Странник

– Действительно, почему бы и нет? Пошли!

И они пошли кушать пиццу в ближайший ресторан. Закончив трапезу, они пошли гулять по парку.

– А ты за какой футбольный клуб болеешь? – спросил Ильяс её.

– Не знаю. Я не особо люблю футбол.

– Хм, странно. Все ведь любят футбол. Это самая лучшая игра в мире! Мне, например, нравится «Челси». Хотя мой друг Айдос без ума от «Ювентуса». Вообще, странно, что «Ювентус» не смог победить «Фиорентину» неделю назад, ведь тогда играл Роналдо, да и все лучшие игроки защиты были на поле.

– Фу.

* * *

Чемодан

Айбар любил грабить. Грабёж был смыслом его жизни. Он часто выходил по вечерам на улицу, чтобы подышать свежим воздухом, размять конечности и… грабить. Он грабил всех без разбору: детей, стариков, бизнесменов, бездомных. Однажды перед сном он сказал себе: «Чёрт побери, как же я люблю грабить».

В один день, когда Айбар прогуливался в очередной раз по неблагополучным районам своего города, он увидел чемодан, лежавший под скамейкой автобусной остановки. Айбар не замедлил взять в руки чемодан. Он открыл его и посмотрел, что находится внутри. Внутри был маленький карлик, ростом примерно в тридцать сантиметров. У карлика была на ногах синяя чешуя, глаза чёрные, волосы белые и необычайно огромное пузо.

– Что ты такое?! – крикнул Айбар.

Карлик лишь резко повернул свою морду к Айбару и изрыгнул изо рта какую-то жёлто-золотую жидкость. Она полностью облила лицо Айбара. Оказалось, что это была сверхмощная кислота. Она стала разъедать кожу на лице Айбара.

– А-а-а! – вопил Айбар от жуткой боли. Кровь вместе с кожей начала капать вниз. Айбар побежал прочь, но карлик последовал за ним, он бегал очень быстро. По пути карлик ещё рыгнул кислотой на ноги Айбара, и из-за этого он упал на землю. Затем карлик попытался проникнуть внутрь тела Айбара через анальное отверстие, но он так и не смог протиснуться.

– Ай, к чёрту тебя! – буркнул карлик и убежал куда-то в темноту.

На следующее утро тело мёртвого Айбара обнаружила группа местных бродячих музыкантов. Они порылись в его карманах и обнаружили много денег. Они вложили эти деньги в запись своего первого совместного сингла. Песня имела бешеный успех и набрала на Youtube более трёхсот миллионов просмотров. Так эта группа стала знаменитой на весь мир.

* * *

Я был вместе с ней

Я был вместе с ней. И она была вместе со мной.

Мы сидели в ресторане «Тайфун», что на Третьей авеню. Все те же диванчики, все те же уютные подсвечники и, как всегда, много народу. Мы тут часто зависали года полтора назад, а потом почему-то стали реже заходить. Но сегодня особенный день: я приобрёл новую машину, и мы решили покушать именно тут.

Мы оба заказали наше любимое блюдо – острую лапшу с креветками. Слюнки текут! Я глядел на неё тёплыми глазами, полными заботы и любви. Я видел, что она была счастлива.

– Вкусные тут специи. Они стали класть больше красного перца, я заметила, – сказала она.

– А в «Кинг Шрум» тебе разве лапша не сильнее нравится?

– Честно говоря, нет. Тут лучше.

– Кушай, зайчонок мой, – я уже доел свою лапшу и ждал свой торт «Наполеон». А она уже до этого где-то перекусила и от сладкого отказалась.

Её светлые волосы были пышными, я смотрел на них и воображал, что стал маленьким, как блоха, и поселился в них. Было бы здорово! Перманентная опьянённость её запахом – вот что меня ждало бы в таком случае. Нет, я бы не смог там нормально жить. Просто лежал бы как наркоман, и всё.

Её тонкие кисти рук, тонкие пальцы. До ужаса изящные локти. И это всё моё? Наверное, это и есть самое настоящее счастье. Я стал лыбиться. Она меня обняла, раскусив мои мысли. Я даже и не заметил, как мне принесли торт. А когда заметил, быстренько съел, расплатился за ужин, и мы с ней вышли на свежий воздух.

Пока мы наслаждались едой, на большой город опустилась прохладная темнота. Рядом пролегала автострада, ведущая в даунтаун. Повсюду вдоль трассы располагались другие рестораны, торговые центры и автосалоны. Я запрокинул голову наверх и начал разглядывать звёзды. Они были видны чётко, несмотря на освещённую дорогу. До чего же красиво! Одной рукой я обнимал её, а она, вся задумчивая, глядела куда-то на дорогу. Я обожал её тёмно-фиолетовое пальто: оно так удачно на ней смотрелось, да и материал приятный на ощупь. На мне был толстый джемпер и мои любимые джинсы. Я вдыхал полные воздуха лёгкие и чувствовал, как кровь наполняет мозг. Хорошо.

Постояв так ещё минут пять, мы, наконец, сели в машину – мою новенькую, без единой царапинки – и двинулись в сторону центра. Мы будто сидели в капсуле времени и летели сквозь густую дымку по этой бесконечной асфальтовой полосе. Один фонарный столб за другим, один за другим. Куда мы ехали и зачем? Никто не знал. Мы просто летели. Путь был настолько приятным, что мои веки чуть было начинали опускаться, но, к счастью, в этот момент она меня уберегла от засыпания:

– Смотри. Видишь тот небоскрёб? – я быстренько взглянул на её лицо. Оно был каким-то загадочным.

– Вижу. Это же Ramp Tower. В ночной дымке оно кажется таким эфемерным. Будто оно есть, но его и нет, – сказал я.

Я прищурился. Действительно, высокое здание высотой больше ста пятидесяти метров практически исчезало в горах. Только габаритные красные лампочки всё же были заметны на самой вершине башни.

Странно. Она даже не просила, но я почувствовал, что она хочет, чтобы мы поехали к нему. На следующем повороте я спустился с автомагистрали и поехал по Восьмой авеню в сторону небоскрёба.

* * *

Я просто влюбил…ь в этот рассвет

Наступило приятное утро. Кира на цыпочках выпорхнула на балкон, чтобы подышать свежим воздухом. Она сама была как свежий воздух. Она увидела оранжевые горы, подожжённые рассветом, увидела ласточек, мурлыкающих в небе, увидела облака, похожие на взбитые сливки. Она немедленно взяла свой смартфон и сфотографировала эту картину, что открылась перед её очами. Фоточка тут же попала в Инстаграм. «Я просто влюбилась в этот рассвет» – так она её подписала.

Затем она быстренько побежала на кухню и сделала овсяную кашу. Она положила кашу в миску и отнесла её в подвал. В подвале обитал Миллер – пятидесятивосьмилетний старик, которого Кира держала у себя в рабстве уже шестой год. Каждый день она накачивает его небольшой дозой наркотиков, чтобы ему было сложнее сбежать из подвала.

– Завтрак, Миллер! Вставай. Совсем обленился! – она сначала погладила его по плечу, а потом положила миску рядом с ним. Вечером она обычно забирала оттуда пустую миску. Кандалы, которые были прикреплены к ногам и рукам Миллера имели розовый цвет, но в некоторых местах краска отошла, и поэтому смотрелось не очень красиво.

Вы спросите, почему Кира держала Миллера в подвале? Я вам отвечу. Кира ещё с раннего детства имела фобию оставаться одной дома. Она боялась привидений, полтергейстов, демонов и тому подобное. А если дома был хотя бы ещё один человек – весь страх испарялся. И когда шесть лет назад Кира перебралась от родителей жить в одиночку в этот дом, она познакомилась с соседом Миллером, стала часто звать его в гости. Через какое-то время в газетах появилось объявление, что пропал без вести мистер Миллер. Вот уже шесть лет как «пропал».

* * *

Я сидел на скамейке и просматривал ленту Фейсбука на своём смартфоне.

Перрон.

Старый, никому не нужный перрон. Проезжающий поезд здесь был чрезвычайной редкостью. Никто не заходил в него и не выходил, когда он останавливался. Было такое чувство, будто все пассажиры, да и сам машинист мечтали как можно скорее проехать и забыть это выпавшее из реальности место.

Кругом вился плющ, мириады сорняков окружали нас.

Пока я копошился в телефоне, она как обычно что-то фоткала. В этот раз полным ходом велась макросъёмка всяких жучков-паучков.

Затем она подошла и показала свои снимки.

– Смотри, какая красивая стрекоза, – сказала она.

– И вправду, – ответил я, поглядев на экран фотоаппарата около трёх секунд. Она начала помногу раз нажимать кнопку «вправо», листая фото.

– А вот шмелик. Такое брюшко прикольное!

– Ага, – и я дальше уставился в свою ленту. Чуток покопавшись в фотках и поудаляв неудачные кадры, она встала и пошла дальше фотографировать.

Словно бабочка, она облетала заржавевшие рельсы и жёлтую вымершую листву, обвитую паутиной. Я смотрел на неё боковым зрением и наслаждался её тёплым, ненавязчивым присутствием.

Сидел бы так один – было бы намного хуже.

Утренний зной постепенно начал сменяться приятным, прохладным бризом. Я посмотрел на небо. Высокие тучи лениво разбухали и заполоняли собой некогда идеально ясное небо. Дождь полил резко и сильно.

Она быстро прибежала ко мне, под козырёк перрона. Здесь было безопасно. Ни одна капля не могла достать нас. И мы начали дышать божественным ароматом июльского ливня, сидя на скамейке.

– Ну вот. Снова рука болит, – сказала она тихо.

– Опять?

– Да. Вот, смотри, – она поднесла ко мне свою левую руку и приложила мою ладонь к её запястью. – Вот здесь. Такая слабенькая, тупая боль. Каждый раз, когда идёт дождь, она начинается. Именно в левой руке.

Я немного пощупал её запястье.

– Так больно?

– Нет. Просто немного болит и всё.

– И так во время каждого дождя?

– Да. Я это точно знаю. Как дождь, так сразу болит чуть-чуть.

– Странно, – сказал я. И на всякий случай поцеловал её запястье. А вдруг поможет?

И мы просто продолжали сидеть и смотреть на промокшие вдрызг рельсы.

Я думал о наших с ней похождениях по этому гигантскому, нескончаемому мегаполису. В чём была наша цель? Непонятно. Мы просто шли куда глаза глядят и исследовали. Потому что подсознательно чувствовали, что это нам нужно, вот и всё. Она фотографирует, я делаю какие-то заметки в блокноте. Для нас всё это было очевидно, как два плюс два. Мы оба вцепились намертво в эту идеальную гармонию, и никто не хотел в ней что-либо нарушать. Хотя и чувствовалась какая-то глубинная тревога. Что всё это может когда-нибудь закончиться. Но мы предпочитали об этом не думать. Просто бродили по нашему огромному городу. Район за районом, улочка за улочкой.

Вместе.

* * *

Я лежал на крыше. Закрыв глаза, представлял, что я облако и медленно плыву по небу. Рано или поздно я распадусь. Сначала на несколько маленьких облаков, а потом и вовсе исчезну, и каждая моя частица станет частью уже другого облака.

Она сидела где-то рядом и копошилась в своём фотоаппарате. Потом снова принималась фотографировать всё подряд. Искала новые ракурсы, так и сяк крутила и вертела свой объектив.

А я продолжал лежать в полудрёме. Затем почувствовал, как она подошла ближе и теперь фотографирует меня, моё блаженное лицо. Ей нравилась линия челюсти. Она обожала мой нос, мой подбородок. Она фотографировала меня, и эти приятные звуки щёлканья лишь сильнее погружали меня в сон.

Мы с ней здесь часто бродили, по крышам заброшенных заводов. Неподалёку извергались клубы дыма из промышленных труб. Пар этот был разного цвета, в зависимости от завода. Вон там, в метрах пятиста, я видел фиолетово-золотистые столбы ядовитых отходов. Трубы были повсюду, и они, словно кисточки, рисовали в тусклом небе какую-то пёструю белиберду.

А посреди них лежали мы. Вдыхали соединения серы, смотрели друг на друга и ни о чём не думали.

* * *

Наш любимый район

Жизнь здесь бурлит и вертится, завернувшись в приятный шум бряцанья металлических приборов и безудержного смеха.

Всё вокруг размывается, краски стекают с полотен, и ты стоишь передо мной. Всё такая же удивительная. Глаза чуть опущены, тонкие руки полуобнажены. В левой ладони бутылка колы, в правой – смартфон.

Вокруг нас темнота, освещённая уютными горящими окнами высоких зданий. Кто-то поёт, кто-то пытается уследить за маленькими детишками. А я всё смотрю на тебя и любуюсь.

Твои кудрявые волосы бездыханно висят на твоих щеках, будто сошли с ума и потеряли сознание после того, как узнали, что являются частью тебя.

«Завтра начнётся другой день, да?» – скажешь ты.

Я прислонюсь лбом к твоему лбу. Нос вдыхает запах сладкого тела – оболочки красивой души.

Внизу нас река. В водной ряби отражаются силуэты светящихся небоскрёбов. Есть ли внутри этих бетонных коробок жизнь? Или это просто декорации, которые появляются, лишь когда мы на них смотрим?

Мои губы слегка прикасаются к твоей шее. Сердцебиение учащается, дыхание превращается в цунами.

Темнота поглощает всё вокруг, кроме нас да маленькой асфальтированной платформы, на которой покоятся наши ступни.

Моста нет. Деревьев нет.

Завтра не наступит. Вчера не существует.

Есть только миг, сгенерированный прикосновением моей кожи к твоей коже.

* * *

Засунув руки в карманы, я шёл вдоль реки.

Бледная, задумчивая река. Вода в ней медленно текла в сторону исчезающих в дымке небоскрёбов. Солнце над головой молчаливо светило, но не грело.

Было около одиннадцати часов дня. Стая чёрных, как смерть, птиц пролетала в белом, как полотно, небе. Где-то зашуршали листья деревьев от холодного потока ветра.

Она шла позади меня. Будто затылком видел её. Идёт себе и идёт, опустив взгляд. Она точно так же, как и я, поместила руки в карманы своего твидового пальто. Какова сейчас температура внутри её карманов? Тепло ли её пальцам? Дрожат ли они?

Но я не имел права что-либо ей сказать, даже обернуться назад не смел. Потому что сейчас «такое настроение».

С самого утра она не проронила ни слова, а просто один раз посмотрела на меня, когда мы завтракали, и по её глазам я прочёл: «Пошли погуляем. Но только молча. И не слишком близко друг к другу. Хочу о своём подумать. Просто сейчас такое настроение». И мы пошли.

Поразительно, как по её еле уловимым движения, вздохам, походке я научился точно определять, чего она хочет в данный момент. До самых мельчайших подробностей.

Кто она такая? Насколько хорошо я её знаю? Для меня было очевидно одно: я схожу от неё с ума. Представьте, как долго мы, земляне, чувствовали себя одинокими среди других неживых планет, и вдруг бац! и наши астрономы случайно обнаруживают другую планету с разумной жизнью. И теперь невыносимая жажда исследовать эту загадочную обитель захлёстывает наши умы. Мы становимся одержимыми ею.

Вот с такой планетой я и столкнулся полгода назад. И до сих пор изучаю её без устали. Кое-какие вещи я уже начал понимать, но осознавал, что это всего лишь один процент от всех тех драгоценных фактов, которые мне ещё предстоит открыть. Я ощущал себя блаженным. Я готов был стерпеть что угодно: ураган, засуху, столкновение с метеоритом. Изучение этой планеты было смыслом моей жизни.

Я шагал достаточно тихо, чтобы слышать, как она ступает сапожками по асфальту. В какой-то момент её топание остановилось – остановился и я. Положив руки на балюстраду, она стала разглядывать противоположный берег. Там какие-то люди выгуливали собаку. Я подошёл к ней и стал тоже куда-то смотреть. Потом краем глаза заметил её длинные развевающиеся волосы. Ох уж этот осенний ветер. А за волосами такое серьёзное личико! Я не выдержал и начал вовсю улыбаться, как идиот. А потом просто взял и сильно-сильно обнял её. А она обняла меня в ответ ещё сильнее.

* * *

Я съехал с дороги и остановился около какой-то хрущёвки. Она сидела рядом со мной и смотрела куда-то. Наступила тишина. Я открыл окна, чтобы впустить свежий ночной воздух. Где-то вдалеке горели огоньки: кто-то тоже не спал.

Вдруг она сказала:

– Даже если я смогу точь-в-точь передать тебе все свои чувства, мысли… завтра они уже будут немного другими. Через неделю изменений будет ещё больше. А через год я уже буду совершенно другим человеком.

Так что, если ты смог меня понять, не спеши радоваться. Ведь ты смог понять только меня сегодняшнюю.

Немного обдумав её слова, я ответил:

– Я буду делать всё, чтобы каждый день понимать тебя новую. Думаю, у меня это получится, – и слегка коснулся её запястья.

Она посмотрела мне в глаза, улыбнулась и одобрительно кивнула. Мне показалось, в тот момент она была счастлива.

* * *

Жил однажды мальчик Эдвард. Был у него пьющий отец, который регулярно избивал всех членов семьи. Он держал их в страхе, но при этом уверял, что в других семьях ситуация не лучше, а то и вовсе хуже. И члены семьи свято верили его словам, пусть и проблески сомнения иногда посещали их головы.

Как-то раз, когда Эдвард играл в песочнице, к нему подошёл маньяк-психопат и уже чуть было не схватил его и не убежал с ним. Но, к счастью, неподалёку стоял отец Эдварда. Отец это увидел, быстро помчался к ним и вырвал Эдварда из рук маньяка. А маньяку, в свою очередь, знатно навалял и отдал его в руки полиции. Фактически, отец Эдварда спас Эдварду жизнь. За это Эдвард был бесконечно благодарен своему отцу, несмотря на то, что отец так же продолжал всех избивать в кругу семьи. Ещё при жизни отца Эдвард соорудил в честь него памятник, и каждый год отмечает день своего спасения. «Почему же ты так восхваляешь своего отца? Он же терроризировал вашу семью», – спрашивали Эдварда его друзья, когда он сам уже был в среднем возрасте. «Кто знает, – с блаженным лицом отвечал Эдвард. – Быть может, если бы мой отец был тряпкой и не держал нас в ежовых рукавицах, мы бы вообще распались как семья. Быть может, нам и вовсе повезло, что у нашей семьи был такой харизматичный лидер, как наш отец».

* * *

Странствие

Глава 1. Песок

Уже третий день я шёл по этой чёртовой пустыне. Запасы воды были на исходе, но надо было продолжать идти. Просто так умереть я не хотел – уж больно это всё глупо бы выглядело. Да и кто я такой, чтобы вот так просто умереть в столь молодом возрасте? Я, между прочим, ещё пожить хочу, как нормальный человек. Вкусить те чувства, те эмоции, которые испытывает обычный житель этой планеты. Но тогда всплывает вопрос: а обычный ли я человек? Этим вопросом я задавался уже много-много лет. Моё сердце шептало: «нет», но разум настоятельно твердил: «да».

Солнце продолжало испепелять всё живое. И только лишь камням было хорошо – у них отсутствовала нервная система, поэтому они спокойно продолжали лежать на потресканой земле в полной умиротворённости. На какое-то мгновение мне захотелось стать камнем, но в ту же секунду я передумал – камень не может ни поговорить ни с кем, ни увидеть ничего красивого, ни услышать ничего прекрасного. Нет, быть камнем – явно не мое.

Хоть я и был жадно занят этими бредовыми мыслями, ноги продолжали делать свою работу – «левой, правой, левой, правой». И это меня радовало. Повезло мне, что мой мозг мог одновременно посылать ногам команду идти и в то же время мило беседовать со мной о всяком. Я был благодарен ему за это.

Капля холодного пота пробежалась по моему лбу и с грохотом упала на песок. Я успел заметить, как то место на песке, куда упала капля, на какое-то время увлажнилось, потемнело, однако за считанные секунды снова стало сухим. Настолько быстро испарилась влага, что, несомненно, говорило о высокой температуре воздуха.

С собой я взял лишь компас, воду и еду, что хранил у себя в рюкзаке за спиной. К сожалению, на тот момент вся еда уже закончилась, а воды оставалось катастрофически мало. Я успел уже тысячу раз проклясть себя, что не взял больше сухарей, ведь в рюкзаке ещё было достаточно места. Однако ещё ни разу я не проклял себя за то, что вообще ушёл из деревни. Настолько моя жизнь в ней была опустошённой и безвыходной.

Медный компас, что лежал в боковом кармане рюкзака, был подарен мне папой, когда мне было 10 лет. Я чётко помнил тот день. Это была холодная зима. Мы с папой, как всегда, играли в гомоку, мама сидела где-то дома и читала книгу. Анты, моей сестрёнки, дома не было, не помню почему. Именно в тот день я впервые победил отца в гомоку. Я помню то чувство полного внутреннего удовлетворения, тот незабываемый вкус победы, вкус доказательства умственного превосходства собственного интеллекта над другим интеллектом. Это был один из тех редких случаев, когда от результата партии, в которой кто-то проиграл, были довольны обе стороны. Я помню, как отец вместе со мной радовался за меня, ведь проиграв мне, он, можно сказать, победил самого себя, ведь я – это его продолжение, потому что он воспитал меня. Я видел у себя в сознании мутные фрагменты из памяти, когда, чуток пообсуждав со мной ту партию, отец задумался и ушёл к себе в комнату, а когда вернулся – уже держал в руке красивый блестящий медный компас. Он мне его вручил и сказал: «Сын, я тобой горжусь. Я вижу, как ты с каждым днём становишься всё более смышлёным и сообразительным. Держи, пусть этот компас поможет тебе легче ориентироваться в жизни».

«Левой, правой, левой, правой». Ноги продолжали покорно совершать монотонные движения в сторону запада, в то время мозг уже засыпал. Я думал, можно ли чуток вздремнуть, при этом продолжая идти? Скорее нет. А жаль. Ещё раз делать остановку было стыдно. Я же не слабак, в конце концов! Надо продолжать идти.

Мой взгляд не поднимался выше точки на земле в шаге от меня уже больше десяти минут. Он тоже отдыхал вместе с мыслями. Но иногда все же нужно было поднимать глаза, чтобы осмотреться – не дошёл ли я до какой-нибудь деревни, или вообще людей. Нет – пока ничего, та же самая картина – сухая, бесконечная пустыня.

Я вдруг обернулся назад. Передо мной открылся весьма живописный вид: жёлтая пустыня, что простиралась на далёкие километры, где-то в дали упиралась в конгломерат высоких красивых гор тёмно-серого цвета. Их кончики были белыми от снега. У их подножий были видны места зеленоватого оттенка. Где-то там росла трава. Где-то там текли бурные ручьи, паслись коровы и бараны. Где-то там жили люди, как ни в чём не бывало. Кто-то плакал, кто-то смеялся, кто-то готовил обед, кто-то играл в футбол. Моя деревня продолжала жить своей жизнью… без меня.

«И зачем я ушёл? К чему весь этот цирк? Никакой рациональности, никакой веской причины. Это всего-навсего желание привлечь к себе внимание». Эти мысли всё сильнее и сильнее стучались в дверь моего разума. Но гордость тоже не сидела сложа руки – она поставила тяжеленный шкаф прямо к двери с внутренней стороны и всем своим весом прижалась к шкафу. Она явно не собиралась отпирать дверь. И ведь действительно, лучше уж умереть здесь в пустыне, чем вернуться с домой с позором.

К тому времени солнце уже не так яростно стреляло лучевыми зарядами, дело клонилось к вечеру. Это меня радовало. Я сдёрнул тряпку, что была обёрнута вокруг моей макушки – слишком уж сильно голова хотела подышать. Теперь, когда солнце уже не так сильно светило, глаза всё чаще и чаще осмеливались подниматься вверх и осматриваться. Вокруг по-прежнему был виден лишь жёлтый песок. Иногда попадались камни и засохшие кусты. Ну и без перекати-поле каждые пять минут тоже не обходилось. А так – больше ничего особенного. Единственное, что я заметил – птиц в небе становилось всё меньше и меньше. Я точно не мог сказать, плохой это знак или хороший. Я продолжал идти.

Солнце садилось всё ниже, песок начал приобретать фиолетовый оттенок, небо красиво переливалось из тёмно-синего цвета на востоке в ярко-оранжевый на западе. Я выпил последнюю каплю воды из своей фляжки и вдруг понял – я здесь умру.

Назад пути уже нет, ни морального, ни физического. Сил нет, воды нет, еды тоже нет. Впереди – бескрайние пески да кусты. Мои глаза слипались от усталости. Шаги становились всё короче и короче. Я приподнял взгляд и увидел небольшой песчаный холм, за которым можно было спрятаться от садящегося солнца. Я собрал в себе все силы и пошёл к нему. Добравшись до тени, я вдруг остановился. Я остановился впервые за несколько часов упорной ходьбы. «Я просто хочу немного отдохнуть», – прозвучало у меня в голове, и я с грохотом упал на песок. Я медленно начал закрывать глаза. Я понимал, что умираю, однако был вне себя от счастья. Нет, я не хотел умирать. Я просто был счастлив, что наконец мог отдохнуть.

Глава 2

«Ты точно уверен, что он был один?» – это было первое предложение, которое я смог разборчиво услышать, пока моё сознание пыталось прийти в себя. Мои глаза начали медленно открываться. Вокруг было темно. Ночное небо, что смотрело мне в глаза, без остановки тряслось. Звёзды словно танцевали какой-то сумасшедший танец. Были слышны голоса со всех сторон. В основном это были мужские, но иногда проскальзывали женские и детские реплики. С трудом оглядевшись вокруг, я понял, что нахожусь в повозке. Совсем рядом со мной сидели два мужских силуэта. Тот, что был поближе, заметив мои мотания головой в разные стороны, внезапно вскрикнул: «Он очнулся!». К моему лицу тут же приблизился второй силуэт, что сидел подальше.

– Ты в порядке? Можешь сказать что-нибудь? – сказал он.