Властитель груш

– Сегодня Треф судят.

– Что?

Старичок щёлкнул языком, удовлетворённый заброшенной наживкой.

– Гёц, говорят, взбунтовался против Пьетро. Вчера в районе Треф погром был. И сцапали королька. Только он сперва замочил троих и куртов склад с выпивкой попалил.

Мечница стиснула поводья в руке. Всё внутри её головы, что Господь не прибил накрепко к черепу, посыпалось вперемешку.

– Ха. Курт, должно быть, все волосы со спины повыдрал…

– Когда суд? – быстро перебила она, глядя сквозь медленно рассеивающийся дым.

– Сегодня… Пьетро хочет до праздника разобраться. – Хромой снова запихнул трубку в рот и одобрительно кивнул: – Оно и правильно. Нехрена в швятой день ховнюка кажнить.

– Бывай, Луиджи.

Женщина затянула петлю из поводьев вокруг столба и отправилась к воротам, порой срываясь с быстрого шага на лёгкую рысь.

На ходу она кивнула знакомому сержанту кальварской гвардии – тот с помощью двоих стражников, жезла и чьей-то матери по одной пропускал гружёные телеги через подъёмный мост в узкую каменную кишку.

Легко перебежав по настилу над тихо журчавшим во рве Рёйстером, она сунулась было в мрачный прохладный коридор вслед за очередной гремящей тележкой – та как раз перегородила всё пространство от одной стены до другой.

– Эрна!

Сержант окликнул её прежде, чем она успела стиснуть кулаки, подавляя заклокотавшую слева от печени злость. Обратившись обратно к свету, она попыталась натянуть улыбку для гвардейца, ковылявшего через мост с дежурной утомлённой харей.

– Фриц, дорогой!

– Как угорелая, – буркнул стражник, стягивая на ходу маленькую красную шапочку. Ею же он утёр капли пота со лба и подставил поредевшие волосы на макушке под западный ветерок. – Далеко ль собралась?

Мечница беспомощно махнула рукой в сторону запруженных ворот.

– Да вот… Луиджи сказал, Старик хочет скорее меня видеть. Подумала, не стоит тебя отвлекать.

– Даже не знаю, сумеешь ли ты перемахнуть эти три воза…

Фриц проводил задумчивым взглядом телегу, медленно отходящую в темноту.

– Пропустишь меня через калитку, а? А вечером заходи в «Корону». Поставлю тебе долбаную пинту.

«Бёльсова Мгла, только не воображай себя актёром!» – мысленно добавила она, прикусывая нижнюю губу, когда Фриц наморщил широкий лоб и поднял глаза к небу.

Впрочем, сержант не умел заставлять себя упрашивать – на своё же счастье. И вряд ли имел такое желание, пока вокруг топталось столько крестьян, съехавшихся с южной округи ко дню Святого Патора.

– Так и быть. Ганс!

Один из его подчинённых встрепенулся и тоже поплёлся через мост, гремя кольчугой. Фриц же ухмыльнулся напоследок и на прощание поднял раскрытую ладонь:

– Это должна быть вебельская пинта, понимаешь?

Ганс провёл мечницу по узкой и крутой тропке вдоль стены, что и оканчивалась «калиткой» – маленьким проходом, забранным железной дверью и решёткой. Нырнув под низкую притолоку, она снова выпрямилась и шагнула за следующим провожатым и его чадящей лампой.

Как и воротный коридор, проход за «калиткой» загибался вправо и немного вверх, но здесь плечо Эрны то и дело задевало шершавую влажную стену. По ногам гулял сквозняк. С обеих сторон за ней угрюмо наблюдали бездонные глаза бойниц, словно до сих пор видели у неё на груди старый чёрный значок.

Она старалась не пыриться в ответ. Перемигиваться с элементами фортификации – явный признак течи на чердаке.

Дневной свет упал на неё прежде, чем глаза успели отвыкнуть, а гудящая голова – остыть в прохладной червоточине. Приложив руку ко лбу, с прикрытыми глазами, женщина лихорадочно сшивала по кусочкам картину новостей Грушевого Сада. Трефы подняли мятеж? Весь их район заняли садовые ребята? Гёц в цепях дожидается суда?

Что ещё успело тут случиться, пока она таскалась до Вебеля и обратно? Уж не воскрес ли часом кайзер Вюрдерих, чтобы повести всех праведных месков на последнюю войну со всеми, кто не успел принять крест?

Медленно она поплелась вверх по Полёту Кружевницы, одной рукой придерживая меч на боку, а другой – бедную головушку. Так рассеянно гулять рядом с трущобами неблагоразумно, однако людей вокруг вертелось немного, да и те предпочитали её обходить, только завидев оружие, чёрный берет и пёстрый платок на шее.

Поначалу она позволила обогнать себя оглушительно кудахчущей повозке, только выползшей из Южных ворот. Через пару минут ноги незаметно понесли её скорее. Хотя расправа над личными врагами Даголо считалась её почётным долгом, в этот раз Эрна вовсе не горела желанием поскорее выкопать могилу. Одна лишь неясность терзала каждый миг и подгоняла вперёд.

Так, что она почти забыла смотреть по сторонам и держать руку у кошелька. На какое-то время.

Сложно сказать, как долго плёлся за ней долговязый бродяга в убогом латаном плаще, но хвост она бы засекла и в толчее. Мечница остановилась перемолвиться с орущим лоточником, на деле – чтобы мельком разглядеть пилигрима.

Такие благочестивые оборванцы всё тёплое время года шастают между городами Рёйстера и Аргебургом от святыни к святыне. Луиджи Хромой и другие небрезгливые старики дают им приют за пару пфеннигов. Или пару краденых башмаков, не налезших на такого верзилу.

Кажется, шпионы и соглядатаи рядились под пилигримов в Кальваре аж с самого образования Лиги. По теперешним временам это как-то даже немодно.

Приметив симпатичный поворот, женщина с удовольствием нырнула за угол, предвкушая возможность пощупать преследователя за вымя и ненадолго отодвинуть новые заботы. В конце переулка, убедившись, что длинная фигура маячит позади, она повернула вправо и прильнула к холодной стене кирпичного бедняцкого дома.

Измождённая баба чуть постарше неё отвлеклась от стирки и приоткрыла рот, молча глядя на меч. Острие нетерпеливо качнулось – понятливая прачка скрылась за дверью.

У хорошего мечника оружие всегда наготове, обнажить его можно за миг. Предусмотрительный мечник уже держит его в руках и за этот миг может пырнуть хорошего мечника разок-другой. Мудрый же мечник стоит с обнажённым клинком в тени, чтобы в нужный момент выскочить оттуда и выпотрошить обоих идиотов, пока они за клинки хватаются.

Эрне Господь по какой-то причине, для её умишка совершенно непостижимой, дал лишь ножны. Посему уж ей-то не стоило пренебрегать опытом таких заслуженных земных мудрецов, как Йонас Затычный или Хуан Дыродел.

Из свободной руки в угол полетел купленный за пятёрку пирожок из кошки, мышки или ещё кого-то, на чей филей преуспевающий гешефтмахер Гёц Шульц и не взглянул бы. А вот для кого-то из домочадцев рассудительной фрау – целый пир.

Тяжёлые шаги за поворотом участились. «Раз, два, три, четыре…» – сосчитала мечница, беззвучно шевеля губами, сделала молниеносный шажок и направила клинок на горло «пилигрима».

– Ах ты срань Бёльсова!

Рассечённое лицо, открывшееся ей, наполовину заросло жёсткой чёрной шерстью, но вблизи спутать его нельзя ни с чем. Увидеть его она ждала меньше, чем весть о суде над Королём Треф.

Манфред фон Сульт кисло улыбнулся.

– И этим ртом ты целуешь свой меч на ночь?

Оправившись от изумления, женщина приготовилась проткнуть раубриттера, как куропатку. Ему хватило заминки, чтобы почуять запах стали.

– Стой-стой-стой! – он побледнел и попятился, поднимая руки ещё выше. – Я должен что-то тебе сказать, курва бешеная!

– Что у тебя может быть такого, что ценнее для меня, чем твоя башка?

Меч подрагивал в воздухе, готовый вонзиться в плоть. Сульт облизнул губы.

– Я пришёл сдать того, кто мне заказал Кавальеллу.

– Ох, да что ты?

– Представь себе, – сердито буркнул он, гордо задирая подбородок, – я не настолько шибанутый, чтоб без плана со своими убогими на всю баронскую рать вываливаться!

– Говори!

– А ты не заколешь меня, как узнаешь?

– Я тебя кончу сейчас! – прорычала Эрна, делая мягкий маленький шаг вперёд и нажимая на клинок.

Из-под плаща вынужденного пятиться раубриттера остро пахнуло потом и страхом, его глазки забегали, а спина натолкнулась на стену дома напротив.

– Карл Даголо!

В первый миг ей показалось, что Сульт крикнул это, как кричат имя Господа, взывая о пощаде.

– Чего?

– Карл Даголо – это он меня нанял, – спокойнее повторил мужчина, и уголок его рта, кажется, даже осмелился сдвинуться в сторону и вверх.

Когда острие меча пощекотало кожу над кадыком, его губы снова перекосило в ужасе, как и полагалось. Раубриттер попытался отступить ещё дальше – прямо внутрь кладки.

– Я не лгу! – просипел он, запрокидывая голову – теперь просто чтобы не порезаться. – Мы сушили портки в Грисколе, когда герцог выставил без денег. Тут Стефан. Начал задвигать про Кавальеллу, потом предложил обнести закладные лавки Треф перед скачками. И сказал, что уведёт большую часть людей, когда я подам знак!

– Пожар в Вебеле? – глухо проговорила мечница.

Меченая рожа вдруг поплыла перед глазами; она напряжённо моргнула, прикусив губу, чтобы отогнать несвоевременный морок.

– Ага. Это я придумал. Хороший сигнал, не спутаешь. И Стефану было чем отбрехаться.

Сульт осторожно поднёс пальцы к острию меча.

– Уберёшь эту хреновину?

Она молча отступила, опуская оружие к ноге. Всё это дерьмо в её голове смешалось в огромный кипящий водоворот, а сам Большой Морской Бес раскалённым трезубцем размешивал варево и неистово хохотал.

– Неплохое, гхм, известие, а? – раубриттер кашлянул, аккуратно потирая шею.

Женщина вскинула настороженный взгляд, но он стоял смирно и пока не тянулся к тесаку под плащом. Вздохнув, она сама приложилась спиной к прохладному кирпичу и произнесла единственное слово, что вырисовывалось в уме отчётливо:

– Жопа.

– Да-а, всегда больно, когда друг тебе на голову ссыт, – посочувствовал Сульт, пожав плечами, и резко запахнул полы плаща, пряча клинок и добротный бычий колет. – А мой паж, Рукер, в обмен на ливрею наплёл засратому сенешалю герцога, что мне интереснее щипать кальварские караваны с медью, чем отбивать проклятые медные копи.

– Стефан прям так и сказал? Что Карл велел ограбить скачки?

– В конце концов, ага. Я ведь не дятел, – он скорчил рожицу и подмигнул, – мне в прошлый раз дали понять, что Даголо за круп кусать небезопасно. Ты же и дала.

Ишь ты, небезопасно. Может, в самом деле подрезать ему язык, пока дотянуться рукой можно?

– Пойдём со мной в Палаццо. Расскажешь Старику…

– Не-не-не-не! – раубриттер быстро задёргал головой из стороны в сторону, – Дурная ты, что ли? Мне же оттуда дорога только в могилу. Да с вас станется ещё и повесить меня! Не для того я башкой рисковал.

Конечно же, не для этого. Какая, к Бёльсу, справедливость? Башкой рисковать можно только для того, чтоб напрудить обидчику за шиворот. Или за деньги. Но денег Сульту в любом случае не видать.

– Что делать будешь?

Эрна метнула в мужчину злой взгляд и сплюнула.

– А что я сделать могу? Замочить его как-нибудь ночью и дёру дать? Вот охренительный план!

– А ты не можешь рассказать Старику? – осторожно проговорил он, сверля её заискивающим взглядом.

Наверняка понимает, что говорит сейчас, как ребёнок, но чем более дурацкую идею забил в голову, тем сложнее от неё отказаться.

– Или кому-то, ну, из этой вашей Лиги?

Женщина вздохнула.

– Да я могу что угодно сказать. Не знаю только, во что мне это встанет. Зато знаю, во что встанет Карлу.

– Да?

– Ни во что не встанет! – рявкнула она. – Проветри чердак от краденого вина! Я просто солдат Даголо, да ещё по твоей милости жидко обделалась на скачках – как быстро меня к Бёльсу пошлют, по-твоему?!

Сульт втянул щеки так, что они будто соединились изнутри. Глубокое разочарование на его лице истаяло. На смену пришла искусная постная маска – сказывалось запрятанное глубоко внизу рыцарское воспитание.

– Ну и ладно. Хрен с ним.

– Карлу я могу разве что в пиво плюнуть, – мечница прищурилась на уже не столь бесстрастную меченую харю: – Но вот ты… Раз ты так любезно подлез мне под руку…

– Я думал, мы договорились! – оскорблённо воскликнул раубриттер.

Отпрянув от стены, он поспешил к середине переулка, откуда они недавно вышли. Его рука скользнула под плащ. Слух женщины, обострившийся, как у крадущейся к птице кошки, различил нежный шорох металла о кожу.

– Хочешь скрестить со мной эту зубочистку?

С усмешкой она подняла меч от колена в позицию. В мгновение ока раубриттер отскочил назад фута на три и чуть не споткнулся.

– Да долбись ты своим пырялом! – видя, что его и не собираются преследовать, он ринулся прочь длинным прыгающим шагом.

Из-за косматой гривы за ним сыпалось на камень сердитое бурчание.

Эрна опустила меч и чуть прикрыла глаза, улыбаясь вслед долговязой фигуре – со второй попытки той удалось резко и злобно запахнуть полы плаща.

– Как приятно с утра кого-то запугать! – пробормотала она под нос.

Чужая беда редко добавляет сахара в твою чашу, но Сульт – случай совсем особый. Вряд ли это её утешит, когда сучонок Карл будет смотреть, как вешают и потрошат Короля Треф. Но хоть какое-то напоминание, что Единый изредка обращает и к ней милостивый взор.

С тяжёлым вздохом мечница вернула оружие в ножны. Перерыв на комедию окончен – пора продолжить скорбный путь с новой ношей. Увы, единственный знакомый ей некровожадный валон остался лежать в могиле далеко вверх по Рёйстеру.

***

Папаша всегда говорил, что в любой куче дерьма нужно искать светлую сторону, или хотя бы сторону наветренную. Гёц пока чувствовал себя вполне живым. Следует ли определить сие положение как светлое, или совсем наоборот? «Обещанный» ему «суд» мог окончиться и таким «приговором», до которого лучше не доживать.

Делец поднялся со скрипящей койки, повинуясь злобному окрику жирного палача. Непокорность сейчас никакой выгоды не сулила: только несколько лишних пинков выгадаешь.

Мелкими шажками переставляя ноги, одетые в гремящее железо, он поплёлся вслед за толстяком. Руки тоже опутывала цепь. Перебитую правую она так тянула к земле, что удивительно, как до сих пор жилы не разорвались – и как он умудрялся не скулить на потеху Альвино.

В голове с бешеной скоростью продолжали вращаться оставшиеся варианты спасти шкуру.

Глупо надеяться, что его отобьют. Если Треф не схватили, если Альфи удалось договориться с Глаубом, если даже Глауб не выдал Треф и оружие, прослышав только о пленении вожака – они наверняка отчалили вниз по Рёйстеру под покровом ночи. Или ждут следующих сумерек, чтобы так и сделать, пока на каждом выходе из города не встал дозор. Хотя Даголо и пришлось распылить силы для облавы, людей у него по-прежнему больше, и что важнее всего – они не обезглавлены.

Выходит, остаётся рассчитывать только на себя, на припрятанный сундучок серебра, да на хафеленскую родню. Это было бы достаточной страховкой, если бы его поймали на планомерном воровстве, а не за подготовкой бунта. В сложившейся партии благоприятным будет от силы один шанс из десяти. Как жаль, что и розыгрыш всего один!

С другой стороны, вряд ли стоило умирать девять раз подряд, чтобы узнать, верно ли оценил шансы.

Как ни забавно, Даголо припёрло судить его в помпезном трапезном зале – только вот по такому случаю судия не сжимал в руках кубок и окорок. Всё лишнее вынесли прочь.

Барон сидел в высоком кресле у самой стены, трезвый, как стёклышко, мрачный, как скала, и почти не мигающий. Для игрока глаза у него всегда были чересчур большими и откровенными: сидя за картами, наблюдательный человек вроде Короля Треф почти всегда мог представить, что у старика на руках.

И сейчас он хорошо видел: узловатые пальцы уже навострили туза пик, которого так глубоко забьют предателю в глотку, что кончик выглянет из задницы.

Дюжины две бойцов Даголо и его мелких партнёров из Сада затихли, выпрямились на лавочках у стен. Не иначе чтоб прислушаться к звону кандалов. На возвышении подле барона усадили почётных гостей: кресло справа от него пустовало, но следующее занимала женщина в роскошном сапфировом платье.

В сторону трущобной госпожи Гёц, впрочем, посмотрел лишь мельком: его взгляд притягивал крепкий зелёный господин по левую руку от Даголо. Вернер Фёрц лишь на миг поднял мутные глаза, а после продолжил начищать линзы.

– Стой! – каркнул Альвино.

Делец обнаружил, что всё это время кандалы скрадывали оглушительный стук, отдававший из груди прямо в уши. Вокруг благоговейная тишина – хороший момент, чтобы первому перейти в наступление, но зелёный крот оказался на «суде» как клин, забитый в полено, от которого вверх и вниз разбегается глубокая чёрная трещина. А оттуда сыплются жучки и черви, ведь полено давно сгнило.

– Дадим ему начать оправдываться? – спокойно произнесла Магна, рассматривая ногти.

«Так и знала, что ты обделаешься, – уловил Гёц в её тоне. – Как же удачно для меня, что я держу при себе толковую ведьму и та почуяла всё загодя».

Старик резко мотнул головой. Хвостик пёстрого шёлкового платка на шее дёрнулся следом, открывая верхнюю золотую пуговицу на парчовом дублете. Сколько же он тратит на прачек, чтобы те каждый раз отчищали роскошества от капель жира и винных пятен?

– Видишь ли, дорогая, – Даголо наконец отвёл глазищи от мятежного капитана, – этот засранец запустил свои пальцы далеко за пределы нашего простого общества. Мой друг из Застенья уже здесь. Ему тоже надо кой-чего послушать.

***

Полуденный звон колокола гнал по улице высокую, крепко сбитую фигуру с ярким пятном на шее и бьющимся о левую ногу мечом. Будь она ещё выше и крупнее – и каждый шаг в самом деле выворачивал бы булыжники из мостовой.

– Эрна!

Мечница молча кивнула, едва скользнув по Карлу колючим взглядом. Видно, старый болтун Луиджи не упустил возможности поставил её в известность.

– Что этот хрен тут делает?

Она ткнула пальцем в карету с вызолоченным гербом Терлингенов. Во дворе Палаццо Даголо эта штука с каждым разом смотрелась всё более и более естественно.

– Заговор вышел далеко за пределы Сада, видишь ли. Мы с отцом решили, что патрицию следует знать… О некоторых его деталях.

Женщина сплюнула в сторону, по-прежнему не поднимая глаз.

– Охренеть как загадочно всё.

– Сейчас сама всё увидишь, – заметил мужчина, внимательнее присматриваясь к мечнице.

Резковатый тон! До смерти не хотелось более рыть носом землю и перемывать кости каждому из друзей, отыскивая семена измены. Но не слишком ли рано он расслабился?

– Какие-то проблемы?

– Нет, – медленно проговорила Эрна, поджав губы, после небольшой паузы. – Разве мы не должны быть внутри? Говорят, сегодня ты подвизаешься обвинителем.

«Выждала с ответом ровно столько, чтобы не вызвать подозрений», – следовало бы сделать вывод, болтай он сейчас с Готфридом или с Синей Ведьмой, но это ведь Эрна, Бёльс её побери!

Вряд ли стоило копать так глубоко под её ногами – и, видит Единый, сейчас как раз самое неподходящее для этого время. Можно заставить ждать отца, или командира цехового ополчения, может, даже бургомистра, совершенно точно – закованного предателя, но только не всех четверых сразу.

– Идём.

Обрывки фраз вертелись в его голове: с чего же начать вступительную речь? Возможно, она станет вступительной для него как официального преемника барона… Или же нет, но всё-таки он изложит суть дела сразу четверым членам Лиги. По тому, как он будет держаться, двое ближайших соседей и целый будущий тесть оценят, насколько важно принимать в расчёт Карла Даголо.

Вместе с Эрной он вошёл в трапезный зал сразу за пленными шпионами. Ренато Штифта с тихой бранью волокли под руки Альвино и Сик – упёртый старый хрен угрюмо пялился на тюремщиков одним глазом и не пожелал переставлять ноги ни за ласковые тычки, ни за обещанное одеяло.

Юный помощник Штифта больше походил на сломанную куклу, чем на человека. После «танца» в королевских сапогах его пришлось привязать к стулу, который теперь несли двое бойцов. Вместо стонов он испускал только вырывающиеся с неровным дыханием хрипы.

– Весьма колоритные актёры, – Хайнц фон Терлинген сидел одесную отца с обычным непринуждённым видом. – Но я пока не очень понимаю, какова моя роль в этом представлении.

По обоим рядам «зрителей» поползли редкие смешки. Чувствуя, как под ложечкой раздувается чудовищный пузырь гордости, Карл на всякий случай приложил одну руку к животу, другой стянул с головы шляпу и поспешил выступить вперёд. Надо бы поблагодарить патриция после за ловко подброшенный козырь.

– Мы бы не стали тревожить ради обычного бунтовщика Вашу милость и наших почтенных друзей с юга и востока, – с лёгкой улыбкой он дважды наклонил голову в сторону синей женщины и зелёного мужчины. – Но заговор, который сплёл Гёц Шульц, выдаётся далеко за пределы Грушевого Сада…

– Пускай уже твой улов начнёт болтать, – отец указал на изломанного паренька.

Покорно кивнув, Карл присел рядом с креслом и аккуратно потряс Штарса за плечо.

– Давай, дружок. Представься Лиге Кальвара.

– Меня зовут Дагмар… Дагмар Штарс, – глухо отозвался паренёк.

Оба его глаза были широко открыты, но смотрел он строго перед собой, словно пытался разглядеть, что там осталось на месте икр.

– Я агент имперской разведки. Меня и ещё… ещё нескольких товарищей послали в Кальвар.

– А твой капитан?

– Ренато Штифт, да… он наш старший агент.

Стоя на коленях в стороне, Штифт мрачно наблюдал за ними, но не проронил ни звука.

– Расскажи теперь про заговор.

– Мессер Шульц планировал… планировал захватить власть. В Грушевом Саду. Нам приказали помочь.

– И чем же вы ему помогали?

– Деньги. Немного людей. Искали союзников.

Краем глаза Карл отметил, как зашевелилась трущобная госпожа. Чует ведьма, что где-то разводят костёр.

– И какие же друзья были у мессера Шульца в этом предприятии? Или должны были быть?

– Магна Тиллер из трущоб отказала. Капитан Лодберт из Гвардии согласился дать… дать оружие. Из Арсенала. И убрать солдат из Сада. В день Святого Патора, во время праздника. Это назначенный час.

Бургомистр, до сего момента невозмутимый и неподвижный, при имени капитана медленно поднёс руку к гладкому подбородку. Вернер Фёрц прищурился, внимательно разглядывая паренька.

– Курт Мюнцер… Шульц сам его нанял. Больше не знаю никого. Это правда…

– Да, да, я верю, – ласково проговорил Карл, ещё раз легко касаясь уцелевшей руки пленника.

– А… двое других? – осторожно произнёс Фёрц, очками указывая на Штифта и Шульца. – Они нам что-то скажут? Подтверждение, быть может?

Младший Даголо повернул голову к мужчинам, осмотрел их потемневшие лица. Во всех трёх глазах горела бессильная злость. Тот же жар иссушил и намертво склеил их губы.

– Видимо, нет. Но молчание говорит за них. Этот сговорился с кайзером и плёл заговор, – Готфрид охнул, когда на его плечо опустилась карлова рука, – а тот помогал ему покупать сторонников. Покупать членов Лиги!

Магна кашлянула.

– Осмелюсь напомнить, что от меня эти агенты ушли ни с чем.

– И ты мне даже не намекнула, что такое говно варится! – сварливо вставил отец, не поворачивая головы.

– Если бы я только знала, кто плетёт заговор…

Бургомистр быстро поднял руки в примирительном жесте.

– Это предмет отдельного разговора, и вести его нужно определённо не здесь.

– А ты, – продолжал старик, не отрывая широко раскрытых глаз от своего чемпиона, – ты, сучий потрох, вероломный выблядок хафеленской шлюхи… Ты для меня был всё равно что сын второй! И вот эта пакость – моя награда за то, как я тебя облагодеяльствовал?

По лицу патриция пробежала тень. Готфрид помалкивал. Это было бы очень мудро в любой иной ситуации: отец имел обыкновение полыхать ярко и недолго.

Сейчас же вместо того, чтобы рвать и метать, он говорил неспешно, чётко, но его пышные усы и брови чуть ли не шевелились от медленно кипящей ярости.

– Участь твоя будет ужасная. Об умении Альвино ты, кажись, весьма высоко отзывался? – Хмыкнув, он кивнул самому себе. – Что же, хорошо. Я позабочусь, чтоб он потрошил тебя вместе с городским палачом. Чтоб ты до последнего, мать твою, вздоха видел его милую харю!

– Это будет самая большая ошибка в твоей жизни, – глухо проговорил Гёц, поднимая взгляд с цепи на старика.

– Неужели? – Карл сделал шаг обратно к предателю: – Так у тебя остались ещё союзники? Может, ты и с Господом успел договориться? Чтоб тот покарал руку, занесшую на тебя топор?

Делец повернул к нему опухшее лицо. Если он и боялся, держаться у него удавалось не хуже, чем за картами.

– У меня осталась семья в Хафелене. Войной на вас они не пойдут, но могут похоронить всю торговлю в нижнем течении Рёйстера. Почти половина кальварских грузов проходит через них. Как же мессер Глауб повезёт на юг и запад бренди, медь, пиво, пеньку и всякие петли с замками?