Ты мой огонь

– Двери вон там, – ровным тоном произношу и киваю на выход из зала.

Я не собираюсь с ними заигрывать. В этой ситуации единственное, что работает, – это жёсткость. Не истерика, не попытка их пристыдить, а только холодное, безэмоциональное равнодушие.

Парни, кто в рванных джинсах и косухе, кто в спортивных штанах и худи, расселись в первом ряду. И я уверена, что им уже сообщили фронт их работ, но они поленились.

Конечно, зачем вставать и делать что-то руками, если можно отсидеться, глядя в глаза и выплёвывая фразы, рассчитанные на эффект. Всё как по схеме: сначала тупая шутка, потом попытка подойти ближе, потом проверить, испугается ли заучка из профкома.

– А ты нас прикроешь? – раздаётся над ухом хриплый и насмешливый голос, а в нос проникает запах сигаретного дыма.

Он стоит слишком близко. И не просто подошёл, а навис, словно проверяет, насколько я устойчива. Ещё один примитивный приём – создать физическое давление, чтобы прочитать реакцию.

– Нет! – строго отвечаю, и не вздрогнув. – Держите дистанцию, – добавляю, сама же не двигаюсь.

Во-первых, если бы я сейчас отпрыгнула в сторону, они бы сразу поняли, что меня можно пугать. А во-вторых, я не боюсь, или это можно в первую очередь? А, не важно, в любом случае, я не из пугливых.

– А то что? – усмехается парень и, сделав шаг, оказывается передо мной.

Высокий, с заметно спортивной фигурой, не перекачанный, но достаточно крепкий, чтобы без труда врезать кому-нибудь по лицу. Белая футболка подчёркивает загорелую кожу и рельеф груди, синие джинсы сидят на нём так, будто сшиты под заказ, подчёркивая дерзкую расслабленность. Лицо симпатичное, скулы резкие, нос прямой, губы чуть припухшие, будто только что кого-то целовал… или его ударили.

Кучерявые светлые волосы небрежно падают на лоб, создавая почти ангельский контраст с насмешливой ухмылкой на губах. А в глазах тот самый блеск из смеси вызова, наглости и чистого удовольствия от происходящего. Красивый, проблемный и абсолютно не способный держать себя в руках, если судить по драке, из-за которой он тут оказался. И, конечно, именно он тянется проверить границы. Потому как уверен, что не ответишь, не дёрнешься и не рявкнешь.

– Глаз на жопу натяну, – громыхает голос Ника на весь зал.

Не успеваю даже повернуть голову на звук, как сильные руки обхватывают меня за талию и резко прижимают спиной к твёрдой, горячей груди – так резко, что из лёгких почти вышибает воздух.

Его хватка – не просто жест. Это уверенное и однозначное заявление, что тут его территория. И почему-то в этой безумной сцене именно его реакция ощущается самым безопасным из всего, что сейчас происходит.

– Ещё вопросы есть? – периферическим зрением вижу, что Ник вопросительно дёргает головой.

В его голосе слышится сталь, такая холодная и пугающая, что, если бы не знала его, тут же сорвалась на бег. Но этот тон обращён не ко мне, и его руки на моём теле чувствуются как что-то обыденное. Словно своё, словно им там и место, будто так и должно быть. И я даже не делаю попыток выбраться, потому что ловлю себя на мысли, что мне приятно быть настолько близко к нему.

– Вопросов нет, – цедит сквозь зубы блондин.

– Тогда развернулся и шагом марш к своим обязанностям, – бросает приказным тоном и громким уверенным голосом.

– А ты кто такой? – парень было дёрнулся, но его тут же кто-то схватил за локоть.

– Не надо, Дим, – в поле зрения попадается парень в толстовке.

– А что? – судя по всему, Дима, не понимает намёков друга.

– Здорово, Грозный, – тот вместо ответа делает шаг вперёд и протягивает Нику руку.

У блондина меняется лицо от неприкрытой дерзости до открытого удивления. Видимо, слава Ника Грозного идёт впереди него. О той драке, в которой один парень раскидал троих спортсменов, говорил весь институт.

Ник не торопится ответить на рукопожатие, смерив всех присутствующих тяжёлым взглядом.

– Извини, Димас не знал, что девка твоя, – бросает один из сидевших в первом ряду.

– Девки у тебя в деревне, а у меня девушка, – сказав это, он прижимает меня ещё ближе, и я едва сдерживаюсь от всхлипа. – Что они должны делать? – спрашивает совсем другим тоном.

– Зал украшать, – отвечаю и понимаю, что мой голос звучит хрипло и сдавлено.

По телу бегают мурашки, по венам течёт жидкий огонь, а сердце так колотится, что рёбра трещат. Ох и плохи у меня дела, Ник Грозный залез не только в мысли, но и под кожу.

Глава 11. Не оступаюсь

Она рушила его планы не словами и не поступками, а простой тишиной, в которой он переставал играть и становился собой

Ник

Снежинка подрагивает в моих руках, и мне непонятно – от страха, или от того, что я её обнимаю. Надеюсь, второе, потому что самого потряхивает, словно мне опять пятнадцать, и я впервые обнял девушку. И это пугающе странно. Ещё никогда меня так не штормило, а ведь это даже не возбуждение. Взволнованность, предвкушение, необъяснимое тепло внутри.

Всю неделю я не приближался к ней, сидел на галёрке и просто смотрел. Или, наверное, будет честнее сказать, что любовался. Пялился на неё и едва слюни не пускал. И поймал себя на мысли, что думаю о ней двадцать четыре на семь, не как об объекте вожделения.

За пределами института я вспоминал её глаза, волнистые волосы, восточный аромат её тела и такие редкие улыбки, делавшие её лицо сияющим.

И мне эта чертовщина не нравится. Я не планировал так плыть от девушки. Я слишком молод, чтобы увязать в любви до гроба. Нет, я не говорю, что влюбился без памяти, но беспрерывно крутящиеся вокруг неё мысли выбивают почву из-под ног.

В отличие от своего брата, который к браку относится абсолютно нормально, я планировал связать себя этими узами где-нибудь к сорока годам. Мне нравится моя разгульная жизнь, мне по вкусу пробовать каждый вечер новое блюдо и совершенно точно не вставляет подсесть на одно.

Да только все мои настройки полетели к чертям, потому что уже неделю я даже смотреть на других не могу. Снежная королева так и стоит перед глазами, куда бы я ни пошёл. И мне так понравились её отклики на мои букеты, что впитывал их каждый день. Пусть она старалась делать вид, что её не трогают эти цветочные композиции, я видел, что они ей нравились.

Я изучил каждую эмоцию на её лице за эти дни, потому что глаз от неё не отрывал. Видел, как она непонимающе хмурится, читая что-то в учебнике. Как удивляется, радуется, грустит и смеётся. И сам так кайфовал, что решил, всё, у меня крыша потекла.

Снежинка улыбается – мои губы растягиваются. Она морщится, и я тоже. Озадаченно кусает губы и… ладно, в те моменты я мечтал сам их прикусывать.

Всё же вожделение присутствует, одного без другого не бывает. Она мне определённо нравится не только как девушка на одну ночь. Я хочу её себе надолго, насколько именно, не знаю, но совершенно точно дольше, чем я привык.

И вот, записался в волонтёры, кому скажешь – не поверит. Ник Грозный и волонтёр – это из области фантастики. Но, как понял, что несколько дней не увижу её, меня передёрнуло, и вот я тут, очень кстати. Шакалы нарисовались, на лакомый кусочек набросились. Моя она, и каждому хребет вырву, кто трогать вздумает.

– Ну, что стоим? – рявкаю этим соплякам, и борзый Димас окидывает меня недовольным взглядом.

Шёл бы ты отсюда, малыш, пока я ещё в хорошем настроении. Глазами он решил меня пугать, это даже смешно. Я ему кости переломаю и зубы выбью даже без особых стараний.

Видимо, прочитав в моих глазах все мои мысли, парень разворачивается и подходит к своим друзьям, которые уже возятся с коробками на краю сцены.

– Отпусти меня! – шипит Снежинка, вцепившись тонкими пальчиками в мою кисть на её плоском животе.

Вырядилась опять в короткие шорты, и топ этот облегает её грудь, как вторая кожа, а накинутый сверху длинный кардиган вообще не меняет ситуацию. Но сегодня она без каблуков, головой едва до моего плеча дотягивает и вообще кажется совсем маленькой в моих руках.

– Конечно, – произношу и убираю руки.

Снежинка удивляется, повернувшись ко мне, смотрит так, словно хочет мысли мои прочитать. Я же остаюсь с непроницаемым лицом, ни тени насмешки и никаких признаков моего влечения к ней.

Да, Снежинка, я буду хорошим парнем, потому что с тобой надо только так. Не напирать, не соблазнять, а завоёвывать, влюблять и покорять интеллектом. К слову, таким я буду заниматься впервые, обычно у меня совершенно другие методы. Но я люблю новое и сложное, а с этой девушкой просто не будет, и я не отступлю.

Отворачиваюсь и двигаюсь в сторону сцены, где стоят коробки и уже разворачивают бурную деятельность борзые оборванцы. Я собираюсь заняться делом, а не крутиться вокруг Снежинки без повода. Во-первых, отец учил, что, если дал слово, нужно его держать. А во-вторых, Снежинка не справится сама. Нет, это неправильная формулировка. Мне кажется, она с чем угодно справится, только это займёт больше времени. А я знаю, что она и так всю неделю пашет на благо универа, а сегодня выходной, наверняка даже не выспалась.

Ну всё, Ник, ты уже думаешь о её здоровом сне и как бы освободить девушку от работы. Попахивает тем, чем ты точно не планировал обзавестись, – чувствами. И дело совершенно не в сексуальном влечении.

София присела на корточки возле коробки с программками, раскладывая их стопками. Я рядом, сортирую плакаты по размерам, чтобы потом развесить, и то и дело взгляд скользит к ней. К коротким шортам, из-за которых мне сложно смотреть на что-то ещё, к кардигану, что всё время норовит соскользнуть с плеча, и я уже три раза подмечал, как она его поправляет.

– Этот на сцену? – уточняю, поднимая яркий постер.

– Да, второй такой же с другой стороны, – отвечает, не отрываясь от работы.

Киваю и, не торопясь, ухожу к лестнице. Ставлю стойку, проверяю крепления, чтобы не болталось. София подходит с другой стороны, и мы одновременно подтягиваем ткань, закрепляя её ровно по линии. Ни намёка на её привычный колючий тон, только деловое «ещё чуть выше» или «подержи тут».

Через несколько минут, когда с первой задачей покончено, она, не глядя, протягивает мне связку гирлянд.

– Можешь проверить, работают? Я боюсь включать, тут провод странно закреплён, – проговаривает уверенно, при этом толком на меня не смотрит.

– Без проблем, – спокойно отвечаю и иду к розетке.

Когда лампочки загораются тёплым светом, она впервые за весь день улыбается, и я, довольный этим, быстро справляюсь с креплением гирлянды вокруг сцены.

– Красиво, – тихо говорит, оценивая, как огни мягко обвили сцену.

Я ничего не добавляю, только перехожу к следующему участку, и мы продолжаем без лишних слов. И, кажется, именно эта тишина делает своё. Чувствую, как она время от времени бросает на меня короткие взгляды, будто пытается понять, играю ли я, или решил выполнить её просьбу и отстать от неё.

Ни первое, ни второе, Снежинка, увы и ах, но сейчас я настоящий.

11.2

Ник

Дальше мы двигаемся слаженно, как будто всегда работали в одной команде. Она аккуратно раскладывает по рядам буклеты, я тем временем поднимаюсь на стремянку и закрепляю оставшиеся фонарики, проверяя, чтобы ни один не болтался. При этом не упускаю Снежинку из своего обзора и именно поэтому отмечаю, как она бросает взгляд назад, сжимает кулаки, вдыхает и выдыхает. Нахмурившись, так же смотрю за спину и быстро понимаю, что к чему. Снежинка разворачивается всем корпусом, набирает побольше воздуха и успевает только рот открыть, как я опережаю её.

– Эй ты! – рявкаю на одного из этих идиотов. – А ну поднял, пока я из тебя баннер не сделал! – приказным тоном обращаюсь к нему, и тот поднимает с пола плакат, который тащил за собой, собирая всю пыль.

– Да пошёл ты! – бормочет под нос, явно в надежде, что никто не услышит, но, к его сожалению, помещение огромное, а воцарившаяся тишина разносит эхом его голос по залу.

В считанные секунды спускаюсь со стремянки и в несколько шагов оказываюсь перед ним.

– Повтори, а то я на высоте не расслышал, – обманчиво спокойно проговариваю.

Пацан в толстовке вместо того, чтобы стушеваться, выпрямляет плечи и смотрит на меня с вызовом. Кулаки сами собой сжимаются, тело напрягается как на ринге, на автомате занимая боевую позу.

– Ты один, а нас пятеро, – выплёвывает мне в лицо, но в глазах всё же мелькают отголоски страха.

– Верно, чего это я, – соглашаюсь, поджав губы, и дёргаюсь в сторону, отступая.

Да как же, я никогда не отступаю, что бы это ни было. Но стоило мне чуть сместиться, как один из уродов рванул прямо на меня. Второй тут же оказался сбоку и всё-таки заехал кулаком по скуле. Удар не такой, чтобы вырубить, но достаточно сильный, чтобы в голове коротко звякнуло и кровь закипела ещё сильнее.

Я перехватил дыхание и первым же движением вогнал кулак в живот тому, кто полез вперёд, заставив его согнуться пополам. Не давая ему выпрямиться, добавил ещё раз, уже снизу в корпус, и он повалился в сторону, хватаясь за рёбра. Второй решил воспользоваться моментом, но я шагнул к нему, приблизился, поймал за ворот и резко дёрнул вниз, врезав коленом. Он отлетел, споткнулся о спину своего же дружка и осел на пол.

Сзади налетел ещё один, широкий в плечах, явно привыкший давить весом. Я пропустил его чуть в сторону, выставил ногу и подбил так, что он грохнулся на спину с таким звуком, будто шкаф опрокинули. Четвёртый попытался зайти сбоку, и тут мне снова досталось – короткий удар в висок, от которого на миг потемнело в глазах. Но только на миг. Я развернулся, вложил весь вес в ответный удар по его лицу и почувствовал, как под пальцами хрустнул его нос. Он уронил руки и отступил, а я переключился на последнего.

Тот уже не полез открыто, метался, пытаясь подловить момент, но я его не ждал. Схватил за худой воротник, дёрнул на себя и отправил на пол, прижав коленом, чтобы не дёргался.

Когда всё закончилось, они уже сидели и лежали по полу, держась за лица, животы и плечи. Я провёл тыльной стороной ладони по губе, размазывая кровь, и только тогда заметил, что дыхание тяжёлое, а сердце колотится, как сумасшедшее.

– Пятеро на одного, – выдохнул я, глядя на них сверху вниз. – Плохая математика, пацаны.

Поворачиваюсь и натыкаюсь на Снежинку, она прикрыла рот ладонями, на лице все признаки испуга. Отлично, Ник! Лучший способ завоевать девушку – напугать её.

Обречённо мотнув головой, опускаю взгляд в пол, на языке металлический вкус крови, в последний момент сдерживаюсь от того, чтобы сплюнуть. Шумно выдыхаю и, ничего не говоря, иду на выход из актового зала. Направляюсь в сторону туалетов, по дороге коря себя за несдержанность. А ведь обещал отцу, да и всей семье не драться больше. Но это не так волнует, как то, что я напугал Снежинку.

В туалете включаю холодную воду и плескаю в лицо, больше, чтобы остыть. Вдруг дверь открывается, уверен, что один из убогих тоже решил умыться. Но, повернувшись к выходу на автомате, чуть ли челюсть не роняю, замечая в дверях Снежинку, у которой в руках аптечка.

Глава 12. Как умеет любить хулиган

Он был хулиганом, привыкшим брать силой и не знать отказа, но рядом с ней впервые учился сдерживаться, быть покорным и открывать ту часть себя, о существовании которой сам не подозревал

Ник

Я смотрю на неё с интересом, она на меня – со смущением. Переминается с ноги на ногу, губу прикусывает и взгляд опускает. Это необычно, ведь Снежинка чаще всего колючая, а тут такой прекрасный румянец на щеках. Однако она быстро берёт себя в руки и, расправив плечи, шагает в мою сторону.

– Тебе надо обработать рассечение, – бросает и, поставив аптечку рядом с раковиной, разворачивается, чтобы уйти.

Долго не думая, обхватываю её за талию и притягиваю к себе под тихий взвизг.

– Я не справлюсь сам, – шепчу на ухо, и у самого дыхание сбивается.

Снежинка молчит, только дышит так же тяжело, как и я. Не издаёт ни звука, когда я поворачиваю её, когда поднимаю над полом и усаживаю на край столешницы. Молчит, даже когда я наглым образом сжимаю её бёдра и раздвигаю их, чтобы вторгнуться между ними.

– Поможешь? – мой голос до того хриплый, что я сам себя не узнаю.

Не знаю, куда делась Снежная королева, но девушка передо мной покраснела ещё больше. Она молчит, только едва заметно кивает и тянется к аптечке. Открывает, чем-то шуршит, не знаю чем. Она легко может меня сейчас отравить, зарезать скальпелем или вколоть какую-нибудь дрянь. Я не замечу, потому что смотрю на неё и не могу оторваться.

Розовые пухлые губы манят и кажутся такими мягкими, как зефир. Аккуратный нос, серо-голубые глаза, длинные натуральные ресницы, гладкая кожа. Чёрт! Она безумно красива! Настолько, что смотришь на неё и дыхание перехватывает. Хочется смотреть и смотреть, не отрываясь. Любоваться каждой эмоцией, запоминать каждую родинку. Как она тонкими пальчиками заправляет за ухо прядь волос. Как поджимает губы, словно нервничает. А когда она высовывает кончик розового язычка и проходится по ним, мне словно со всей силы врезали под дых.

Снежинка же всего этого не замечает и, закончив копошиться в аптечке, поворачивает лицо ко мне и с сосредоточенным видом подносит к моей скуле ватный диск, судя по запаху, пропитанный антисептиком. Но сбивается и дёргается, наткнувшись на мой плотоядный взгляд. И снова проявляет свою выдержку, вздёрнув подбородок и сделав вид, что ничего не видит и не понимает.

Да только дыхание у неё сбилось, грудь поднимается и опускается, пальчики подрагивают, выдавая её с головой. И меня вдруг распирает от радости, что Снежинка так же неравнодушна ко мне, как и я к ней.

Выныриваю из мыслей, когда на автомате морщусь и шиплю, едва ватный диск прикасается к моей скуле, но тут же забываю об этом лёгком покалывании, когда София дует на ранку. Я готов каждый день получать по морде, если она будет с такой бережностью заботиться обо мне.

– Прекрати, – бросает севшим голосом.

– Что? – непонимающе спрашиваю.

– Лапать меня, – слышу, как старается, чтобы тон звучал требовательно, но выходит у неё плохо.

– Я не лапаю, а всего лишь держу тебя, – отвечаю или, скорее, хриплю.

Потому что меня штормит не по-детски от её близости, от восточного аромата, от едва заметных мурашек на коже изящных бёдер под моими ладонями.

Снежинка только вздыхает с досадой, но не пытается оттолкнуть мои руки, продолжая обрабатывать мои царапины. Вид у неё сконцентрированный, а на лбу проступает тонкая морщинка, когда она хмурится. Положив ватный диск на столешницу рядом с собой, о чём-то задумывается, прикусив нижнюю губу, чем вызывает желание застонать. Каким-то чудом сдерживаюсь и не издаю ни звука, млея от прикосновения к её телу.

Мне в кайф её забота, хоть последствия драки незначительны. В моей жизни бывало и хуже, намного хуже. Я много дрался, несколько лет назад вообще из одной передряги в другую лез. И когда ходил в секцию бокса, выступал спарринг-партнёром на тренировках для участников соревнований. Тренер требовал, чтобы и я пошёл в большой бокс, каждую тренировку расхваливал мне ринг, привилегии и доходы боксёров. Но я никогда не увлекался этим видом спорта настолько, чтобы сделать его частью своей жизни. Отец отдал меня в эту секцию, чтобы я мог за себя постоять, о чём он, я почти уверен, пожалел очень скоро.

– Готово, – вырывает из воспоминаний Снежинка.

Она поправляет пластырь и опускает руки, но я успеваю их перехватить, сжать тонкие пальчики и без раздумий прижаться губами к ним. София вздрагивает от этого жеста и порывается вырваться из моей хватки, но я не собираюсь её отпускать.

Ни сейчас, ни когда-либо.

– Спасибо, – произношу и мысленно даю себе подзатыльник.

Пора уже взять себя в руки и избавиться от этой хрипоты в голосе, а то как подросток на первом свидании, ей богу.

– Не… не за что, – отвечает, и я вижу, что её тоже штормит, но она сопротивляется.

Почему? Что её останавливает? Если нас тянет друг к другу, то смысл сдерживаться?

– Позволишь пригласить тебя на ужин, – моя фраза звучит, скорее, как утверждение, чем как вопрос, но я не намерен сдаваться.

Если Снежной королеве на хватает смелости принять решение, я приму его за двоих.

– Нет, – мотает головой, но звучит это очень неубедительно.

– Почему? – округляю глаза, наверняка выглядя сейчас как идиот.

– В этом нет смысла, – прочистив горло, она опускает взгляд и, глубоко вдохнув и выдохнув, судя по всему, берёт себя в руки. – Можешь отойти? – поднимает глаза на меня, и я уже вижу привычную холодность в серых омутах.

– Могу, – киваю. – Но не хочу, – добавляю с улыбкой, но Снежинка не оценивает.

– Никита, давай не будем портить отношения, – моё полное имя из её уст звучит настолько вкусно, что я даже облизываюсь. – Я всего лишь обработала тебе раны, и был бы другой на твоём месте…

– На моём месте пятеро несчастных в актовом зале, – перебиваю её и отмечаю, как она краснеет.

О да, Снежинка, ты немного просчиталась.

– Но ты почему-то пришла ко мне, – проговариваю и наклоняю голову набок.

София задышала чаще, сжала кулачки, челюсть, и я понимаю, что надо было держать язык за зубами. Да, пришла, но нахрен тыкать её в это носом?

– Пропусти, пожалуйста, – просит, и я, оскалившись, делаю шаг назад, понимая, что лучше не давить.

С большой неохотой наблюдаю за тем, как она спрыгивает на пол и направляется на выход.

Как умеет он быть покорным.– Если б знала ты сердцем упорным, Как умеет любить хулиган,

В первый раз отрекаюсь скандалить, – зачитал, уставившись в напряжённую спину.Я б навеки пошёл за тобой Хоть в свои, хоть в чужие дали… В первый раз я запел про любовь,

Я откладывал этот приём на крайний случай, и сегодня он настал. Снежинка обожает Есенина, а он стихи словно с меня писал и, кажется, именно для этого момента. Она медленно поворачивается ко мне, дышит так, словно пробежала километр без передышки.

– Это запрещённый приём… – сипло бросает, но в её глазах я вижу трещину во льдах.

– Это от сердца, – говорю, оставаясь на месте.

Снежинка молчит, долго смотрит, а у меня сердце так колотится, можно подумать, что сейчас она решает мою судьбу. Хотя, наверное, так и есть.

– В семь будь у ворот общежития, – проговаривает, резко разворачивается и спешно покидает помещение.

А я на пару минут выпадаю из реальности. Она согласилась! Согласилась!

12.2

Ник

Ровно в семь вечера я стою у ворот общежития нашей альма-матер, и… волнуюсь. Кому расскажешь, не поверят. Чтобы Ник Грозный переживал из-за свидания, да это из области фантастики. Но нет, вот он я, стою, облокотившись о капот машины, и нервно губу терзаю, как подросток. Я бы скурил полпачки сигарет, но не хочу, чтобы от меня воняло, и это опять из той же области. Раньше меня мало волновал этот факт, да и девкам вроде нравилось, мол, мужиком пахнет. Но Снежинка… во-первых она не девка, а девушка. А во-вторых, я уверен, что для неё мужчина пахнет по-другому. Не знаю ещё как, но точно не табаком.

В тишине вечера приближающиеся шаги слышны достаточно хорошо. Оторвав свою задницу от капота, я выпрямляюсь, мысленно приказывая сердцу успокоиться и перестать ломать грудную клетку. Это просто девушка, которая мне нравится больше, чем… кто-либо когда-нибудь.

Однако, стоит Снежинке выйти в свет фонаря, мотор сначала пропускает пару ударов, а потом начинает биться ещё сильнее. Она ослепительно красива в облегающем её изгибы белом платье длиной чуть выше колен. Ни откровенных вырезов, ни вызывающих деталей. Длинные прозрачные рукава создают образ скромности, но платье обтягивает её фигуру как вторая кожа, выделяя тонкую талию, плавные бёдра, нежную грудь, и открывает стройные загорелые ноги в чёрных туфлях. Дыхание спёрло, и на несколько долгих секунд я просто застыл, рассматривая её с головы до ног.

– Привет, – робко произносит, скрестив руки перед собой и словно прикрываясь маленькой чёрной сумкой.

– Привет, – отвечаю, прочистив горло. – Ты невероятно красивая, Снежинка, – буквально выдыхаю эти слова, слегка качнув головой.

– Спасибо, – бросает коротко и заправляет прядь волос за ухо.

Смущается, и это так мило. Ой, ну всё, Ник, ты выжил из ума. Слово «мило» у меня возникает только в сторону моих сестрёнок-близняшек или в шуточно-ироничном контексте. Но, наверное, уже пора принять и смириться с тем, что всё, что связано со Снежинкой, выбивается из привычного мне мира.

Отмираю и собираюсь сделать шаг к девушке, но вспоминаю про букет цветов. Повернувшись, хватаю презент и только потом иду ей навстречу.

– Это тебе, – говорю очевидное.

– Ох, – срывается с её губ. – Тяжёлые, – улыбается, подхватив букет обеими руками.

– Тогда давай сюда, – забрав цветы обратно, открываю заднюю дверь тачки и кладу их на сидение.