Алое Наследие

Тина Рейвен

Алое Наследие

Предупреждение о содержании:

Данная книга содержит сцены, в которых упоминаются алкоголь и курение. Мы не пропагандируем и не поощряем подобные действия – помните, что они могут нанести вред вашему здоровью.

Также в тексте присутствуют эпизоды, связанные с насилием, кровью и пытками, которые могут оказаться тяжёлыми для восприятия чувствительных читателей.

Все описанные события и действия являются художественным вымыслом. Их цель – раскрытие мира мафии, а также характеров и мотиваций героев.

Будьте внимательны к своему эмоциональному состоянию. Читайте осознанно.

Кодекс семьи Вальдес

«Семья – это не только кровь, но и бремя. Мы держим имя не ради славы, а ради того, чтобы те, кто под нашей защитой, могли спать спокойно.

Ты не обязан быть сильнее всех, но обязан встать, когда все остальные упадут.

Запомни: в этом мире у нас нет права выбирать лёгкий путь. У нас есть только долг – сохранить то, что нам доверено.»

Пролог

Элиана

Ночь.

Холодная, глухая и будто бесконечная. Небо заволокло чернильными тучами, и даже луна прячется, не решаясь смотреть на то, что осталось после.

Я сижу на коленях посреди дороги, в слабом круге света, вырванном из фар перевёрнутого внедорожника. Вокруг – только тишина, нарушаемая потрескиванием пылающего транспорта где-то в кювете. Асфальт подо мной мокрый от крови.

Вонь гари, бензина и смерти навалилась, как мокрое одеяло. Повсюду – тёмные силуэты. Тела. Наши. Мои. Люди отца, охрана. Кто-то лежит с перекрученной рукой, кто-то с открытыми глазами, будто не веря до конца, что всё так и закончилось. Рядом валяется автомат, другой – с отброшенным затвором, и кучка гильз, как золотые семена, рассыпалась по земле. Кто-то пытался сопротивляться. Но всё было быстро. Я даже не поняла как.

А теперь…

Теперь я держу на коленях его голову. Мой отец. Его тело уже почти не движется, а правая рука судорожно сжимает окровавленную рубашку в области груди. Он ранен – сильно. Слишком сильно, чтобы остаться в живых.

– Папа… – мой голос рвётся на куски. – Папочка, держись… пожалуйста… Скоро они приедут. Уже совсем скоро. Только не закрывай глаза…

Он смотрит на меня мутным, затухающим взглядом. Дышит тяжело, будто через воду. Свободной рукой он тянется к моему лицу и вытирает слёзы.

– Эли… ты должна быть сильной, – еле слышно, с трудом. – Всё теперь… на тебе. Ты… будешь главой.

Я качаю головой, срываясь на крик.

– Нет! Папа, хватит! Не говори так! Я не хочу! Мне не нужна власть, не нужен титул – мне нужен ТЫ!

Он пытается улыбнуться. Последняя, упрямая отцовская улыбка. Та, которой он всегда встречал меня после долгих поездок. Та, за которую я держалась всё детство. И теперь… я её теряю.

– Прости…

– Нет… нет, не прощайся. Я тебя не отпускаю… слышишь?! – Обнимаю его, прижимаю, как будто моё тепло способно удержать его на этом свете.

И вдруг… звук.

Моторы. Много. Свет фар режет ночь. Машины останавливаются резко, по тревоге. Из них выскакивают люди – в чёрной униформе, вооружённые, организованные. Их лица напряжены. Кто-то подаёт команды, кто-то уже осматривает тела.

– ПОМОГИТЕ! – кричу я изо всех сил. – Он ещё живой! Сделайте хоть что-то! СПАСИТЕ ЕГО!

Но когда я оборачиваюсь – его глаза уже не смотрят. Он ушёл.

Я вцепляюсь в него, качаюсь взад-вперёд, как безумная. Слёзы застилают глаза, горло сдавливает крик. Не может быть. Он не мог умереть. Он… не имел права.

Шаги приближаются. Люди в чёрном останавливаются, как по команде. Один за другим прикладывают руки к груди и склоняют головы. Не говорят ни слова. Только тишина. Уважение. Почтение. Прощание.

Но я не хочу прощаться.

– Папа… пожалуйста… очнись… я здесь… ты обещал, что не оставишь меня… – бормочу я, уткнувшись в его волосы.

Чей-то голос зовёт меня по имени, но я не слышу. Всё вокруг будто скрылось под водяной плёнкой. Гулкий, далёкий мир. Я – в пузыре боли.

Пока кто-то не опускается рядом. Осторожное касание к плечу. Тёплая, сильная рука. Оборачиваюсь и вижу его.

Сантьяго. Советник отца. Его старый друг. Всегда сдержанный, спокойный. Его лицо сейчас невыразимо тяжёлое. Он не говорит ни слова – просто садится рядом и обнимает меня за плечи.

Я не сопротивляюсь. Не могу.

Просто сижу, держу в руках отца и медленно, почти беззвучно повторяю:

– Не оставляй меня… пожалуйста… не оставляй…

Но он уже ушёл. И теперь – всё правда на мне.

Глава 1

Элиана

Три года.

Уже три года, как его нет.

Сегодня мне двадцать два. День, когда отец устраивал бы большой банкет в саду у особняка: со светящимися гирляндами, струнным квартетом, шоколадным тортом и обязательной речью под звон бокалов.

Но не в этом году. И не в прошлом. И даже не в позапрошлом.

Сегодня я праздную одна. В третий раз.

Но не в одиночестве.

Здесь, в подземелье под промышленным районом, пахнущем маслом, дымом и потом, собралось почти сто человек. Запах железа, кровь на старом, пропитанном мате ринга, крики, удары, свист. Стены дрожат от ритма басов, но всё внимание приковано к двум фигурам в центре. Два бойца – один в татуировках до шеи, другой с разбитой бровью и безумным блеском в глазах. Они дерутся так, как будто от этого зависит их жизнь. А, возможно, так оно и есть.

Я сижу на высоком металлическом помосте чуть сбоку от ринга. Никакой охраны. Сигарета тлеет в пальцах, я откидываюсь на спинку старого кожаного кресла и наблюдаю, как кулак врезается в челюсть и с кровью вылетают зубы. Публика воет от восторга. У кого-то день рождения – это свечи, подарки, пожелания. У меня – хруст костей и вкус пепла во рту.

Я вдыхаю, глядя на бой ещё пару секунд. Один из них уже еле держится. Значит, скоро конец.

Делаю глоток тёплого бурбона из стакана, ставлю его на подлокотник и встаю. Платье обтягивает бёдра, короткое, дерзкое. Спина голая. Я чувствую на себе взгляды мужчин, едкие, жадные, нетерпеливые. Кто-то свистит, другой подхватывает, раздаются комментарии, которые в другом месте могли бы стоить человеку языка.

Я разворачиваюсь медленно – с улыбкой, будто не спеша дать им удовольствие. Губы складываются в воздушный поцелуй. Отпускаю его им, с лёгким наклоном головы, от чего некоторые засмеялись, кто-то ошарашенно замолчал. Развернулась обратно и пошла к раздевалке.

Босоножки стучат по бетону, воздух с каждым шагом становится тяжелее. Здесь пахнет старыми бинтами, потом, кровью, мужской яростью. Я захожу внутрь – дверь за мной скрипит и захлопывается. Пространство полутёмное, с ржавым умывальником, грязным зеркалом и лавкой вдоль стены. Никого нет. И хорошо. Я сажусь, перевожу дыхание.

И всё равно… Сегодня он бы гордился мной? Или наоборот?

Я закрываю глаза. В голове всплывает тот первый раз. Три года назад.

Через пару недель после похорон.

Воспоминание…

Иногда мне кажется, что я всё ещё живу в его тени.

Как будто отец вот-вот вернётся – войдёт в кабинет, поправит запонки, тихо выдохнет и с улыбкой скажет:

«Хватит играть во взрослую, Элиана. Дальше я сам».

Но он не вернётся.

И никто, кроме меня, больше не зайдёт сюда как хозяин.

Мой отец был главой семьи Вальдес.

Имя, которое произносится тихо, но слышно далеко. У нас в Испании не разбрасываются громкими титулами – здесь никто не называет себя «доном» или «капо». Это звучит слишком театрально, слишком чуждо.

У нас достаточно фамилии.

Вальдес.

Старый род. Старое влияние.

Неугодные исчезают, нужные – процветают. Мы не суетимся, не лезем в свет, не мелькаем в новостях. Но каждый, кто работает на чём-то стоящем в этой стране, так или иначе знает – если ты вступаешь на территорию, которую держит Вальдес, ты либо договариваешься… либо становишься историей.

Отец управлял всем: потоками, связями, долгами, уговорами, страхами.

Без нас не принимались решения – неофициально, конечно. Мы не касались политики напрямую. Но политики касались нас.

А теперь – он мёртв.

И осталась я.

Сидя в кабинете за огромным письменным столом, я ощущала запах кожи, сигарет и старого дерева.

Сантьяго стоял сбоку, у полки с документами, читал вслух, объяснял, терпеливо, как всегда. Бумаги, счета, движения людей, обязательства, схемы поставок, нейтральные фамилии, за которыми прятались нужные… нужные нам.

– Все финансовые потоки мы оставили на прежних маршрутах. Менять структуру рано. Если кто-то начнёт суетиться, подумают, что мы слабы, тогда тебе прийдется показать свою силу, что ты здесь достойно и… – говорил он спокойно, чекано, как будто преподавал математику.

Я кивала. Вроде бы понимала. Но часть меня уплывала куда-то в сторону. Не могла сосредоточиться.

Мои пальцы теребили кольцо отца, где располагался семейный символ, что теперь висел на цепочке у меня на шее. Сантьяго заметил это и тихо сказал:

– Элиана.

Я вздрогнула, вернулась.

– Прости. Я… – Пыталась собраться. – Я слушаю. Продолжай.

Он не упрекнул. Никогда не упрекал. Просто снова указал пальцем на схему.

И в этот момент распахнулась дверь.

В комнату вбежала тётя Марисела. Вся в слезах, глаза красные, руки дрожат. Её обычно идеальная причёска растрёпана, как будто она бежала сюда пешком через весь город.

– Элиана! – закричала она почти в истерике. – Он пропал! Лукас… Он ушёл и не вернулся, он не отвечает, я звонила, писала, спрашивала у всех – никто не знает, где он!

Я встала быстро, внутри всё сжалось.

Лукас – её сын. Мой двоюродный брат. Пятнадцать лет. Слишком умный, слишком горячий, слишком похожий на нас обоих.

Тётя, упав передо мной на колени, схватила мою руку.

– Пожалуйста… пожалуйста, ты должна… ты теперь…

Она не договорила, но я знала, что она хотела сказать. Ты теперь – глава. Ты должна знать. Ты должна решить.

Я глубоко вдохнула.

Голос Сантьяго внутри моей головы звучал чётко: держи спину ровно, не показывай панику.

– Тётя, – сказала я ровно, хотя внутри всё тряслось. – Поднимись, пожалуйста. Мы найдём его. Обещаю.

Повернулась к терминалу и уже говорила в рацию охраны:

– Срочный протокол. Поиск по Лукасу де ла Вега. Последние маршруты, камеры, геолокация. Проверить выезды с территории. Всё, что найдёте – сразу доклад.

Тётя всхлипнула:

– Где он может быть?.. Что если…?

Я взяла её за руку и крепко сжала – как сделал бы отец.

– Он скоро будет дома. С ним всё будет в порядке. Доверься мне.

Сантьяго подошёл ближе, вложил в мои слова вес молчаливого одобрения. Тётя посмотрела на него, потом на меня и кивнула, всё ещё рыдая.

– Пусть её отведут в комнату и принесут воды, – добавила я, обращаясь к охраннику у двери. – И поставьте рядом кого-то из наших.

Как только она вышла, я развернулась обратно и, наконец, позволила себе выдохнуть.

– Я не знаю, что делать, – прошептала, прижимая ладони к лицу. – Чёрт… Сантьяго, я правда не знаю. А если с ним что-то случилось? А если он попал не туда?

– Ты знаешь, – ответил он твёрдо. – Ты просто боишься. Это нормально. Но ты знаешь, что делать. Мы его найдём.

Я кивнула, будто убеждая саму себя. В этот момент снова открылась дверь.

Вошёл один из наших – Томас, у него всегда были глаза и уши на улице, поэтому отец его ценил.

– Нашли, он взял одну из машин. Нам удалось её отследить, она стоит у входа в подземные арены.

Я замерла. Потом шагнула к вешалке.

– Подпольные бои? – выдохнула. – Он что, с ума сошёл?..

Сантьяго смотрел на меня, как на костёр, в который нельзя дуть, иначе вспыхнет.

Накинув куртку поверх коротких шорт и чёрного топа, направилась к двери.

– Заводи машину, – бросила я, уже выходя. – И охрану – со мной.

Села в чёрный внедорожник и захлопнула дверь. Руки тряслись на коленях, но я стиснула их, чтобы успокоить.

Пока мотор набирал скорость, я смотрела в окно и шептала про себя:

– Только бы он был жив… только бы не вляпался… только бы не слишком поздно.

Металл двери скрипнул за моей спиной, и я будто провалилась в другой мир – тёмный, душный, кричащий. Мир, где власть мерят не именем и деньгами, а кровью и ударами.

Это место не принадлежало мне. Оно не входило в зону влияния нашего дома. Здесь никто не кланялся моей фамилии. И именно поэтому Лукас не должен был оказаться здесь.

Слева и справа от меня шли Хуан и Алехо, держась чуть позади, но наготове. Мы миновали толпу, лавируя между пьяными мужчинами, визжащими женщинами и жадными, азартными лицами. Каждый был прикован взглядом к рингу – и я быстро поняла почему.

– Ты шутишь… – вырвалось у меня.

В тусклом, мерцающем свете прожектора стоял Лукас. Тонкая шея, сжатые кулаки, испуганный, но дерзкий взгляд. А напротив – массивный мужчина с бритой головой, весь в шрамах. Ни о каком равенстве речи быть не могло.

Между ними на ринге – судья с микрофоном, уже возбуждённо размахивал руками:

– Итак, господа и дамы, сегодня у нас нечто особенное! Опыт против молодости! Мышцы против безрассудства!

Толпа взревела, заглушая мои мысли.

– Сколько ему лет? – шепнул Хуан сбоку, вглядываясь в лицо Лукаса.

– Пятнадцать, – ответила я сквозь зубы.

– Твою мать…

Я не собиралась наблюдать, а направилась прямо к рингу.

– Эй, куда ты прёшься? – рыкнул охранник у каната.

Пока я поднималась дальше по лестнице, Алехо схватил мужчину за воротник и откинул в сторону, тот от неожиданности отполз как можно дальше от сцены.

Судья удивлённо обернулся:

– Что за?.. Ты кто такая? У нас тут шоу идёт, дорогуша, ты ринг-герл или потерялась?

– Сними мальчика с ринга. Прямо сейчас.

Он засмеялся – искренне, громко, и даже откинулся назад:

– Ого. Какая грозная. Послушай, детка, если он твой брат, парень, парень твоей подруги – поздно. Он сам подписался. Всё по правилам. Это бой. У нас тут такие вещи не отменяют из-за женских истерик.

Я шагнула ближе.

– Это ребёнок. – Ткнула пальцем в Лукаса, который теперь стоял будто парализованный. – Ты хочешь, чтобы его размазали у всех на глазах?

– Если он выстоит минуту – поднимется в цене втрое. – Судья говорил, как продавец на чёрном рынке. – Если нет – ну что ж, шоу есть шоу. Тут никто никого не жалеет.

– Я сказала – сними его. – Я ощутила, как по телу разливается холод.

Он чуть прищурился, осматривая меня.

– Ты всегда такая дерзкая или только когда хочешь спасти своего щенка?

– Я могу предложить замену, – сказала, не отвечая на провокацию. – Кого-то из своих.

Он посмотрел мимо меня на Хуана и Алехо, потом покачал головой:

– Нет, дорогая. Ты не поняла. Здесь ставки уже ушли вверх. Все хотят видеть не просто бой, а нечто… неожиданное.

Он окинул меня скользким взглядом, в уголке губ появилась ухмылка. – Вот если бы ты вышла – тогда другое дело.

На секунду я колебалась.

Затем повернулась к Лукасу. Его глаза были полны ужаса.

– Ты не выйдешь в этот бой, – прошептала я. – Не хватало еще умереть за своё упрямство.

– Но, Эли… Я просто… Я хотел доказать, что могу быть не балластом… – дрожащий голос, срывающийся на эмоции. – Я устал быть никем…

Я посмотрела на охрану и коротко кивнула.

Хуан тут же подошел к Лукасу, схватив его под руки.

– Эли! Не-е-ет! Пожалуйста! Не надо! – кричал он, пока его утаскивали с ринга, сопротивляясь.

Я медленно развернулась к судье. Он был доволен. Такой довольный, что мне захотелось разбить ему лицо прямо там.

– Я выйду вместо него.

Толпа взорвалась.

Крики, свист, рёв. Кто-то заорал: «О, да! Вот это жара!»

Кто-то – «Ставлю на неё! Или против. Неважно, лишь бы красиво!»

Судья поднял микрофон:

– И у нас новая участница! Вот это поворот!

Я стояла на ринге, сбросив с себя куртку, словно броню. Гул толпы ударял в грудь, как вторая пульсация. Мне было жарко, хотя вокруг было холодно. Сердце билось быстро, но руки были спокойны. Пока.

Ко мне подошёл Алехо. Он наклонился, не скрывая тревоги:

– Ты точно уверена?

Я кивнула.

– Закрой Лукаса в машине. Пусть Хуан будет с ним и не дай ему выбраться. А ты останься здесь. Если что-то выйдет из-под контроля – вмешайся.

Он посмотрел на меня ещё пару секунд. Хотел что-то сказать. Но передумал и ушёл выполнять приказ.

Ринг был вдруг слишком большим. Слишком пустым.

Я медленно повернулась к своему противнику.

Мужчина стоял у канатов, плечи, как у бойца из тюремных кругов, руки – разбитые, покрытые старыми шрамами, шея вся в потёртых татуировках. И взгляд. Такой, от которого хотелось вымыться с мылом.

Он тоже посмотрел на меня.

И, как будто услышав толпу, медленно подошёл ближе.

Я напряглась, чувствуя, как по спине пробежал холод. Сердце сжалось от ощущения, что я оказалась в логове, где законов нет.

Он остановился в шаге от меня.

– Милая. Очень милая, – проговорил он с насмешкой, словно пробуя мои черты на вкус.

Протянул руку – и пальцами коснулся моего лица. От подбородка вверх, по скуле. Я не отшатнулась. Хотя всё внутри сжалось в комок.

– Если после боя ты поедешь со мной… – он наклонился ближе, почти шепотом. – Я, может, пощажу тебя. Твоя кровь испортит мне вечер.

Он усмехнулся и ушёл, не дожидаясь ответа.

Я смотрела ему вслед, не моргая.

Толпа завыла. Судья поднял микрофон.

– Ну что ж, начнем… – и вдруг кто-то из толпы выкрикнул:

– Да она же не продержится и минуты! Дайте ей хотя бы нож!

На миг – тишина. А потом голосов стало больше.

– Нож! Нож!

Судья поморщился.

– Это не по правилам.

– Здесь нет правил, – крикнули ему в ответ.

Спор длился секунду, две – и, махнув рукой, он с неохотой согласился.

Кто-то из организаторов протянул мне нож – изогнутое лезвие, тонкое, но острое. Я взяла его. Весело отозвался металл – будто знал, что сегодня утолит жажду.

Судья отступил и, посмотрев сначала на противника, а потом на меня, произнес:

– Ну давай, принцесса. Удиви нас.

В следующий миг соперник пошёл в наступление и оказался быстрее, чем я думала.

Он рванул ко мне с бокового удара, и я еле успела отклониться. Лезвие мелькнуло в руке – я ранила его по предплечью. Он зарычал и отступил. Толпа взревела от возбуждения.

Вторая атака – я снова увернулась, но он всё же задел меня по плечу – толчком, от которого бросило в сторону. Я сжала зубы.

На третий заход я сумела полоснуть по бедру, что, казалось, разозлило его настолько, что в следующую секунду из меня выбили дух. Он ударил так, как будто хотел пробить меня насквозь. Прямо в грудную клетку. И всё что было слышно, это хруст, за которым последовала ослепляющая жгучая боль. Я вскрикнула, не сдержавшись, и упала на колени. Лёд прошёл по коже. Дыхание сбилось.

Я не могла вдохнуть.

Ребро. Ощущала, как оно сдавливает лёгкое.

Мужчина подошёл ко мне тяжёлой походкой.

Я смотрела в пол, в пыль на досках ринга. В свои колени. В кровь, капающую с его ноги.

Судья подошёл ближе, уже без микрофона, отгоняя соперника чуть дальше, будто хотел, чтобы его слышала только я.

– С этого ринга выйдет только один, – сказал он тихо, с такой холодной уверенностью, будто объявлял результат заранее.

Что-то внутри меня оборвалось.

Я не могла встать. Не могла дышать. Не могла выиграть.

Всё что оставалось, – это думать и как можно быстрее.

Слышала, как мужчина тяжело дышал, как подходил ближе, готовясь добить. Он уже наклонился – может, чтобы схватить меня, может, чтобы выкинуть как мешок.

И именно в этот момент я разжала пальцы, не заметив, как сжимала нож всё это время так сильно, что рука покрылась красными пятнами крови, и, позволив лезвию выскользнуть, с последним рывком резанула его по горлу.

Он отпрянул и слегка пошатнулся. Попытался что-то сказать, но из горла вырвался лишь хрип.

Кровь хлынула потоком, горячая, густая.

Он упал назад, затрясся… и замер.

Я осталась сидеть на коленях. Нож выскользнул из рук.

Одна рука прижата к сломанному ребру. Вторая – в крови.

Вокруг была тишина. Леденящая.

Кто-то выронил стакан. Кто-то, кажется, молился шёпотом.

А потом – будто сорвали кляп с глотки толпы – раздался рёв. Крики, свист, восторг. Кто-то бросил вверх деньги. Кто-то даже заплакал.

Я всё ещё сидела на коленях, пока крик толпы гремел надо мной, как буря. Воздух был тяжёлым, пропитанным потом, кровью и чужой жаждой зрелищ.

Подбежал Алехо, лицо его было жёстким и сосредоточенным.

– Он жив? – выдохнул мужчина, кивнув на поверженного противника.

– Нет, – прошептала я. – Увезите Лукаса. Сейчас же.

Он не стал спорить. Кивнул, поднёс рацию ко рту:

– Хуан, грузите пацана. Уходим. С ней всё под контролем.

Когда он снова посмотрел на меня, его лицо стало мягче, голос – тише.

– Ты не можешь идти. Давай, я понесу.

Он наклонился и аккуратно подхватил меня на руки.

Я застонала. Боль отдала в бок, будто снова что-то хрустнуло.

Он прижал меня ближе к груди.

– Дыши. Уже всё.

Мы почти дошли до спуска с ринга, когда перед нами вдруг возник судья.

Сухая ухмылка, довольный прищур. Он не выглядел растерянным. Он выглядел… впечатлённым.

– Редко кто заканчивает бой на ногах. Ты… ты интересная девочка, – он подмигнул и сунул мне в ладонь тонкую визитку. – Ты должна еще к нам обязательно вернуться. Мы будем ждать.

Я не ответила. Даже не кивнула. Просто закрыла глаза.

Алехо обошёл его молча и понёс меня дальше, сквозь толпу, расступавшуюся с криками и аплодисментами.

В машине он аккуратно уложил меня на заднее сиденье, набросил куртку, и я почувствовала, как по телу разливается медленное, но невыносимое послевкусие боли.

Машина тронулась. Я смотрела в потолок, мимо пробегающих фар, и ловила странное, чужое ощущение.

Во время боя я не думала про отца.

Про фамилию.

Про империю.

Про людей, которых должна защищать.

Про ошибки, которые боюсь допустить.

Я просто была.

Просто… дышала.

Каждый шаг, каждый порез, каждый взгляд был только мой.

И в этой боли, и в этом страхе было нечто… свободное.

Чистое. Почти приятное.

Я закрыла глаза и словила себя на мысли: «Может… когда-нибудь… я вернусь туда снова».

Реальность…

С тех пор я возвращалась. Снова и снова. Не чтобы забыть. А чтобы помнить, кто я, когда от меня ничего не осталось.

Теперь – это моё место. Мой праздник. Мой способ не быть мёртвой вместе с ним. Вой, кровь и ритм.

«С днём рождения, Элиана.»

Я быстро переоделась, словно сбрасывая с себя не только платье, но и всё, что нацепила за вечер – маску, манеру, улыбки для публики. Всё, что липло к коже снаружи.

Теперь – только бинты, боевые штаны, укороченный топ и я настоящая.

Волосы – цвета граната, насыщенные, как вино в бокале на последнем ужине с отцом, – я собрала в высокий хвост. Пара прядей всё равно упрямо выскользнули и упали мне на лицо.

Я посмотрела на себя в разбитое зеркало на стене – взгляд твёрдый, спокойный, с лёгким блеском в глазах. Сегодня всё вернётся на круги своя. Я выйду на ринг. И всё внутри наконец замолчит.

Когда открыла дверь и вышла из раздевалки, не успела сделать и двух шагов, как столкнулась с кем-то прямо на пороге.

Он оказался выше меня почти на голову. Молодой, мускулистый, с загорелой кожей и татуировкой в виде змеи, опоясывающей шею. Волосы слегка растрёпаны, на лице – уверенная, почти лениво-хищная ухмылка. Он остановился, скользнув по мне взглядом с головы до ног.

– Ну надо же… – проговорил он, усмехнувшись. – Я уже думал, мне показалось. Такие, как ты, сюда не часто захаживают.

Я приподняла бровь, остановившись рядом с ним будто невзначай.

– А какие такие? – спросила я, в голосе – лёгкая насмешка.

– Яркие, – ответил он, чуть кивнув на мои волосы. – Ты как конфетка в этой темноте. Или как сигнальный выстрел в небе. Красиво… и опасно.

Я позволила себе улыбнуться – чуть, уголками губ.

– Ты не боишься, что конфетка окажется тебе не по зубам?

Он сделал шаг ближе, совсем не боясь, и теперь его голос стал тише, глубже, почти шёпотом.

– А я бы хотел попробовать.

Я прижалась спиной к холодной бетонной стене, что располагалась сзади, и скрестила руки на груди, глядя на него снизу вверх. Он явно ловил каждую мою реакцию. Внимательный. Наглый. И, как ни странно, в этом было что-то притягательное. Я прикусила нижнюю губу и медленно провела взглядом по его лицу, шее, плечам – не скрывая интереса.