Вороний остров

А может, лучше продолжать жить так, будто ничего не случилось?

Тогда ей это удалось, но нынче уже не казалось возможным. Теперь она все время думала о мобильнике, задаваясь вопросом, принадлежит ли он Гарету, и отсутствие внятного ответа мучило ее несказанно. В принципе, она могла положить телефон на видное место, чтобы Гарет его нашел при ней, и отследить его реакцию, но и в этом случае он мог все отрицать, потому что ничто из содержимого телефона прямо не указывало на него. Ни письма в ящике электронной почты, ни звуковые или текстовые сообщения, ни сведения о звонках. Даже имя и фамилия, указанные в аккаунте, были «пустышкой».

Ребекка до сих пор понятия не имела, кто такой Уиллард Ходжес. И оставалась вероятность того, что телефон не принадлежал Гарету.

Впрочем, сейчас Ребекка твердо знала одно – ей во что бы то ни стало нужно докопаться до истины, какой бы горькой она ни оказалась. И еще ее мучило осознание того, что если их с Гаретом брак распадется, ни Хлоя, ни Кира так и не узнают о том времени, когда все четверо жили вместе. Для них нормой будет картина разрушенной семьи, они подумают, что так и должно быть.

Впрочем, в конце концов ситуация так или иначе разрешилась и все сомнения и опасения больше не имели значения.

Как-то в начале апреля Ребекка вернулась с девочками домой после похода на рынок в Проспект-парке и неожиданно застала дома Гарета. Ее муж, сгорбившись, сидел за кухонным столом. Он уже открыл бутылку виски.

Ребекка нахмурилась:

– Что ты здесь делаешь?

– Взял отгул на полдня, – голос мужа звучал глухо.

Кира кинулась к отцу еще до того, как Ребекка успела спросить, зачем он взял отгул. Гарет посадил дочку к себе на колени, прижал к себе, поцеловал в кудрявую макушку и послушал ее рассказ о том, как они ели в парке сладкую вату, рассеянно и задумчиво улыбаясь. Наконец он отважился посмотреть Ребекке в лицо. В глазах у него стояли слезы. От неожиданности Ребекка отступила назад и натолкнулась на барную стойку, как будто бы он ударил ее.

– Не хочешь пойти и посмотреть телевизор, детка? – спросил Гарет у Киры. Голос его по-прежнему звучал глухо. Хлоя крепко спала в прогулочной коляске, стоявшей между ее родителями. Гарет пошел вместе с Кирой в гостиную и усадил дочь перед телевизором. Когда он вернулся на кухню, то вытирал глаза рукавом, не стыдясь своих слез, и тяжело опустился на стул.

– Что происходит, Гарет? – спросила Ребекка, и горло у нее перехватило. Она уже понимала, что происходит.

За все время их совместной жизни она только один раз видела Гарета плачущим – он проронил несколько слезинок, расчувствовавшись, когда родилась Кира. Ребекка приписывала эту сдержанность воспитанию, которое получил ее муж. Суровости и бескомпромиссности отца Гарета.

– Прости меня, – тихо сказал он.

– За что тебя прощать?

Он судорожно сглотнул и посмотрел на нее, ничего не говоря.

Слева на боку у Ребекки до сих пор была сумка, ремень которой она перекинула через голову. Она так и не успела снять ее, войдя в дом. В сумке лежали детские кремы, соски для бутылочек с детским питанием, подгузники. Подгузники… Она вспомнила, как четыре месяца назад они с мужем вели разговор, стоя на том же самом месте, и Гарет упрекнул ее в том, что она использует это слово, тогда как в Америке все говорят «памперсы». За годы жизни в Нью-Йорке Ребекка заменила очень много британских слов в своей речи американскими аналогами, но от некоторых так и не смогла избавиться. Когда она обращалась к Кире, то всегда называла себя «мамочкой», говорила «мамочка тебя очень любит», «посмотри на мамочку» и так далее, даже несмотря на то что дочка часто в ответ называла ее «мамуля». Ребекка сняла сумку с плеча, села, опустила руку в карман и медленно – будто извлекая старые кости из древнего захоронения – вытащила на свет божий телефон.

Сотовый… Она чаще говорила «сотовый», а не «мобильный».

К этому американскому слову ей удалось привыкнуть.

Она выложила телефон на стол между ними.

– Ты за это хочешь попросить прощения, Гарет?

16

Спустя час после утреннего пробужденья она наконец-то нашла рубильник для подключения к линии электропередач: распределительный щит находился на береговой территории, обнесенной забором, примерно в четверти мили от Мейн-стрит.

Ограда больше не казалась Ребекке помехой – она превратилась в опытного взломщика. Так же легко она справилась с замком на самом распредщите. Но оказалось, что внутри прибора чего-то не хватает. Наверное, для работы щита требовалась какая-то батарейка или другая деталь.

Ребекка несколько раз поднимала и опускала рубильник, но все впустую, ничего не включалось и не заводилось. Катастрофа! Без электричества она не сможет зажечь свет в магазине, оставить его на ночь для поисковой команды. Не сможет включить обогреватель, если даже его найдет. Получается, что чайник и микроволновка, взятые ею из общежития, бесполезны.

Ребекка посмотрела на себя, на свою грязную одежду, которую не снимала четвертый день подряд, и в очередной раз с тоской подумала о своих дочках. Что они сейчас делают? Кто о них заботится?

Она прыгнула в машину и быстро поехала в сторону леса, старясь отвлечься от мрачных мыслей. Весь день она ходила по тропам, сверяясь с картой из общежития, чтобы найти новые и еще не исследованные ею места. В какой-то момент она испугалась, что заблудилась, а потом и вправду заплутала в лесу, но затем каким-то чудом сориентировалась и нашла дорогу обратно к парковке. Она села в джип, в котором от ярко сиявшего на небе солнца было настоящее пекло. Ноги у Ребекки налились свинцом, страшно хотелось есть. Голос совсем пропал от того, что она все время звала Джонни.

Но никакого Джонни в лесу она так и не нашла.

* * *

Весь следующий день Ребекка провела на улице, наблюдая за морем.

От рассвета до заката она просидела, почти не двигаясь и не сводя взгляда с водной глади.

В ту ночь после того, как она поужинала содержимым одной из консервных банок, снова пошел мелкий дождь и вода опять потихоньку закапала с потолка. Тогда-то ей и показалось, что она слышит шум судового мотора. Ребекка вскочила на ноги, кинулась к окну и уставилась в темноту. Чем пристальнее она вглядывалась во мрак, тем больше убеждала себя, что две ночи назад действительно видела вспышки света в океане. Это и правда были судовые огни? Или у нее начались звуковые и слуховые галлюцинации и она видит и слышит то, чего нет на самом деле?

Ребекка постаралась проанализировать свои ощущения и пришла к неутешительному выводу о том, что никаких зрительных образов на море не возникает, а шум то усиливается, то исчезает в зависимости от силы ветра. Минут сорок спустя она сдалась, отошла от окна, легла на матрас и поняла, что больше всего ей сейчас хочется разрыдаться.

Но потом она вновь услышала тот самый звук.

Она вскочила на ноги, ринулась к двери, распахнула ее и побежала на задворки магазина, откуда хорошо был виден океан. Неужели это звук лодочного мотора? Ребекка принялась отчаянно размахивать фонариком, держа его высоко над головой.

Ничего. Никаких звуков, кроме мягкого шелеста волн, никакого проблеска на море.

Мысленно отругав себя за нелепое поведение, Ребекка вернулась в магазин, легла на матрас и забилась под груду одеял. Она попыталась заснуть, закрыла глаза и постаралась не прислушиваться к ритмичному шуму моря. И тут ей вновь послышался рокот судового двигателя.

Она выбежала наружу.

Ничего.

Так продолжалось всю ночь.

Ранее

Ребекка толчком пустила телефон по поверхности кухонного стола, пока он не оказался прямо под носом у Гарета, но на лице мужа не отразилось никаких эмоций.

Он безостановочно крутил в руках стакан с виски, и немного янтарной жидкости пролилось ему на пальцы.

– Ты не должна была его найти, – проговорил он едва слышно.

– Но ведь нашла. Кстати, откуда ты узнал, что телефон у меня?

– Кира мне сказала. Она подслушала, о чем вы говорили с Ноэллой, и спросила меня, есть ли у меня секретный телефон, о котором мамуля ничего не должна знать.

Ребекка горько улыбнулась. Она так волновалась, что девочки могут пострадать, если она объяснится с Гаретом, а в реальности именно Кира невольно сообщила Гарету о том, что он попался.

– Когда ты его нашла? – спросил он.

– Десять месяцев назад.

Он нахмурился:

– Почему ты о нем раньше не говорила?

– А сам-то как считаешь, Гарет?

«Из-за дочек. Из-за нашего брака. Из-за нашей совместной жизни», – мысленно произнесла Ребекка.

– Мне очень жаль, – пробормотал Гарет.

– Жаль? В чем же ты так страшно провинился?

Взглядом Гарет молил ее о том, чтобы не произносить причину вслух. Голова у Ребекки закружилась, ее бросило в жар, тоска стиснула грудь, и слезы рвались наружу.

«Только не плакать!» – велела она себе.

– Я не хотел делать тебе больно.

– Неужели? Как-то ты поздновато спохватился.

– Она ничего для меня не значила.

«Она» – Ребекку это короткое слово просто подкосило. Гарет замолчал, и она тоже молчала. Хочет ли Ребекка знать, кто такая «она»? Имеет ли это сейчас хоть какое-то значение?

– Я был так занят на работе. Все произошло как-то само собой…

Он сглотнул слюну и продолжил, не осмеливаясь взглянуть Ребекке в лицо:

– В общем, так вышло. И я все время думал, что надо бы этому положить конец, но не мог…

Ребекка заморгала: «Только не плакать! Он того не стоит. И вся эта пошлая интрижка того не стоит».

– Мы вместе работали над одним проектом, и вот… – его голос вновь прервался.

«Как же ты жалок, Гарет, – подумала она. – Жалок и предсказуем. Говоришь избитыми фразами. Убеждаешь меня, что собирался с ней расстаться.

А отважился признаться только сейчас, да и то потому, что я нашла этот злосчастный телефон».

Вслух она ничего из этого не проговорила, а только посмотрела на мужа. Ее молчание его буквально убивало, черты его лица заострились, исказились от страха и стыда. Ребекка даже не успела позлорадствовать, потому что взглянула на Хлою, крепко спавшую в своей коляске и не ведавшую о том, что мир их семьи рушится. И в этот раз Ребекка не смогла сдержать слез.

Теперь стало понятно, почему в электронной почте были сообщения от бутиков, в которых Гарет отродясь себе ничего не покупал. Он делал подарки ей, своей любовнице. Еще до сегодняшнего тягостного разговора Ребекка поискала в интернете название винодельни и узнала, что при ней есть небольшой, но очень дорогой отель… Что ж, теперь все встало на свои места.

– Вы двое хорошо провели время на севере штата?

Гарет молчал и не смотрел ей в глаза.

– Похоже, отель там просто роскошный, – сказала она и, посыпая солью свежую рану своей обиды, добавила: – Пытаюсь вспомнить, когда мы с тобой туда ездили.

Оба они знали ответ.

Никогда!

Еще до того, как она забеременела Хлоей, да и потом не один раз она просила его свозить их куда-нибудь на выходные. Чтобы они двое вместе с Кирой отдохнули где-нибудь подальше от города, от шума и суеты, чтобы взрослые на какое-то время забыли о рабочих проблемах, чтобы расслабились… Но каждый раз он придумывал какую-нибудь отговорку. То он слишком устал, то слишком много работы. То слишком дорого.

– И она болеет за «Джайентс», так? – спросила Ребекка, нанося последний удар точно в цель. – Тебе очень повезло. Я ведь так и не научилась за все эти годы разбираться в американском футболе.

– Прости меня, Бек, – одними губами почти беззвучно прошептал Гарет.

– А почему Уиллард Ходжес?

Он пожал плечами.

– Откуда взялось это имя?

– Просто придумал, – пробормотал Гарет, но в лице его что-то дрогнуло, и она не поняла, был ли то нервный тик или он хотел скрыть что-то важное.

Но сейчас у нее не было ни сил, ни желания во все это вникать.

– Тебе придется уйти, – проговорила Ребекка, и в ее голосе зазвучала сталь.

– Бек, послушай!

– Хочу, чтобы ты ушел.

– Не руби с плеча, Бек, нам нужно все обсудить.

– Обсуждать нечего! Я хочу, чтобы ты сегодня же убрался из этого дома.

– Бек, послушай…

– Я видеть тебя не хочу, Гарет. – Каждое слово, каждый вздох давались ей с трудом. – Я просто-напросто не в состоянии тебя больше выносить рядом с собой.

17

На приборной панели загорелся предупреждающий сигнал.

Случилось это тогда, когда Ребекка вновь ехала в лес, чтобы продолжить поиски Джонни, и была настолько занята своими мыслями, что не сразу поняла, что случилось.

Бензин!

Стрелка показывала, что осталось меньше четверти бака. Этого запаса должно было хватить еще на один день, может быть, даже на два при экономном расходе, но дольше без заправки Ребекка не продержится. Значит, выбора у нее нет. Она должна каким-то образом включить колонку на заправочной станции, то есть взломать еще несколько замков на дверях, чтобы врубить на заправке электричество.

Пришлось повернуть прочь от леса. Перспектива нового сражения с засовами давила на нее тяжким грузом. И еще она с трудом боролась со сном. Прошлой ночью она вообще не спала: ей все время казалось, что она слышит звук судового мотора, и теперь страшная слабость разом навалилась на нее.

Внезапно она почувствовала, что машину заносит, веки у нее тяжелеют, а глаза сами собой закрываются. Когда в какой-то момент Ребекка на долю секунды выключилась прямо за рулем, она поняла, что пора остановиться.

Она затормозила на обочине, перебралась на заднее сиденье и почти сразу же провалилась в сон.

Когда она проснулась, день уже клонился к вечеру, а утреннюю солнечную погоду сменил дождь. Он нежно шелестел по крыше джипа, и какое-то время Ребекка тихо лежала, слушая перестук капель и гадая, чем сейчас занимаются Кира и Хлоя. Был четверг, 4 ноября, – об этом ей сообщила надпись на экране встроенного навигатора. Значит, сегодня девочек должны были отвести в садик, в группу дневного пребывания, либо они у Ноэллы, либо Гарет взял отгул на работе, чтобы присматривать за ними. Весь октябрь она ходила с дочками гулять в парк: Кира обожала бегать по траве и шуршать осенней листвой. Возможно, сейчас Ребекка наблюдала бы за тем, как дочка предается любимому занятию, а может быть, они сидели бы сейчас в гостиной и играли в какую-нибудь более тихую игру, а она качала бы Хлою на коленке…

Если бы да кабы…

Ребекка не представляла, как Гарет справляется с девочками ночью. Вернулся ли он в их семейный дом и живет себе там припеваючи, как будто бы и не был изгнан оттуда Ребеккой за измену? Она живо представила себе, как он лежит в их кровати, девочки радостно ползают по нему, он их щекочет и обнимает, все трое заливисто смеются, забыв, что на свете была когда-то мама-Ребекка. Она понимала, что нарисованная ею картина – полная чушь, ведь ее нет дома пока только шесть суток, но не могла остановиться. Перед ней словно шли кадры домашнего видео будущей жизни: вот Кира оканчивает школу и рядом с ней на выпускном балу только Гарет – постаревший, с седыми висками, вот десятилетняя Хлоя играет в футбол на школьном стадионе и оглядывается по сторонам, ища глазами Ребекку, а видит одинокого Гарета на кромке поля, а вот кто-то называет при девочках ее имя, а они даже не могут вспомнить, как она выглядела. В нарисованной ею картине дочери совсем забыли свою мать.

Впрочем, точно так же, как Ребекка не помнила свою.

18

Добравшись до заправочной станции, она оставила машину у одной из колонок и подошла к задней двери домика оператора. У нее в руках снова оказался домкрат, которым она атаковала висячий замок – практика взлома, полученная в общежитии, дала себя знать, и уже через пару минут замок сдался и отлетел на асфальт, из трещин которого бойко росли сорняки. Она нагнулась, подняла его и невольно бросила взгляд влево от здания.

В тот вечер именно оттуда доносились загадочные звуки.

Брошенные строения между заправкой и морем скорее можно было отнести к категории дачных домиков, используемых в период отпуска. Стекла на окнах не были закрыты ставнями и помутнели от соли, напоминая глаза старика, страдающего катарактой. Деревья буйно разрослись во дворах, как и высокая трава, колыхавшаяся на ветру. В определенном ракурсе дома казались старинными деревянными парусниками, потонувшими в море зелени. Раздавался ли щелкающий звук в тот вечер в одном из этих домов? Был ли то болтающийся жестяной водосточный желоб? Хлопающие дверцы шкафа? Ребекка задумалась, глядя на ряд строений: может быть, стоит осмотреть их внутри, чтобы не только найти источник звука, но и что-нибудь полезное, будь то запасы еды или одежду? Но почему-то делать этого ей совсем не хотелось. Возможно, из-за впечатления заброшенности, окутывавшего все вокруг, словно бы у каждого пустого дома бродил некий трагический призрак, прикованный к нему незримыми цепями.

Вместо этого Ребекка вошла внутрь заправочной станции.

В первом из помещений, раздвижное окно которого выходило на колонки, стоял прилавок с кассовым аппаратом на нем и металлические стеллажи с небольшим количеством товаров.

Масло, тормозная жидкость, антифриз…

Ни еды, ни воды.

Ребекка заглянула за прилавок и увидела на полке под ним старое автономное считывающее устройство для кредитных карт и стопку квитанций. Такой же прибор, ставший теперь раритетом на «большой земле», она заметила и в магазине, в котором ночевала. Но тут, на острове, его наличие было вполне объяснимо: здесь не было стационарных телефонных линий и проводного интернета, а вне города Хелена сигнал мобильной связи проходил еле-еле. Цифровое считывающее устройство для карт было бы бесполезным.

Ребекка перешла во вторую комнату. Она была больше, но так же скудно обставлена. В одном углу стоял письменный стол, в другом – большой шкаф для документов, на полках которого громоздились инструкции и справочники для всех видов транспортных средств, от автомобилей до катеров и самолетов. К удивлению Ребекки, оставшаяся часть комнаты была превращена в жилое помещение, объединявшее спальню и примитивную кухню: на остове кровати валялся драный матрас, рядом стоял короб, превращенный в прикроватную тумбочку, была еще лампа, разложенный складной столик, старый телевизор, DVD-плеер и стопка дисков. У стены стоял переносной чемодан-гардероб с застегнутой передней дверкой и ржавый уличный гриль, который явно внесли внутрь на зиму.

Ребекка замерла в недоумении, глядя на постель, на книги, на стопку дисков с кинобоевиками. Почему кто-то захотел жить здесь, в полной изоляции по семь месяцев в году. «Может быть, они нанимают каждый раз нового человека на сезон?» – подумала она. Но даже в этом случае жизнь такого работника была далеко не сахар. Помногу дней, даже в июне и в июле, когда на остров прибывали на однодневные экскурсии туристы, чтобы посмотреть на китов, или с августа по октябрь, когда появлялись ловцы лосося, человек на заправке с ними нечасто сталкивался. Как мог он выносить такое существование? Почему выбрал его? Убегал ли он от чего-то, что случилось у него дома, или его привлек затерянный остров по совсем другой причине?

А может быть, местная заправка хранит и другие мрачные тайны?

Эти мысли заставили Ребекку задуматься о своих собственных секретах, но она вовремя выбросила их из головы и переключила внимание на чемодан-гардероб. Она раскрыла молнию. Внутри вся одежда была мужская – темный рабочий комбинезон, пара старых шерстяных свитеров, две футболки, штаны в пятнах масла.

Что ж, и такое вполне подойдет. Имея хоть что-то на смену, она могла бы теперь постирать ту одежду, которую носила уже шесть дней, не снимая, и не нужно будет сидеть голой и ждать, пока она высохнет. Впрочем, дело оставалось за малым – за горячей водой. Тем не менее Ребекка взяла себе пару свитеров, футболки и брюки, сняв их с вешалок, а когда повернулась к двери, увидела рядом с ней красную кнопку на белой панели. На наклеенном рядом куске изоленты красовалась надпись «ГЕН».

Дрожащими от волнения руками Ребекка нажала на кнопку.

В стене что-то щелкнуло и раздался такой звук как будто бы неподалеку у старой машины завели двигатель, а потом в помещении зажегся свет! Ребекка бросилась в переднее помещение к пульту у кассы.

Показания на нем зажглись, замигали и обнулились! Бензоколонка работала!

«Значит хоть что-то на этом треклятом острове все-таки действует!» – успела подумать она, со всех ног несясь к джипу.

Она отвинтила крышку бензобака и схватила шланг с пистолетом. На секунду ей показалось, что шланг до джипа не дотягивается, и она по-настоящему запаниковала, боясь, что второй попытки у нее не будет, но оказалось, что длины шланга хватает. Она вставила пистолет в бензобак и нажала на кнопку.

Бензин полился в бак! Какое счастье!

Ребекка заулыбалась, а потом увидела свое отражение в стекле, закрывавшем табло бензоколонки, и решила, что определенно сходит с ума, если наслаждается таким простым действием, как заправка бака машины бензином. Впрочем, с тех пор как она оказалась на острове, у нее было не так много моментов, когда все получалось.

Наполнив бак, она вернулась обратно в помещение станции, чтобы выключить генератор, и, выходя, заметила нечто весьма интересное, пропущенное ею при первом беглом осмотре.

Высоко на полке вне поля зрения, за контейнерами с машинным маслом, лежал какой-то необычный предмет. Она вытащила табурет из-за прилавка, забралась на него и сдвинула контейнеры в сторону. Так она смогла лучше рассмотреть спрятанное, смутно напоминавшее сотовый телефон из девяностых.

Только это был не сотовый телефон.

Это была портативная рация.

Ранее

Первые пару месяцев после разрыва Гарет жил в отеле в Джерси, довольствуясь тем, что захватил с собой из дома в нескольких чемоданах. Он звонил или посылал сообщения Ребекке каждый вечер, а она, увидев его номер, упорно не отвечала.

Тогда он стал приходить к дому.

По вечерам он поднимался на крыльцо и нажимал на кнопку звонка до тех пор, пока ей не приходилось открывать, так как она боялась, что трезвон разбудит девочек.

– Ты должен прекратить это, Гарет, – заявила она поздним вечером три недели спустя после того, как он съехал. Его машина была криво припаркована у тротуара, а выглядел Гарет так, словно спал не раздеваясь, перед тем как приехать к ней.

– Бек, пожалуйста, – пробормотал он, и глаза его блеснули от сдерживаемых слез. – Я хочу вернуться.

Против воли в Ребекке зажглась искра сочувствия, но она подавила свои эмоции.

– Ты свой выбор сделал, Гарет, – Ребекка заставила себя быть безжалостной.

– Я знаю, знаю, – Гарет выглядел потерянным и сдавшимся.

– Я уже раньше говорила и повторяю снова: можешь видеться с девочками, когда пожелаешь, но, пожалуйста, прекрати мне названивать целыми днями. Я не желаю включать телефон и видеть сотню неотвеченных звонков от тебя с мольбами о прощении. Хочешь повидать девочек – набери мой номер или пришли сообщение, и мы договоримся о времени. Теперь только так и никак иначе. Понятно?

Он кивнул.

Она захлопнула дверь и какое-то время стояла, слушая его удаляющиеся шаги. А потом захлебнулась сдавленными рыданиями.

Новый распорядок успешно действовал несколько недель. Каждый раз, когда Гарет приходил повидаться с девочками, она старалась оставить его с ними одного. Но чем больше времени он с ними проводил, тем злее становился.

Через полтора месяца, жаркой майской ночью, он появился на пороге их бывшего семейного дома незадолго до полуночи и потребовал немедленно допустить его до дочек, хотя ранее днем провел с ними пару часов. От него сильно разило выпивкой.

– Что, черт возьми, ты творишь, Гарет? – воскликнула Ребекка. В этой нелепой ситуации никакого сочувствия к нему она не испытывала.

– А на что это похоже? – Он покачался на пороге, а потом ввалился в холл, хватаясь за стену.

– Ты пьян. В таком виде ты наверх к девочкам не поднимешься!

– Они и мои девочки тоже, между прочим, – бросил он и двинулся к лестнице.

По мере того как Ребекка следовала за ним, прося не кричать и не буянить, она вспомнила обо всех неделях и месяцах, предшествовавших разрыву, когда Гарет приходил домой и даже не трудился посмотреть на дочек. Добравшись до двери детской, она уже кипела от гнева. Но когда она увидела, как Гарет опустился на корточки у детских кроваток и бережно берет крохотные детские ручки в свои, она не смогла заставить себя возмутиться. Для этого нужно было закричать на мужа, а значит, разбудить девочек и нарушить тишину, невинность и святость этой комнаты. Разрушить покой, в котором игрушечные звери покачивались над головой Хлои, отбрасывая причудливые тени, феи танцевали на обоях на половине Киры, а ее розовый плюшевый жираф мирно спал на полу.

Поэтому Ребекка оставила Гарета в детской и спустилась вниз, а когда он появился на первом этаже, она сидела в гостиной и ждала его. Он замер на пороге, глядя на нее. Выглядел он скверно и казался бледной копией себя прежнего. «Что будет с ним дальше? – спросила себя Ребекка, – Каким будет наш окончательный разрыв?»