Читать книгу И жизнь, и слёзы, и любовь дома Рюрика (Юрий Николаевич Лубченков) онлайн бесплатно на Bookz (3-ая страница книги)
bannerbanner
И жизнь, и слёзы, и любовь дома Рюрика
И жизнь, и слёзы, и любовь дома Рюрика
Оценить:
И жизнь, и слёзы, и любовь дома Рюрика

5

Полная версия:

И жизнь, и слёзы, и любовь дома Рюрика


Убийство Аскольда и Дира Олегом. Художник К.В. Лебедев


Сам же он стал князем, и не простым, а великим всей бескрайней державы – от Балтики до моря Черного, всего Древнерусского государства. Бывшая земля Рюрика отныне лишь была в нем одним из уделов, поэтому и будет править-княжить Олег не до взросления племянника, а до тех пор, пока сам не устанет от бремени власти, бремени основателя и созидателя великого государства.

На следующий год Олег, выполняя обещание принявшей его Киевской земле, идет походом на древлян, враждовавших с полянами за первенство на юге восточнославянского мира, и покоряет их, присоединив к Киеву. В 883–884 годах он присоединит племена северян и радимичей к своей стремительно расширяющейся державе. Платившие дань хазарам-степнякам те, в отличие от древлян, почти не окажут никакого сопротивления, отныне став данниками Киевской Руси.

Это, естественно, не понравилось Хазарии, бросившей против славянского войска свои конные лавы, которые будут разбиты. В последующие годы наступил черед покориться Киеву и Олегу дулебам, хорватам и тиверцам.

На рубеже веков военное счастье ненадолго изменит ему – продвигавшиеся на запад по Причерноморью кочевники-венгры разобьют его войско, привыкшее к победам. Славяне запрутся в Киеве, который неприятелю, несмотря на усиленную осаду, взять не удастся – все поймут, наконец, меру опасности и необходимость общего ей противодействия. Да и степняки, положив под стенами города многих и многих, также остынут, и охотно пойдут на мир с Русью, понимая: что удалось раз, может и не получиться дважды, иметь же за спиной врага хуже, чем доброго союзника. Мир между племенами просуществует около двух веков, во многом влияя на здешнюю политику.

Олег, как умный правитель, понимал, что слабости и поражения вождя быстрее всего забываются, перечеркнутые его же победами. Необходимость победоносной кампании была, всегдашний противник – Византия – тоже. Был и повод – после поражения Олега империя, в начале века пойдя на территориальные уступки усилившемуся Болгарскому царству, испытывая усиливающееся давление арабов, пережив мятеж знати, что все вместе весомо подрывало ее финансы, решила прекратить платить Киеву дань, которую до сей поры Олег брал своевременно и жестко.

Был и союзник – болгары, когда представилась возможность, не отказывались помочь желающим потрепать Византию. Сейчас за ними была сила, а значит – и возможность. Они обещали пропустить русское войско по своей земле, и в 907 году Олег во главе многих тысяч воинов двинул свое войско по Болгарии к Константинополю.

Туда же устремились и многие русские ладьи, также несущие тысячи и тысячи вооруженных славян.

Столица Византии раскинулась по обе стороны залива Золотой Рог, перерезавший город и уходивший далее – за стены. Стены Царьграда со стороны Босфора и с напольной стороны были высоки и, по сути дела, неприступны, однако со стороны внутренней гавани все было совсем по-другому. Здесь город надеялся только на массивные цепи, лежащие в дни мира на морском дне, а в трудное время вытягиваемые с его дна и при помощи башен по обе стороны Рога перекрывавшие в него вход. Иными словами, гавань не поражала неприступностью укреплений. Олег, как и многие другие, не видя возможности преодолеть эти цепи, решил ударить с внутренней стороны залива, для чего предстояло перетащить корабли через перешеек. Он поставил их на колеса, и они, при распущенных парусах и при – проклятье для греков! – попутном ветре двинулись к городу.

Военный прием, не имеющий аналогов и так поразивший обескураженного неприятеля, сразу запросившего мира.

Гениальность Олега и в этом приеме, и в том, что он согласился на мир, чувствуя, что в целой вселенной, которую представлял Константинополь, ему трудно будет сохранить войско, если враг опомнится от испуга и решится дать бой – сил для этого хватало с избытком. Добыча же вряд ли будет больше той, что можно получить миром. Да и союз будет прочнее, если в столице не прольется кровь.


Олег и его воины на кораблях с колесами у Царьграда; предложение греков через послов платить дань Руси. Радзивилловская летопись


Думая, как русскому князю мог прийти в голову ход с кораблями на колесах, разом выигравший всю военную кампанию, можно предположить, что это – от его воспоминаний во время похода из Новгорода в Киев: корабли трудные места преодолевали на волокушах. Мудрость князя – в своевременном воспоминании о всем давно известном под новым углом зрения в неожиданной ситуации. Возможно, это почувствовали и киевляне, принявшие его после убийства Аскольда и Дира, – и не просто потому, что киевские князья не имели потомства и род их все равно пресекся, что не прими они Олега, неизбежной – какая обида нанесена! – была война Киева с Новгородом, но и потому, что своим словом сумел убедить их Олег, что свершенного не воротишь, – если же примут его, Олега, то за ним не пропадет. Ему поверили и не ошиблись.

Не пропало: его поход – самый удачный из всех походов руссов против Византии. Своих потеряли мало, добычи взяли много, мир подписан был выгодный – лучше некуда.

А мир, скрепленный при личной встрече Олега с императором Львом VI, был действительно для Руси выгоден – кроме большой разовой дани сейчас, византийцы клятвенно обещали возобновить и ежегодные откупы; русским же купцам отныне было разрешено беспошлинно торговать на византийских рынках, как и купцам иных народов, получать продовольственное содержание (это же распространялось и на послов русов), и даже – мыться в константинопольских банях, сколько захотят.

Перед уходом домой Олег повесил на воротах города свой щит – как знак окончания войны и наступления мира. Но не показывает ли этот жест – символ многомудрого росича – кого следует отныне грекам видеть своим защитником (щит – защита!) и не предвосхитил ли он рыцарское Средневековье, когда щит, вывешенный на дверях дома в городе, захваченном неприятелем, говорил всем, что дом отныне занят и в нем уже есть новый хозяин?

Через четыре года – в 911 году – империя подтвердит свое намерение, рожденное оторопью, жить с Русью в мире и заключит с Олегом первый в истории Восточной Европы письменный мирный договор, конкретно рассказывающий о том, как грекам надлежит себя вести со славянами – в торговле и в политике.

По возвращении из Константинополя Олег почувствовал, что устал – тридцать лет власти не прошли бесследно. Тогда были иные времена – и правитель не всегда цеплялся костенеющей рукой за трон, понимая: нельзя жить вечно, нельзя унести в собой в могилу, что здесь ты привык считать своим. Некогда он отодвинул в тень племянника-отрока, который так и не стал новгородским князем. Ныне Олег отдавал уже зрелому мужу великое и могучее государство. Решивший прожить последние дни на родной Балтике и ушедший на север, он умирает, не дойдя до своего некогда покинутого дома в Ладоге. Так в 912 году великим князем стал Игорь, сын Рюрика.

Глава II. Первые князья: Рюрик и Рюрикович

Говорят, и, как правило, совершенно справедливо, что ребенок – это мягкий воск или глина в руках искуссных лепщиков, прежде всего отца с матерью. Первые впечатления, полученные будущим взрослым в раннем детстве, могут во многом сформировать его на многие годы вперед, содействовать окончательному становлению его характера, его отношению к будущим событиям и новым, входящим в его с каждым днем все более и более разную и сложную жизнь.

Отношение это может быть двояко – или ребенок примет как свое пример родительский, или резко от себя его оттолкнет-отторгнет, чтобы в дальнейшем поступать всегда с точностью до наоборот при похожих обстоятельствах и сталкиваясь со схожими людьми.

Князь Святослав, сын князя Игоря и княгини Ольги, первый из князей Киевской Руси подлинным и великим делом доказавший всем – и славянским своим подданным, и внешнему, огромному миру – что государство его, что его власть великокняжеская существует не зря, не напрасно его государство протянулось от моря и до моря с севера на юг и вольно раскинулось на восток и запад, пошел по первому пути. В основном…

Рассказы о походах своего отца и потрясение от его смерти, месть матери за эту смерть – месть неотвратимая и беспощадная, породившая новые, многие, смерти – навсегда войдут в его душу символами веры, должными к подражанию, осмысленному подражанию.

Но запомнит он и иное – несправедливость отца по отношению к людям, ставшим именно поэтому, из-за нанесенной неправедной обиды, поправшей стародавний обычай, причиной его смерти, коварство матери, мстившей за мужа. И размерами, и свирепостью мести превысившей святое право ответить ударом на удар и взять око за око. Этого он, не приняв раз детским сердцем, не сможет принять уже никогда. И никогда не пожелает и не сможет поступать так, как – он решил еще в раннем отрочестве – поступать нехорошо, нельзя.

Он войдет в историю как князь-полководец, князь-воин, предупреждавший врагов о скором своем приходе и грядущих битвах всегда загодя – его знаменитое «Иду на вы!» станет с тех пор боевым кличем славян, прямых и храбрых, сильных и искренних. Он верил в себя, свято чтил свое слово. И верил чужим клятвам, не желая для себя принимать ту скользковатую, но практичную мысль, что слово изреченное есть ложь. Слово, он считал, часть твоей души, твоей совести и, раз произнеся его, дело всей твоей чести держать его, не жалея для этого ничего. Ибо нет ничего драгоценнее на свете, чем правда, чем праведное общение между людьми, вместе пришедшими в этот бескрайний мир и вместе здесь призванными жить.

Так понял он учение отца, обучавшего его не словами, но своей жизнью, о подвигах которого долгими вечерами – после тяжкого дневного обучения-науки искусству воина, искусству разнообразного боя – неторопливо рассказывали ему боевые побратимы князя Игоря. Естественно, опуская то, что ребенку знать было еще не положено, рано, и творя тем самым прекрасную волшебную сказку для маленького мальчика, из которой вырастал великий и могучий воин, храбрый и всегда справедливый. Один лишь только раз, сокрушались рассказчики, отступит он с пути справедливости, нарушит данное им слово – и не своей волей-желанием, но волей-просьбой своей дружины – и тут же будет сурово наказан за это.


Встреча Святослава с византийским императором Цимисхием на берегу Дуная. Художник К.В. Лебедев


Теми, кто призван следить и следит за деяниями людей, отсчитывая каждому свою меру свершаемых грехов и добродетелей. И чем выше человек стоит над другими людьми, тем строже с него спросится. Князь выше всех – с него и спрос особый. Вот отец твой: нарушит слово – и погибнет, хоть и на склоне лет, но не все еще сделав для державы, и несделанное им ныне падет на твои плечи. И ребенок запомнит, что даже раз отступив с прямого пути служения миру, ты можешь погибнуть. И даже если не погибнешь телесно – не будешь ли ты умирать ежечасно, готовясь к воздаянию за свершенное.

Нет, надо жить с собой в ладу, жить по совести: и тогда смерть – не наказание, но лишь миг, когда тебе не повезет в бою, когда твое воинское искусство столкнется с искусством большего мастера и ты это поймешь лишь в самый последний миг. Или не успеешь понять, как уже уйдешь туда, куда до тебя уходили многие поколения твоих предков и где ты встретишь отца, благодарного тебе за то, что своей сыновьей жизнью ты искупил его невольную слабость. И он подтвердит тебе, что человек сам выбирает и решает свою судьбу, сам себя судит и сам себе, по сути дела, выносит приговор, ибо это – у него в сердце, боги лишь наблюдают, соизмеряя его, твое сердце, с общими жизнями всех, и выстраивая их все, включая и твою, в единую цепь, опоясывающую мир и протянувшуюся от земли до неба. И самое страшное для человека, а уж тем более для князя, – это потерять веру в себя, в свою правоту, в справедливость тобой свершенного.

Ибо ты – звено в цепи твоих предков, твоих богов, богов твоих сородичей и прародителей, коим они поклонялись доброй волей, видя в них свое.

Рано лишившись отца, сохранив о нем лишь смутные воспоминания и зная его лишь по разговорам-думам других, Святослав всегда будет считать его для себя примером, примером служения Руси, которую Игорю, прозванному Старым за долгие годы державной работы и за те годы, в которые он сел на киевский стол-престол, пришлось в эти годы многожды строить, крепить, защищать.

С самых младых ногтей Игорь будет находиться в самой гуще, в самом центре войны и политики, неотделимых еще в то время для Руси. Именно его, малого возрастом, покажет Олег киевским князьям Аскольду и Диру на днепровском берегу, и малыш станет свидетелем жестокой расправы с князьями и преданной им дружиной, рано – наверное, чересчур даже рано – начав постигать жизнь, со всей ее жестокостью и кровью. И науку власти, когда сладкоречивому воину-мудрецу, недаром прозванному в дальнейшем Вещим, т. е. ведающим, знающим то, что скрыто от глаз обычных людей, удалось убедить киевлян принять его владычество после умерщвления их природных князей.

При Олеге, будучи его ближайшим подручным и официальным преемником, Игорь будет сопровождать великого князя Руси во многих походах, и Святослав, слушая уже почти былины об их подвигах, прежде всего запомнит – это поразит его и останется с ним навсегда – даже не то, как использовали руссы окружающее их, переделывая под себя (те же корабли на колесах у стен Царьграда), но – удивление и беспомощность неприятеля перед неожиданностью, перед воинской сметкой, помноженной на росскую доблесть.


Использование «греческого огня». Миниатюра мадридского списка Хроники Иоанна Скилицы


Приняв власть после Олега, Игорь продолжит его дело: вооруженной рукой смирит древлян, понадеявшихся, что после смерти первого великого князя они могут вновь стать независимыми от Киева, смирит уличей, установит мир с печенегами, вновь появившимися на границе Руси из глубин Степи (пока лишь благодаря искусству дипломата, но через пять лет – в 920 году – склонив их к миру уже и силой оружия). Через год после вокняжения он организует поход на Каспий, окончившийся неудачей из-за двуличия хазар, бывших в данном случае временными союзниками. Вскоре русские поселенцы, поддержанные военной мощью Киева, начнут продвижение к устью Дона, создадут колонию на Таманском полуострове, недалеко от Керчи, приблизившись тем самым к границам Хазарии и византийским колониям Крыма.

Византия, видя такое, сразу вспомнит, что хазары – ее старинные союзники, и не откажет им в просьбе построить на Дону сильную крепость Саркел, ориентированную своими защитными бастионами на запад (позднее, когда Святослав разгромит каганат, там будет существовать русское княжество). Кроме того, Византия начнет и прямое противодействие усилению Руси, раз за разом нарушая договор с ней, заключенный Олегом.

И в конце концов терпение Игоря лопнуло – в 941 году во главе большого войска он выступил, как и многие до него, походом на Константинополь, вновь морем и сушей. Но на этот раз русские ошиблись в расположении болгар – те сообщили в империю о приближающемся противнике, и греки сумели подготовиться.

Пригороды столицы они, правда, и на этот раз не сумели спасти – Игорь прошелся по ним огнем и мечом. Вскоре пришел через руссов узнать силу и ярость огня – «греческого огня», самой страшной тайны империи и самого ее мощного оружия, горючей смеси, секрет которой не был разгадан на протяжении многих столетий.

Выпускавшийся под давлением через специальные медные трубки, он огненной струей поражал всех врагов Византии. От него не было спасения – попадая в воду, он горел и там.

Русские ладьи приняли бой на поражение с флотом византийцев, состоящего из крупных кораблей, вооруженных «греческим огнем». Битва длилась весь день и вечер. Ладьи пытались сблизиться с противником, чтобы взять его на абордаж, и горели, горели. К вечеру большая часть флота, видя тщетность прорыва неприятельской обороны, ушла к побережью Малой Азии, где еще несколько месяцев на мелководье билась с греками. Лишь часть их через год вернется домой. Игорь же, возглавлявший пешее войско, с болью видел, как флот его тает в вечерней дымке. Лишь несколько передовых ладей прорвалось к европейскому берегу. Взяв их под свое начало, князь двинется обратно, громя где можно неприятеля.

Тот мобилизует все свои силы, и конно-пешее его войско будет часто висеть за плечами славян. Только осенью с малыми силами он вернется в Киев. Вернется, жаждя наказать неприятеля, так легко разбившего его рать. Желая и болгарам преподать урок за их излишнюю ретивость.

В это время, забыв о годах, он, как в молодости, будет деятелен, деловит, энергичен. Его молодая жена Ольга будет помогать ему во всех делах, утешая в минуту усталости добрым, умным словом, любящим взглядом, всегдашней готовностью разделить его тяжесть на двоих. Именно тогда у них родится Святослав, их единственный сын.

Решив всем окончательно дать понять, что победы над Русью – дело временное и ненадежное и что она не забывает обид, он перед самым вторым походом против греков посылает сильный отряд воинов опять на Каспий – против Халифата, чьи люди в 913 году разбили русов. На этот раз воины ни с кем не вступали в союз, полагаясь лишь на свои силы, – и трижды разбивают многотысячное войско арабов.

А потом наступил и черед Византии – в 944 году Игорь выступил в новый поход с еще более мощной силой. И опять болгары поспешили доложиться в Византию. Но на этот раз даже это не могло спасти греков. Союзники русских – венгры – также бросили свои лавы под стены Константинополя, и тот решил не искушать судьбу: Руси был предложен мир. Менее выгодный, чем в 911 году в некоторых отношениях, зато Византия признала владения русских в устье Днепра и на Тамани и усовершенствовала великий союз с Русью, направив его против Хазарии. Может быть, этому способствовало и то, что, заключив мир, Игорь оставил приведенных с собой печенегов, главных врагов хазар, в Болгарии, приказав им напомнить болгарам мысль, что длинный язык укорачивает жизнь.

Вернувшись из-под стен Царьграда, Игорь почти без отдыха занялся одной из главных обязанностей правителя – сбором дани с подвластных племен, которая называлась полюдье. Начинался сбор дани всегда с земли древлян, всегда неохотно покорявшихся полянскому Киеву, считая себя равным ему. И на этот раз при встречах с князем звучали такие же речи. Игорь, еще не до конца отдохнувший после константинопольских событий, как-то сразу вспомнил, что именно Древлянская земля пыталась выскользнуть из-под его руки после смерти Олега, и многим ныне за это пришлось поплатиться. Не виноватым, попавшимся под тяжелую руку власти.

Но всему приходит конец – дань вся полностью, как посчитал князь, была собрана, и он уже хотел идти в другие земли, к иным племенам. Но справедливой считал дань лишь князь – его ближняя дружина считала иначе. Они стали просить князя вернуться к древлянам лишь с ними, чтобы вторую дань взять лишь себе. Игорь, не желая спорить, согласился. Но с этим были не согласны древляне, решившие, что если допустить такое раз, то от киевлян тогда никогда не будет покоя и не будет с ними никакого слада.

Правда, поначалу они попытались отговорить князя и дружинников от их намерения, но уже нашла коса на камень: Игорю, только что получившему богатые дары от греков, ничего и не было нужно, но здесь уже стоял вопрос о взаимоотношении власти и подданных. И он пошел вновь.

Древляне во главе со своим князем Малом собрались силой земли и захватили Игоря с дружиной. Приговор был быстр и суров – дружинников казнили железом, князя почтили почетной казнью – размычкой: он был привязан за ноги и за руки к двум склоненным к земле деревьям. Потом деревья отпустили… Смерть по тогдашним европейским меркам почетная и не рядовая (тюрки заимствуют ее у европейцев, но будут применять ее к своим ворам-грабителям – степнякам чужд и враждебен лес, унижающий глаз кочевника своей особенностью скрывать все от его зорких глаз). Для европейцев же, издревле окруженных лесами, это казнь знатных, ибо она происходит при минимальном участии человека, в основном силами природы. И потому, что свершается не в низкой стихии, где таится всякое злое, – в земле или в воде (это понимала и Ольга, в скором времени казня послов Мала), но в чистой и возвышенной стихии воздуха и неба…

Сразу после казни Мал снарядит посольство к жене, а теперь вдове Игоря – княгине Ольге, призванное рассказать ей о гибели мужа, оправдать древлян и предложить ей нового супруга – негоже женщине быть безмужней с ребенком на руках и бременем власти на плечах! – самого древлянского князя.

И смерть князя Игоря, и быстрое посольство древлян весьма показательны – видно, что племя Мала еще видит в Игоре не великого князя Древнерусского государства, но, по сути дела, лишь первого среди равных, т. е. племя полян – пока лишь одно из племен, может быть, более сильное, но ничем не более достойное, с точки зрения древлян, да, думается, и других земель государства.

Именно поэтому князь Мал захочет сам стать великим князем.

Лишь со временем, после ряда заслуг сына Игоря Святослава и его потомков, на Руси будет признано, что есть здесь княжеский род, который только один и может править державой и который стоит выше прочих (подобно самым знатным родам Западной Европы). Но если в Европе к этому времени иерархия родов определилась (основные заслуги их, родов, относятся к эпохе Великого переселения народов, стоящих от деяний Святослава на расстоянии в полтысячи почти что бесконечных лет), то на Руси она только начинала возникать.

Но раз возникнув, только крепла – в Европе были десятки родов, претендовавших и оспаривавших власть в десятках королевств и герцогств, графств и баронств, на Руси же будет только один княжеский род, идущий от общего корня, лишь члены которого, по общему мнению, могли править в государстве по территории, почти не уступавшей всей остальной Европе. Остальные же могли только подчиняться им. Произойдет даже большее, чем в Европе. Там герцог, король, потеряв свои земли, переставал быть и королем либо герцогом, ибо его титул определялся прежде всего его земельными владениями. На Руси же титул князя с десятилетиями приобретет и лишь укрепит родовой смысл – и представители этого рода-семейства, даже не правя в реальных землях (что будет частенько происходить в эпоху феодальной раздробленности), все равно будут князьями.

По всей видимости, подобное положение дел определялось значимостью заслуг рода русских князей из дома Игоря и Святослава. Если заслуги европейских родов – это прежде всего заслуги умелого завоевания новых земель, установления взаимоотношений внутри племени и между племенами, то русский княжеский род сделал большее – он защитил славянские племена от внешней опасности, Степи – хазар, печенегов, половцев – племен, уже живущих на своей земле, начав с того, что избавил от унизительной дани хазарам, добившись, по сути, независимости целого ряда славянских племен. Такое не забывается. Род расширил и земли – на юг и восток, тесня Степь. И, наконец, объединил племена и племенные государства в единое целое государство, самое большое в Европе, обеспечив свободу торговли со всем миром, дав возможность работающим заниматься своим делом со спокойствием, выгодой и уверенностью в завтрашнем дне…

Всему этому пока еще предстоит произойти, ныне же древлянские послы прибыли в Киев. Но здесь уже знали о страшной судьбе своего князя – и княгиня Ольга уже все для себя решила.

Когда посольство древлян прибыло к городу, его встретили с почетом, когда же объявили они о причине прибытия – о смерти киевского князя и желании их князя взять вдову убитого за себя – никакого ропота не послышалось. Лишь дружинники киевские, оказывая сватам особую честь, подхватили их ладью на руки и так понесли на княжий двор. Послы начали успокаиваться, ибо обычай этот свидетельствовал, что сватовство встречено милостиво. Они пребывали в успокоении, однако, недолго, до той поры, пока киевляне не донесли их почти до порога княжьего терема – и тут внезапно сбросили в заранее выкопанную на дворе и прикрытую коврами яму. И тогда над этой ямой, из глубины которой уже туманились дымкой близкой смерти взоры послов, склонилось заледеневшее лицо княгини. Спросив, хороша ли честь оказана древлянам, она даже не сочла нужным слушать их стоны и мольбы и резко взмахнула рукой.

Сверху на ладью и бывших в ней людей обрушились комья земли. Полившись сплошным потоком, они быстро заглушили угасающие голоса. Через двадцать минут яма на дворе исчезла – лишь землекопы утрамбовывали все время проседавшую землю, не смея поднять глаз на правительницу, глядевшую прямо перед собой сухими глазами и одной рукой обнимавшую трехлетнего сына. Когда земля над местом казни сровнялась по крепости с остальным двором, Ольга кивнула дружине и ушла с сыном в дом.

bannerbanner