Эпидемия ультранасилия

– Безмятежев, ты все по… – ШТИРа перебивает его подчиненный.

– Командир, он стал дышать активнее! – все еще надрывающийся, но теперь крайне радостный голос Косого.

Андроид резко оборачивается, не закончив со мной, и внимательно изучает изменения своего «исследуемого образца». Хватает лишь пары мгновений, чтобы он понял, в чем дело.

– Сталевар окончательно укоренился в организме Воронина. Теперь он может влиять на его состояние напрямую. Только что он передал часть своих питательных веществ носителю, чтобы тот смог привести в норму жизненно важные параметры. Симбиоз между гибридом и сталеваром возможен, это можно будет использовать, – заключает ШТИР.

– Васька, ты видишь это?! Аха-ха-ха! Э-это же чудо, понимаешь? – Косой направляет на меня свой сумасшедший взгляд, но уже через секунду переводит его обратно на товарища. – Прямой! Прямой, ты слышал? Прямой, просыпайся скорее! – его вновь захватывает приступ истерического смеха.

Черствеешь, говоришь?

– Гаврилов, немедленно отойди от Воронина, – командует робот.

Абсолютно никакой реакции. Гибрид не прекращает попытки вернуть друга в реальность, продолжая бормотать что-то так быстро, что невозможным становится разобрать даже одно слово.

– Гаврилов! – ШТИР подходит к подчиненному, хватает его за шиворот терморубашки и разворачивает к себе лицом. – Гаврилов, нельзя его сейчас беспокоить. Ты для него – внешний раздражитель, сталевар может посчитать тебя врагом и атаковать.

– Отвянь от меня, железяка! – резко замахнувшись правой рукой, полупес наносит удар прямо в глаз андроида.

Командир разжимает хватку и отстраняется, закрывая другой рукой поврежденное место. Косой валится на землю, но придя в себя, с ужасом смотрит отрезвевшим взглядом на то, что натворил. Он спешно поднимается, пока андроид продолжает медленно от него отходить.

– К-командир, я-я прошу прощения… Я случайно, я не думал…

Не реагируя на его слова, ШТИР убирает с глаза руку и разворачивается ко мне.

– Безмятежев, оцени повреждения.

Все то же правильное ровное лицо без изъяна, однако… Нет, не совсем. Левый глаз на сером лице вдавлен внутрь так сильно, что из трещин в его почерневшем яблоке стекает некая жидкость смоляного цвета. Косой слишком удачно попал костяшкой точно в цель.

– Кажется, он сильно деформирован, командир. Тут поможет только полная замена, – удручающе озвучиваю я «диагноз».

Робот раздраженно выдыхает и потирает переносицу, обдумывая произошедшее. Подобные человеческие повадки он проявляет исключительно редко, только если нечто вызывает у него какие-либо сильные эмоции, что бывает нечасто.

– Командир, вы в порядке? – приблизившийся Косой украдкой выглядывает на лицо андроида из-за его же плеча.

– Гаврилов… – практически рычит ШТИР, что еще более ему несвойственно, и переводит взгляд на гибрида. – Живо в костюм!

– С-слушаюсь!

Он пулей долетает до своей брони и быстро в нее забирается. Робот неспеша подходит к нему и поднимает голову вверх, чтобы смотреть прямо в большой искусственный глаз.

– Вернуться в бункер, – в глубине души я надеялся, что командир не пойдет на этот шаг, но, честности ради, это было ожидаемо.

– Н-но, ШТИР, я-я еще могу быть полезен, клянусь! – восклицает Косой. Со стороны выглядит довольно забавно. Большущий робот, громадина, сиплым электронным голоском пытается добиться прощения у низенького, относительно его, андроида в шляпе.

– Это не обсуждается. Тебя невозможно контролировать, ты оспариваешь приказы, ты собирался убить нескольких агентов, что сильно помешало бы выполнению основной задачи, – загибая пальцы правой руки, объясняет он. – На первой же точке контроля вызвать грузовой транспорт для костюма. На том же транспорте прибыть в бункер.

– Я же… – пытается еще что-то вымолвить полупес.

– Выполнять!

Косой опускает голову и уходит по южной дороге.

Я подбегаю к ШТИРу. Он даже не обращает на меня свой взор.

– Командир, это действительно было необходимо? Мы могли бы…

– Довольно, Безмятежев, – громыхающие слова еще несколько раз отдаются в голове, болезненно рикошетя о ее стенки. Губы робота так сильно сжаты, что, кажется, скоро совсем исчезнут. Особо выделяется его жесткая линия челюсти, явно показывающая, что зубы командира сжаты с неимоверной силой. – Не тебе его выгораживать. Ты, к сожалению, тоже не идеален. Благо, хотя бы один из вас ведет себя адекватно на поле боя, – он как-то благосклонно смотрит на Прямого, все еще лежащего на спине.

Внимательно разглядывая его тело, замечаю, как пальцы правой руки начинают подрагивать. Кажется, он вот-вот встанет. Я уже потянулся было к нему, чтобы помочь хотя бы как-то, но тут же останавливаю себя. Сейчас мне действительно страшно еще сильнее вывести из себя командира, поэтому я лишь наблюдаю за его выражением лица. Подняв на секунду брови от удивления, андроид подходит к подчиненному и приседает на корточки, чтобы лучше все видеть. Молча разглядывая лицо полупса, он набирает воздух ртом и слегка дует в него, от чего Прямой еле заметно морщится. После этой процедуры ШТИР встает и наклоняется над болезным.

– Воронин, обозначь каким-либо образом, что ты в сознании.

Ответа нет.

– Воронин, обозначь каким-либо образом, что ты в сознании, – слегка повысив громкость голоса, повторяет командир.

На этот раз правая рука моего коллеги дергается и тянется к уху, но останавливается на полпути и вновь падает на асфальт. Некоторое время робот не произносит ни слова.

– Безмятежев, принеси что-нибудь из резинового металла. Лучше оплавленное колючей водой, – не отрываясь от наблюдения, обращается ко мне андроид.

– Слушаюсь, – вяло произношу я.

Осматриваюсь вокруг, в поисках чего-то, что одновременно и подойдет под описание, и будет достаточно маленьким, чтобы я мог унести, не прибегая к использованию усиления костюма. На глаза попадается только пробитое насквозь длинным чугунным шипом колесо БТРа. Разглядывая его поближе, я пытаюсь прикинуть, как именно достать этот шип, однако все мысли заняты совершенно не этим. Горький осадок, оставшийся от бурной реакции, кою успокоил во мне Косой, становится вдруг ядовитым, отравляя меня изнутри и вновь погружая в пучину вины.

Я снова ничего не сделал. Побоялся идти против, хотя должен был. Ради колле… друга. Ради друга мог бы и постараться, но снова нет. Снова провал, раз за разом одно и то же. Насколько велика моя никчемность? И вновь вопрос – стоило ли командиру спаса… Нет, постой! Предал даже Косого, так хотя бы не своди к нулю его старания.

– Я нужный. Я полезный, – твержу я про себя, повторяя мысль товарища. – В этом нет моей вины. Это устроил не я, а… ШТИР.

Разве это было необходимо? Разве он не видел другого пути? Не просчитал или даже не хотел просчитывать? Он проявляет все больше эмоций. Сложно сказать, как я к этому отношусь. С одной стороны – его действия будто становятся все менее логичными и выверенными. С другой – он все ближе к пониманию живого сознания, чувствующего и переживающего. Мне вроде и хочется поддержать его перемены, но, глядя на то, что он делает с этими переменами… Может, ему и не стоит становится человечнее? Может, он должен оставаться таким же роботом, каким был изначально? Даже не знаю. Возможно, он взял меня с собой, чтобы я его поддержал. Чтобы показал, как именно с этим разобраться, так как ни командование, требующее только результатов, а не душевных разбирательств, ни гибриды, погруженные в свои проблемы, не смогут ему с этим помочь. Конечно, он не хочет говорить об этом, показывать слабость не в его духе. Но как к нему подобраться? Только если напрямую. Любую мою подводку к теме он раскусит даже раньше, чем я закончу первое предложение, посчитав это тратой времени и лишней загрузкой процессора. Нельзя медлить, нужно действовать.

Совершенно забыв про поручение, я стремительно направляюсь к андроиду, уже составляя в голове, что именно я должен сказать или спросить.

Так, возможно, подойдет: «Командир, я понимаю ваши переживания…». Нет, точно не так. Может лучше: «Командир, прошу прощения за то, что поднимаю такую тему, но хочу сказать вам…»? Тоже нет, слишком длинно. Вспомни слова Максима Ивановича! ШТИР тоже боится, просто скрывает. Тогда: «Командир, я вижу, вы напуганы всем, происходящим вокруг и с вами лично. Я понимаю это чувство, ведь испытывал похожее. Мне тоже было сложно привыкнуть к новым ощущениям, новому окружению…». Что ж, походу, готово.

Буквально добежав до ШТИРа, я перевожу дыхание и в последний раз прогоняю придуманный текст.

– К-командир, – слишком часто дыша, очевидно, не из-за бега, а, скорее, от волнения, – я вижу, вы…

– Где то, что я просил? – не отворачиваясь от изучаемого им гибрида, грубо прерывает меня он, от чего я тут же теряюсь.

– Я хочу сказать… То есть, я тоже испытывал… – уже бессвязно тараторю я.

Робот поднимается в полный рост из положения в приседе и обращает на меня хмурый взгляд.

– Безмятежев, это было даже не серьезное поручение, – голос раздраженный. Ему уже явно надоело, что каждый его нерадивый подчиненный желает высказаться. – Что с тобой происходит? Что происходит с вами обоими? Вы совершенно забыли, что все еще на службе? Это серьез…

– ДА ПОСЛУШАЙТЕ ЖЕ ВЫ! – срываюсь я, не в силах больше держать это в себе и сразу переходя к сути, пока командир не отошел от моей наглости, – прошу, хватит скрываться от меня! Я прекрасно понимаю, что вам сейчас тяжело разобраться во всем. Вы ведете себя неестественно и не понимаете почему, но это нормально. Вы уже давно не просто робот, выполняющий поставленную задачу, вы гораздо большее. Вы – практически человек, – на повышенных тонах говорю я, активно жестикулируя под влиянием наплывших эмоций. – Вам и правда выпала далеко не простая роль, но это не значит, что нужно зарывать все в себе, чтобы не показаться слабым. Вы же с самого начала понимали, что к этому все придет, верно? Вы ждали, что я буду не просто бойцом под вашим командованием, а еще и тем, кто сможет поддержать вас в понимании всех сложностей чувств, ведь я сам недавно прошел через это. Через осознание своей новой жизни, такой странной и одновременно… – меня вновь резко прерывают.

– Достаточно, – отчеканивает ШТИР, вдалбливая меня в землю леденящим взглядом, для чего ему хватает и одного глаза.

Я тут же замолкаю. Вся смелость испаряется. Кажется, я снова все испортил.

– Вы с Гавриловым просто невыносимы, – он потирает переносицу.

Пытаясь сказать что-то еще, командир выставляет правую руку с поднятым указательным пальцем вперед, но почему-то останавливается, изумленно глядя на нее.

– Я… Не должен так делать, – робот сразу складывает руки по швам и нависает надо мной. – Рядовой, вы вновь… – теперь уже я его перебиваю.

– Командир, это был эмоциональный жест, – заявляю я, от чего его рабочий глаз округляется. – Снова.

– Это была случайность, не более, – нахмурившись, но заметно смутившись, отвечает он.

– Ваши брови. Это тоже не похоже на действия простого робота. Прошу, командир, дайте мне вам помочь. Это может быть крайне важно при выполнении задания, – попытка придать значимости.

– Расчеты говорят обратн… – он замирает. Зрачок не шевелится, искусственное моргание прекращается.

Ровно через минуту он вновь оживает.

– Не… возможно, – сгорбившись и схватившись за голову обеими руками, тихо шепчет ШТИР. Обращает испуганный взгляд на меня, – Не получается рассчитать. Слишком много вариантов, слишком мало данных.

– Об этом я и говорю.

– Почему? Такого не должно быть. У меня же были подготовлены все варианты исхода событий. Почему все изменилось? Теперь это просто… бессмыслица, – кажется, он сильнее нажимает пальцами на виски.

Подхожу ближе и кладу руки на его предплечья, опуская их, чтобы он случайно не продавил себе что-то самостоятельно.

– Командир, это нормально, – вероятно, безуспешно пытаюсь успокоить.

Робот, кинув на меня короткий растерянный взгляд, сбрасывает мои руки со своих и отстраняется. Сохраняя зрительный контакт, он осторожно отходит сначала на два метра, затем на пять, пока не останавливается, продолжая пялиться.

– Конец записи, – негромко говорит он. – Вырезать запись из основного хранилища и сохранить как «Запись № 1».

Тут же ШТИР выпрямляется, его остекленевший взгляд проясняется.

Он просто… СТЕР ПАМЯТЬ?! Значит, вот как вы воспринимаете мои слова, командир? Мои искренние переживания о вас. Как пустой звук.

Глаза его направляются ровно за мою спину. Это заставляет меня обернуться.

Лежащий за мной Прямой принимает сидячее положение, глядя на меня своими пустыми глазами.

– Коман… Командир, – еле-еле выговаривает гибрид, пробуя встать на ноги.

– Воронин, опиши свое состояние, – привычным безэмоциональным голосом спрашивает андроид.

– Я… Кажется, все в норме, – едва слышно отвечает полупес.

– Командир, постойте, – ошарашенно гляжу на ШТИРа. – Не нужно снова прятать все в себе, мы еще можем разобраться, – в голосе проскакивают нотки жалости.

– У нас есть работа, – в унисон говорят мне оба, ознаменуя очередную мою неудачу.

Кажется, даже не стоило пытаться?

Пока Прямой осматривается вокруг, вспоминая, что произошло до его отключки, робот уже подходит к нему и не в первый раз внимательно изучает.

– Воронин, посмотри точно мне в глаза, – командует он.

Повинуется.

– Подними левую руку и вытяни указательный и средний пальцы, не сводя с меня глаз.

Пять оплетенных друг вокруг друга корней сталевара поднимаются вверх и три их кончика вытягиваются.

– Посмотри на левую руку.

Полупес даже не вскинув брови, рассматривает растение, заменившее ему конечность.

– Вытяни один из пальцев дальше, если это возможно.

Кончик корня, заменяющий ему большой палец, поднимается еще выше на десять сантиметров, а затем снова опускается, втягиваясь внутрь руки.

Таким образом ШТИР еще некоторое время проверяет все особенности этого симбиоза, включая образование резинового металла на поверхности руки. Сталевар делает ровно то же, что и делал, будучи присоединенным к агентам. Полезность уже очевидна, учитывая отсутствие руки и у костюма Прямого, но вот как применить все это? Агенты использовали растение довольно оригинально, но слишком жестоко для нашей щадящей политики. Ну, по крайней мере, Прямой сможет останавливать котяр, опутывая их чугунными лозами. Уже неплохо.

– Воронин, возьми в левую руку что-нибудь из резинового металла, не двигаясь с места, – поступает новая команда.

Полупес осматривается и останавливает взор на том самом шипе, пробившим колесо. Багровые конечности растягиваются в сторону необходимого предмета, ловко вытаскивают шип и втягиваются обратно вместе с ним.

– Раствори его.

– Не понял, – с каменным лицом отвечает гибрид.

– Сталевар способен вырабатывать на своей поверхности вещество, растворяющее резиновый металл. Мы используем синтетический аналог этого вещества, называя его колючей водой. Попытайся подумать о том, как осколок растворяется в твоей руке. Возможно, это вызовет выработку вещества, – объясняет ШТИР.

Мой коллега коротко кивает и переводит взгляд на левую руку. Хватает нескольких секунд, чтобы у него получилось вызвать выработку раствора, стремительно разъедающего шип, по ощущениям даже быстрее, чем колючая вода. Вся образовавшаяся масса постепенно впитывается прямо в багровую «ладонь». Левая рука немного набухает, но через мгновение приходит в норму.

– Что случилось? Опиши, что ты почувствовал, – с несвойственной заинтересованностью в голосе спрашивает робот.

– Прилив сил. До этого чувствовал небольшой голод и слабость, сейчас нет, – все еще глядя на растение, сухо отвечает Прямой.

– Отлично, – андроид прикладывает ко рту кулак и в раздумьях медленно водит глазами туда-сюда. – Воронин, в костюм.

Он послушно выполняет команду. Когда полупес уже находится в силовой броне, сталевар высовывается через отверстие, оставшееся от отрубленного манипулятора, заменяя руку и костюма тоже. За пару мгновений растение покрывается толстым слоем резинового металла, догоняя по размерам правый манипулятор, но с небольшими отличиями. Привычные сегментированные пальцы заменяются короткими тентаклями, свисающими на пару сантиметров, а вся угловатость, присущая большей части техники Порядка, исчезает полностью, заменяясь гладкими округлыми загибами в необходимых местах. Практически абсолютная подвижность, костей-то нет.

– Интересно, – тянет ШТИР, наблюдая за тем, как ненормально для обычной руки выворачивается новая конечность его подчиненного, частично удлиняясь и сжимаясь обратно. – Нужно провести тренировку, чтобы эффективно это использовать.

– Командир, а что мне делать в это время? – подойдя ближе к андроиду, спрашиваю я.

– Ожидай, – до этого довольно позитивный электронный голос сразу становится полностью серьезным, когда робот говорит со мной.

– Слушаюсь, – мямлю в ответ я и отхожу подальше, чтобы на меня не отвлекались.

Что ж, хотя бы есть время на подумать. Правда, нет желания.

Найдя себе укромное место за кучей сваленного металлолома вперемешку с плавящимися остатками чугунного монстра, я усаживаюсь рядом и опираюсь на нее спиной, наконец отдыхая физически. Закрыв глаза и глубоко вдохнув, размеренно выдыхаю. Теплый воздух из моих легких относительно ярко контрастирует с холодным воздухом октября. Только сейчас, когда я расслаблен, тело словно решает вспомнить все те нагрузки, которое оно испытало за эти…

«Дай-ка подумать, минимум двадцать четыре часа! Может, прилечь и поспать? Хотя, можно и стимулятором обойтись. Вредно, но эффективно. Не, не хочу ничего сейчас колоть, да и в сон не клонит, просто посижу немного.»

Ноги, руки и спина предательски невыносимо ноют. Сползая пониже и занимая более удобное положение, я непроизвольно тихо ойкаю. В конце концов, я укладываюсь на спину, уперевшись головой о ту металлическую кучу и глядя вдаль южной дороги. Уставшие глаза хоть и норовят закрыться, но все еще держатся, рассматривая тяжелые облака.

Такой унылый пейзаж…

В лицо дует прохладный ветер, усы слегка вздрагивают, а морда автоматически морщится.

Осень, верно? Интересно, какая у агентов система летоисчисления? Может, они вовсе не учитывают сезоны? Возможно.

Минут десять или пятнадцать я молча созерцаю унылое небо. Неторопливое движение серых облаков, часть из которых выделяется еще более темными оттенками, нагоняет некую тоску, которая, правда, не сильно меня задевает. Эта миссия уже выжала меня эмоционально, как могла, дальше просто некуда. Никакая тоска не властна надо мной. Я сам отлично справляюсь с тем, чтобы портить все и себе, и другим.

Вновь молчание, что в голове, что на устах. О чем тут еще говорить? О чем думать? Ни о чем. Даже звуки тренировки командира и коллеги не отвлекают меня. Воспринимаю только легкие дуновения ветра, разгоняющего влажный воздух.

Покой, это ли не счастье? Кажись, все мы потихоньку превращаемся в Прямого так или иначе. Рано мы начали ему сопереживать. Ему, вероятно, лучше, чем нам, что чувствуют и переживают. От того ШТИР и не хочет, чтобы мы ему помогали с эмоциями. Он видит, как это больно. А вот в Прямом отчетливо видно противоположную сторону медали – полное умиротворения от отсутствия эмоций. Может, я пытаюсь натолкнуть командира на путь, в выборе которого ошибся сам? Вдруг идеальный солдат – это верх развития таких существ как мы? Пожалуй, мне все же не стоит мешать командиру в его пути, когда сам в своем не разобрался.

Многотонные по ощущениям веки наконец берут свое, и глаза закрываются. Однако, уже разогревшееся сознание не желает отдыхать, предлагая мне взглянуть на свое новое замечательное творение под названием «Подборка худших моментов твоей жизни, от которых твою душонку вывернет наизнанку». Перед глазами мелькают кадры из прошлого. Вот я гляжу на лежащего на полу прямоходящего агента, прикрывающего папку с документами своим телом, размышляя о моей схожести с сумасшедшими собратьями. По совместительству, день знакомства с моим нынешним начальником. Теперь отрывок, где Мурцова рассказывает о нелегкой судьбе вакцинированных плывущих, а ШТИР добавляет про чудовищные операции, которые над ними проводят. Наводит на воспоминания о моем пробуждении в больничной палате. Не такое и плохое. Жаль, что просто пролетает, не задерживаясь. Сразу за ним… О нет, как же без него…

– Меня зовут Исполин, рад знакомству, – эхом раздается в голове низкий и насмешливый, но одновременно загадочный и жуткий голос.

За словами проявляется и образ. Синеватая рубашка, крепко сжимающая воротником горло, в которое в свое время помещался целый гибрид в полном обмундировании, черные брюки с идеальными стрелками, сделанными явно не этим громилой, классические мужские туфли, дополняющие образ дьявола в официальном костюме. Но это лишь одежда, обертка. Всю сущность выдает морда. Большие желтые глазищи, желающие загипнотизировать, вертикальные хищные зрачки, выглядящие больше, как лезвия ножей в анфас, длинная острозубая улыбка, вечно издевающаяся, но также вечно устрашающая, и грозный трехполосный шрам на левом глазу, оставленный не кем иным, как самим Цербером, некогда великим спасителем.

Если прошлые образы я мог затолкнуть обратно в глубины памяти, то Исполин туда бы не поместился. Кровожадный и рассудительный, идеальный маньяк. Даже будучи запертым в глубинах бункера, ведет себя так, будто он здесь главный, ведь все его боятся, оттого и ненавидят.

Но вот и угрожающая морда расплывается в темноте. На ее месте появляется мутное розоватое пятно, от которого веет некой теплотой. Неужели разум решил дать мне немного отдохнуть, чтобы с новыми силами уничтожить окончательно? Пятно медленно складывается, приобретая форму человеческого лица. Аккуратный черты, небольшие морщины, круглые очки, добрые глаза, седая бородка. Далее вырисовывается все тело. Белый врачебный халат, серые брюки, забавная шапочка на макушке.

– Максим Иванович! – вскрикиваю я и протягиваю руки вперед, чтобы ухватиться за него и не отпускать больше никогда.

В объятии обвивая старика руками, я утыкаюсь носом в его плечо. Прижимаю так сильно, как только могу.

– Ну что, рассказывай, чем занимался, – поглаживая меня по голове, мягко говорит он.

– Я… Я, – всхлипывая пытаюсь что-то ответить, но не выходит. Глаза уже покрыты соленой влагой, а горло разрывает тугой ком.

– Что случилось? Поведай старику. – голос становится обеспокоенным.

– Ма-Максим Иванович, я… – вновь всхлипываю. Тело охватывает дрожь, руки трясутся и ослабляют хватку, но не отпускают. – М-мне страшно. Я так больше не могу, – зажмурив мокрые глаза, все же отвечаю я.

– А как ты хотел, Васенька?

Некоторое время я лишь молча хнычу, размазывая слезы по халату, не в силах что-либо ответить.

– Ладно, давай-ка чем-нибудь займемся. Я тут как раз на ужин нам собирался кое-что готовить. Поглядишь хоть, как все это делается-то.

Постойте…

Я тут же отстраняюсь от Безмятежева, вытирая слезы рукавом.

– Я помню это… – растерянно лопочу я. – Вы уже говорили это в день допроса Мурцова.

– Он не так прост даже для самих верхов, раз все так переполошились, когда он появился, – интонация уже не кажется такой уютной, а скорее наоборот, пугающей.

– Нет, только не так, – медленно отхожу спиной вперед, не сводя глаз с человеческой фигуры.

– Они все поначалу безлик… – он резко останавливается, замирая в одном положении.

По белому халату расползаются невесть откуда взявшиеся черные квадратики. Постепенно они полностью покрывают Максима Ивановича, но как только я решаю подойти ближе, они тут же пропадают, а на месте старика оказывается громадный котяра в той самой синеватой рубашке и остальном костюме. Уперев руки в бока и расплывшись в фирменной улыбке, он глядит на меня сверху вниз, прожигая во мне дыру светящимися желтыми глазами.

– Испугался, котичка? – вязкий голос растекается эхом по пространству вокруг нас.

– Исполин, – злобно выговариваю я каждый слог. – Что происходит? Почему ты в моей голове? Почему до сих пор не пылишься на задворках памяти?

Как только я договариваю, агент прикрывает лапой глаза и начинает хохотать.

– Моя ли то вина, а Васенька? – насмехающийся взгляд осматривает мою морду, а ухмылка становится все шире. – Не сам ли ты все вспоминаешь и вспоминаешь меня, мои слова, мои мысли, что я до тебя донес за нашу короткую встречу? Знаешь, самое забавное, что мой образ ты проработал в своей головушке даже лучше, чем образ того старого пенька! – он заливается новой порцией гортанного смеха. – Ты не знаешь, что сказал бы тебе самый близкий для тебя человек, но знаешь, что бы сказал тот, с кем ты виделся один раз в жизни, представляешь?

– Достаточно! – рявкаю я, встав в устойчивое положение. Нахмуриваю брови, подобно ШТИРу, пытаясь так же испепеляюще смотреть на врага.