скачать книгу бесплатно
Я как-то не привык, чтобы моим «талантам» уделяли столько внимания, и тем более не ожидал, что никто не будет смеяться над девчачьим увлечением. Но наверное, у меня правда талант, раз я собственноручно справился с приготовлением полноценного рождественского ужина на пятерых. Ральфа с нами в этот раз нет, но я всё равно на него рассчитывал – про запас. Теперь, глядя на своих коллег, я примерно понимаю, куда этот запас подевался. Майк, наш мелкий тощенький Майк, беззастенчиво распустил ремень на джинсах, любовно поглаживает кругленькое, сытое пузцо.
– В жизни такой бочонок не наедал.
Том уже давно управился со своей порцией, пускает бульки в пунш через трубочку. Кажется, я переборщил с долей алкоголя, так что трубочка вечно соскальзывает в сторону, а язык у Тома заплетается, пока он рассказывает о чудесах перевоплощения.
– Вы же видели этих чудил в костюмах зверей на общественных мероприятиях. Видели?
– Я в фильме видел, – встревает Майк. – У них там целый клуб извращенцев был: напяливали эти плюшевые дряни и устраивали оргии.
– Да нет, я не про извращенцев – это же идеальная маскировка для знаменитостей. Вот захочет Бенни Хилл сходить на рок-фест…
– Он умер, – напоминаю я.
– Неважно.
– Фига себе, неважно! – не соглашается гитарист.
– Ну ладно, кто-нибудь из нынешних там… кто есть знаменитый?
– Брэндон Флауэрс? – подаёт голос Трой, продолжая бегать вокруг стола, щёлкая фотоаппаратом, в тщетном порыве запечатлеть каждую минуту и каждый миллиметр празднества; бодренький всем на зависть. На всех лень напала после сытного ужина, а он, наоборот, на месте усидеть не может пяти минут.
– Так вот, – продолжает Том. – Захочет какой-нибудь Брэндон Флауэрс сходить на фест, так его же запросто так в толпе на куски раздерут. А так надел костюм обезьянки, и никто не узнает.
– Что значит «какой-нибудь»? Он такой один! – возмущается Трой, а Майк смеётся.
– Ты погоди, Гордон, когда мы станем знамениты, тебе придётся рядиться мартышкой.
– С фига я буду мартышкой?
– Что у тебя получится. Я в тебя верю!
– Не буду я мартышкой! Мы будем Лигой справедливости. Сай за Бэтмена, Том – Флэш, Ральф – тот Зелёный… ты будешь Супербабой, а я, как предводитель, – Супермужиком!
– Стрёмная маскировка, – кажется, Майка не особенно смущает, что его назвали бабой. – Ты в курсе, что Супермен не носит маску?
– У него трусы в обтяжку поверх трико, кто там будет смотреть на лицо?
– Можно я буду Халком? – тянет руку Том.
– Он из другого комикса, двоечник! – Трой в последнее время немножко щепетильно относится к тому, что кто-то не разбирается в культурном наследии Штатов.
Сам я утонул в кресле и чувствую, что вставать будет нелегко. В конце концов, желание курить перетягивает, а у нас сложилось правило «курильщики – на улицу!». Это Майк постановил. Борец за здоровый образ жизни, мать его. Вставать правда нелегко: я чувствую себя на десяток фунтов тяжелее, в голове шумит от пунша.
– Скоро вернусь, – обещаю я, накидывая куртку с припасённой заранее пачкой в кармане.
Я недолго сижу один на веранде; оборачиваюсь на очередной щелчок камеры: Трой стоит на пороге в лёгком шарфе и своём затёртом пиджаке – так и не смирился с мыслью о зимней одежде.
– Пришёл подышать свежим воздухом?
Он качает головой в ответ, опускается в плетёное кресло рядом со мной, складывает цифровик на столик.
– Пришёл подышать дымом.
Я выпускаю дразнящее облачко в его сторону, он подгоняет дым к себе, делает упоительный вдох, трёт озябшие руки.
– Застегнись, дубак же, – подсказываю я.
– Никак. Не сходится.
– Не дуркуй, – я пихаю его в плечо, выполняя функцию Ральфа. – Застегнись, простынешь.
– Давно уже не сходится, – смеётся Трой.
– С тех пор, как курить бросил?
– И ни о чём не жалею! – он победно вскидывает руки над головой, но с завистью тянется в мою сторону, переходя на шёпот. – Будь другом, последний раз затянуться дай.
– Ни о чём не жалеешь, да? – напоминаю я.
– Я знаю, знаю, – он виновато морщит нос. – Всего две затяжки, честное слово.
Я протягиваю ему недокуренную сигарету:
– На здоровье.
Он с благоговением принимает дар, затягивается с блаженным видом, откидываясь на спинку кресла.
Где-то по соседству группка детишек ходит от двери к двери, распевая гимны, бледные звёзды смотрят на нас с полупрозрачного ночного неба. На второй затяжке Трой наконец-то впадает в состояние безмятежного покоя, что случается крайне редко. Он тянется к столику, готовый затушить сигарету в пепельнице, но я его останавливаю:
– Да ладно, праздник же. В следующем году бросишь.
– Никому не скажешь? – просит он с надеждой в голосе.
– Не скажу, не парься.
Трой откидывается обратно в кресло и делает третью затяжку с таким видом, будто это не обычное курево, а некая забористая травка.
– О боже. Лучший день в жизни.
* * *
У Троя порой случаются хорошие идеи. А иногда случаются идеи гениальные. Возможно, в этот раз он бы со мной не согласился.
В тот день мы оба решаем, что было бы здорово сделать приятный сюрприз для миссис Дарси, чьему преподавательскому и кулинарному мастерству мы обязаны своим чудесным рождественским ужином. Может, идея дурацкая, но всё равно хорошая. Спать мы так и не легли, Трой лично возился с плакатом до самого утра под моим руководством: буквы вышли стройные, крупные, красочные, и так издалека видать, а в обрамлении из гирлянд и мишуры – и вовсе вывеска похлеще неоновой.
– Ты хоть что-нибудь не умеешь? – удивляюсь я, разглядывая живописные буквы, а он подмигивает.
– Давай в машину, я поведу.
На улицах пустым-пусто, будто конец света настал внезапно. Все ещё лениво полёживают дома, а мы – такие герои. Пять минут езды до места назначения.
– Лучшие вкусняшки в городе и стране! – читает Трой по слогам, заботливо разложив наши труды на капоте. Ничего лучшего не придумали.
– Никакую букву не пропустил? – я тащу стремянку с заднего сиденья, а ему уже неймётся.
– Дай, дай я, я ровно повешу!
Мне разве жалко?
– Ты только держи меня.
Он хватает плакат под мышку, взлетает по жёрдочкам с ловкостью юного лемура, возится у меня над головой, напевает что-то, пока я держу.
– Ты там на меня не роняй запчасти, – отмахиваюсь я от спадающей сверху гирлянды.
Я и не замечаю сразу, что мы здесь не одни.
– Ого, да тут всё серьёзно.
Мы оба оборачиваемся на незнакомый женский голос, на меня сыплются куски мишуры.
– С Рождеством! – первым находится Трой, размахивая скотчем.
Она с опаской поглядывает на шаткий плакат и субтильную дверь с надписью «закрыто».
– А вы тут что, ребята, делаете?
– Я вот стремянку держу, – честно колюсь я, а сам улыбаюсь как дурак, – уж больно она славная. – Вы лучше приходите, когда открыто будет. А то сегодня Рождество всё же, выходной.
Она снова смотрит на вывеску, на дверь, на нас с Троем, но не уходит, слава богу, не уходит, потому что я пока не могу придумать ничего умного, чтобы её задержать.
– Вы тут работаете? – интересуется она наконец.
– Мы? Да нет, я сюда на занятия хожу, – делюсь я. – А он так просто…
– Я потом ем, – подсказывает Трой, хлопая свободной ладонью по оленю на свитере.
– Точно, он потом ест, проглот этот, – киваю я и быстро спрашиваю, раз такой смелый стал. – А вас сюда как занесло в праздник?
– Пришла взглянуть на свой подарок, – она с шутливой досадой морщит нос, доставая из кармана нечто похожее на абонемент. Несложно догадаться, что подарок ей пришёлся не по душе.
Я сочувственно поджимаю губы:
– Ну хоть не уголь в носок.
– Даже и не знаю, что хуже.
– Да ладно! Давайте, знаете что. Давайте мы сделаем так, чтобы подарок вас не разочаровал. Давайте пойдём найдём рабочую омелу… в смысле кофейню…
Трой хохочет у меня над головой, да мне и самому как-то сильно весело.
– Хотя, знаете, можно и омелу.
– Не знаю даже, – она качает головой с раззадоренным видом. – Вы так усердно стремянку держите, неловко вас отрывать.
– А, да чёрт с ней, со стремянкой, – я отпускаю руки.
– Пр-р-р-редатель! – верещит Трой мультяшным голосом, засыпая меня остатками конфетти.
Снова смеётся, звонко так, но не противно по-девчачьи, а по-настоящему.
– Вы лучше держите своего проглота, а то упадёт ещё.
– Ничего, упадёт – поймаю, – успокаиваю я, а она улыбается уже как-то по-другому: тепло так, солнечно.
– Ладно, уговорили, – она крутит в руках абонемент. – Приду потом, проверю, что тут за расчудесные вкусняшки учат делать.
– Обязательно! – подбадриваю я и ещё добавляю на всякий случай: – Я тоже буду.
– Ага, договорились.
А когда она уже почти скрылась за углом, я кричу вслед:
– Это типа свидание!
* * *
Вообще, я не люблю про неё говорить – боюсь сглазить. Но, кажется, всё понятно и без слов.
– Как следует влюбился, – Ральф даже не спрашивает, улыбается с пониманием.
– По уши.
– И как?
– Не больно. Совсем не так, как поётся в песнях… Любовь-огонь, любовь-кровь, бла-бла-бла. Не знаю. Мне просто хорошо.
– Хорошо.
Эмма её зовут. С тех пор как мы познакомились, у меня такое впечатление, что Трой испытывает моё терпение на прочность.
Я говорю, что мне эта песня спать не даёт. Написал на свою беду, а теперь никак не могу выкинуть из головы. Крутится там, не даёт уснуть. Все думают, что я хвастаюсь, а я просто хочу спать.
– Да ладно, это просто нечестно. Я этих песен кучу написал: от и до. А ты… стоило написать один текст, как все сразу: «Ах, какой Саймон молодец!» К нему даже мелодии толком нет!
Это он мне высказывает. То есть мог бы высказать кому угодно, за глаза, но Трой за глаза не умеет. Я же вроде как лучший друг, а значит, мне и отдуваться. Я-то наивно полагал, что запись альбома будет проходить тихо-мирно, но нет: Трой весь как на иголках, мало заботится о том, чтобы не задеть чужие чувства. А я что? Мне бы надуться, шикнуть на него, но на меня с некоторых пор нашло всеобъемлющее великодушие, да и обиды не хватает. К тому же негодование в исполнении Троя настолько непосредственное и чистосердечное, что сердиться глупо.
– Почему ты не можешь просто порадоваться за друга? – невинно спрашиваю я. Всё-таки должно быть обидно хоть чуть-чуть. Песня – как-никак дело личное.
