Цена моего «Да»

Я стоял и прислушивался к его плану. Всё это было хладнокровно, логично. Но мне нужно было понять, что мне делать, как мне сблизиться с ним так, чтобы он не заподозрил, кто я на самом деле. И как мне манипулировать им, чтобы всё шло по плану.

– Понял, – сказал, не желая продолжать долгий разговор. – Начинаю.

Положив телефон, начал думать. Я был готов разрушить их мир. Но знал, что его будущее уже решено.

Пройдя вглубь, в комнату без окон, которую всегда держал под замком. Она была моим центром – ядром всего. Стены увешаны схемами, маршрутами, диаграммами, отпечатками, подслушанными фразами. И в самом центре – доска. Она теперь была почти заполнена. Лица, адреса, даты, размытые фотографии и чёткие снимки, где каждый элемент имел значение. Стрелки, нити, пометки – всё сводилось к одному: Антонио.

Подойдя ближе, пробежался взглядом по фотографиям. Вот она – Бриэль, в полумраке спальни, сидит на краю кровати, обняв колени. В глазах страх. Ни один наблюдатель со стороны не уловил бы этого, но я – уловил. А вот Антонио – на фоне офиса, улыбается кому-то, жестикулирует. Монстр в костюме. И ещё один снимок: она в больнице.

Взял маркер и сделал пометку рядом с его изображением: «Точка кипения близко».

Ниже, рядом с маршрутом их охраны, добавил вторую: «Уязвим после 22:30».

И, наконец, под схемой деловых связей Антонио, написал: «Саботаж начнётся отсюда».

Секунду постоял, вглядываясь в общую картину, будто пытаясь найти ещё один ход вперёд, ещё одну нитку, за которую можно потянуть. Всё начало сходиться в единое целое. Время действовать.

Я достал телефон, нажал нужный номер. Он ответил сразу, будто ждал.

– Слушай внимательно, – голос прозвучал холодно. – Убедись, что к моему возвращению всё будет готово. Без исключений. Материалы, маршруты, контакты. Я хочу, чтобы всё было в точности как мы обсуждали. И никаких сюрпризов.

– Понял, – ответили на том конце. – Всё будет. Куда ты?

– На встречу, – коротко бросил. – Пора начать дело.

Я сбросил вызов и направился в сторону спальни. Открыл гардероб, провёл пальцами по ряду костюмов, пока не нашёл нужный – тёмно-серый, строгий, выверенный до миллиметра. Не вызывающий подозрений, но внушающий доверие. Такой, в каком люди слушают, верят, делают ошибки.

И с лёгкой усмешкой подумал:

Да начнётся игра.

Глава 7

Бриэль

Утро наступило как тяжёлая тень, опустившаяся на мою грудь и не дающая дышать. Я проснулась, и первым ощущением была резкая, тупая боль, от которой хотелось закричать. Антонио уже спустился вниз, поэтому мне удалось спокойно принять душ и собраться. Подходить к зеркалу ужасно не хотелось, но как только я сделала, то издала вздох ужаса. Синяки на шее, на скулах окунали во вчерашний вечер, руки пульсировали и ныли так, что проскользнула мысль показаться врачу.

Я замазывала синяки на лице тоном, пытаясь забыть всё то, что происходило, каждое движение заставляло зажмуриться. Через время мне это удалось, наложив несколько слоев макияжа. Время стало поторапливать, и я решаюсь надеть водолазку, чтобы скрыть всё остальное.

Собрав все необходимые вещи, направилась к лестнице. Спускаясь вниз, лишь выдыхаю и думаю о том, чтобы он проснулся в хорошем настроении и всё прошло нормально.

За завтраком всё казалось таким же обычным, но в воздухе висело напряжение, словно мы оба знали, что ночь оставила после себя шрамы, которых нельзя просто так стереть. Он сидел напротив меня, глаза, слегка потускневшие от вчерашнего, но в них было что-то иное – смесь вины и напряжения. Или мне хотелось верить в то, что ему стыдно.

– Бриэль, – начал он тихо, не отрывая взгляда от тарелки, – прости меня… Я… Вчера всё вышло из-под контроля. Это был алкоголь, я не хотел… Не хотел причинять тебе боль. Ты же знаешь, милая, если бы ты вела себя как подобает, то всего этого не случилось бы.

Голос дрожал, будто он сам не верил в свои слова. Он вытирал ладони о салфетку, словно пытаясь избавиться от невидимой тяжести.

Я молчала, глядя на него сквозь темные ресницы.

Антонио потянулся ко мне через стол, аккуратно взяв руку в свою – пальцы были теплыми, но ощущался холод внутри себя.

– Дай мне шанс всё исправить, – прошептал он. – Я люблю тебя, и больше такого не повторится.

Я хотела отвернуться, отказаться, закрыть дверь перед ним, но внутри меня сидел страх – страх, что хуже будет, если я скажу «нет». Поэтому просто кивнула и позволила сжать мою ладонь. А после лишь чуть улыбнулась, что заставило его поверить в то, что просто соглашаюсь и подтверждаю его слова.

Когда мы закончили завтрак, он настоял проводить меня на работу. Не просто довезти – он захотел пройти со мной до самого входа, будто боялся отпустить меня. Но я понимала, что это нужно лишь для того, чтобы не сказала лишнего.

После завтрака мы направились в гараж. Дорога до больницы занимала не больше получаса, но в компании Антонио они казались вдвое больше. Он шутил тихо, будто пытаясь вернуть утраченное тепло. Войдя в здание, он крепко обнял меня так, чтобы все вокруг видели – он хотел показать, что я его, и никто не вправе этого изменить.

Я позволила и просто ждала, когда он уже покинет здание.

Стоя в холле офиса, наблюдала, как Антонио удаляется к своей машине. Его спина была прямой, походка уверенной, как будто он только что сделал нечто великое. Он даже обернулся на прощание и махнул мне рукой, подарив ту самую улыбку, которую видела только на людях. Я кивнула, снова надела на себя маску, стиснула зубы и дождалась, пока он не скроется за углом.

И только тогда позволила себе выдохнуть.

Боль в руках пульсировала сильнее, чем утром. Как будто кости внутри не просто ныли – они выворачивались, растягивались, кричали. Я знала, что это не просто синяки. Не могла быть просто болью от грубого прикосновения. Это было что-то большее. Глубже.

Я не пошла сразу в кабинет. Вместо этого – повернула в сторону лифта и нажала на кнопку третьего этажа, где находилась внутренняя клиника при компании. Туда редко кто заглядывал без острой необходимости, особенно в первой половине дня.

На двери кабинета травматолога висела табличка: доктор Рената Лис, и я облегчённо выдохнула – дежурила именно она. Молодая, добрая, слишком проницательная для моего спокойствия, но всё же – единственная, кому я могла довериться в таком состоянии.

Я постучала – один раз, осторожно.

– Да?

Вошла и тут же закрыла за собой дверь. Рената подняла глаза от компьютера и чуть нахмурилась, увидев моё напряжённое лицо.

– Бриэль? – Она встала. – Ты плохо выглядишь. Что случилось?

– Только никого не зови, – сразу попросила, сев на край кушетки. Голос был сдавлен, будто слова вытягивались из самых глубин боли. – Просто посмотри. Мне… у меня очень болят руки. Кажется, что-то не так.

Рената подошла, её глаза сузились – врач включилась мгновенно. Я закатала рукава, и она вздрогнула.

– Господи… – выдохнула она. – Это опять он тебе сделал?

Я не ответила. Только смотрела в сторону, пытаясь не расплакаться.

Она молча взяла мои запястья в руки. Осторожно надавила, поворачивая в стороны, проверяя суставы, связки, ощущения. Где-то я тихо зашипела – там было особенно больно.

– Здесь, – сказала она тихо. – Есть воспаление в мышцах и, возможно, надрыв связок. Вот здесь может быть микротрещина… И это, Бриэль, не просто “ударилась”. Это… – Она замолчала, сжав губы. Потом её голос стал тверже: – Как долго он еще будет с тобой это делать?

Я сжала пальцы в кулаки, уставившись в пол.

– Прошу, не говори никому, – прошептала я. – Пожалуйста, Рената. Только… помоги мне. Просто… чтобы немного стало легче. Уколи какой-нибудь обезбол, чтобы я могла работать.

– Но ты понимаешь, что это насилие? – Она села рядом, её голос дрожал. – Это не случайность. Это систематическое уничтожение тебя, твоего тела. Ты так не выдержишь. Он сломает тебя.

– Он уже ломает, – голос звучал особенно тихо. – Но, если начну говорить – станет хуже. Пожалуйста… просто молчи.

Мы долго сидели в тишине. Врач – и пациент, женщина – и женщина. Мы не были близки, но девушка пережила то же, что проживаю сейчас я, и понимала как никто другой. Она молча достала охлаждающую мазь, аккуратно намазала мои руки, поставила уколы, а после обмотала запястья эластичным бинтом. В её движениях не было ни суеты, ни жалости – только аккуратная, полная заботы тишина.

– Обещай мне только одно, – сказала она, накладывая последний виток. – Если ты не сможешь больше терпеть… если будет совсем плохо… ты придёшь ко мне первой. Я найду, как тебя спрятать.

Я кивнула, не поднимая взгляда.

Когда вернулась в кабинет, мои руки были обмотаны бинтами под пиджаком, тело – в водолазке, душа – в клетке.

Я сидела, стараясь вжаться в кресло и спрятаться от всего мира за экраном ноутбука. Пальцы медленно стучали по клавишам, но мысли не хотели складываться в слова. В голове шумело – не от недосыпа, не от кофе, а от боли, боли в теле и той, что глубоко под кожей.

Взгляд упал на часы. Только десять утра. А день уже казался слишком долгим.

Тишину нарушил легкий стук в дверь. Не громкий, почти вежливый. Я подняла глаза и сказала:

– Войдите.

Молоденькая секретарша из приёмной робко просунулась в кабинет. В руках она держала огромный букет белоснежных лилий – таких же, какие Антонио присылал мне каждый раз после очередной ссоры. Каждый раз, когда разбивался бокал, хлопала дверь, сжимались мои запястья или синели ключицы. Эти цветы были как извинение, которое я не просила. Как насмешка.

Мне не удалось скрыть дрожь в подбородке, когда увидела их снова. Горло сжалось.

– Это вам, – сказала она, улыбаясь, не подозревая, насколько уродливо выглядел этот жест в моих глазах. – Отправитель пожелал остаться неизвестным… Но, думаю, вы и так знаете, от кого.

Я кивнула. Не сказала ни слова. Она ушла, а я уставилась на лилии.

Их запах… Слишком приторный. Почти удушающий. Отнеся букет к подоконнику, повернула лицо в сторону окна, чтобы не вдыхать. Чтобы не вспоминать.

Едва мне удалось снова опуститься в кресло, как раздался новый стук. Более уверенный, глубокий.

– Да, – хрипло сказала, не поворачиваясь.

Дверь приоткрылась, и в кабинет вошёл человек, которого я не ждала, но чью фигуру узнала сразу.

Папа.

Он почти не изменился с нашей последней встречи полгода назад: та же прямая осанка, та же суровая, но добрая улыбка. Его волосы стали чуть седее, лицо – чуть глубже в морщинах, но глаза… глаза остались моими. Такими же тёплыми, ясными, как в детстве.

Я вскочила, забыв обо всём – и о лилиях, и о бинтах, и о боли.

– Папа…

Он шагнул ко мне – и в этот момент я вдруг снова стала маленькой девочкой. Просто дочерью, которую давно не держали в объятиях по-настоящему. Он обнял меня крепко, всем телом. Я чувствовала, как он прижимает меня к себе – не спеша, не формально, а по-настоящему. Так, как будто хотел забрать мою боль.

Я сжалась от боли в плече – синяк от удара будто пронзил меня молнией, но даже это я приняла… потому что мне так не хватало этого тепла. Я позволила себе на мгновение опереться на него. Просто быть дочерью.

Когда он отстранился, его глаза пробежались по моему телу и лицу.

Он смотрел на меня дольше, чем обычно. Как будто что-то пытался понять, прочитать между строк моего лица.

– Бриэль… – он прищурился, – ты очень похудела.

Я на секунду замерла. Челюсти сжались. А потом выдавила мягкую, почти равнодушную улыбку:

– Да ты что… Наверное, просто из-за освещения.

Он не отвёл глаз.

– Не ври мне, милая. Я отец, я знаю. Ты похудела. Сильно. Лицо заострилось, ключицы торчат.

Я опустила глаза, притворно пожала плечами.

– Просто много работы. Всё на бегу, всё на нервах. Клиенты, планы, Антонио со своими проектами. Я не успеваю есть толком. Это… нормально.

Отец не ответил сразу. Я видела, как он напрягся – пальцы сцепились, будто удерживая себя от чего-то. Говорить? Не говорить? Спросить – или оставить?

– Антонио… – произнёс он чуть тише. – Он… он хорошо с тобой обращается, да?

Подняла на него глаза и выдала ту улыбку, которой тренировалась в зеркале – безупречную, добрую, словно из глянца.

– Конечно, пап. Он меня любит. У него большой контракт – и я стараюсь быть рядом, поддерживать. Мы с ним в команде, правда. Всё хорошо.

Слова были гладкие, уверенные, но внутри меня всё сжималось. Не знаю, слышит ли он ложь – вряд ли. Он хотел верить. Он должен был верить. Я слишком хорошо играла эту роль.

Он слабо улыбнулся, кивнул. Но я уловила – его глаза не смеялись. В них было что-то тревожное, неясное.

– Ты главное не позволяй себе сгорать ради кого-то. Даже ради любви. Понимаешь? – тихо сказал он. – Береги себя. Я не переживу, если с тобой что-то случится.

И в тот момент я едва сдержала слёзы. Мне так не хватало этого – просто слов, в которых нет контроля, требований, угроз. Только забота. Только любовь.

– Обещаю, – выдохнула и накрыла его руку своей. – Всё будет хорошо.

Отец всё ещё держал мою ладонь. Его пальцы были сухими, шершавыми, но в этом прикосновении было столько силы и тепла, что я с трудом сдержала дрожь внутри себя.

– Ты же ничего не скрываешь, правда? – спросил он негромко, вглядываясь в меня внимательно, слишком внимательно.

Я сразу же заставила себя улыбнуться – мягко, почти светло, как будто этот вопрос не разорвал меня пополам. Знала, что должна это сделать. Должна убедить его. Защитить. Не себя – его. От всей этой правды, которая могла его разрушить.

– Конечно, пап. Всё хорошо. Антонио заботится, он… – на секунду замялась, подбирая слова, – он многое сделал для нашей семьи. Для Теренса. Я ему благодарна.

Отец вздохнул и посмотрел куда-то в сторону, будто тяжесть слов легла на него.

– Да. Он действительно многое сделал, – произнёс он глухо. – И я всегда это помню. Но… Ты моя дочь, Бриэль. Я знаю тебя с тех времён, когда ты ещё едва до раковины дотягивалась. И знаю, когда ты прячешь боль за улыбкой.

Я почувствовала, как внутри всё оборвалось. На секунду мне захотелось рассказать всё. Вывернуть душу, показать ему синяки, боль, одиночество. Но не могла. Он бы не вынес. Никто из них бы не вынес.

Я опустила глаза, улыбаясь ещё теплее, ещё ложнее:

– Всё правда хорошо, правда. Мы просто очень разные, но… Мы стараемся.

Он долго смотрел на меня, прежде чем кивнул. Он не поверил. Но понял, что не время и не место.

– Ладно. – Его голос стал чуть мягче. – Но знай – двери дома всегда открыты. Даже если ты приедешь одна.

Он наклонился ко мне и обнял. Крепко. Почти как тогда, в детстве, когда я боялась темноты. Мне стало больно – его объятия надавили на синяки, но я не издала ни звука. Мне не хотелось, чтобы он знал. Хоть кто-то в этом мире должен верить, что я в порядке. «Еще немного, милая, и я вытащу тебя оттуда», – шептал он, но так тихо, что казалось, будто мне хотелось это слышать, а он молчал.

Когда отец ушёл, я осталась сидеть в тишине, сжимая рукой браслет на запястье. Серебряный, из тонких звеньев. Подарок от Антонио. Снаружи – сверкающее украшение. Внутри – холодный замок, держащий меня здесь.

Я посмотрела в окно. А на душе была тяжесть.

Глава 8

Неизвестный

Я сидел в полумраке за столом, залитым бледным светом от нескольких мониторов. Картинки с камер видеонаблюдений шли прямо, без искажений – чистые, как операционная. На одном экране – холл медицинского центра. На другом – длинный коридор, ведущий к кабинету травматолога. Два других ловили её этаж – кабинет, приёмную, лестничный пролёт. Далее – на ресепшен в другой части, и так по всему зданию.

Я откинулся в кресле, сцепив пальцы под подбородком.

– Ну давай, Бриэль. Покажи мне, что с тобой сегодня.

Она появилась на экране в 9:16. Водолазка тёмная, как всегда – укрывающая всё, даже правду. Держала правую руку чуть скованно, как будто пыталась не двигать ею без нужды. Её шаг был ровным, но слишком аккуратным – болезненно выверенный, как у человека, знающего, что любое резкое движение отзовётся болью. Рядом с ней шёл Антонио до кабинета, а после развернулся и, поцеловав, направился к выходу.

Увеличив изображение до неестественной близости, наблюдал, как она выдыхает, заходит на пару секунд в кабинет, а после выходит без вещей, оглядываясь. Будто боясь, что её могут увидеть.

Третья камера – в углу, над входом в травматологию. Она часто ходила туда, и я был уверен, что сегодня не станет исключением. Через неё видел, как она поднимает рукава водолазки, нерешительно, будто раздевалась не перед врачом, а перед приговором. Женщина в белом халате осмотрела её руки, что-то резко сказала – по губам я прочёл:

“Так нельзя. Он издевается над тобой.”

Бриэль лишь опустила взгляд. Затем: “Не говори никому.”

Тишина. Только лёгкий шум вентиляции, да рябь на экране, когда одна из камер дёрнулась. Я наблюдал, как ей оказали помощь, а после она опустила рукава, поблагодарила и вышла – снова в своём панцире.

В 10:02 курьер занёс букет. Лилии. Конечно, лилии. Он, как всегда, «заглаживает» боль тем, что сам и сделал. Красивые цветы от гнилых рук. Бриэль приняла их, улыбнулась девушке, что занесла их, но в её глазах не дрогнуло ничего. Я видел эту пустоту. Эта женщина умеет быть невидимой в собственных чувствах.

Затем, спустя пару минут, камера в холле поймала его – отца. Его походка была жёсткой, уверенной. Он знал, куда шёл. Переключив на камеру в её кабинете. Увеличил.

Она встала со стула и подбежала к нему. Обняла. Слишком крепко. Словно всё внутри неё вот-вот сломается, если не держаться за него. Он гладил её по спине, говорил что-то, а она прятала лицо у него на плече, скрывая, как морщится от боли – его крепкие объятия наверняка задевали свежие синяки.

И всё же она улыбалась. Лгала. Я видел по губам:

“Да, всё хорошо.”

“Антонио заботится.”

“Я счастлива.”

Она играла – лучше любого актёра. Не для себя. Для него.

Я встретил его у выхода из больницы, стоя в тени, наблюдая за его усталым лицом – на нём читался страх, глубокий и едва скрываемый.

– Ты видел всё, – проговорил он почти шёпотом, голос дрожал. – Почему я не заметил раньше? Почему я не смог защитить её? – Он сжал пальцы в кулак, словно пытаясь удержать этот гнев внутри. – Она моя дочь…, и я не смог…

Его глаза горели от боли и вины, и это было горько – видеть отца, сломленного из-за того, что случилось с его ребёнком.

Я не дал ему утонуть в этом потоке эмоций. Мой голос прозвучал ровно, холодно и твёрдо:

– Вы не одни в этом, и вина – не ваша. Если бы вы обратились к нам раньше – мы бы действовали быстрее. Но теперь уже поздно думать о том, как могло быть. Главное, что процесс уже начался.

Он взглянул на меня, отчаяние смешалось с робкой надеждой.

– И что дальше? Ты обещаешь, что она будет в безопасности?

– Обещаю, – сказал я сдержанно, но с железной уверенностью. – Она уже под нашей защитой. И Антонио – его время уходит. Мы ломаем его изнутри – бизнес, влияние, контроль.

Сделав паузу, взгляд стал жёстче:

– Никто не уйдёт от последствий. Ни он, ни его приспешники. И когда он поймёт, что теряет всё, она уже будет далеко. Там, где он не достанет.

Отец девушки сжал мои плечи обеими руками, словно ища в этом холодном обещании хотя бы искру надежды.

– Делай, что должен. Я хочу только одного – чтобы моя дочь была в безопасности. Чтобы она не чувствовала этого ада больше.

Я кивнул, не произнося лишних слов. Страх, что в его голосе, напоминал мне, почему мы здесь.

– Мы не дадим ей упасть снова. Это конец для Антонио. Скоро увидишь – всё изменится.

Он вдохнул глубоко, пытаясь успокоить себя.

– Спасибо. За всё. Передай боссу, что мы увидимся с ним скоро.

Я посмотрел на него и, слегка кивнув, направился к машине.

––

Прошло уже пару недель, как план по уничтожению Антонио начал действовать, и мне не терпелось узнать, что он думает по этому поводу. Высотка, в которой располагался офис Антонио, возвышалась надо мной, словно каменный великан, пронзающий облака. Я прокрался внутрь через служебный вход, где охрана была отвлечена, а камеры – временно отключены. Шаги – легкие, почти бесшумные, как у хищника в засаде.

В тени одного из коридоров, скрытый от посторонних глаз, наблюдал за происходящим через стеклянную перегородку, выходящую в главный зал.

Антонио стоял у огромного панорамного окна, его лицо искажала бешеная злость и растерянность. Его голос разрывал тишину офиса, словно гроза:

– Какого черта?! Всё ускользает! Почему я теряю контроль?! Кто допустил этот позор?!

Сотрудники метались, словно муравьи, бегали между офисами и залами, пытаясь погасить пожар проблем, но хаос только разрастался.

– Я сказал – решить это! – орал он, сжимая кулаки так сильно, что костяшки побелели. – Не потерплю поражения! Всё должно быть под моим контролем!

Но казалось, что чем больше он пытается удержать ситуацию, тем сильнее она вырывается из-под контроля. Его грозный взгляд метался, отражая панику и отчаяние.

Я тихо усмехнулся. Для него это – крах. Для меня – просто веселье.

Выдержав пару минут, тихо вышел из тени и достал телефон. Набрал номер.

– Настал момент, – холодно произнёс я.

В моём голосе не было ни капли сомнения. Каждый получит то, чего заслуживает.

Глава 9

Бриэль

Этот день казался бесконечным. Поток пациентов не иссякал с самого утра: кто-то пришёл с резкой болью, кто-то с подозрением на перелом, а кто-то просто потому, что испугался. Я почти не присела ни разу, перебегая из кабинета в кабинет, отвечая на звонки, оформляя документы, проверяя снимки.