и самое главное в моей жизни. И пусть даже имени моего никто не узнает. Главное – Бог все видит! Ведь сколько, например, солдат на войне гибнет? Многие знают об их подвиге? Многие их помнят, кроме родных и друзей? А большинству людей и дела нет, что где-то за них, подлецов, кто-то жизнью жертвует! Только Бог все видит и всех знает поименно и каждому воздает по заслугам. Бог? Где Он? Господи, если Ты есть, услышь меня! Почему Ты мне не пошлешь такую смерть? Я два месяца Тебя об этом молю! Мне больше ничего не надо. Смилуйся надо мной, грешным, дай мне умереть геройски! Не дай мне загнуться от пьянства под забором! Иван, помню, говорил – кто умирает в пьяном состоянии или от передоза наркотиков – сразу в ад идет. Не хочу я так! Только боюсь, что так и будет. Господи, ну пошли Ты мне геройскую смерть, если Ты действительно есть!

Изгнанник дошел до перехода и, остановившись возле светофора стал ждать зеленого света. Рядом стояла очень симпатичная девушка, шатенка с длинными до плеч, сильно вьющимися волосами, выступающими из-под голубой вязаной шапки. Красавица была примерно одних лет с Вадимом, ростом чуть ниже него, стройная. Бугорки ее весьма аппетитной груди красиво выпирали из-под легкой белой курточки, очень элегантно смотревшейся в сочетании с голубым шарфом, намотанным поверх куртки, шапкой и тоже голубыми джинсами. Приятный запах духов невольно околдовал изгнанника. Она держала за руку разодетого во все красное – от шапочки и варежек, до крошечных сапожек, трехлетнего мальчишку, жадно поедающего небольшую плитку шоколада. Его серьезное перемазанное лицо вызвало у Вадима улыбку умиления. Незнакомка приветливо посмотрела на бомжа, без всякого презрения и отвращения и даже совсем не поморщилась от исходившей от него вони. Ее смазливое личико, курносый нос, красивые зеленые глаза и добрый, ясный, полный сочувствия и понимания взгляд надолго запомнились Вадиму. Изгнанник сильно смутился, чувствуя к себе симпатию этой девушки.

Не раз за время своей несчастной бомжовой жизни Вадим мечтал о собственной квартире, нормальной работе и хорошей благополучной и счастливой семье и теперь, видя рядом с собой приглянувшуюся ему очень милую девушку, с которой ему ровным счетом ничего не светило, изгнанник воспринял это, как очередное издевательство своей злосчастной судьбы, которая, словно жестоко смеясь, говорила: «На-ка вот, посмотри какая хорошая девушка! Какая она красивая, добрая, приветливая! А теперь посмотри на себя – кому ты нужен такой!»

– Эх, не был бы я бомжом!.. – отвернувшись от красавицы, обреченно вздохнул он – Такая девчонка! Я бы такую на руках носил! И малыш такой милый! А у меня никогда не будет больше ни жены, ни детей.

В кармане у девушки вдруг зазвонил телефон. Заиграла мелодия из кинофильма «Профессионал». Отпустив руку малыша, она достала мобильник.

– Алле! Привет, мам! Нормально – сказала она в трубку – мы сейчас с Павликом в поликлинику идем.

– Какой приятный голос! – снова вздохнув, подумал Вадим – Сейчас перейду дорогу и больше ее никогда не увижу. И она меня тут же забудет и никогда больше не вспомнит, и не увидит. Молись, не молись – все без толку!

В ту же секунду, оставленный без внимания ребенок выскочил на проезжую часть и быстрыми маленькими шажками помчался вперед. Выбежав на середину дороги, он в испуге остановился – прямо на него на огромной скорости с большим шумом мчалась грузовая газель. Раздался пронзительный крик мамаши, в ужасе схватившей голову обеими руками.

Все остальное случилось в одно мгновение. Как это произошло, Вадим так и не понял сам. Одним прыжком он очутился возле плачущего малыша. Газель уже была совсем рядом. Совершенно не думая о себе, изгнанник схватил ребенка на руки и, обернувшись назад, что есть силы швырнул его на тротуар. Мальчишка упал прямо возле ног обезумевшей от ужаса матери. Последнее, что успел сделать изгнанник – это повернуться лицом к неминуемой смерти. Вскрикнуть он даже не успел. Сердце замерло, дыхание перехватило. Но внезапно раздался резкий скрип тормозов и произошло неожиданное чудо – газель остановилась всего сантиметрах в тридцати от Вадима. Ужас в глазах водителя сменился на облегчение. Изгнанник нервно и тяжело дышал, глядя в стекло машины. Прямо на него на расстоянии вытянутой руки на уровне глаз смотрела большая икона «Нерукотворный Образ Спасителя». Вадим на всю жизнь запомнил этот момент – Сам Господь смотрел ему прямо в глаза. А смерти не было.

Через секунду загорелся зеленый свет светофора. Пешеходы зашагали по переходу. Все было, как обычно, словно ничего и не произошло.

Изгнанник облегченно вздохнул и, глядя на икону, очень глубоко и трепетно перекрестился.

– Слава Тебе, Господи! – от всей души вслух произнес он.

Вернувшись на тротуар, он достал сигарету и нервно закурил. Руки дрожали. Глубоко затянувшись дымом, Вадим снова трепетно сказал:

– Слава Тебе, Господи!

Вылезший из кабины газели, шофер громко орал матом, но на него никто не обращал внимания. Девушка стояла на коленях и, крепко обняв ребенка, рыдала навзрыд, тщетно пытаясь успокоить своего плачущего малыша. Изгнанник, сильно потрясенный случившимся, молча прошел мимо них.

– Спасибо Вам огромное! – с трудом проговорила она сквозь слезы.

В ответ Вадим лишь небрежно махнул рукой. Он снова бесцельно зашагал по узкому тротуару, чувствуя на себе за спиной полный уважения и благодарности теплый девичий взгляд. После пережитого стресса изгнанник протрезвел и теперь сразу залпом прикончил второй пузырек спирта. В глубокой задумчивости он шел вперед, абсолютно не думая о конечной цели пути. На секунду он остановился и, невзирая на прохожих, снова глубоко и трепетно перекрестившись, медленно произнес:

– Слава Тебе, Господи!

Смерти, которую он так ждал, не было, но сомнения в существовании Бога развеялись в пух и прах. Впереди предстояла долгая, лишенная счастья и радости, жизнь. Но все-таки это была жизнь, его жизнь. Вадим только теперь по-настоящему понял одно – он очень любил ее и очень хотел жить. Изгнанник с наслаждением вдыхал свежий морозный воздух, любовался голубым безоблачным небом, окружающими домами, магазинами, проезжающими машинами, идущими навстречу прохожими… Впервые, наверное, за всю свою жизнь он чувствовал огромную любовь ко всему, что видел вокруг, ко всему, что его окружало. Желание умереть пропало раз и навсегда. Вадим даже не замечал презрительных и высокомерных взглядов. В этот момент он очень любил людей и ему казалось, что окружающие его люди стали как-то добрее, приветливее, лучше, чем были обычно. Это и была любовь к жизни, жизни, которую он впервые по-настоящему научился ценить. Предстояло искать ночлег, но изгнаннику совсем не хотелось об этом думать. Он просто шел по узкому тротуару Мясницкой улицы и просто любил жизнь. Вадиму хотелось петь, прыгать, кричать, но вместо этого он молча, не смотря на сильную усталость, бодро шагал вперед. Такого превосходного настроения у изгнанника не было очень давно. Вскоре одна улица сменила другую, другая – третью, а впереди была целая жизнь и он ценил каждый ее момент. Проходя мимо православного храма, Вадим почтительно остановился.

– Слава Тебе, Господи – глубоко вздохнув, от всей души сказал он – что Ты не внял моим глупым мольбам о смерти! Слава Тебе, что Ты оставил меня в живых!

В который раз за этот сумасшедший день изгнанник глубоко и трепетно перекрестился и, открывая калитку церковного забора, решительно вошел на территорию храма.

Глава 2

В храм его не пускали из-за того, что Вадим был весь грязный и отвратительно вонял. Изгнанник, пороптав, кое-как с этим смирился и теперь стоял возле входа в церковь, крестился и слушал вечернюю службу. На улице по-прежнему стоял мороз и бедному бомжу, даже не имеющему под курткой свитера, было очень холодно. Но Вадим решил твердо – замерзну, а службу все равно отстою! После случившегося чуда изгнанник был настойчив и каждый день стоял возле храма. Он не знал ни одной молитвы и молился своими словами. О смерти он больше Бога не просил. Вадим решил жить, во что бы то ни стало, назло всем трудностям и неудачам. Перед началом утренней или вечерней службы он побирался и на полученные деньги, как обычно, покупал недорогие продукты, спирт и дешевые сигареты.

В ближайшие дни не было ни воскресения, ни большого православного праздника. В храм приходило мало прихожан и заработок изгнанника был невелик. Вадим еле сводил концы с концами, но упорно продолжал каждый день стоять возле входа в церковь, смиряясь со своим незавидным положением. Окончательно уверовав в Бога, он постоянно обращался к Нему за помощью и даже самое маленькое подаяние воспринимал, как Божью милость. Правда, каждый день его подкармливали, работающие в церковной трапезной повара, выносившие Вадиму на улицу что-нибудь съестное. Днем изгнанник все же покидал территорию храма и отправлялся искать помойки или клянчить деньги у прохожих, но к вечерней службе он обязательно возвращался к церкви. Как ни странно, нищих возле этого храма, кроме Вадима почему-то не было. Изгнанник воспринимал это, как Божью помощь – и без того скудный заработок не приходилось ни с кем делить.

За время проживания в Москве Вадим не раз пытался пойти на разгрузку вагонов, но каждый раз по каким-нибудь причинам ему это не удавалось. Сначала он роптал из-за этого, но, уверовав в Бога, кое-как смирился, решив, что нет на то Божьей воли. Смирился он наконец и со своим горьким положением бомжа. После этого жить стало намного легче – стало меньше уныния, ропота, обиды на жизнь и на людей.

По вечерам после окончания Божественной литургии изгнанник ждал, когда разойдутся верующие, после чего осторожно, чтобы его не заметил охранник, шел в туалет для прихожан. В сортире было достаточно тепло – возле стены проходила горячая труба. Вадим, на всякий случай, чтобы не вызывать подозрений, гасил свет и, заперев дверь, укладывался спать возле этой трубы, с большим наслаждением греясь после проведенного на холоде дня. Перед сном изгнанник выпивал пузырек спирта, съедал заранее припасенные продукты, курил и, засыпая молился Богу, прося у Него помощи в завтрашнем дне.

На территории церкви на ночь обычно оставался один охранник. Но он посещал туалет для работников храма и в сортир, где приютился несчастный бомж, не заходил. Тем не менее Вадим прекрасно осознавал, что рано или поздно его выгонят из этого теплого и уютного места и каждый день, молясь Богу, просил не лишать его своего единственного жилья. Так прошло несколько дней. Приближался новый год, и Вадим с горечью думал о том, что в новогоднюю ночь он будет так же в полном одиночестве и страхе изгнания валяться на полу сортира никому не нужный и не имеющий в жизни никаких перспектив.

Вечерняя служба закончилась. Прихожане, клирики и работники храма разошлись и разъехались по домам. Изгнанник заперся в своем убежище и, улегшись возле трубы, закурил. Едва он успел как следует отогреться, как вдруг раздался сильный стук в дверь.

– Кто здесь есть, выходи! – послышался строгий мужской голос.

Вадим сильно огорчился, прекрасно понимая, что, если он выйдет из этого сортира, ему предстоит в лютый мороз бродить по улице (возможно всю ночь) в поисках другого ночлега. Все же надежда умирала последней.

– Подождите, я скоро выйду – непонятно на что надеясь, жалобно проныл он.

Спустя несколько минут стук раздался снова, и изгнанник услышал тот же строгий голос:

– Выходи немедленно, даю одну минуту!

Тут же раздался чей-то недовольный женский голос:

– Эти бомжи совсем обнаглели, скоро в храме будут ночевать. Давай, выходи немедленно!

Ничего не оставалось, кроме как повиноваться. Тяжело вздохнув, Вадим открыл дверь туалета и вышел на улицу.

Возле сортира стоял охранник – мужчина лет сорока на вид в камуфляжной форме и бабка в черном в белый горошек платке, работающая за свечным ящиком. За несколько дней нахождения возле этого храма изгнанник видел их не раз. Старуха с самого появления Вадима у церкви невзлюбила его, хотя бедный страдалец не сделал ей ничего плохого. Именно она не пускала его в храм за его внешний вид и, каждый раз, выходя из церкви на улицу, она гневно косилась на Вадима, нередко осуждая его и выговаривая ему свои глупые укоры и упреки.

– Давай, уходи отсюда! – властно скомандовала она – Ишь, устроился тут!..

– Да, что я вам плохого сделал?! – обиделся изгнанник

– Это туалет для прихожан, а не ночлежка – продолжала нападать старуха – еще и курит! Вон, как из туалета дымом несет! Курить – бесам кадить!

– Мне некуда идти – печально ответил Вадим – посмотрите, какой мороз, а у меня даже свитера нету.

– Потому что ты не работаешь – уверенно заявила работница храма – работал бы – все бы имел и не жил бы в туалетах. Давай, Георгий, выводи его за ворота! Я про таких книжку читала. У них появляется страсть к бродяжничеству. Они работать не хотят, только пьют, воруют, побираются и живут, где попало. И жалеть их не надо!

– Не судите, да не судимы будете! – вдруг заступился за изгнанника, все время молчавший Георгий.

– Ой, прости, Господи! – осеклась старуха, и, суетливо перекрестившись, чуть мягче добавила – Но все равно уходи отсюда!

– Ты посмотри на себя – спокойным и тихим голосом по-доброму сказал охранник – грязный, вонючий, небритый! Пока не приведешь себя в порядок, тебя отовсюду гнать будут. У людей в наше время нет ни жалости, ни сострадания. Помойся, побрейся, одежду постирай, тогда никто не узнает, что ты – бомж. В любой подъезд спокойно зайдешь и переночуешь. Найдешь газету, например, «Из рук и руки», находишь там объявление, например, листовки возле метро раздавать. Не пей только! Паспорт потерял? Неделю поработай – заработаешь, восстановишь. Попитаешься неделю чаем с хлебом, за то заработаешь на паспорт, потом отъешься. Влип в такое дерьмо – поставь себе цель – выбраться из него. Ладно, Лидия Ивановна, пусть тут до утра остается. Замерзнет – на нашей совести будет.

– Вот батюшка приедет, я ему все расскажу, как ты тут в его отсутствие бомжей ночевать пускаешь! – пообещала Лидия Ивановна – Охранник называется!

– А чего Вы боитесь? Храм заперт, никто его не обворует, а человеку действительно идти некуда – спокойно ответил Георгий и, обращаясь к Вадиму, спросил – скажи, ты хочешь в люди выбиться или хочешь на помойке сдохнуть от пьянства?

– Хочу выбиться в люди – опустив голову, словно школьник, тихо ответил изгнанник.

– Тогда с завтрашнего дня ты будешь делать все, как я скажу, а сейчас ночуй здесь. Утром моя смена заканчивается. Я поеду домой, потом вернусь. Ты меня обязательно дождись.

– Ну ты даешь, Георгий! – удивилась старуха – Гнать его надо, а ты до утра оставляешь!

– Выгнать – проще всего – твердо сказал охранник – тут человека понять надо, помочь ему. Через таких Сам Господь подаяния просит, а потом припомнит на Страшном Суде. Батюшка послезавтра приедет, пусть он решает, что с ним делать.

– Ладно – смягчилась Лидия Ивановна – пусть, правда, батюшка решает, ему виднее.

На следующее утро литургии не было. Изгнанник, проснувшись, вышел из своего убежища. Георгий уже уехал домой. Вместо него дежурил другой охранник, который был весьма лоялен к Вадиму и даже принес ему из трапезной пару бутербродов с рыбой. Немного раздосадованный отсутствием утренней службы и прихожан, которые подавали ему милостыню, изгнанник стал дожидаться Георгия, абсолютно не представляя, что его ждет в дальнейшем. Лидии Ивановны не было. Ее отсутствие очень нравилось бедному бомжу, привыкшему за несколько дней, проведенных возле храма, видеть от нее совершенно незаслуженное негативное отношение.

Георгий вернулся только через два часа, тогда, когда несчастный изгнанник окончательно замерз на морозе. Он принес ему целую сумку вещей.

– Сначала вымойся и побрейся – строго сказал он, протягивая Вадиму одноразовый станок – потом на себя все чистое оденешь.

– А где же я буду мыться? – приуныл изгнанник.

Мытье все-таки оказалось возможным. Георгий раздобыл большой пластмассовый таз и кусок мыла. Вадим прямо в туалете, набрав в таз горячей воды, разделся и, постепенно намыливая части тела, смывал их водой. Закончив, он как следует протер тряпкой пол. Через полчаса, глядя в висевшее над раковиной зеркало, изгнанник не узнал сам себя – чистая причесанная голова, аккуратно побритые подбородок и щеки. Георгий принес ему всю необходимую одежду, включая нижнее белье. Он даже купил ему дешевенький дезодорант и дал сто рублей.

– Только не пропей! – строго сказал он.

– Сам Господь послал мне этого хорошего человека – подумал Вадим, посмотрев с благодарностью на своего благодетеля.

Георгий оказал ему еще одну услугу. Он договорился с коллегами, чтобы они не выгоняли Вадима из туалета до приезда старшего священника, и следующие два дня изгнанник чистый, побритый и одетый в новую одежду продолжал побираться возле церкви. Он по-прежнему ночевал в туалете – без благословения настоятеля храма, протоиерея Романа, который был в отъезде, никто из работников не решался поселить Вадима в сторожку – единственное место, где изгнанник мог бы ночевать. За то охранники пускали его в нее погреться, но только при своем присутствии. Привыкший к холоду бедолага был несказанно рад и этому.

В храме служили два молодых иерея и средних лет дьякон, но даже они, имея власть, хоть и относились к Вадиму вполне дружелюбно, без старшего священника ничего сами не решали. Так было заведено. Правда, один из иереев, отец Евгений все же благословил поваров кормить изгнанника и теперь тот питался, как следует, но без решения отца Романа в трапезную его все равно не пускали – к никому не знакомому бомжу никто не питал доверия. Пищу выдавали в пластмассовых баночках. Второй иерей, отец Гавриил подарил изгнаннику почти новые зимние ботинки, а дьякон, отец Михаил по собственной инициативе на личном автомобиле отвез Вадима в баню, чтобы тот, после ночевок на чердаках, в подвалах, подъездах и туалетах, отмылся, как следует – не так, как в сортире. Не доверяя бомжу, отец Михаил не стал давать ему деньги на баню – вдруг Вадим их пропьет – а отвез его туда сам и сам все оплатил.

Изгнанник бесконечно благодарил Творца, за то, что Он привел его к этой церкви, при которой Вадим встретил таких, хороших, добрых и отзывчивых людей.

Единственным неприятным человеком была Лидия Ивановна. В храм она теперь изгнанника пускала, но при этом всегда пристально следила за ним – как бы чего не украл. Нередко злая сварливая старуха говорила Вадиму неприятные слова. Она осуждала дьякона, священников, поваров и Георгия за оказанную изгнаннику помощь, выговаривая это не им, а непосредственно Вадиму, постоянно высказывала свои опасения подхватить от бомжа заразу или быть им обворованной или просто смотрела на него с нескрываемой неприязнью. Все это приходилось терпеть. Лидия Ивановна проработала при храме у отца Романа целых пятнадцать лет и, хоть ее никто не назначал на руководящую должность, считала себя в праве командовать всеми работниками, кроме дьякона и священников – единственными, кто мог поставить ее на место – и очень любила лезть не в свое дело. Свой эгоизм она не осознавала и, прожив на свете семьдесят два года, менять характер не собиралась. Она часто грубила за свечным ящиком, пишущим записки, прихожанам, которые в свою очередь нередко жаловались на нее настоятелю. В коллективе ее недолюбливали, но никто не связывался со старухой. Лидия Ивановна ребенком пережила войну, рано овдовела и, похоронив единственную дочь и зятя, утонувших во время шторма в Тихом океане, одна воспитывала двух внуков. По этой причине отец Роман относился к ней снисходительно. К тому же свою работу старуха выполняла очень ответственно, была честной, прямой и правдивой, как свойственно многим людям ее поколения и хорошо знала все церковные порядки. Найти ей замену было сложно, и отец Роман, привыкший к ней за много лет, сам смирялся с ее тяжелым характером. Невзлюбив Вадима, Лидия Ивановна искренне верила, что настоятель по приезду непременно выгонит бомжа восвояси.

Изгнанник добровольно стал чистить снег на территории храма и, когда его об этом просили, выполнял ряд других работ: таскал баки со святой водой, носил ящики с просфорами, помогал перевешивать иконы, разгружал машины с церковной утварью или продуктами и всегда старался быть на подхвате.

При каждой встрече Лидия Ивановна к нему придиралась: то Вадим не так нес бак с водой, то медленно работал, то «Источник Заразы», как она прозвала несчастного бомжа, прикасался при разгрузке к продуктам или к святым иконам… Бедный изгнанник никому не жаловался и все это молча терпел, но с огромным трудом. Деваться ему было некуда. С большим нетерпением Вадим дожидался приезда «батюшки», как почтительно называли отца Романа.

Иерей, отец Гавриил, случайно услышав ворчание старухи, сделал ей замечание, после чего Лидия Ивановна немного приутихла.

– Терпи и смиряйся – посоветовал он Вадиму – через нее тебя Сам Господь терпению и смирению учит, а ее Он накажет, если она не покается. Ее тут многие терпят. Молись об ее вразумлении. Как Господь учил: молитесь за обижающих вас.

– Как же Господь может через кого-то делать зло – не понял изгнанник – если Он такой добрый, милосердный и милостивый?

– Да, Он такой – ответил священник – и Его воля – чтобы человеку всегда было хорошо. Но есть Его воля, а есть Его попущения, когда Он попускает человеку скорби, болезни, обиды, притеснения… Он может тебя от них избавить в любую секунду, но тебе эти беды – или наказание за грехи, или месть бесов за добрые дела (тогда ты от Бога мученический венец получишь), или для чего-то тебе полезно это испытать. Вообще христианство – религия мученичества, единственная – не угодная дьяволу. Не в одной религии нет такого. За все приходится страдать. Господь за нас пострадал, Апостолы за Него пострадали. И сколько святых мучеников за Него жизнь отдали! На их крови Православная Церковь и создана. Глядя, как они стойко переносили мучения, столько людей в Бога уверовало! А мы сейчас в наше время духовно очень слабые. По мне – так я и службу служить не достоин. Вот и страдаем в основном за свои грехи.

– Неужели я так тяжко нагрешил, что стал бомжом? – удивился Вадим – Что же я такого плохого сделал? Чем я хуже остальных?

– Не обязательно быть хуже. Просто тебе это для чего-то нужно, раз Господь попустил такое. Бывают же и больные люди, и калеки…, и они ничуть не хуже остальных. А почему так – один Господь знает. А грехи свои большинство людей и не знают и даже о них не задумываются. Вот ты, например, в Бога не верил, в церковь не ходил, посты не соблюдал, не молился, не причащался, не исповедовался, пил, жил невенчанным браком… И чего ты заслужил? Ада! И Господь по своей милости попустил тебе этот ад в короткой земной жизни, чтобы ты здесь, на земле отмучился и наследовал Царствие Небесное.

– Но ведь так, как я живет большинство людей?

– Ну так это большинство в ад и идет. Что в этом хорошего? А ты вот теперь в Бога уверовал – может и в жизни у тебя все еще наладится: работу найдешь, жилье, женишься… Дай того, Бог! – отец Гавриил неторопливо перекрестился.

– Так, если Бог такой милостивый – вознегодовал изгнанник – почему тогда люди за такие пустяки в ад идут: в Бога не верили, в церковь не ходили, не молились, не постились, не причащались, не исповедовались…? Где же тут милость?

– Видишь ли, Вадим – спокойно ответил иерей – ад это – не то, что мы думаем. В аду у человека очень сильно болит душа от нераскаянности и от того, что он не познал Бога. Там человек все свои грехи знает, а покаяться уже не может и очень страдает. А милость Божья – вечный огонь, который дан грешникам, чтобы облегчать душевные муки. Настолько сильно там человек страдает, что жгущий его огонь оттягивает, облегчает боль. Вот ты теперь уверовал – значит и у тебя теперь есть надежда на спасение. Только обязательно слушайся батюшку, все делай так, как он тебе скажет.

– Разве батюшка ошибаться не может?

– Ошибаться могу я, отец Евгений, любой другой священник относительно советов, как поступать в разных ситуациях, а наш батюшка – человек особый, Богом одаренный. Таких сейчас очень мало. Он и молитвенник сильный, и прозорливый – насквозь тебя видит и все о тебе знает. Он видит, как тебе лучше поступить. Его обязательно слушайся.