Проект «Белый Слон»

Согласившаяся было:

–Ладно, едьте, чего уж там, пора вам конечно уже, пора, – баба Ганя "попёрлась" с ними в Киев, – ще хоч трохи, на Красуню мою помилуюся!

–Чтобы следующим летом привёз их мне! Ничего не знаю и знать не хочу, денег заработаешь и приедете! – погрозила кулаком торопливо толкающему впереди себя, не желающую уезжать семью Алексею Петровичу.

–Привезу, привезу! Конечно привезу! А куда я денусь? Я ж если их не привезу, ты ж сама к нам приедешь! – согласно кивал головой Алексей, поторапливая, проходить в зал посадки, ревмя ревущую Жанну, и смеющуюся над смешными, никак не могущими распрощаться, глупенькими взрослыми, многократно обчмоканную Олечку.

А потом началось… Майдан, Крым, Донецк, Луганск… Сатанинская свистопляска в-общем…

(Перестройка):

–Майор, ты чего вообще от меня хочешь? – категорично спросил дядя Ваня сидящего напротив него крепкого бугая в штатском.

–Иван Афанасьевич, лучше бы наедине, без посторонних…

–Командовать будешь – когда меня повесткой к себе вызовешь! А это не посторонний, – кивнув на Алексея, – это мой пономарь, "правая рука", ты меня что, без руки хочешь оставить?

–Я так-то думал, дьякон "правая рука"…

–Дьякон ‐ это самостоятельная "боевая единица", так же как и соведущие службу иереи, но это к делу не относится. Давай, что у тебя там.

–Я по поводу пожара в доме по адресу улица Путейская 33.

–Тааак.

–Вижу, что, слышали-знаете.

–А то!

–Ну так вот, соседка, самого близлежащего дома, –  заглянув в раскрытую папку, прочитав сверившись в правильности, – Аделаида Кимовна, утверждает, что, видела, Вас, там непосредственно накануне пожара.

–И откуда ж эта…, этот "адский интернационал", меня знает?

–Говорит…, ну и выраженьица у, Вас, Иван Афанасьевич, – поморщился "чекист", – видела, Вас,  ранее когда присутствовала на престольном празднике в храме Ильи пророка.

–Ну-ну.

–Так вот, она утверждает, что минут за десять, до начала пожара, Вы, Иван Афанасьевич, зашли в дом неся перед собой полное ведро бензина.

–О, как! В чём же я одет был?

–Как ни странно, утверждает, что, Вы, были в том же наряде, что и в храме Ильи пророка.

–Ну и как? Ей понравился?

–Что?

–Мой "наряд".

–Иван Афанасьевич!

–А почему, ведро именно с бензином?

–Запахом говорит сильно потянуло, в щёлку дверную, через которую она за, Вами, наблюдала.

–А как я вышел оттуда, тоже видела?

–Нет, она в это время звонила.

–Тревогу поднимала?

–Ну да.

–А во сколько поступил звонок?

–В семнадцать сорок пять.

–Отлично! – поерзал на едва-едва не разваливающемся стуле настоятель храма, – это же была суббота? Правильно? Ну и вот, скажи мне, милок, как я, в полном облачении, с ведром бензина!, мог оказаться там, за…, сколько это отсюда? Ого! Восемь километров, когда в это время был здесь, на службе, и подтвердить это могут, знаешь сколько человек?

–Да я понимаю, Иван Афанасьевич, что это как бы бред какой-то! И не сгори там, вместе с другими дурами пришедшими к этой бабке гадалке, жена самого ***, никто бы даже заморачиваться не стал!

–У психиатра были?

–Трое с ней, самые лучшие, пообщались, нормальная говорят, по всем признакам, рассказывает о реально наблюдаемом ею событии. Самое интересное, эксперты утверждают, что загорелось так, как будто, на самом деле, кто-то ведро бензина разлил и поджёг. Мгновенно всё вспыхнуло. Так что, Иван Афанасьевич, может, хоть чем-то подсобите?

–А чем я тебе помогу? Это твоя работа – ты её и делай. Ищи того, или тех, кто там "маскарад" устроил, а потом костёр "пионерский". А чего ты от меня хочешь? Я ж тебя не прошу мне помочь, моими делами позаниматься, так и ты ко мне не лезь.

–Вообще-то, знаете ли, Иван Афанасьевич, вокруг, Вас, что-то много всего странного происходит. Смотрите, мы ведь можем и "плотнячком", Вами, заинтересоваться.

–А попробуй… – тихо "рыкнул беззубый лев", присмотревшись к, испуганно втянувшему башку в квадратные плечи, бугаю, – иди милок, подобру-поздорову, иди, пока я добрый…

(Пятью годами ранее):

–Поехали! – завывал, бегая кругами по комнате, Пашка, – поехали, ты не пожалеешь! Это такой батюшка! Ты таких никогда не видел!

–Да я и вообще, никаких и никогда не видел, – равнодушно пожал плечами Алексей, – ну, ладно, поехали, не всё же, бухать каждую субботу, надо и перерывы устраивать. А куда ехать?

–Третий Желдортупик строение четыре, – пафосно продекламировал "иван'сусанин".

–Промзона? Сдурел? Этож, – повёл ногтем маршрут по висящей у него на стене карте города Алексей, – сначала на автобусе, потом на трамвае. Сколько вообще туда добираться? И кто придумал, церковь, в такой глухомани?

–Поехали, поехали, не пожалеешь! – категорично "даванул" Пашка, затряхивая обратно в штаны выползшее из них брюхо.

Ехали больше полутора часов, потом полчаса брели какими-то дебрями: заводы, склады, заборы, заборы, страшные закопчённые здания, дымящиеся трубы, недымящиеся трубы, вместо дороги – хлюпающее, переливающееся радужными пятнами болото, и набросанные вдоль заборов доски.

–Ты, пиздец, Пашка! – психовал уже по колено уделавший свои новые джинсы Алексей, – морду тебе, набить мало, за такую экскурсию.

–Идём, идём, – резво, как похрюкивающий поросёнок, вихлялся впереди Пашка, – там и само место такое! Оооо! Там такая история у этого храма! Книжку можно писать!

–Короче так, – когда дорога стала посуше и как по-щучьему велению появился тротуар из какого-то, старого как на Красной площади булыжника, пристроившись рядышком начал свой "былинный сказ", Павел свет Николаевич:

–Было это до революции, когда точно, никто не знает, но явно в девятнадцатом веке, потому что, окончание строительства храма датируется одна тысяча восемьсот девяносто шестым годом. Ходынка! – торжественно ткнул пальцем в небо "летописец".

–Это, к нашему рассказу, какое-либо отношение имеет? Нет? Ну и не отвлекайся.

–Ну, так-то это история бесприданницы, в одном из многочисленных вариантов. Парень – сын богатого заводчика, девушка ‐ из бедной полумещанской, полурабочей семьи, но была образованная, детей заводских, в школе, грамоте учила. По легенде, любили её все, просто страсть, особенно детишки, гурьбой, вроде как, за ней ходили. Ну и, богатенькому "буратино" она приглянулась, начал ухаживать, а она нет, ни в какую! Он говорит, женюсь типа! Она ему, сначала женись, а потом всё. Он к бате, батя ему, кукиш под нос, ну, он и, украл её и здесь спрятал. Место тогда здесь было пустынное, до города далеко, ну, как далеко, по тем меркам.

–Не отвлекайся.

–Ну вот. А он и сам с ней, спрятался типа от папашки. Их в розыск, поискали, поискали и успокоились. Решили, что побегают, обвенчаются тайно, да и приедут, упадут в ножки папашке ихнему. Через три месяца они объявились. Старик сторож, который им еду таскал, прибежал в полицейский участок и всё рассказал. Он её снасильничал, а она его прокляла и сказала, что убежит. Ну, у него "башню" и "снесло". Держал её на привязи, как собаку, из дома никуда не выпускал, насиловал всё яростнее и яростнее, бесновался короче, ну и задушил в конце концов, и, сам повесился. А в ней ребёнок был. Вот так то брат, – заканчивал Пашка "ужастик", крестясь перед воротами храма, – а папашка, как потом оказалось, сам такой же был, свою жену увозом взял, ради капиталов, которые потом всё-таки за ней дали, ну и раскаялся, сын то, один-единственный, и вот этот храм построил, – потянув на себя, тяжеленную, неимоверной высоты дверь, топчущемуся в нерешительности на пороге Алексею, – давай, давай. Заходи, заходи…

Из уст худого, похожего на одетый в рясу скелет, священника говорил тринадцатилетний подросток:

–Не думайте, братья и сестры, что кто-то может спастись ничего не делая. Потому что, сказано Апостолом: "вера без дел мертва"! А какое дело твоё, чем ты можешь послужить Господу и Спасу нашему Иисусу Христу? А то дело, которым ты сейчас, да-да именно сейчас занимаешься! Но только делай его, с молитвой, и делай так, как будто работу твою будет принимать сам Христос! Полы моешь? Мой так, как будто Он сейчас придёт и увидит. На рынке стоишь? – ткнул пальцем в, испуганно подпрыгнувшую начавшую прятаться за спины, толстенную бабищу в "адидасе", – торгуй так, как будто каждый покупатель – это Сам Христос! И так во всём, а если нет, то вместо Христа, придёт антихрист, сам сатана, во плоти. И не думайте, что я вас пугаю! Всё на самом деле гораздо страшнее, чем вы можете себе представить в самом страшном кошмаре! Можете мне не верить, моё дело предупредить, потому что, кто предупреждён – тот вооружён. Вот я и даю вам это оружие! Берите! Пользуйтесь! Не спите умом и духом. Читайте, много читайте. Молитесь, сначала помаленьку, по силам. Потом больше и больше, но тоже по силам, не переусердствуйте. И главное! Самое главное! Всегда! Всегда будьте начеку! Тяжело – да! Но необходимо, потому что, когда не приведи Господь, встретишься ты с ним, например, на улице, – проговорил, уставившись почему-то на Алексея, грозный батюшка, – и поймёшь, вот он! Настоящий, живой, во плоти, не в чьё-то чужое тело вселившийся, не призрак, не привидение, не галлюцинация!, если ты не одной молитвы наизусть не помнишь, что будешь делать?! Как справишься?! Как Спасителя на помощь призовёшь?! Сам будешь с ним? Как? На кулачках? – сникнув, притихнув, спокойным старческим голосом завершил, – а лукавому, чтобы душу человеческую, в плен себе забрать, нужно всего лишь, напугать православного. Потом он уже не будет тебе показываться. А зачем? Ты и так уже – его раб. Крючочки греха в твоей плоти, верёвочки "за кулисы" тянутся, а они за них дёргают и хохочут, глядя как ты дрыгаешься, хохочут, хохочут…

–Вон он, вышел, давай подойдём под благословение, – "страшным" шёпотом дышал в ухо Алексея Пашка, – ну давай, ну давай.

–Чего ты меня тянешь? – упирался Алексей, – хочешь благословения, сам и подойди, а чё я то.

Устало шаркающий им навстречу, уже снявший свою "парадку" священник, одетый в залатанную, дырка на дырке рясу, приподнял голову и встрепенулся:

–Не может быть! Господи, Слава Тебе! Слава Тебе, Господи мой! – перекрестившись и раскинув объятия устремился к двум "борющимся" друг с другом молодым мужикам, – сподобил, Господи! Сподобил встретить ещё одного! – чуть ли не крича приближался он к разомлевшему в улыбке Пашке, – не путайся под ногами, – оттолкнул от себя радостно разводящего руки недоучившегося семинариста, и, с непонятно откуда взявшейся силищей, сжал, так что хрустнули кости, обалдевше бормочущего: "да не я это, это он поп, не я", Алексея…

–Хорош! Ну хорош! Красавец, – крутился дядя Ваня вокруг Алексея, как барышник вокруг породистого жеребца, – ну хорош, хорош, ну ничего не скажешь – хорош! Слава Тебе, Создателю наш, Слава Тебе! Вот уж постарался Он с тобой, так постарался! А мне старику – какая радость! Я ж таких как ты, родной ты мой! Алёшка! Только двоих за всю жизнь и встретил. Думал, ну уже всё. А тут ты!

Красный от смущения, вокруг уже понемногу собралась кучка любопытствующих, Алексей откашлявшись спросил:

–Может мы уже пойдём?

–Куда? Какой домой? А здесь по твоему что? А что у тебя там? Семеро по лавкам? Кошка голодная? На работу завтра? Вода течёт или газ забыл выключить? Никуда ты не пойдёшь, у меня, здесь ночевать останешься, ночь длинная, как раз хватит, чтобы мне всю твою, коротенькую пока что, жизнь узнать. А утром на службу. И что, что ничего не знаешь, ничего страшного, постоишь-послушаешь, устанешь – присядешь. А после службы я тебя покрещу. Потом покормлю и отпущу, если сам конечно уходить захочешь, – повернувшись, к не знающему, что делать, Пашке, – а ты иди. Иди-иди. Ты нам здесь, пока что, не нужен. Иди, кому сказано, не путайся под ногами…

Так и получилось(после скудного обеда жиденьким супчиком и гречневой кашей без ничего, в небольшой кухне при богадельне, вместе с ещё пятью-шестью проживающими там старухами, но самое главное: рядом, локтем к локтю с вовсю расхваливающим еду дядей Ваней:

–Вот это царский обед, истинно царский! Прасковья, – поглядывая на непонятно какой древности старую-престарую "бабу-ягу", исполняющую обязанности кухарки, – вот, чтобы всегда так варила! А то наварит вечно ‐ тараканов стыдно кормить!), уходить не хотелось совсем.

–Не-не, милый, давай-давай, иди, завтра тебе на работу, да и мне, отдохнуть бы немного, а когда? Ну да и ладно. В субботу приезжай, а нет! Лучше в пятницу вечером. Я за тобой прослежу, чтобы ты поговел как следует, а в воскресенье причастишься…

(Пятью годами позднее):

–Генерал, ты меня слышишь, – поёрзал на обречённо скрипящем стуле дядя Ваня, – я же тебе уже раз сто сказал, не могу я тебе ничем помочь, с этим, – ткнул большим пальцем себе за спину, в сторону видимого за окном, припаркованного внутри церковного двора автомобиля. Как будто в подтверждение его слов из бронированного, чёрного микроавтобуса вновь донеслось визжание разрезаемой заживо свиньи.

–Мне некуда больше ехать, Иван Афанасьевич, некуда, – голосом ожившего зомби прохрипел, уставившийся в одну точку страшный мужик в штатском, от взгляда которого, испуганно шарахались его подчинённые похожие на, приведённых в приличный вид, былинных разбойников, – и на наркотиках, я её, держать больше не могу, дозу всё время приходится увеличивать и увеличивать. Я её убиваю.

–Так, и я, – качнувшись вперёд и положив ладонь на рукав "бронзовой статуи", сказал дядя Ваня, – и я, её убью, если сделаю то, о чём ты просишь. В Троице-Сергиеву не пробовал?

–Нет. Километров за пятнадцать развернулись. Смирительную рубашку разорвала, в жизни б не подумал, что такое возможно. Два вывиха и перелом, кожа в нескольких местах полопалась. В прошлом году это было, я тогда ещё про, Вас, не знал.

–Аборты делала?

–Да. Мы с ней тогда, только расписались, жить негде, денег нет, родители…, да нечем им нам было помочь. Три раза подряд. Каждый год. И непонятно как беременела, предохранялись вроде бы. А потом, у меня карьера попёрла, как на дрожжах, решили, ну пора, и никак…

Что только не делали, куда только не ездили, в каких только клиниках не побывали. Я уж было, видя в каком она отчаянье, сдуру, один раз ляпнул, давай мол суррогатную мать, а она мне, страшно так, ещё раз об этом заикнёшься, я тебе вилку в глаз воткну, вытащу его и съем. Я, Вас, Иван Афанасьевич, ни о чём, многом не прошу, мне бы только хоть на несколько секунд, настоящую её, ту, которая была, увидеть, прощения попросить.

Весь углубившийся в себя, сосредоточенный дядя Ваня, кряхтя повернулся и посмотрел через левое плечо на старый, ещё дореволюционный образ Семистрельной. Пристально вглядевшись в неё и пожевав беззубым ртом, повернулся и решительно хлопнул ладонью по столу:

–Ладно! Уговорил! Но! – ткнув пальцем в расправившего плечи генерала, – ты ж разведчик? Так вот, вспоминай всё чему тебя учили, будешь сидеть, как в засаде, не проеби момент! Расслабишься и всё! Всё прахом, всё впустую! У неё ж, милый, не абы кто там! А сам "хозяин всех квартирантов"! Сам дракон, "без привязи", на полной свободе. А у меня, силы уже не те, растолстел!, обленился!, не знаю, сколько смогу его удерживать, так что, будь начеку! Каждую долю секунды – будь начеку! Если ты её любишь конечно…

"Ну, прям, "Вий" – какой-то! И время – самое то, без двадцати двенадцать," – мелькнуло в голове у Алексея, наблюдающего, за одетым к пасхальное облачение дядей Ваней, стоящим на коленях перед закрытыми царскими вратами и рисующим вокруг себя, мелом круги, один, второй, третий…, – "только ведьмочка не в гробу и связанная". И на самом деле: беснующаяся, то рычащая, то дико хохочущая, спеленатая смирительной рубашкой, жена доблестного  разведчика, удивительно походила на ту, артистку, которая в фильме.

Тишина упала как занавес в театре, через один час двадцать две минуты. Уже не знающий что делать, как быть, не могущий произносить внутри себя даже Иисусову молитву, Алексей вытер мокрое от пота лицо и посмотрел на Архимандрита. Стоящий на коленях Воин Христов дрожа всем телом удерживал непонять и невесть – ЧТО. Запрокинувший голову вверх, дядя Ваня, воздетыми к небу, сжатыми в кулаки руками, казалось, схватил и держит за лапы когтистую, пытающуюся задушить его, мерзкую тварь.

–Саша, – раздался сзади радостный голос генерала, – Сашенька – это ты! Это правда – ты! Саша, Сашенька!

Алексей оглянулся: очнувшаяся от адского бреда, вернувшаяся из запределья девочка, удивлённо вертела головой, оглядывая всё вокруг себя удивительно красивыми, похожими на воды Чёрного моря, изумрудными глазами. Встретившись взглядом с Алексеем и улыбнувшись ему, повернулась к мужу:

–Серёжа…, спасибо…, – и облегчённо глубоко вздохнув, закрыла глаза. Навсегда.

А Алексей, не обращая внимания, на заревевшего как маленький мальчик, "грозного разведчика", поспешил к обессиленно оседающему, падающему на пол дяде Ване.

––

–Лёша, тебе там работы, прям ерунда, ну не совсем ерунда, но ты нормально с этим справишься, – уговаривал, поднимающийся по лестнице впереди Алексея Петровича, Олег, – а денег я тебе как положено. Вот на, сразу, – достав кошелёк вытащил оттуда тысячу и всучил слабо протестующему "подчинённому", – на-на, бери сразу. А чего потом? Ты же  всё равно сделаешь, так какая разница сейчас или потом? А мне? А мне есть, есть разница, мне потом – дольше тебя уговаривать деньги взять, чем сейчас. Да ты пойми, дурная твоя башка, я ж сам это не сделаю, значит всё равно кого-то нанимать, платить, так уж лучше я тебе эти деньги отдам. А то меня, старуха моя, из-за этой двери скоро со свету сживёт, дети грозятся, что в гости больше приходить не будут…

–В-общем, давай так, Олежка, – вынес вердикт Алексей Петрович мельком осмотрев разбухшую туалетную дверь, – с петель её снимаем, выносим в коридор, в подъезд, чтобы здесь не мусорить, там немного струганём, замок надо будет снять, чтоб не мешался. И всё, в-принципе. Потом назад навешаем, а…

–Да-да, – с готовностью перебил его "начальничек", – а лаком я её, с торца, уже потом сам, спокойно, пройдусь.

Так и сделали. Алексей Петрович уже втискивал на место замок, чуть углубляя, подгоняя посадочное место, когда сверху появился этот "чревовещатель". Пропитый, бытовой алкоголик, совершенно не знающий, чем заняться после выхода на пенсию, кроме: походов в магазин, смотрения телевизора и ругани со своей бабкой-женой: "Эгист Никандрович, надо же, как иногда много говорит имя о человеке, иногда прямо в точку, реально – эгист…, глист…," – как пацан, хихикнул внутри себя, даже не раскрывший рта во время "знакомства" Алексей Петрович, возвращаясь к работе. Заверивший своего соседа, что живёт он, по-прежнему: "лучше всех! Вот только надо в магАз сгонять!", и будет совсем хорошо, "Никандрыч" уже спустился, на, пока что, более-менее идущих ногах на один пролёт вниз, когда Алексей "допустил просечку". Увидев, что Олег вытащил из пачки сигарету и собирается, развеять вызванное нежданной встречей расстройство: "вроде нормальный мужик был, и как так, ай-я-яй", Алексей, сдуру, ляпнул вслух:

–Олег, не курил бы ты, вонять сейчас будет, по всему подъезду, и в квартиру тебе, дыма натянет.

Алкаш дрыгнулся так, что брякнули перила.

–Чего это с ним? – раззявил рот ошалевший Олег, смотря то вниз, то на, косящегося на него, старающегося не оглянуться, Алексея Петровича.

–Значит, ты, сссука, решил с драконом силами померяться?! – рычал внизу "включившийся громкоговоритель", – значит тебе, эта мелочь пузатая: ведьмы, колдуны, оборотни, вурдалаки поднадоели?! Скучно значит стало?! Крупную дичь тебе подавай?! "Большое Сафари" захотел?! А ты знаешь, что такое дракон, ты, гнида, с драконом с ним, о-го-го, с ним воевать – уметь надо, не каждому это…

"Ну, всё, хорош!" – решил внутри себя Алексей Петрович и нажал на кнопку, радостно зажужжавшего, шуруповёрта.

–Никандрыч, Никандрыч, – испуганно завопил вниз Олег, – ты чего? Ты про что сейчас? Про игры компьютерные?

–Да я…, да ни про чё я сейчас…, чего-то…, не помню…, всё, пошёл я, братаны, – донеслось снизу уже "нормальным" голосом.

–Надо же как, – проговорил Олег силясь засунуть обратно в пачку, вынутую оттуда, сигарету, – а говорят, что от компьютерных игр только молодые с ума сходят, а тут!

–А у него что, есть дома компьютер? – поинтересовался Алексей у, незнающе пожимающего плечами, Олега.

––

–Инструмент пусть у меня в машине болтается, всё равно в понедельник вместе, с утра, поедем, – пропыхтел суетящийся с веником и совком Олег, – а ты точно пешком, а то смотри, я сейчас доубираюсь и подвезу.

–Олег, – отрицательно помотал головой Алексей Петрович, – не заморачивайся, тут идти то, "два шага", погода ещё, не холодно, прогуляюсь.

–Ну ладно, как скажешь, – держа в одной руке орудия труда, другой приобнимая, на прощание, Алексея Петровича, спросил, – Жанночке привет, а Олечка, Олечка моя, как там?

–Плохо, Олежка, – вздохнув проговорил глядя на отводящего глаза, младшего двоюродного брата отца, Алексей, – с каждым днём, всё хуже и хуже, а привет передам.

–А врачи?

–А что врачи? А что они могут? Если, раньше, за деньги ничем не смогли…, то, сейчас то, что? Ладно, всё, пойду, – вытянув из кармана телефон и написав короткий ответ, – пойду, а то вон, Жанка уже психует…

Он шествовал навстречу прямо таки величаво – посредине пешеходной улицы, волной изрыгаемого из себя космического холода, как ледокол расталкивая редких, не видящих его, но испуганно-непонятливо шарахающихся в разные стороны обычных человеков.

"Ну, надо ж, ёпрст, злой колдун Черномор, собственной персоной," – иронично ухмыльнулся про себя Алексей, – "совсем уже оборзел: переворот в тень сделал и шляется как "дама'с'собачкой" по бульвару.

Негромко пробормотав себе под нос:

—Ну, как я посмотрю, ты, козёл, совсем уже прихуел, – Алексей направился прямо наперерез одетому во всё тёмно-серое "деду'морозу", – как ты, умудрился, бороду туда засунуть? – указал глазами на перехватывающее "растительность", под подбородком, деревянное кольцо, – или оно, у тебя, разъёмное? Расстёгивается что ли?

Опешивший было от такой наглости(как посмел, какой-то, простой смертный, увидеть его!), но ещё не догадывающийся с кем имеет дело, колдун захихикал:

—А давай померяемся силёнкой, поборемся, – в чёрных, без зрачков глазах, ящерками забегали зелёные змейки-молнии, – победишь – узнаешь. Если победишь конечно.

—А давай, – угрюмо кивнул Алексей Петрович РАСКРЫВАЯСЬ, – а тож, если тебя не остановить, ты ж, скоро среди бела дня, так шляться здесь будешь.

Колдун взвизгнул от ужаса, подпрыгнул на месте и побежал.

—Эй, – рыкнул Ночной Охотник, стремительно лавирующему между созвездиями нечистому духу, – смысла бежать нет, я тебя уже пометил.

Оглянувшийся на мгновение "серый'дед'мороз" припустил ещё быстрее.

—Ну смотри, так-то, ты, сам напросился, – иронично хмыкнул Ночной Охотник, встряхнув Оружием и отпуская с поводка Гончих Псов. Спущенные с цепи, тёмные, темнее космической черноты, тени, похожие своими очертаниями на громадных догов, в несколько размашистых прыжков догнали улепётывающего колдуна. Повалили…

Алексей Петрович подошёл к постепенно увеличивающейся кучке зевак.

–Скорую! Скорую, – причитала какая-то, суетящаяся вокруг бабка.

–Что толку, труп это, – проговорил поднимаясь с корточек молодой парень, – не орите, – обрезал, попытавшуюся возразить, бабулю, – я сам врач. Хотя скорую, конечно всё равно надо, и милицию, тьфу ты!, полицию, то есть.

"Ну вот, и допрыгался, Эгист Никандрович, довыступался. И как тебя угораздило то, прям поперёк дороги мне встрять? Ох-хо-хо… Не хотел я, Господи, правда – не хотел. Думал, по другой улице домой. А тут, сообщение от Жанны, хлеба зайди купи…, и этот, тоже, в магАз свой, когда уже ушёл? Чего здесь шлялся спрашивается?, эх-хе-хе, недолго музыка играла, недолго фраер танцевал"…

––

–Ты опять нахулиганил, – голосом матери двоечника обречённо проговорила Жанна забирая пакет с продуктами у отводящего, прячущего взгляд Алексея Петровича.

Не слушая мямлящих оправданий: "мам, ну мам, я не виноват, они сами полезли," послала мыть руки:

–Иди уже ужинать, горе ты моё…

Сосредоточенно намыливающий кисти Алексей Петрович покосился на шагнувшую в ванную жену. Жанна притиснувшись к его плечу и, зачем то, поковырявшись ноготком в его ухе, обняла его сзади и положила голову на спину.

–Олечка?

–Спит, тихо так спит, умиротворённо, редко сейчас, так бывает.

–А я уж думал, что приступ, из-за меня.

–Я тоже, раньше, так думала, – чуть слышно усмехнулась Жанна, – дура, а потом заметила, нет никакой связи. А то ведь, прям ненавидеть тебя начинала, убить хотелось, мысли приходили: "убей его и твоей дочери станет легче"…, понятно от кого. И сейчас бывает, так что, ты меня прости, Алёшенька, если что.