Изгнанник

– Да, ты в рубашке родился! Только скажи, зачем ты все на себя взял?

– Молодой ты еще, Вадим. И в жизни у тебя может быть, еще все наладится. А я старый, жизнь свою прожил так – врагу не пожелаешь и помирать скоро. А тюрьма никому на пользу не идет. Мне-то терять нечего.

Телевизор так и стоял в развалине домика никем не тронутый. Друзья продали его на следующий день на «толкучке» за сто рублей. Вернувшись назад в деревню, они купили спирта, дешевой пищи, сигарет и собрались идти в заброшенный пионерский лагерь. В монастырь они решили больше не ходить и поэтому лишили себя возможности питаться в нем и лазать в «богатые» мусорные контейнеры. Вадим и Капитан проходили мимо знакомого поля, на котором паслись монастырские коровы. С ними были и злополучные козы. Друзья с улыбкой посмотрели на них, затем увидели пастуха. Он сидел рядом с домиком под широким вкопанным в землю тонарным зонтом и играл на гитаре.

– Знаешь, что – сказал Капитан – надо к нему подойти поблагодарить. Если бы не он, сидеть бы мне сейчас в тюрьме.

– Если бы не он – парировал Вадим – нас бы вообще не забрали.

– Что вышло, то вышло. А он все-таки молодец. Идем?

– Пошли – немного поразмыслив, ответил изгнанник.

– Иван, можно к тебе подойти? – вежливо спросил Капитан.

– Да, конечно – последовал короткий ответ.

На этот раз пастух был приветлив и доброжелателен. Друзья обменялись с ним сердечными рукопожатиями.

– Спасибо тебе, Иван, что выручил – сказал ему Капитан – если бы не ты и монашки, сидеть бы мне сейчас в тюрьме. Только ты нас пойми, мы, ведь, вам добра хотели. Мы могли этих коз таджикам продать, а вместо этого вам вернули, а вы сразу милицию вызывать.

– Да, поймите вы, мужики – ответил Иван – я здесь ничего сделать не мог. Я работаю во славу Божию, то есть бесплатно, и у меня вам на водку денег нет. Я был вынужден позвонить старшей и все ей рассказать. В монастыре вина немало. Думал, даст вам что-нибудь. Я сам не ожидал, что она ментов вызовет. Но вы ее тоже поймите – молодая девчонка. В школе отличницей была, конным спортом занималась, да уроки учила. После школы сразу в монастырь ушла. Она ничего в своей жизни не видела. Ее представление о милиции, как о чем-то очень хорошем – преступников ловят, закон защищают. Это я ее уговорил заявление на вас не писать.

– Спасибо! – сказал Капитан.

– Нас и так целую неделю били – вставил Вадим – хотели на нас все кражи в деревне списать. Здесь же полно дачных домов, которые почти год пустуют.

– На то и менты – сказал Иван – но вы тоже хороши, привели бы коз, да отдали. Вас бы все равно отблагодарили. А вы – дайте нам две бутылки водки, а то коз не вернем. Сами же под статью лезли.

– Да, не соображал я ничего с похмелья – оправдывался Капитан – в башке туман, башка раскалывается, «трубы горят» и одна только мысль – где взять похмелиться.

– Ладно, главное, что все обошлось – заключил пастух.

– Иван, ты выпьешь с нами спирта? – спросил Капитан.

– Только немного и аккуратно. Я не могу напиваться – мне же за стадо отвечать.

Он достал мобильный телефон и завел на нем будильник.

– Это что бы время не прозевать, когда коров в монастырь гнать – пояснил он – у меня вся жизнь по расписанию. Сейчас закуску достану.

Иван достал из походной сумки консервную банку с сардинами и открыл ее складным перочинным ножом.

Все трое выпили и закусили.

– М-да! – проговорил Вадим – А мы к вам в монастырь на работу устроиться хотели. Теперь не возьмут.

– Да, и раньше бы не взяли. Наша матушка боится незнакомых людей и бомжей с улицы на работу не возьмет.

– А кто такая матушка? – спросил изгнанник.

– Так в монастыре настоятельницу называют.

– Кормят у вас хорошо – завистливо сказал Капитан.

– Скит богатый – ответил пастух – благодетели приезжают такие крутые, их целый автобус ОМОНа охраняет.

– А что такое – скит? – спросил Вадим – Это что, так монастырь называется?

– Скит – это, можно сказать, филиал монастыря. Сам монастырь, вообще, в Эстонии находится. Это мы привыкли скит монастырем называть.

В это время две коровы, сцепившись рогами, начали бодаться. Иван, недолго думая, встал и, взяв кнут, подошел к ним. Со словами: «Где дисциплина?» он врезал обеим коровам. Те тут же разбежались в разные стороны. Пастух вернулся назад.

– А почему ты их все-таки так лупишь? – поинтересовался Капитан.

– Попаси сам – узнаешь. С этими коровами сплошные нервы. Попробуй, справься с ними! Да, и приучили меня так монашки с самого начала, когда я только сюда приехал.

– Ты же верующий?

– Верующий – не значит святой. Я такой же человек, как и все остальные. У меня тоже есть нервы. Верующий отличается от неверующего тем, что осознает свои грехи и кается. Господь призвал к покаянию не праведников, а грешников. А коровы бывают «с характером», делают, что хотят, а кнут поддерживает в стаде дисциплину. При всех тиранах был порядок в стране. Вот и беру с них пример – улыбнулся Иван.

Они выпили еще. Вадим и Капитан закурили.

– Ты сам-то, откуда? – полюбопытствовал изгнанник.

– С Москвы, с Бирюлево.

– А зачем ты, если не секрет, в монастырь ушел?

– Да, есть причина – Иван тяжело вздохнул.

– В монахи хочешь постричься? – спросил Капитан.

– Нет. Здоровье поправить. Депрессия у меня сильная уже несколько лет. Духовник сказал – поживи в монастыре – пройдет постепенно.

– А кто такой духовник?

– Священник, у которого ты постоянно исповедуешься и которому доверяешь.

– И давно ты здесь?

– Почти пять лет.

Друзья немного помолчали.

– А все-таки, Иван, объясни, пожалуйста – вежливо попросил Капитан – почему ты картошку в навозную яму выкидываешь?

– Видишь ли – пастух снова вздохнул – она внутри вся черная. В монастыре полно хорошей картошки. Настоятельнице плохую картошку жалко просто так выкинуть, и она благословила давать ее коровам. Сестрам дала послушание – отобрать плохую и сложить в мешки, а меня благословила каждый день давать коровам один-два мешка. Ветеринар сказал, что коров нельзя кормить такой картошкой, иначе они будут болеть. Матушка все равно сказала – давать, а когда коровы болеть начнут, она обвинит во всем старшую по коровнику. Я священника на исповеди спросил, как быть. Он сказал – выкидывай и никому не рассказывай. Вот и выкидываю каждый день один-два мешка.

– Такая глупая и настоятельница! – удивился «афганец».

– Ей восьмой десяток. Она уже ничего не соображает – немного обиженно ответил Иван.

– Да! Тяжело оказывается в монастыре – призадумавшись, произнес Капитан.

Они выпили еще раз.

– Ты монашек не трахал? – смеясь, спросили изгнанник, повеселевший после выпитого спирта.

– Мне эту шутку говорили сто раз, и она мне очень надоела – на этот раз Иван сильно рассердился – ну, почему никого не интересует, что такое монастырь, что такое церковь, что такое православная вера? Почему всех интересует только грязь: как ты живешь без бабы, трахал ли ты монашек, как можно работать бесплатно… Ведь, русскому человеку дано до последних времен сохранить православную веру. Где же русские люди? Во что они превратились? Почему все кругом только пьют, трахаются и деньги зарабатывают, а до Бога, до спасения собственной души, до спасения России никому дела нет? Эх, Россию жалко!

Иван говорил пламенно, напористо, горячо и искренне. В глазах его горели боль и обида.

– Ну, извини, я же пошутил! – засмущался Вадим.

– Да, я не обижаюсь – ответил пастух – просто надоела эта шутка. А за Россию действительно обидно. Ведь, если русские люди уверуют в Бога, если обратятся к Нему с молитвами, Бог Россию помилует и не будет у нас преступной власти и чурки отсюда уедут и в стране порядок наступит. Мне за каждого обидно, у кого в душе нет света, который дает православная вера, за каждого, кто живет и не видит смысла жизни.

Изгнанник и Капитан с большим интересом слушали пламенную речь Ивана. По лицу «афганца» было видно, что пастух открыл ему что-то важное.

– Мне тоже Россию жалко – сказал Капитан – вот скажи, Иван, как, по-твоему, можно ее спасти?

Видимо, пастух думал об этом давно и был рад, что, наконец, представилась возможность выговориться.

– В Библии сказано: плодитесь и размножайтесь – начал он свою речь – Вот мусульмане этот закон соблюдают, а наши бабы делают аборты. Бог Россию и наказывает тем, что чурки сюда едут. Я бы под страхом смертной казни запретил аборты и казнил прилюдно сто женщин и сто врачей, их делающих. Не хочет женщина растить ребенка, пусть отдает его в детский дом. Только надо, что бы интернаты были на попечении РПЦ. Я где-то читал, что у нас в стране делается тринадцать тысяч абортов в день. Это пять миллионов в год. За двадцать лет это сто миллионов детей, которые могли бы вырасти православными христианами. Это честные менты, чиновники, депутаты, это армия без дедовщины, это все, что угодно… а нынешнее общество обречено. Оно вымрет от пьянства и наркотиков. А все от того, что люди не хотят жить с Богом. И всего-то расстрелять сто женщин и сто врачей. К тому же во все времена, когда человека приговаривали к смертной казни, его перед смертью священник исповедовал и причащал, и у любого самого закоренелого преступника была возможность покаяться в грехах, умереть и наследовать Царствие Божие.

– Ну, хорошо – не вытерпел Вадим – а нам, бомжам что делать? Мы должны, по-твоему, спать под забором и молиться за Россию? Почему нам Бог не поможет найти жилье и работу?

– Постарайтесь поменьше пить и молитесь, просите помощи Божьей и постепенно все у вас наладится.

Иван еще долго проповедовал, но Вадим его почти не слушал.

– Если Бог такой хороший и всемогущий, то почему он допускает, что люди, лишенные крова, обречены умирать под забором? И как не пить от такой жизни? – выпалил он, наконец, с обидой.

– И Христу было негде голову преклонить – спокойно ответил пастух.

– Легко ему говорить – думал изгнанник – сам живет в богатом монастыре, в тепле, одет, обут, накормлен и работа – «не бей лежачего» – сидеть в поле, на гитаре тренькать. На наше место бы его – посмотрел бы я, как бы он проповедовал. А парень, все-таки, хороший. Не буду ему это говорить, что б ни портить отношения.

Они снова выпили.

– А ты слишком умный для пастуха – похвалил Ивана Капитан.

– Я же не по призванию пастух – с улыбкой ответил Иван – мое призвание вот – гитара.

– Сыграй нам что-нибудь – попросил Вадим.

Играл Иван хорошо. Он спел несколько очень серьезных песен православного и патриотического характера и специально для Капитана – одну «афганскую». От этих песен на душе у изгнанника стало тепло и светло. Капитан же, вообще, был сильно тронут. Друзья сильно зауважали пастуха.

Зазвенел будильник.

– Мне пора – сказал Иван, вставая – пойду коров собирать.

– Прости нас, Иван – пожимая ему на прощание руку, сказал Капитан – мы сильно в тебе ошибались.

– Дай Бог тебе всего хорошего! – сказал Вадим.

– Да, я на вас не обижаюсь – ответил пастух – вы завтра с утра ко мне в поле приходите. Я вам продуктов принесу.

Он отнес в домик зонт и складной стул, на котором сидел, затем пошел к стаду и, обойдя его, начал погонять коров. Раздался его голос:

– Домой, домой, домой! Колбаса, шире шаг! Сиськина, не отставай!

Коровы не слушались. Пастуху приходилось, спотыкаясь, шагать по пояс в траве к каждой скотине и при помощи кнута гнать ее вперед. Так постепенно он согнал их с пастбища. Стадо остановилось. Одна корова осталась стоять посреди поля. Она громко мычала, но с места не двигалась.

– Пулей!! – заорал Иван.

Корова продолжала стоять на месте. Выругавшись, пастух пошел за ней назад в поле. Подойдя к скотине, он замахнулся кнутом. Корова его опередила. Не дожидаясь удара, она резко рванула с места и, по-смешному прыгая с передних ног на задние, понеслась к стаду. Пастух от злости запустил в нее кнутом.

– И так каждый день – пожаловался он на ходу Вадиму и Капитану.

Улыбаясь, друзья весело и с уважением смотрели вслед этому парню с простым русским именем – Иван.

Глава 10

Давно прошло лето, и наступила осень. В самых первых числах октября территория заброшенного пионерского лагеря была густо завалена мокрыми желтыми осенними листьями, которые вместе с пожухлой травой по утрам покрывались инеем. Дул сильный ветер. Густые серые тучи сливались со скрывающим горизонт туманом. Видимость была всего несколько метров вокруг. Лужи покрывались тонкой кромкой льда.

Работу и жилье Вадим и Капитан так и не нашли, и по-прежнему жили в развалине в заброшенном пионерском лагере, несмотря на то, что октябрьскими ночами спать в «хижине» было холодно. Друзей согревал спирт и, разведенный посреди разрушенного домика, костер. Промышляли они все тем же: «прииски», сдавание цветного металла в приемные пункты, да иногда помогали местным жителям по хозяйству, за что были щедро накормлены и напоены. Друзьям, так же, приходилось ежедневно искать дрова, и они часто клянчили их у местных жителей, с которыми пили или которым помогали. Еще чаще Вадим и Капитан собирали хворост и ветки поваленных деревьев в находящемся неподалеку небольшом лесочке. Сырой хворост складывали на просушку в «хижине» вдоль стен.

Очень часто друзей выручал Иван. Пастух приносил им целые сумки с продуктами и иногда – одежду. Изгнанник и его товарищ частенько приходили к нему в поле, и каждый раз их новый приятель вел с ними духовные беседы и играл на гитаре. Неприязнь к нему сменилась на огромное уважение.

Сегодня друзья, навестив Ивана, получили от него сумку с продуктами и, вдоволь пообщавшись с ним, поспешили в пионерский лагерь, собираясь принять пищу и раздобыть спирта и сигарет.

– Фу, откуда так говном прет!? – возмутился Капитан.

Они вошли в свою «хижину» и в недоумении остановились возле дверного проема. На полу, опершись спиной об стену, неподвижно сидел их давний знакомый – Мирон. Лицо его искажала гримаса боли, ужаса и отчаяния.

– Ну, что, знакомые лица! – с сарказмом проговорил Капитан – Опять тебе плохо?

Старик ничего не ответил. Он, молча, и неподвижно сидел и даже не моргал.

– Напоишь такого водкой опять – добавил Вадим – а он тебя снова обворует.

– А не напоишь – помрет – возразил «афганец» – везет же нам на этого урода!

Мирон не шевелился. Изгнанник пытался его растолкать, но безуспешно. На помощь другу пришел Капитан, который пощупал пульс у старика. Рука была холодная, пульс отсутствовал. Мирон был мертв.

– Вот нам теперь хлопот прибавилось! – огорченно произнес Вадим – Что теперь с ним делать будем?

– Надо скорую вызвать – ответил Капитан.

Что бы вызвать скорую помощь, друзьям пришлось бегать по деревне в надежде попросить у кого-нибудь мобильный телефон.

Врачи приехали только через полтора часа. Изгнаннику и его другу пришлось все это время сидеть возле ворот пионерского лагеря, в ожидании их машины.

Покойного осмотрели – вероятно, смерть от острой сердечной недостаточности в результате сильного похмельного синдрома. У Мирона не было ни паспорта, ни тем более страхового полюса. Фельдшер вызвал «труповозку», после чего скорая уехала прочь.

За трупом приехали только к вечеру. Санитары были не в духе.

– Закопали бы, где-нибудь в лесу своего друга – со злостью сказал один из них – нам бы меньше проблем было.

– Вот ты, когда сдохнешь, тебя и закопаем – разозлился Капитан, с недобрым огоньком посмотрев на него.

Грубиян в ответ промолчал.

Покойного погрузили в машину.

– Куда вы его, хоть, повезете? – полюбопытствовал изгнанник.

– Понятно, что не в больницу – усмехнувшись, ответил все тот же санитар – на Ново-Архангельское кладбище. Там таких, как вы, как мусор сжигают. Положат в ящик и в печку.

«Труповозка» уехала, увезя с собой труп Мирона.

– Вот сволочи! – с обидой сказал Капитан – Таких, как вы, как мусор сжигают! Его бы, гада, на наше место!

– За что мне все это? – с горечью думал Вадим – ни крова, ни работы, ни денег, никому не нужный, всеми презираемый. А помру, так сожгут, как мусор без всяких угрызений совести, словно я, вообще, не человек.

Друзьям снова не повезло – пока они ждали «труповозку», пункт приема металла закрылся. Похмелиться было не на что. Вадима и Капитана трясло с сильного бодуна. Курить тоже было нечего.

Ближе к ночи подул сильный ветер и пошел проливной дождь. В развалине бывшего домика затух костер. Через дыры с потолка на друзей полилась вода. В считанные минуты Вадим и Капитан вымокли насквозь. Спать в таких условиях было невозможно. Изгнанник и его друг сидели в «хижине», дрожа и ежась от холода. Наконец, Капитан нашел выход из сложившейся ситуации.

– Знаешь, что, Вадим – радостно воскликнул он – пошли-ка в монастырь к Ивану. Попросим, что б пустил нас, хотя бы ночь переночевать, а не то к утру, не дай Бог, воспаление легких получим.

– А нас туда пустят? – с неуверенностью спросил изгнанник.

– Попытка – не пытка – ответил «афганец» – у нас нет другого выхода.

Монастырские ворота были закрыты. На них висел большой навесной замок. Друзья под проливным дождем в нерешительности прогуливались вдоль стен возле территории скотного двора. В одном из окон, стоящего возле коровника длинного двухэтажного дома горел свет. Вадим и Капитан увидели в этом окне голову Ивана.

– Хорошо ему сейчас – с завистью сказал изгнанник – одетый, обутый, в тепле, а мы тут промокшие, замерзшие, и колотит с похмелья.

– Не говори! – подтвердил Капитан.

Друзья, хоть и уважали Ивана, но все же, сильно завидовали ему.

«Афганец» поднял с земли маленький кусочек глины и, прицелившись, осторожно запустил его в стекло окна, в котором виднелся их товарищ.

Пастух немедленно открыл форточку.

– Иван, привет! Выйди на крыльцо, поговорить надо – попросил Капитан.

– Что случилось? – спросил пастух, когда выполнил просьбу друзей.

– Иван, слушай, тут холод такой и ливень – сказал «афганец» – не откажи бездомным, пусти на одну ночь переночевать.

Их друг на несколько секунд задумался.

– Сейчас, подождите – сказал он и скрылся за дверью.

Через минуту он снова появился, обутый в резиновые сапоги и одетый в солдатскую плащ-палатку. В руках Иван держал синюю телогрейку.

– Ты что, коров собрался пасти? – шепотом сострил Капитан.

Улыбнувшись, пастух спустился с крыльца и, выйдя из-под козырька прямо под ливень, подошел к забору. На острые колья заборной решетки легла телогрейка.

– Перелезайте, только тихо – зашептал Иван – я так иногда по вечерам в деревню хожу.

– Хитрец! – весело прошептал Вадим, первым перелезая через ограду.

Подождав Капитана, они поднялись на крыльцо.

– Заходите по очереди – шепотом сказал пастух – снимайте обувь и на цыпочках по одному поднимайтесь по лестнице. Только тихо, без шума.

Едва друзья оказались на втором этаже, как на первом раздался чей-то недовольный голос:

Кого ты там еще привел?

Следом послышался голос Ивана:

– Знакомых. Успокойся ты, Сергей, они только ночь тут переночуют, а завтра с утра уйдут.

– Знакомых? Это не тех бомжей, случайно, про которых ты мне рассказывал?

– Ладно, ты только никому не говори.

– А у тебя есть на то матушкино благословение – по ночам сюда бомжей водить? Хочешь, чтобы они тут что-нибудь украли или инфекцию, какую принесли?

– Что ты так боишься всего?! – голос пастуха стал смел и напорист, хотя разговаривал он по-прежнему тихо – Вспомни, чему Господь учил: алкал Я, и вы не дали мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня; был странником, и не приняли Меня; был наг, и не одели Меня… Его слушай, а не матушку. Матушка их отсюда просто выгонит и скоро ответ даст перед Богом за все свои поступки.

– Ну ладно – голос смягчился – только учти – если у меня что-нибудь пропадет – ты отвечать будешь.

– Хорошо, отвечу – последовал твердый ответ.

Наступила тишина, а за ней следом послышались осторожные шаги по лестнице и вскоре к друзьям поднялся Иван.

– Вот оно фарисейство! – шепотом возмущался он – Вместо того, чтобы людям добро делать, все кругом только за свою шкуру дрожат. Побыть бы таким на месте других!

– Слушай, Иван! – тихо спросил Капитан – Если мы тебе такие проблемы создаем, может мы лучше уйдем?

– Нет, не надо – ответил пастух – просто теперь делайте все, как я говорю. Куда я вас в такую погоду выгоню?!

В соседней с Ивановой кельи на потолке не горела лампочка. Пастух принес настольную лампу. Она осветила маленький журнальный столик, на который ее поставили, две кровати вдоль стен и комод, над которым висели несколько икон. Келья была просторной. Иван занавесил небольшое окно простыней, что бы со двора не было видно света – вдруг кто-нибудь пойдет.

– Ходите на цыпочках и разговаривайте шепотом – предупредил он – прямо под вами живет старая, сварливая монашка. Если она услышит здесь какой-нибудь шум и незнакомые голоса – такой крик поднимет! И мне первому достанется. На этот этаж никто не ходит и кроме меня тут никто не живет. Здесь будете спать, а с утра, что бы вас никто не видел, аккуратно отсюда уйдете.

Иван принес в келью обогреватель и Вадим с Капитаном с радостью развесили на просушку свои вещи.

– А теперь пошли ко мне – шепотом сказал пастух – выпьем для согрева.

В кельи у Ивана царил полный беспорядок. Похоже, в ней никто никогда не убирался. Келья была такая же просторная, как и предыдущая. В правом дальнем углу висел маленький иконостас – треугольник, выпиленный из куска фанеры. На нем стояли иконы и горел огонек в лампадке. Внизу на огромном покрытом пылью комоде – маленький телевизор, двд–проигрыватель и целая свалка мелких вещей: кассеты, компакт-диски… Напротив комода находилась застланная покрытая покрывалом кровать. Другая такая же кровать была вся завалена вещами крупнее: кнут, походная сумка, рубашки, майки, рабочая одежда…. Возле нее стоял шкаф. У самой двери – маленький самодельный столик, усыпанный печеньем, конфетами, консервами…. На нем еще – электрический чайник, чашки, ложки и пластмассовая банка с медом.

– Времени не хватает, что бы порядок в кельи навести – пожаловался Иван, усаживая гостей на край заваленной вещами кровати и, пока его товарищи жадно пожирали глазами, лежащее на столике съестное, подошел к шкафу и достал из него чуть початую бутылку водки.

– У монашки выпросил, которая продукты выдает – с улыбкой сказал Иван, усаживаясь на, стоящую рядом со столиком, табуретку и, спустя секунду, глубоко вздохнув, добавил – устал я очень, сил больше нет. Вот решил выпить. Вы, наверное, есть хотите? Берите, ешьте, что захотите. Все на столе.

Только сейчас друзья заметили, что их товарищ прилично пьян, эта бутылка у него далеко не первая и ему хотелось кому-то высказаться обо всем, что творилось у него на душе.

– Я в этом монастыре столько нервов вымотал! – начал пастух, разливая по кружкам водку – Тут такой бардак творится! Настоятельница – игуменья Филимона сорок два года была помощницей Алексея Второго. Скит очень богатый. У нее денег – куры не клюют. Я, естественно, не знал об этом и когда сюда приехал, и сказал, что хочу бесплатно работать – во славу Божию, она хитро избавилась от рабочего, который здесь два года трудился и получал зарплату. А мне сказали, что он чем-то провинился. После этого мне просто сели на шею. Я же сюда неофитом приехал и все воспринимал в «розовом свете». Я трудился с пяти утра до двенадцати ночи и по своей наивности считал, что так и должно было быть. Даже на Рождество и на Пасху, когда весь монастырь отдыхает, я целый день работаю в коровнике. Только прихожу в келью часок отдохнуть, как тут же звонок – Иван, приди, помоги, без тебя никак. Сестры раз в год ездят домой в отпуск. Меня же отпустили в первый раз только через два с половиной года и всего-то на две недели. И денег дали всего полторы тысячи рублей. Я эти две недели только в себя приходил после всего этого ада.

– Почему ты не уехал отсюда? – удивился Вадим.

– Духовник сказал – терпи, Бог воздаст – тяжело вздохнув, ответил Иван – ты больной, живи в монастыре. Так в Церкви учат – священник умнее, лучше знает, как тебе быть и нужно его слушаться.

Все трое выпили и закусили.

– Вернувшись, я попросил у Филимоны денег – зубы вставить. Это после всех моих трудов – с обидой продолжил пастух – так у нее сразу глазки забегали, вижу – в них страх. Сложно – говорит – сложно. А сама племянникам квартиру купила возле монастыря. И благодетели миллионы сюда жертвуют. Тут я окончательно в ней разочаровался, поняв, какая она жадная. Эта мразь придумала, как меня обмануть. Как раз наступало лето. Вот она и решила – откажу – обидится и уедет. Кто тогда будет коров пасти? И придумала: попаси – говорит лето – некого вместо тебя на замену ставить, а осенью я тебе помогу. Не поверил я ей, да благочинная заявила – я хорошо знаю матушку – она не обманет. Осенью же матушка говорит с хитрой улыбкой – а я тебе ничего не обещала.