Странник

Сил говорить у меня совсем не было. Очень сильно хотелось пить. Поднеся палец к своему рту, я дал им это понять. Кувшин с водой и еда прибыли незамедлительно. Насладившись несколькими глотками прохладной воды, я вымолвил: «Я в порядке». К нам поднесли светильник. Темнота наполнилась оранжевым светом огня. Я смог разглядеть лицо того парня, что задавал мне вопросы. Он был блондином. Длинные светлые волосы свисали с его лба, чуть закрывая левый глаз. Сами глаза были голубого цвета. Губы тощие, нос средней длины, с заострённым кончиком. Телосложение худое, но достаточно мускулистое. Затем я кинул взгляд на второго парня, что сидел позади блондина. Тот был чуток полным, волосы коричневые, кудрявые. Кожа крайне бледная. Было видно, что он был очень взволнован происходящим, он безостановочно таращился на меня, будто я был каким-то сказочным существом. Вокруг повозки скапливался народ, становилось шумно. Блондин снова заговорил:

– Как тебя зовут?

– Синсер.

– Синсер, откуда ты? И как ты оказался один посреди пустыни?

– Я из Мирсы. Я ушёл оттуда четыре дня назад.

– Мирса… Мирса… Не слышал про такую деревню, – он окинул взглядом толпу, что шла рядом с повозкой. – Кто-нибудь слышал про деревню Мирса? – крикнул он. Послышались отрицательные ответы.

– Слушай, Синсер, меня зовут Гарс, а это Берни, – он указал на кудрявого. – Мы сейчас пересекаем пустыню Киоши, идём из Боунвилля в Фратис, то есть с севера на юг. Мы – торговый караван, везём различные товары.

Я просто слушал и кивал головой. Усталость снова начинала меня сковывать.

– Ты сейчас лучше спи дальше, набирайся сил. Ты в безопасности.

– Спасибо, ребят. Вы спасли мне жизнь, – с трудом сказал я и заснул.

Я проснулся, когда солнце уже светило. Караван продолжал идти. Я резко поднял туловище и увидел, как две коричневые лошади тащили телегу, в которой я лежал. Гарс и Берни спали рядом на каких-то мягких материалах. Мы по-прежнему были в пустыне, однако температура заметно понизилась. Воздух был таким же сухим. Моё тело переполняла некая энергия, как будто какая-то энергия жизни. Только сейчас я начинал заново переосмысливать, что же всё-таки произошло. А произошло вот что – я не умер. Улыбка невольно скользнула по моим губам. Господи, какое же это счастье. Быть живым, здоровым, и осознавать, что жизнь только начинается. Мозг вдруг как-то затуманился, в глазах помутнело. Я заплакал. Я просто тихо плакал. Не помню, когда в последний раз я плакал. Я чувствовал себя только что родившимся младенцем, который в полной растерянности плачет и не понимает, почему ему был дан этот шанс. Шанс прожить жизнь.

Но как же так получилось, что их караван наткнулся именно на меня в этой огромной пустыне? Случайность? Возможно, так оно и есть. В любом случае, я был благодарен судьбе за этот подарок.

Посмотрев по сторонам, я увидел, что окружающая среда начала потихоньку меняться – песок был уже не таким ярко-жёлтым, а более коричневатым. Сухие кусты стали чередоваться с зелёными пучками травы и сорняков. Впереди стали появляться небольшие холмики.

Гарс проснулся. Хорошенько зевнув, он начал рассматривать голубое небо. Оно было ясным, без единого облачка, как всегда.

* * *

Учитель

– Учитель! Учитель! Пожалуйста, прекратите. Я прошу вас…

Мальчик стоял на большой бетонной стене, которая была в три раза выше его. Прямо под ним на земле стоял старик и бился головой об стену. У ног учителя собралась лужа крови, а бетон перед его лбом был красным. Скоро череп даст трещину, и урок будет успешно дан.

* * *

Лив

В нашу маленькую комнату снова пытался проникнуть один из тех, кто стоял снаружи. Он фыркал, хрюкал, упёршись своими грязными руками в деревянную дверь.

– Чего они хотят от нас? – спросила Лив, внимательно всматриваясь в дверную ручку, которая была заблокирована пыльным комодом. Её волосы рыжевато-бледного оттенка были как-то мило потрёпаны.

– Не знаю, Лив. Раньше они себя так агрессивно не вели. Бывало, покричат пару минут и успокоятся. А сейчас прямо какое-то обострение, – я старался говорить максимально спокойным и мужественным тоном.

Она посмотрела на меня своими карими глазами и подвинулась поближе. Мне было приятно.

Звуки за дверью утихли. Послышались угасающие шаги. «Он ушёл», – констатировала Лив. Я кивнул. Комната наша была похожа на картонную коробку, в которой я в детстве хранил котёнка, только побольше. Выцветшие обои бирюзового цвета были усеяны синими узорами, напоминавшими какой-то лабиринт.

* * *

Однажды от всех сумасшедших решили избавиться. Убивать их было нельзя, ведь это негуманно. А решили сделать так: взяли их всех гурьбой и отправили на далёкую планету RN-34D и оставили их там. Ну, в общем, высадились они и давай бегать, орать, дурачиться. Сумасшедшие же ведь. Но, как это всегда бывает, вместе с ними по ошибке отправили и несколько нормальных, но просто немного странных. Они-то сразу и сориентировались и захватили власть. Показали сумасшедшим, как надо размножаться. Ну, им же нужна рабочая сила, поэтому им был выгоден прирост населения рабов. Среди тех сумасшедших были некоторые более смышлёные, их-то нормальные и ставили в главы государств – сами в этой грязи барахтаться они не хотели. Так и живут по сей день – сумасшедшие порождают новых сумасшедших и при этом продолжают бегать, орать, дурачиться. Планету потом переименовали в «Земля», кстати.

* * *

11 часов дня. Кофейня была переполнена. Чувствовалась духота, кондиционер не работал. Лука поднёс к губам чашку с бодрящим напитком, оглядываясь по сторонам. Компания из четырёх колоритных итальянских бабушек что-то бурно обсуждала за соседним столиком. Они так сильно были увлечены беседой, что горячие напитки уже начинали было остывать, ведь то, как робкая официантка аккуратно поставила их на столик, осталось напрочь незамеченным.

Предстоял непростой день. Выступление начиналось в 9 вечера. Ему надо было быть на месте уже к часу. Приступать к финальной подготовке к концерту. Тёмно-бежевая электрогитара Луки так и жаждала, чтобы её струн коснулись грубые пальцы хозяина в очередной раз. Да и сам Лука был не против. Кофе уже поступило в организм, возбуждение и лёгкий мандраж присутствуют, дело только за руками.

Вообще Лука считал себя вполне счастливым человеком. Богатств особых не имеется, но они и не требуются для счастливой жизни. Есть любимое дело, которое приносит доходы, возможность ездить по разным городам Европы – всё это делало душу Луки свободной, а это главное.

Лука пришёл в здание театра. Там его уже ожидали его друзья-коллеги.

– Что-то ты долго, – сказал Жан, барабанщик группы.

Лука просто пожал плечами, чуток улыбнувшись.

Тут объявился солист, Андреа.

– А, Лука, вот и ты. Уже расчехляешь гитару?

– Ага.

– Отлично. Сегодня однозначно порвём сцену. Я это чувствую… – улыбки поползли по лицам присутствующих.

В городе Брешия группа выступала впервые. У «Элли Кэтс» октябрь выдался особенно загруженным в этом году.

* * *

Шёл октябрь 2017 года. Синие, как море, зрачки Эннек неустанно поглощали новые пейзажи, которые открывались на Нью-Йорк. Она впервые была в «большом яблоке». Сидя у окна в вагоне надземного метро, девушка лет двадцати четырёх, в самом расцвете сил и красоты, неустанно прижимала лоб к стеклу. Столько небоскребов в одном месте она ещё никогда не видела. Эннек жадно старалась впитать в своё сознание каждый момент этой поездки. Ведь она не знала, когда в следующий раз ей повезёт снова оказаться в этом городе. «Чертовски красиво» – так можно было описать вкратце её мысли в те минуты. Светлые душистые локоны Эннек аккуратно падали на её черную кожаную куртку. Её тонкие кисти рук робко покоились у неё на коленях, а ногти на руках украшал яркий фиолетовый лак.

В вагоне было нелюдно. Позади Эннек сидел тучный светлолицый мужчина с кудрявыми чёрными волосами. На вид дашь ему точно больше тридцати. Усталая щетина красовалась по периметру его типичного нью-йоркского лица. Так же, как и взгляд Эннек, его взгляд был устремлён в окно. Но кардинальное их отличие заключалось в том, что зрачки мужчины имели стеклянный характер. Неподвижные глазные яблоки были в состоянии полного спокойствия и умиротворённости. Его мозг словно выдернул шнур питания мониторов, подключённых к глазам. Нью-йоркчанин был полностью занят своими мыслями. Взгляд же Эннек был живым. Зрачки синхронно плясали из стороны в сторону, поглощая новые виды зданий, улиц, людей. Все её мысли были заняты перевариванием увиденного.

* * *

Практик и мечтатель

Я шёл позади Айдына. Он наступал на чёрную влажную землю уверенными ногами. Я старался изобразить такую же походку, но ничего не получалось – слишком уж тонкие у меня ноги. А у него они мускулистые, как у арабского жеребца. Рассвет был близок. Иглы окружавших нас ёлок ещё спали глубоким лесным запахом. Мягкий хруст земли под нашей подошвой вкупе с весёлым пением птичек что-то шептали. Иногда мне хотелось поймать одну из синиц резким броском языка, как хамелеон, и живьём съесть её. Просто чтобы узнать, какова она на вкус. Если она нравится ушам, то почему языку не должна?

Усталые, мы упорно шли вперёд. Мой взгляд автоматически переметнулся на пик горы вдалеке – его оранжевой краской обмазало проснувшееся солнце. Я почувствовал, будто несколько микроскопических морщинок на моём лице куда-то испарились, и я стал ещё моложе, совсем подростком. А Айдын как шёл без эмоций, так и шёл.

Я вдруг подумал: а что, если бы у Айдына душа была такая же чувственная, как у меня? Он всегда думал только о деле, никогда он не улетал высоко. Одним словом – практик. Практик с мечтателем отлично уживаются. Опять же банальное правило – противоположности притягиваются. Каждый из нас занимает своё место, и это удобно. Два практика разругаются. Два мечтателя просто потеряют друг друга.

Мы шли дальше сквозь деревья. Сверху – облака из пара, снизу – облака из мошек. Солнце восстало и принялось нагревать всё подряд. Я впился своими очами-пиявками в спину своего товарища. Пот нарисовал на его футболке кляксу, как бы предлагая мне пройти тест Роршаха.

– Эйфелева башня.

– Что? – он резко обернулся и посмотрел на меня таким взглядом, будто я оскорбил его родословную.

– Эйфелева башня.

– Где?

– У тебя на спине.

– Нам немного осталось. Потерпи, Тимур.

* * *

Айдос медленно открывал дверь. Его глаза были максимально раскрыты, сердце набивало рок-н-ролльный ритм. Слегка пухлые пальцы едва касались рукоятки, однако дверца легко поддавалась слабому давлению. Лунный свет резко упал на правую щёку Айдоса, а затем и на нос, разукрашивая лицо подростка в белый цвет оттенка мела. Дверь продолжала открываться, обнажая за собой вид на комнату. Старые часы на стене комнаты показывали 24 минуты второго. Айдос с трудом пытался дышать медленно, дабы не создавать шума соприкосновения воздуха со стенками маленьких круглых ноздрей. Дверь была уже распахнута. Он сделал шаг вперёд, плавно сажая свою ступню на пол, словно опытный пилот сажал самолёт. Затем Айдос начал плавно перемещать центр тяжести своего тела на переднюю ногу. Пол был деревянный, была высока вероятность создать скрип. Но, к счастью, скрипа не последовало. Он продолжал медленно двигаться вперёд, заходя внутрь комнаты. Стояла мёртвая тишина, не считая тиканья настенных часов. Справа он увидел большую кровать, покрытую бельём с узорами цветов, а среди белья красовалось спящее тело Гульнары. Длинные коричневые, чуть кудрявые волосы наполовину закрывали её лицо. Было видно, как её грудная клетка чуть увеличивалась – чуть уменьшалась, чуть увеличивалась – чуть уменьшалась. Пальцы её изящной ножки симпатично выглядывали из-под тонкого одеяла, сияя белым отражением лунных лучей.

Айдос сглотнул большой комок слюны, собрался с силами и двинулся дальше, в направлении Гульнары. Желанное было совсем рядом. Рука Айдоса медленно приближалась к девице. Она плавно опустилась на одеяло и начала потихоньку его стягивать. «Вот он!» – прозвучало в голове у подростка. В отражении глаз Айдоса сверкнул квадратный металлический предмет. «Теперь Айпад мой! Наконец-то я смогу нормально поиграть в Майнкрафт!»

Айдос со злорадной улыбкой на лице взял в руки гаджет и двинулся в обратном направлении.

Тем временем родители Айдоса и Гульнары сладко спали в соседней комнате.

* * *

Мотивация

Небо нежно-оранжевого цвета нависало над островом Арис. Стая чаек смаковала очаровательный закат, плавно паря высоко в небе над Центральным пляжем. Солнце готовилось ко сну, однако жизнь островитян только-только начинала пробуждаться после трудового дня.

– Горе! О, горе моей никчёмной душе! Ануш, что мне делать? Куда податься? – неустанно скулил Айбек, положив голову на ладонь.

Айбек и Ануш, работавшие в мэрии, были постоянными клиентами паба «Пузырь», который находился в юго-западной части острова, в двух минутах ходьбы от площади Кистани. После работы они часто туда заходили, чтобы заново перебинтовать свои душевные раны, пропуская кружки лимонада.

– Ну что же ты! Не стоит по этому поводу так переживать. Я уверена, ты в скором времени сможешь найти своё призвание. Отыщешь такое дело, которому посвятишь всю свою жизнь, будешь наслаждаться каждой секундой, уделённой этому искусству.

– Неужели я настолько плохо пою? Неужели слова людей о том, что мой голос похож на хрип болеющего ангиной енота, являются истиной? И что слух мой всеми силами пытается доказать своё отсутствие? – пропуская мимо ушей слова Ануш, продолжал Айбек.

– Айбек, не принимай это так близко к сердцу. Пение – это не твоё, и всё. С этим надо просто смириться.

Он лишь с досадой уставился на стену, увешанную различными картинами известных художников островов Арис и Минсо. Его взгляд упал на картину Джейкоба Мунеза «Ушедшие», написанную более сорока лет назад. На картине было изображено пшеничное поле, в стеблях которого игрались маленькие дети. Наступила мрачная тишина.

– Ещё лимонаду? – низким, но достаточно дружелюбным тоном спросила Мария, мощная телом и духом 47-летняя бармен «Пузыря».

– Да, нам обоим, пожалуйста. – шустро ответила Ануш. Айбек даже не изволил услышать этот диалог. Его мысли, как дым от костра, поднимались куда-то вверх.

Ануш смотрела на своего друга и видела пустоту в его глазах. Она искренне хотела как-то помочь Айбеку, но в то же время старалась не казаться кем-то вроде нравственного наставника. Тем более она прекрасно знала, что Айбек никогда не любил выслушивать чьи-то советы, но от того, чтобы лишний раз пожаловаться на жизнь, он никогда не отказывался.

– Значит, можно утверждать, что в данный момент ты находишься на чёрной полосе жизни? – снова завести разговор попыталась Ануш.

– Можно сказать и так. Теория о чёрных и белых полосах, конечно, научно обоснована быть не может, но если разговаривать на простом языке, то да, я сейчас нахожусь на чёрной полосе. – Айбек ухватился обеими руками за свои пышные волосы цвета ствола дуба.

– И когда приблизительно эта чёрная полоса началась? – Ануш внезапно вообразила себя опытным психологом.

Айбек, как ни в чём не бывало, отвечал:

– Раз уж причина моего горя заключается в том, что я, как оказалось, совершенно не умею петь, то истоком моей депрессии можно считать тот день, когда я решил исполнить народную песню «Звезда в небе» в Амфитеатре две недели назад. Я никогда не забуду, как по окончании моего крика похлопало только два с половиной человека. А ведь там их сидело больше двухсот…

– Следовательно, до того момента у тебя была белая полоса в жизни? – с максимальной серьёзностью спросила Ануш.

– Гм, наверно, да. Я помню, как я готовился к своему выступлению. Я был окрылён мыслями о том, как я кланяюсь толпе под бурные овации, и мольбами спеть на бис. – Айбек казался ещё более поникшим, но в то же время он с открытой душой хотел честно разобраться в себе и с тем, что происходит в его жизни. И он в глубине своей души был бесконечно благодарен Ануш за то, что она здесь и сейчас сидит с ним и выслушивает его переживания, пытаясь помочь.

– Интересно, можешь ли ты осознанно сделаться счастливее?

– Скорее нет, чем да. Ты когда-нибудь видела, чтобы люди говорили «что-то мне грустно, а ну-ка сделаюсь-ка я счастливым» и, щёлкнув пальцем, становились таковыми?

– Не щёлкнув пальцем, конечно, но, по крайней мере, они что-то предпринимали. А не просто сидели в пабе.

– Но ведь есть и поговорка «время лечит раны». Может быть, надо просто подождать? Мозг человека – это крайне непонятная, неизученная субстанция, которая меняется каждую секунду. И от этой субстанции главным образом зависит, счастлив человек или нет.

– Ну, если рассматривать этот вопрос таким образом, то я абсолютно согласна с тобой. Всё, что мы чувствуем, все наши переживания и радости – всё находится у нас в голове и только в голове… Значит, так и будешь ничего не делать?

– Не знаю, Ануш. Честно, не знаю. Мне просто нужно время, чтобы во всём разобраться.

Между Айбеком и Ануш снова наступила гробовая тишина.

А тем временем в «Пузыре» вечерняя уютная атмосфера только начинала набирать обороты. В дальнем углу возле подвешенной раритетной гитары сидел Сурья. Сурья был широкоплечий мужчина, которому можно было дать не меньше сорока пяти лет. Его лицо было похоже на засохшую тряпку швабры, бледно-серого цвета. Через крупные тёмные очки его взгляд был устремлён на свою кружку крепкого жёлтого чая. Необщительность и закрытость Сурьи подкреплялись тем фактом, что он был холостяком, жившим затворником в своём небольшом доме, который обособленно стоял неподалёку от Сосновой рощи. Палка стреляла чаще, чем Сурья с кем-то общался. Посетители «Пузыря» уже давно свыклись с его постоянным присутствием с восьми до десяти вечера и крайним нежеланием с кем-либо вступать в контакт.

– Гляди, – Ануш попыталась начать новый разговор, понимая, что предыдущий зашёл в тупик, – Сурья снова о чём-то страстно молчит.

Айбек взглянул на него, слегка улыбнувшись:

– Эх, Сурья. Один лишь Бог знает, что творится у него на уме. И вообще, чего он хочет от этой жизни? Отделился от всего общества и существует сам по себе. Одним словом – маргинал.

– А быть маргиналом – плохо? – поинтересовалась Ануш.

– Я не знаю, что плохо и что хорошо…

– Значит, ты его никак не осуждаешь?

– Стало быть, нет, – неуверенно выдавил Айбек.

Солнце уже окончательно зашло за горизонт. Остров Арис начал укутываться в одеяло ночного мрака. Паб «Пузырь» ярко светился среди соседних жилых построек. Где-то далеко за кабаком в траве оглушительно шумели сверчки.

– Интересно. Одиночество – оно вредно для человека? Сейчас я общаюсь с тобой, и это в какой-то степени приносит мне счастье. Я бы чувствовал себя намного хуже, если бы сидел здесь в «Пузыре» совсем один, – сказал Айбек.

– Если учитывать, что человек – существо социальное, то одиночество, я думаю, приносит ему больше вреда, чем пользы, – сказала Ануш. Она уставилась на выцветшую кофту Айбека тёмно-синего цвета. Мрачный, но комфортный и родной зал «Пузыря» был погружён в полумрак, создавая тем самым идеальную окружающую среду для дружеского общения.

– Не могу не согласиться. Можно ли тогда утверждать, что Сурья – несчастный человек?

– Думаю, с уверенностью этого утверждать нельзя. Ведь каждый человек по-своему индивидуален. Возможно, одиночество ему по душе…

Где-то в дальнем конце зала раздался громкий смех.

– Хм. Возможно.

– Просто, видишь ли, Айбек, насколько я могу судить, если человеку что-то действительно нужно в жизни, то он сделает всё, чтобы этого добиться, и люди, как правило, этого добиваются. Главное просто очень сильно этого желать. В случае с Сурьей, я думаю, исключения быть не может.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду то, что Сурья бы изменился, стал более коммуникабельным и открытым, если бы действительно желал привнести людское общение в свою жизнь. А это, в свою очередь значит, что даже если он и несчастен, то не сильно.

Айбек призадумался. Мария вытирала очередную порцию бокалов, которую только что принёс из кухни паренёк по имени Асгут.

– Ануш, твоя теория звучит очень убедительно. Однако я сейчас подумал о следующем. Твои слова были бы как никогда правдивы, если бы человек мог с полной ясностью и адекватностью оценивать последствия тех или иных решений, которые он потенциально может принять. В реальности же это далеко не так. Люди часто не понимают, от чего отказываются. Не знают, что теряют.

Ануш вдруг приободрилась, выпрямив осанку. Кто хорошо её знает, мог бы с лёгкостью понять, что сейчас она услышала что-то такое, о чём она раньше не думала, и теперь ей срочно нужно переварить свежую информацию.

– Хм. Может быть, ты и прав. Я пока не знаю, как возразить тебе, – ответила Ануш.

Впервые за последние минут двадцать Айбек осознанно посмотрел на свою подругу. «Она так смешно выглядит, когда о чём-то задумывается. Глаза её так нелепо смотрят куда-то сквозь предметы».

– Не переживай так сильно насчёт своей теории. Она тоже в какой-то степени верна. В жизни нет такого, что либо единица, либо нуль. Тут везде дробные числа, – ухмыльнувшись сказал Айбек. Ануш лишь заулыбалась. Ей было приятно видеть, что у её друга впервые за вечер более-менее поднялось настроение.

А тем временем главный зал «Пузыря» постепенно пустел. Старые деревянные часы, висевшие на стене, показывали 10:27 вечера. На месте, где всё это время сидел Сурья, сидели две женщины средних лет. «И как этот громила умудряется покинуть паб так незаметно?» – думалось Айбеку.

Посидев в кабаке ещё около десяти минут, двое молодых наконец вышли на свежий воздух. Луна сияла ярко, звёзды волшебно искрились. Но Айбек и Ануш этой красотой уже успели вдоволь насытиться за всю жизнь, что они провели на острове. Поэтому, не удостоив изумлённым взглядом ночное небо, они разошлись в разные стороны, предварительно попрощавшись друг с другом.

Айбек вернулся в свой маленький, но приятный на вид домик и быстро лёг спать. Так закончился вторник.

* * *

Возраст

Ади: Здравствуй, дорогой друг Саян! Сегодня я проснулся, и утреннее солнце, озарившее мою пыльную комнату, будто подсказало мне, что следует навестить тебя – глазами встретиться, душами обняться.

Саян: Дражайший друг Ади! Я бесконечно рад, что всё, что ты сказал, произошло с тобой сегодня. Потому как я всегда приветствую любую возможность хорошо пообщаться с тобой.

Ади: Взаимно, старший приятель!

Саян: Скажи же, братец, о чём ты хотел потолковать со мной? Быть может, что-то мучает твою душу? Или же ты желаешь лёгкой трескотни?

Ади: О лёгкой трескотне уж точно я не думаю в данный момент. Ею я насытился за все годы нашей с тобой дружеской связи. Я хотел бы уяснить кое-какие вещи для себя. И посему изволь, пожалуйста, ответить на несколько моих вопросов и поучаствовать в моих размышлениях.

Саян: С удовольствием, Ади. Как только твоя душа пожелает.

Ади: Саян, ведь ты старше меня?

Саян: Конечно.

Ади: И на сколько лет?

Саян: На 8 лет. Тебе 24, мне 32. Будто ты сам этого прекрасно не знаешь, Ади.

Ади: Конечно, мне это известно. Но знаешь что, Саян? На меня в последнее время неустанно нападают мысли о возрасте и его значимости.

Саян: Поясни, пожалуйста, мой друг.

Ади: Ведь в мире принято, что старшие обучают младших, приходятся им наставниками.

Саян: Да, дела в мире обстоят именно так.

Ади: Раз так, значит, старшие в каком-то смысле превосходят младших.

Саян: В каком-то смысле это действительно так.

Ади: Чем же, на твой зрелый взгляд, это обусловлено?

Саян: Очень просто, Ади. Тот, кто прожил больше лет, тот больше увидел, больше услышал и, следовательно, сделал больше правильных выводов, основываясь на практическом подходе. А сделанные правильные выводы, как воздух, необходимы для того, чтобы выживать и жить лучше.

Ади: Так что же это такое? «Количество сделанных правильных выводов, основанных на практическом подходе»? Каким словом можно обозначить эту совокупность?

Саян: Думаю, слово «опыт» как никогда лучше подходит в качестве определения. Да, опыт измеряется количеством сделанных правильных выводов, основанных на практическом подходе.

Ади: Да, я тоже склонен так считать. Так что же? Старшие превосходят младших в опыте. То есть старшие опытнее младших. Это ли ты хочешь сказать?

Саян: Клянусь, именно это я и хочу сказать.

Ади: Хорошо, пусть будет по-твоему. Давай же рассуждать дальше.

Саян: Не имею причин отказать тебе в этом.

Ади: Выходит, мнение старшего всегда должно выслушиваться в первую очередь?

Саян: Думается мне, что это не всегда должно быть так. Всё зависит от того, о чём идёт речь. Ведь часто бывает так, что старший всю жизнь занимался одним делом, а младший другим. И если поднят вопрос, касающийся дела младшего, то как раз младший с большей вероятностью и предоставит более справедливое мнение.