Эпидемия ультранасилия

Да уж, как всегда очень «оригинальные» названия. Люди умеют удивлять.

Довольно просторное помещение, заставленное, не сложно догадаться, мебелью. Разные стулья, столы, диваны, шкафы и так далее. Все разных цветов, разной формы. Так много разнообразия, не то что в бункере. Конечно, все могло быть хорошо, если бы не абсолютная темень, которую слегка разбавляет тусклый свет из окон и мрачная атмосфера. Последняя создается одним лишь фактом – помещение попытались оборудовать под временный госпиталь. Некоторые солдаты лежат на диванах без сознания, некоторые на столах; видимо, необходимо держать их ровно из-за каких-то повреждений, остальные пытаются хоть как-то облегчить положение раненых: меняют бинты, поят из фляжек или просто морально поддерживают разговором.

Такие сопереживающие… В компании ШТИРа и Прямого как-то забывается, что разумные существа способны на такое.

Однако меня ведут дальше, вдаль помещения мимо импровизированных кушеток. Чем дальше мы идем, тем меньше замечаю гибридов, ухаживающих за товарищами. В конце концов, начинается секция, где тела просто накрыты тем, что попалось под руку. В основном покрывалами, пледами, одеялами, что, скорее всего, сняли с выставочных кроватей. Над одним из прикрытых тел стоит боец знакомой комплекции в черном термокостюме. Нашелся.

– Товарищ Гаврилов, разрешите обратиться! – как по команде уверенно отчеканивают мои сопровождающие, вытянувшись в струну.

Слышится усталый вздох.

– Парни, мы же это обсуждали. Без формальностей, пожалуйста, – звучит какой-то слишком серьезный и мрачный голос Косого, продолжающего смотреть на павшего.

– Принято, извиняюсь, – вновь хором отвечают они.

– Мы тут медикаментов принесли, – Кабанов снимает рюкзак и ставит на пол, придерживая за верхнюю ручку. – И агента вакцинированного нашли странного какого-то, поглядите!

Косой медленно поворачивает к нам голову. Вижу его опустошённый взгляд со вскинутой левой бровью и… Не знаю, кажется ли мне, но сейчас он выглядит явно старше, чем был при первой нашей встрече. На лице выступают еле заметные морщинки, под глазами мешки, а на заросших скулах еще проще становится заметить белые волоски. Как только он бросает взгляд на меня, его физиономия тут же меняется на крайне удивленную.

– Васька… Ты чего здесь делаешь? – растерянно спрашивает он, бегая по моей морде взглядом широко раскрытых глаз.

– К тебе тот же вопрос, – складываю руки на груди. – Что это такое? Ты же должен был отправиться к бункеру. Почему тут так много гибридов? Это какое-то народное ополчение?

– Ухх ты-ыж… – протягивает Рогов. – Я же говорил, что он из наших все-таки, – подпихнув локтем бок товарища, негромко говорит он.

В момент взгляд Косого вновь становится серьезным.

– Так, Рогов и Кабанов, медицину отнесите ближе к пострадавшим, потом можете отдохнуть и постараться набраться сил. Планы резко поменялись, предупредите остальных, чтобы готовились.

– Слушаюсь, – синхронно отвечают они и, развернувшись на месте, покидают нас.

Сопроводив их взглядом, я вновь обращаю внимание на коллегу. Всей напущенной строгости будто и не было. В глазах явно читалась какая-то печаль с щепотью ужаса.

– Васька, ты даже не представляешь, насколько наше командование – с-су… – он с явным трудом сдерживается. В глубине суженных зрачков загорается пламя. – Наверху сидят не просто такие же как ШТИР, там самые бесчеловечные мрази, которых только видел свет, – вновь сжатые кулаки.

– Что на этот раз? – почему-то не сильно удивляясь этой мысли напарника, спрашиваю я так, будто делаю это из вежливости, а не интересуюсь на самом деле. Откуда во мне вся эта грубость?

– Они… – гибрид быстро вдыхает и выдыхает, видно, все ещё отходя морально от всей ситуации. – Они проигнорировали сигналы SOS от раненых бойцов. Сволочи, техники на нас пожалели!

Я лишь хмурю брови.

– Получается, поэтому ШТИР и отправил меня обследовать эти сигналы, – слегка опускаю голову и прижимаю к подбородку указательный и большой пальцы. – На первых же координатах меня схватили твои сородичи. А теперь по порядку, что произошло с момента, как ты якобы ушел к бункеру?

– Сначала я и вправду направлялся к ближайшей точке контроля, но когда в очередной раз проходил мимо последствий сражений с агентами, я услышал, как за моей спиной раздался сиплый голос. Это был раненый боец. Он прятался под брюхом подбитого грузовика, а когда увидел меня, решил показаться. По железяке этой огроменной меня узнал. Я уже хотел было вылезти из робота да помочь бедняге, который только полз в мою сторону на одних руках, в одной держа ПсВ, и волоча бездвижные ноги, но первое, что он сказал, просто вогнало меня в ступор, – полупес заглядывает мне прямо в глаза. – Что, по-твоему, мог сказать солдат, несколько часов пролежавший в полуживом состоянии под грузовиком, ожидая, что вот-вот на него может напасть потенциальный враг. С оружием наготове сидящий в засаде, но увидевший вместо противника – союзника, который мог бы помочь, донести до базы, чтобы уже там им занялись врачи. Нет, он не просил о помощи. Может, спросил бы, все ли живы из наших? Нет, и не это. Трясущимися губами он произнёс: «Почему ты возвращаешься? Мы что, уже победили?». Во взгляде не было надежды, только уверенность. Было видно, что он не допускал никакой другой причины моего ухода с поля боя, только победа, только до конца. Разве мог я ему сказать, что меня позорно отправили на базу? Разве мог я просто продолжить путь? Нет уж, теперь я был уверен, что обязан победить. Любой ценой, – он прерывисто вздыхает. – В общем, мы решили, что стоит собрать и других бойцов, еще оставшихся в живых, чтобы представлять из себя хоть что-то серьезное в противостоянии агентам. Я переключился на экстренную частоту, чтобы поймать сигналы о помощи, даже не надеясь, что найдется хотя бы один. Но их были десятки. Никому из них не прислали подмогу. Да чего уж там, никому даже не ответили! – оскалив зубы, практически выкрикивает Косой, после чего успокаивается и расплывается в ехидной улыбке, однако дикий взгляд выдает его истинные эмоции. – Думаешь, просто перебои со связью? Может даже, агенты на это повлияли? Специально заглушили наши частоты? Хе-хе-хе, как бы не так! Когда к нам присоединился двадцать первый раненый, он сообщил, что ему ответили с той стороны. Знаешь, что они сказали? «Слишком рискованно высылать за вами спасательный отряд». Они оставили их умирать, Васька! Просто бросили! И плевать они хотели на то, что кто-то из них в муках умирал в это время, истекая кровью без возможности себе помочь! Ведь пешка сама по себе значения не имеет, главное – место, куда ее поставит рука игрока. А вот кто потом будет собирать все эти фигуры с поля боя – не забота игроков, партия сыграна, сами разбирайтесь, – гибрид закрывает лицо руками, сдавливая лоб пальцами. Медленно ладони скользят ниже, оставляя красноватые следы на коже, которые тут же белеют.

Честно говоря, уже не было никаких сил выслушивать это. Меня и так пропитало уныние с ног до головы, куда еще больше? Но на этот раз это уже разочарование. Разве Порядок мог так поступить? Не знаю. Ничего не знаю. Просто… Просто держи себя в руках. Он выговориться и остынет. Хотелось бы его поддержать, разделить боль, но, мне кажется, я ей уже переполнен. С меня хватит. Тактика Прямого теперь меня устраивает. Не принимай близко к себе, держи дальше, чтобы не было так больно.

Однако рука сама тянется к коллеге и ложится на его плечо.

Нет. Через себя переступлю, но Прямому уподобляться не стану. Ни за что.

– Я… Понимаю. Ты сделал все правильно, – мой голос подрагивает. – Это лучшее из решений.

– Васька, – гибрид открывает лицо и вновь пронзительно глядит мне в глаза, – скоро мы выступаем. Ты можешь идти с нами.

– Разумеется, – на выдохе отвечаю я. – Только… Пообещай мне кое-что, – кажется, мой взгляд становится умоляющим. – Пообещай, что не убьешь ни одного агента.

Косой тут же мрачнеет.

– Васька, я… – он отстраняется от меня и обхватывает руками свои плечи, после чего опускает голову. – Ты же знаешь, я не смогу себя контролировать, когда увижу Командующего. Я понимаю, ты все еще надеешься на мир, но… У меня не выйдет сдержаться. И, честно говоря, я не хочу сдерживаться. По вине разукрашенной морды умерло слишком много хороших парней. Этого я ему простить не могу. За то, что совершил он, можно расплатиться лишь тем же. Кровь за кровь, Васька. Могу пообещать лишь, что садизма я не приемлю. Постараюсь расправиться с ним быстро.

Я лишь тяжело вздыхаю.

Впрочем, чего еще было ожидать?

Молча следую к выходу из помещения, на ходу надевая маску, чтобы лишний раз не провоцировать никого. Все-таки пострадавшие от агентов, хотя бы толику понимания проявить стоит. На улице толпой стоят побитые, подранные, искалеченные и просто раненые гибриды и люди. В простых бронежилетах, с неполными сегментами брони практически все замотаны бинтами, каждый пятый с шиной на одной из рук, есть даже пара бойцов с подобием костылей, сделанных из подручных средств. Но, что самое заметное, абсолютно каждый вооружен. Будь то винтовка, пистолет с колючей водой или вакциной, гранаты с теми же наполнителями или вовсе дроны, но абсолютно каждый при оружии. Все ждут, когда же покажется тот, кто все это начал. Грустное зрелище.

Вот выходит и Косой. Гримаса полной серьезности, но в глазах густой тучей висит некая печаль. Мой товарищ встает впереди меня, глубоко вдыхает и медленно выдыхает, видимо, настраиваясь.

– Мои сослуживцы, – начинает он с некой тяжестью в голосе, – давайте не будем медлить, вы и так понимаете, к чему я клоню. Поднимите руку, постарайтесь выйти вперед или еще хоть как-то выделитесь, если вы тяжело ранены.

И Косой был абсолютно прав. Все все понимали. Никто не сдвинулся с места. Даже те, кто, кажется, готов был уже свалиться и больше не встать, стояли на своем. Мой коллега осматривает всю толпу, надеясь выцепить хоть кого-то, кто честно признается, что не готов к продолжению наступления. Но никого.

– Прошу, не усложняйте. Вы ведь и сами понимаете, что просто не сможете сражаться, – немного жалостливо говорит Гаврилов.

– Хочешь, чтобы мы взяли и упустили возможность отомстить кошарам? Да ни в жизнь! – вырывается голос из толпы.

– Что ж… В таком случае, поступим иначе, – Косой вновь вздыхает. – Поднимите руки те, кто готов присмотреть за ранеными товарищами, а не бросить их на растерзание агентам?

Наступает мучительная тишина. В глазах бойцов селится сомнение, зрачки начинают бегать туда-сюда.

– Косой, это просто нечестно! Мы все хотим участвовать в походе на врага, без исключений, – слышится уже другой голос из толпы, сопровождаемый гулким ударом чего-то металлического об асфальт.

– Ситуация тоже нечестная, – отчеканивает мой напарник, проходясь строгим взглядом по всем и каждому в отдельности. – Искалеченные будут просто замедлять нас, а лежачим нужны те, кто за ними присмотрит и сможет защитить. Вы совершите гораздо больший подвиг, чем мы, если все же останетесь. Я как никто понимаю, насколько тяжело желать отомстить и не мочь отомстить, поэтому и говорю, что вам будет значительно сложнее, чем остальным. Вы готовы пожертвовать собой таким образом?

Вновь тишина. Однако уже через пару секунд из толпы начинают выходить люди. Те самые покалеченные, которые точно не смогли бы нормально даже защититься, не говоря уже о нападении. Гаврилов наблюдает за ними и облегченно вздыхает. Когда образуется отдельная группа из тех, кто остается, гибрид разворачивается к ним и становится по стойке.

– Я искренне горд, что служу вместе с вами, – заключает он и отдает честь. – Теперь, прошу, пройдите внутрь здания. Те, кто идут, приготовиться к походу. Выступаем через пару минут, – Косой удаляется к восточному самодельному блокпосту, в самом центре которого возвышается его костюм.

Я остаюсь наедине с бойцами, очевидно, смертниками. Они элементарно не готовы к тому, что может нас ждать, если отталкиваться от последнего нашего сражения с Командующим. И я уверен, все это понимают, однако, оглядев их физиономии, я не замечаю и тени сомнения. Намеренья всех тверды. Отправленные Порядком в самое пекло, практически убитые агентами, а в последствии еще и забытые командованием. Конечно, это уже не просто долг, в их глазах полыхает великим пожаром желанием мести. Руки слишком крепко сжимают ружья, по небольшим колебаниям щек и скул видно, как трутся друг о друга зубы. Ожидание их убивает. Возможно, желая как-то отвлечься от этого, некоторые глазеют на меня. Кто-то с опаской и подозрением, как же без этого, кто-то с уважением, значит, видели меня в сражении, ну а кто-то с простым интересом разглядывает мою броню и пушку.

Это элементарно бессмысленно. Они просто все умрут, ничего не изменив. Как ОНИ могут изменить хоть что-то? Мы и так обречены, почему им просто не провести оставшееся время с семьей? Они могли бы вернуться к бункеру, так было бы значительно проще…

– А ты сам, кем будешь? Чего это так близко с Косым общаешься? – сипловатым голосом обращается ко мне один из бойцов.

Приглядевшись к источнику звука, выделяю из этого сборища обреченных приземистого гибрида с забинтованным правым глазом и крайне недовольной мордой. Он один из немногих, на ком еще висит полностью целый бронежилет, правда, не без заплаток, но все же. Из не сильно выделяющего, но вполне заметного, он, вроде как, единственный вооружен противочугунным гранатометом, что уже делает его куда более серьезным соперником агентам, чем остальной сброд.

– В одной группе с ним служим, – коротко отвечаю я, своим ворчливым тоном давая понять, что продолжать разговор я желанием не горю.

– А под маской кто? Человек, полупес? – он щурит единственный глаз. – Вас, суперсолдат, не разберешь, кто есть кто.

– Почему только человек или гибрид? – спрашиваю уже более раздраженно. – По-вашему, вакцинированные агенты службу Порядку не несут? Отсиживаются в бункере, ожидая, пока вы сделаете всю работу?

– Значит, морда котячья, – тихо говорит он так, чтобы его услышали только рядом стоящие.

От этого внутри у меня начинает шевелиться что-то едкое. Так и хочется высказать ему все, что думаю об этом их отношении к вакцинированным. Вбить всем в башку раз и навсегда, чтобы не осталось больше никаких Кабановых и Хмельновских, которые вновь и вновь напоминают мне, что я и мне подобные в этом обществе лишние.

– Вы думаете, вы одни такие бедные и несчастные здесь? Единственные пострадавшие? Как бы не так! – снимаю маску, чтобы та не заглушала голос. – Никто ведь из вас даже понятия не имеет, что проходит каждый агент, чтобы просто нормально жить. Никто из вас даже ведь не задумывался, как именно проходит процедура полной вакцинации! Ваше дело простое – пульнуть дротиком и дело с концом. А то, что после этого каждый из нас восстанавливается несколько недель до состояния, при котором можно хотя бы ходить самостоятельно, никого не интересует! А знаете, что мне пришлось пройти, чтобы оказаться здесь? Слышали об адаптации к военной службе? Конечно нет! Все еще ослабленное после вакцинации тело приводится в тонус изнуряющими тренировками, травмоопасность коих просто зашкаливает из-за хрупкости костей, которая возникает благодаря все той же вакцинации. Средний показатель переломов у всех агентов, что сейчас находятся на службе, за период этой адаптации – тридцать четыре! Каждый из нас за первый месяц после выхода из палаты успевает переболеть десятком всяких болячек, из-за чего снова приковывается к постели, но на этот раз без обезболивающих, ведь они не совместимы с препаратами. И после всего этого обязательно находится кто-то, кто скажет, что нам всё досталось благодаря генетике или еще лучше – благосклонности Порядка. А о судьбе Плывущих не слышали? Да откуда вам знать?! Они даже выйти из квартиры не могут, ведь, представляете, все поголовно абсолютно СЛЕПЫ! Вот так их наградили агенты, с которыми мы все боремся! – тяжелая одышка не дает продолжить. Переволновался, забыл, что должен дышать, когда говорю.

Толпа изумленными глазами изучает мое лицо. Тот одноглазый гибрид хмурится еще сильнее, но рта не раскрывает, помалкивает. Однако подает голос человек, что держит в руках планшет для управления дронами. Лицо выражает… сочувствие? Не нужно меня сейчас жалеть, я не для этого тираду читал.

– Согласен, нам не понять того, что испытал ты. Честно, даже представить сложно, – признание звучит искренно. Боец опускает взгляд в пол. – Но и нам не так просто видеть вас и как союзников, и как противников. Я понимаю, вы различаетесь, но, лично для меня, это все еще необычно и даже, признаюсь, страшно, – как только он поднимает голову, я вижу, как изменилось выражение его лица с раскаивающегося на более уверенное. – Но ради победы, я готов побороть свой страх. Думаю, остальные тоже. А, народ? – он отходит от толпы на пару шагов и разворачивается к ней.

Сборище шумно и вразнобой соглашается. Человек подходит ко мне ближе. Я лишь недоуменно на него гляжу.

– Жаль, что никто из других вакцинированных не сможет к нам присоединиться. Я заметил, что агенты с особым остервенением нападают на вас. Не оставляют раненых, – человек мнется, потирая шею. – В общем, я хотел сказать… Будь осторожнее. Ты все же теперь полноценная часть нашего общества. Не обращай внимания на то, что говорят другие, – он отворачивается и бросает косой взгляд на одноглазого гибрида. – Теперь-то я точно понимаю, что мы все пострадали от пушистых. А значит, держаться нам нужно вместе, согласен? – солдат протягивает мне руку.

– Согласен, – крепко ее жму.

На лице молодого парня появляется небольшая улыбка.

– Вот и отлично, – он возвращается на свое место.

Наконец, до меня доносится грохот шагов многотонной громады. Робо-костюм Косого нисколько не изменился. Собственно, не от чего ему было и меняться. Однако его плазменная пушка теперь внушает куда больше опасений, если учесть намерения ее владельца. Нужно постараться не допустить, чтобы он ее использовал на агентах. Единственный искусственный глаз машины направляется на толпу.

– Бойцы, все готовы показать кошарам, на что мы способны на самом деле? – тяжелый электронный голос прокатывается по каменному лабиринту эхом. – Час расплаты настал. Не гнушайтесь использовать все, чтобы подавить хвостатых. Если потребуется убить – убейте, – металлические кулаки сжимаются. – Взгляните на себя, искалеченных, благодаря им. Вспомните раненных, а лучше – павших. Если котяры не проявляют к нам жалости и сострадания, то и мы не обязаны! Порядок нас бросил, а значит, его «мирная» политика нас теперь не касается. Пусть руководство и смогло уберечь Исполина от возмездия, до Командующего мы доберемся первыми, – правый кулак вздымается вверх, тон искажается, вновь его пронизывает гнев. – Никакой пощады разукрашенной морде! Кровь! За! Кровь!

Масса со странной радостью подхватывает лозунг. Это больше не защитники. Теперь они убийцы. Такие же безжалостные, как и их враги. Если раньше боевой дух людей и гибридов вселял в меня надежду и вдохновлял, то теперь я чувствую лишь страх. Почему-то только сейчас я замечаю, что на поясе каждого бойца пристегнут чехол с ножом, у тех, кто вооружен винтовкой, этот самый нож закреплен под стволом, как некоторое подобие штыка. Просто не верится, что все они способны на убийство. Даже тот оператор дронов. Совсем молодой, если сравнивать с другими людьми. А его дружелюбная улыбка? Почему теперь она извращена до неузнаваемости, что напоминает больше злобный оскал? Откуда в нем эта ненависть? Он явно не простой служащий, нормальные люди не могут радоваться потенциальным смертям. Желает отомстить, как и все здесь. До чего же ужасно это чувство…

– Вперед! – громогласно объявляет их лидер – Косой. – Если смерть не забрала вас в первый раз, во второй захватите с собой пару-тройку агентов. Порадуйте старуху с косой!

Как же я ошибался. Как всегда думал, что самый умный, и вновь оказался не прав. Они ведь даже не рассчитывают, что выживут. Они и живы-то еще лишь благодаря гневу. Стоят только для того, чтобы убивать, не жалея себя, ведь жалеть уже некого. Это больше не люди и гибриды, это частицы и комки ярости, оставшиеся от разгрома наступательных отрядов.

Поход обреченных начался. Даже окружение не вселяет ничего положительного: пустынные улицы, темные тучи и бетонные великаны. Последние даже не сопровождают нас своими стеклянно-пластиковыми взглядами, не желая видеть своих создателей, зараженных немой злобой.

Лишь бы нам попалось как можно меньше агентов на пути. Они ведь даже не представляют, каких монстров встретят. Значительно страшнее всех чугунных вместе взятых и даже Исполина. Нацеленные не на захват и не закрепление на позициях, нет. Нацеленные на уничтожение всех, до кого дотянутся перебинтованные руки.

Марш полсотни солдат и топот громадного робота заглушает мертвая тишина, словно за нами следует та самая старуха с косой. Каждый звук проваливается под ее черный капюшон в бесконечную бездну. Скоро туда провалимся и все мы вместе с агентами.

Олицетворение смерти у людей весьма мрачное, если понимать под этим явлением лишь неизбежный этап жизни любого существа. В одном из разговоров о человеческой культуре, которые периодически происходили у нас с Максимом Ивановичем, мне этот образ проводника в иной мир представился несколько иначе. Почему-то мне ближе концепция олицетворения смерти как существа, что на протяжении вечности не просто сопровождает живых в небытие, но и выслушивает их, пытается успокоить перед погружением в ничто. Возможно даже, однажды это существо само ходило по земле и дышало воздухом, но некто счел нужным дать ему эту роль. Разумеется, не просто так. Это существо таким образом могло искупить свои прегрешения. Может, оно было слишком высокомерно и относилось к дару жизни как к чему-то не столь важному. А может, не считалось с чужими жизнями, шагая напролом к своей цели и снося на пути все, что станет преградой. Поэтому теперь оно обязано успокоить их души, сделать хоть что-то, чтобы облегчить судьбу тех, кому оно навредило. Забрать их боль об упущенных возможностях и горечь о потерянной жизни себе. Как по мне, звучит довольно красиво.

Размышления смогли немного отвлечь меня от происходящего. Мне это было нужно. Однако, судьба решила, что такого короткого отдыха мне хватит. Абсолютно пустые улицы, не заваленные даже телами и бронетехникой, что вселяли лишь спокойствие своей мертвой тишиной, теперь стали сдавливать меня. Будто невидимые нити, расслабленные до этого момента, резко вытянулись, сжимая мои внутренности в тиски, заставляя остановиться или хотя бы замедлится. Я бы и хотел их послушать, да только не могу. Нужно продолжать, слишком поздно отступать.

Предупредить Косого о предчувствии? Не смеши, это просто паранойя. Думал, все эти потрясения пройдут бесследно? Как бы не так. Не стоит его отвлекать, да и, на самом деле, не сильно-то и хочется. Нужен кто-то, кто смог бы быстро обследовать местность.

Повертевшись в разные стороны, чтобы отыскать в толпе того самого оператора дронов, я натыкаюсь взглядом на его бледное лицо и серьезный взгляд, направленный на планшет. Подойдя к нему и заглянув в экран устройства из-за его плеча, вижу на дисплее вид на нашу «армаду» с высоты птичьего полета. Соседние улицы так же пусты, рядом нет никого и ничего.

– Товарищи, в следующем доме, вероятно, засели агенты. Скорее всего, ждут нас, – неожиданно объявляет он.

Все поворачиваются в его сторону.

– Как определил? – к оператору подскакивает невысокий человек в легком затертом бронежилете, которые обычно выдают экипажу техники, и внимательно вглядывается в экран. – Едрена… Братва, тут плывущий на крыше засел. Надо его выманить оттуда и… Косой, жахнешь его?

– Не вопрос, – ладонь с металлическим лязгом ударяется о кулак.

– Я могу подстрелить его из винтовки, – решаю вмешаться, надеясь спасти агента. – Моя их берет, – достаю из-за спины и, сняв магазин и заглянув в него, проверяю тип дротика, чтобы убедиться, что заряжен тот, что с высокой концентрацией вакцины.

– Не стоит тратить боезапас, – большая серая линза громады направлена теперь на меня. – У меня осталось восемьсот выстрелов по две секунды каждый, у тебя явно меньше патронов.

– Ты оцениваешь жизнь агента дешевле одного поганого дротика? – раздражение вновь захватывает меня. Просто в голове не укладывается, как тот, кто поддержал меня в тяжелую минуту, кто так переживает о своих товарищах, может не просто подумать об этом, а сказать вслух!

– Васьк… Василий Максимович, мы не сможем больше пополнить запасы, следует тратить их экономно, – неужели Косой решил позаимствовать рациональность у своего безэмоционального друга? Как всегда вовремя. – Ты бы мог прикрыть нас от микро-Исполинов, если они появятся.

Через маску не видно моего хмурого взгляда, но, думаю, он и без того понимает, как я к этому отношусь.

Он говорил только о Командующем. Я надеялся простых он трогать не будет, но нет. Конечно, нет. Кровь за кровь, как же по-другому? Уже не важно, кто виноват на самом деле, для него теперь причастны все. Вот и она – полная противоположность идеального солдата. Такая же машина для убийства, но с одним небольшим, но чертовски важным отличием. Этот будет убивать по своей воле, а не потому, что командование указало на кого-то пальцем.