И жизнь, и слёзы, и любовь дома Рюрика

Стоит также отметить, что когда древнерусский летописец в скором времени поведет рассказ о создании государства Киевская Русь, то там будет идти речь о слиянии двух главных политических центров восточных славян. В Новгороде во главе этого процесса будут стоять приглашенные с берегов Южной Балтики, с тех земель, откуда некогда часть славян ушла к Ильменю, варяги, в Киеве – поляне. И тех и других летописец называет наряду с собственным племенем еще и «русью». И только их.

Славяне на Днепре. Художник Н.К. Рерих

В этом контексте может быть интересно и отметить, что поляне – это предки тех славян, что долгое время жили под властью скифов и в дальнейшем принимали одними из первых все удары Степи. А приглашенные варяги жили на западе, среди все более усиливающихся чуждых им по происхождению племен. Не является ли в этом случае понятие «рус» самоназванием славянских племен, живущих среди чужих языков и народов, – для большего противопоставления себя всем окружающим и для большего подчеркивания своих корней? Изначальным обозначением понятий «мы», «люди», не особенно нужным тем, кто проживал в родственном окружении? Действительно, какой смысл каждый день называть себя русским русскому же соседу – он и так это знает, он сам такой, а вот географическая привязка (современные – москвич, костромич, туляк) нужна ему в повседневной жизни больше – так и в названиях восточнославянских племен больше привязок к местности, чем объяснений происхождения. А вот если ты попал куда-нибудь в Африку – там ты уже не подольчанин, но русский. Может быть, это объясняет схождение термина «рус» из совершенно двух различных географических пунктов, разделенных тысячами километров – с Южной Балтики и Среднего Поднепровья?

К этому времени, к моменту образования единого государства Киевская Русь, восточные славяне прошли большой и сложный путь в своем развитии – некогда свободные охотники стали оседлыми земледельцами, среди которых в результате ума, воли, энергии, храбрости, силы, удачи выделился правящий слой – прежде всего вожди родов и племен и их ближайшее военное окружение. В их руках сосредоточились основная власть и основные богатства общины территориальной, ибо почти постоянно вынужденные искать спасения от степняков славяне периодически уходили с плодородных, но опасных земель в более глухие, лесистые, но безопасные места и там смешивались с местным населением, потом – иногда – возвращались на старые земли, и здесь происходило новое смешение (то, что к этому времени у славян преобладает территориальная, а не кровнородственная община, видно и из тех же названий племен, в то время как у большинства европейских и азиатских народов племена прозваны по языковому, родовому признаку).

В результате связи между родственниками-кровниками разрывались, начинались налаживаться связи между соседями. У славян это произошло раньше и прочнее, у иных народов – позже и не в такой мере, хотя община, основанная не на общем родстве, а на общей территории, более свойственна земледельческим народам.

Подобная община больше способствует образованию государства (у славян земля и власть обозначается одним и тем же словом). И поначалу помогала простому человеку приспособиться к этой власти, ибо между ним и правителем стояло то, что долго еще будут называть «мир» – община, которую нельзя было ни отменить, ни переступить через нее, ибо на ней, ее труде держалось все государство. Но со временем она же станет тормозом развития общества, не желая принимать то новое, что может привести к ее разрушению.

Почти все славянские племена жили к IX–X веках подобными общинами. Это легко прослеживается по ряду признаков. Как правило, принадлежность человека к определенному племени, обществу, цивилизации в древности определялась по нескольким критериям, важнейшими из которых, без сомнения, могут считаться – помимо происхождения и языка – религия, обряды погребения и брачные обряды. И это вполне объяснимо, ибо они, если разобраться, затрагивают важнейшие стороны жизни любого человека – как древнего, так и современного.

Отношение к высшим существам, взаимоотношения этих существ и человека, группы людей; вечная жизнь человека после его смерти (ибо каждая религия предусматривает для своих последователей иную, нематериальную, бесконечную жизнь – обитание не на земле, но в других сферах), отсюда все вопросы, связанные с похоронами, являются для человека важнейшими, так как от их правильного исполнения зависит его будущее существование: будет ли он мучиться, прозябать или наслаждаться. Поскольку же существование после смерти религия обещала гораздо более долгое, чем сама жизнь, то зачастую вся жизнь и состояла из подготовки человека к моменту смерти, с тем чтобы наиболее правильно выполнить все ритуалы. Брак же, отношение мужа и жены, детей и родителей, как вопросы, связанные с продолжением рода, также был в числе важнейших для жизни людей. Брачные обряды показывали, какую форму совместного проживания выбирают люди, но так как всеми поступками людей, по их мнению, управляли высшие существа, то люди, решая вопросы возобновления своего племени, следовали определенным советам своих покровителей. Боги были заинтересованы в существовании конкретного племени, поскольку его члены поклонялись этому конкретному божеству, приносили ему жертвы и поэтому строго следили, чтобы люди строго исполняли все обряды, необходимые для продления их жизни, наказывая отступников. Так что брачные обычаи – это тоже некий договор между людьми и высшими существами, а подобные договоры надлежало соблюдать.

Религиозных символов и изображений высших покровителей до наших дней дошло очень мало, особенно с древних времен: первое время люди не могли, да и не осмеливались изображать своих богов. В дальнейшем же эти изображения были почитаемы, а потому редки. Жили же люди, женились, умирали везде, поэтому ученые-археологи, объясняющие историческое прошлое по раскопанным в наши дни остаткам жилищ, различным предметам – оружию, домашней утвари, одежде – прежде всего в своей работе обращают внимание на могилы и особенности жилищ древних людей: как хоронили и какими семьями жили. Ответив на эти вопросы, можно сказать, какая религия была у этого племени, этого народа. Изучив же останки человека, воссоздав по скелету его облик, можно узнать, к какой расе и к какому типу племен он принадлежал.

Именно так ученые исследовали ту территорию, где могли впервые появиться славяне, где могло родиться и в дальнейшем родилось Древнерусское государство, и определили, насколько глубоко в прошлое уходит корнями наша славянская история и кто стоял у истоков создания государства, во многие времена бывшего одним из самых больших в мире. Дополнением к археологическим раскопкам жилищ и могил, антропологическому изучению останков древних людей послужила письменная история, весомым, но лишь дополнением, ибо она родилась значительно позже начала событий и могла лишь записывать устные предания, которые, твердо помня названия племен – самое главное, с их точки зрения, зачастую переносили происшедшие события во времени и пространстве: поколение за поколением, повторяя эти предания, кое-что забывали, желая восстановить, добавляли от себя, и так века за веками понемногу менялся смысл, оставляя в неприкосновенности суть. Что некое племя, родоначальник ныне существующего, жило некогда, было бесстрашно и удачливо и завещало своим потомкам нести свою кровь, свою веру в грядущее…

Идолы. Эскиз. Художник Н.К. Рерих

Эта письменная история дала нам наименования всех тех племен, усилием которых и родилась Русь, привычное к тому времени название для всех стран на Востоке и Западе. Ибо это уже была история близкая. Летописи же и подтвердили, что поляне-русь, славянского рода, отличались от иных прочих племен.

Во многом, но не в главном – язык один и племя одно. Так, у иных славян была малая семья, свидетельствующая о главенстве общины территориальной – семья из родителей и детей в состоянии прокормить себя на земле. Было у них и многоженство, при котором, однако, жена не была в полном подчинении у мужа.

Основным методом захоронения было сожжение умершего.

Такого же обычая придерживались и варяги-русь. У полян-руси же все было иначе – они жили большими семьями при кровнородственной общине, имели одну жену и своих покойников хоронили в земле. Кажется, что совсем иной народ. Но точно такие же русы-варяги все делают по-славянски, за плечами же полян, не забудем, предки – скифы-пахари. Приняв власть скифов, славяне – предки полян – примут и их образ жизни, хотя те же кочевники-скотоводы также не чужды многоженству. Тут может быть иное: кровнородственная община полян – не подражание скифам-кочевникам, а попытка не растерять свою самобытность под властью скифских царей, отсюда же и обычай иметь одну жену.

Похоронный же обряд сродни и древнеславянскому, но более тяготеет к кочевникам: в степи достаточно сложно сжигать умерших сородичей – деревьев можно и не напастись.

Ко времени основания Руси подобные процессы происходили во всей Европе – Северной, Центральной, Восточной.

Схожие пути исторического развития многих племен и народов, которые, как и славяне в свое время, выделились из единой индоевропейской общности, определили почти одновременность образования государств у многих народов. Так, в первой половине IX века создается Великоморавское княжество, в середине этого же столетия идет объединение польских племен вокруг двух центров – княжеств вислян и полян (аналогичных восточнославянским Киеву и Новгороду), что во второй половине X века завершится созданием древнепольского государства. В девятом же веке складывается государственность в Хорватии и появляется объединенное англосаксонское королевство – Англия. На рубеже этого и следующего столетий возникнет Чешское княжество, а в следующем, Х веке, – Датское королевство.

Бой славян со скифами. Художник В.М. Васнецов

В эти же годы – в середине IX века – киевские князья Аскольд и Дир, кроме Византии, ходившие походами на Южный Каспий и в дунайскую Болгарию, начинают борьбу с появившимися впервые из восточных степей печенегами. И именуются, также как и их могущественные восточные соседи, каганами, что ни в коей мере не оспаривалось весьма болезненно относящимися к титулатуре соседями. Другие же славяне – с Балтики, с острова Рюген, где было также весьма мощное государственное образование, – имели столь же бесспорно признаваемых всей Европой своих королей. В дальнейшем, после создания Киевской Руси, ее князья всегда будут именоваться согласно западной титулатуре «королями», польские же князья – лишь «герцогами». Каждому воздавалось по заслугам предков и делам его.

Считается, что государство (это понятие включает в себя организацию власти и управление, организацию самого общества, объединение рядом и совместно проживающего населения-народа), как общественная структура, может быть привнесено извне конкретного общества – но тогда оно вряд ли будет прочно, ибо те, кого покорили, естественно, попытаются от подобной опеки избавиться.

Но бывает, что подобная власть порождается внутри самого народного организма, и тогда она будет несравненно более крепка и прочна: это как если веточка на стволе растет из образовавшейся здесь же, на стволе, почки – она дает потом настоящую мощь, тень и защиту самому стволу. Если же к дереву привить черенок, то вырастет ли из него побег, каков он будет и не засохнет ли вообще, сказать сложно.

В Западной Европе в большинстве случаев (и в результате долговременного влияния на ее жизнь Римской империи) государства основывались в результате перемещений-завоеваний различных народов или резкого усиления отдельных родов внутри какого-то племени-победителя. Русь тоже возникнет, по сути дела, из-за усиления влияния и роли двух своих племен – варягов и полян, но она возникнет не в момент общего успеха, а в момент-эпоху общей нужды в этом государстве – из-за внешней опасности с Востока и Юга. Особость власти киевских князей от иных властителей Европы будет видна и в том, что русские князья никогда не будут жить в укрепленных замках, подобных крепостям различных баронов и графов (которые защищали не только от внешнего врага – правда, такого же барона, грозившего не истреблением всего живого, как часто обещала Степь, но лишь выкупом, – но и от своих собственных подданных).

Власть же на Руси не боялась народа – они были здесь своими, природными князьями, защитниками и судьями, князьями по древнему обычаю, придуманному далекими предками живущих, дабы как-то упорядочить и решить хитросплетения все усложняющейся жизни, чтобы было кому защитить народ, который по своему природному естеству любит не воевать, а работать.

Посаженный на власть по обычаю, князь и правил по обычаю, который весьма четко и недвусмысленно определял, где власти есть нужда вмешиваться, а где – нет: владение князя вверенной ему землей не означало, что здесь – его собственность, и здесь – он господин. Скорее, это было формой обязанности, хоть и почетной, и доходной. Обязанности – от слов обязан, долг. Они были призваны следить за порядком и безопасностью, остальная же жизнь шла своим устоявшимся обычаем. Если сравнить общество с величавым зданием, то князь – это кровельщик, призванный следить, чтобы не прохудилась крыша и дождь не попал внутрь хором, должный вызолотить ее – чтобы все видели, что дом прочен и богат, а если нужно – прогнать докучливых ворон и галок, чтобы и они запомнили, и товаркам рассказали: здесь хозяева строгие, нахрапом не возьмешь, хотя, если попросить, то могут и накормить по доброте души. Так будет во времена Киевской Руси – до самого татаро-монгольского потопа. Так было и до ее образования – в веке и десятилетия, предшествующие ее созданию: князьям было поручено общинным миром следить, чтобы земля, их племя процветало, а люди им за умелое и преданное служение оказывали поддержку и почет.

Первым конкретным шагом, приведшим через считаные годы к образованию Русского государства, явилось приглашение новгородцев к себе трех братьев-варягов с Балтики – Рюрика, Синеуса и Трувора. Издавна связанная со славянами Южной Балтики, поскольку в значительной степени была и создана выходцами оттуда, Новгородская земля никогда не прерывала с ними связи и даже платила им дань, как в дальнейшем будут платить поморяне, будущие архангелогородцы, дань-выход самому Новгороду. Даже не дань, а определенный денежный взнос, уплатив который любой человек, поселение, род имели права требовать защиты в случае необходимости и справедливого суда. И который шел на содержание войска и аппарата управления, выгодного и нужного всем, считавшим себя единым народом-племенем, независимо от того, насколько далеко оно живет от князя.

Новгородцы всегда придерживались этого старого обычая. Но в конце 50-х годов IX века, почувствовав свою силу, они, как подросший, но еще не набравшийся достаточно ума сын взбрыкивает против отца, также решили прожить своим умом. И очередную дань-взнос варягам не дали. Те ушли, но Новгородская земля вскоре перессорилась и со своими ближайшими соседями и переругалась внутри себя: все-таки долгая привычка при необходимости обратиться к третьей стороне, равно стоящей на страже справедливости и безопасности, для всех так просто, в один день, не изживается.

Поругавшись, остыли, собрались и стали решать – как же быть и жить дальше. И порешили, что отныне нечего полагаться на далеких защитников-судей. Долго на них полагались, но теперь земля их велика и обильна, и, стало быть, пора заводить и здесь такой же порядок, как у их старших братьев на Балтике. Кого поставить над собой для общего блага, спора не было – конечно тех, кто уже такой опыт имеет, дабы не учился он науке власти за их счет. Так, в 862 году в Новгородскую землю приехали трое варяжских правителей, три брата от корня Гостомысла, старшим из которых был Рюрик, чтобы отныне править-направлять землю Новгородскую, защищать ее – в том числе и от самой себя, когда она, буйная нравом, захочет решить спор не обычаем, но силой.

В самом начале своего владения-служения земле Рюрик сел в Ладоге, земле славян, посадив Синеуса в землях веси на Белоозере, а Трувора – у кривичей в Изборске. Их опыт в науке правления, их дружины, приведенные с собой и набранные из достойнейших уже здесь, на месте, стали залогом спокойствия и процветания северных племен, в том числе и не только славянских.

Призвание варягов. Художник В.М. Васнецов

Главное тут было иное – они приняли все славянскую правду, славянский обычай жить по уму и по сердцу, не искать особливо трепетными руками чужого, стойко защищать свое, кровное.

Работать и жить сообща на благо всех, сеять хлеб, бить зверя и птицу, развивать ремесла. На это последнее особенно обращал внимание славян Рюрик с братьями – городов было еще здесь пока мало, искусные в ремесле люди зачастую работали лишь в свободное от других хозяйственных дел время, в то время как на родине братьев-варягов и у южных славян были уже многие искусные мастеровые. Рюрик велел-советовал рубить по землям племен малые городки, дабы, живя там, самые рукодельные снабжали бы не только себя, но и окружающие эти грады трудом своего мастерства.

Пройдут десятилетия, и слава ильменцев-ремесленников будет греметь далеко за пределами Новгорода, собирая здесь купцов со всех известных и не совсем ведомых стран мира.

Креп Север, все более становясь вровень с Киевом, князей и дружину которых опасались и уважали уже многие, мастеровитостью которого восхищались и завидовали. Каждый начинал кичиться своей значимостью у славянских племен, желать первого места среди всех. Но многие племена не желали видеть над собой иной власти, кроме власти своих князей-старейшин. Да, честь и хвала Киеву, держащему юг, и Новгородской земле Рюрика (вскоре после его приезда с братьями те умрут один за другим, и Рюрик станет властной рукой держать один все северные племена. Все более властной, когда часть новгородцев, недовольная его делами – такие всегда есть, всем не угодишь, – предложит ему вернуться домой, новый князь, выбранный землей, даст им скорый и жестокий ответ. Ибо хотели этого не все, но лишь малое количество – он же обещал защищать всех и защитить не только от внешнего ворога, но и от внутреннего – усобиц), оберегающему мир в начале славянского пути из варяг в греки, но со своими делами они разберутся сами, без них.

Так, Полоцк западных кривичей, послуживший яблоком раздора между Новгородом и Киевом, поводом-проверкой сил целой войны лишь при правнуке Рюрика – Владимире, войдет в состав долгие годы к тому времени существовавшего единого государства – Киевской Руси. Воистину, двум медведям тесно в одной берлоге, а аппетит приходит во время еды. Званный завести порядок на севере, Рюрик ныне хотел дать его всем рядом живущим славянским племенам. Киев же ревновал, видя в своей старине и славе право на подобный дар, но – с юга. И каждый не хотел большой войны, хотя душа постоянно кипела, однако не было такого обычая. Его время еще не настало.

Неизвестно, сколько было у Рюрика жён и детей. Летописи сообщают только об одном сыне – Игоре. По Иоакимовской летописи, Рюрик имел несколько жён, одной из них и матерью Игоря была «урманская» (то есть норвежская) княжна, норманнская королевна Ефанда, ставшая древнерусской княгиней. Кроме Игоря, у Рюрика, возможно, были и другие дети, поскольку в русско-византийском договоре 944 года упомянуты племянники Игоря – Игорь и Акун. Есть версия, что Игорь Младший был от сына Рюрика, а Акун – от дочери. Братом Ефанды был Олег Вещий, всегдашний ближайший сподвижник Рюрика. Именно ему был доверен маленький Игорь, сын Рюрика. Как позднее Владимира воспитает Добрыня, дядя по матери, по многим древним канонам-обычаям находившийся к ребенку ближе, чем отец.

Посреди своего великого дела – собирания Севера – Рюрик умрет в 879 году, оставив на руках брата жены и своего ближайшего воеводы Олега своего малолетнего сына Игоря. Малолетнего, ибо за множеством дел, что свалились на него по приезде в Ильменскую землю, за их тяжестью все недосуг ему было обзаводиться семейством. Так и протянул – оставив сиротой ныне совсем малого отрока. Хорошо, хоть есть Олег – хоть и не молод, но крепок и кряжист, как дуб, опытен и умен, умен не как все, а как жрецы-волхвы, постигающие за внешней стороной события-предмета его суть. Такой будет добрым учителем сыну в науке властвования, сделает из него хорошего правителя, преемника отца.

Умирая, Рюрик не думал уже о Киеве, в мыслях видя сына лишь властителем Новгородчины – ибо был уверен, что после его смерти никто не сможет вместо него наложить на юг руку власти с севера.

Равно был он уверен и в том, что, когда Игорь войдет в возраст, Олег передаст ему престол – таков обычай: дядья по матери пекутся о племянниках, защищая их от притязаний дядей с другой руки – братьев отца. Но иначе думал сам Олег. Может быть, не сразу по смерти Рюрика, но уже вскоре. Выспрашивая купцов славянского рода и прочих племен, приезжавших постоянно с юга на север, некоторым вновь уезжающим в сторону Киева давая тайные наказы порасспрашивать тамошних жителей, он тонким своим разумом осмысливал услышанное и все более и более приходил к одной, первоначально его самого испугавшей мысли, – объединение Новгорода и Киева возможно. И может оно произойти под его властью.

Ибо время громкой славы Аскольда и Дира, некогда избавивших полян от хазарской дани и грозивших Царьграду (до сих пор лишь греческие купцы, приезжавшие к нему, с внутренним содроганием вспоминали 860 год – когда вдоль стен притихшего Константинополя русы несли на вытянутых руках своих товарищей, грозивших грекам обнаженными мечами, иные, и славянские – о сем молчали) прошло.

Дань-выкуп от греков поступала все более скудная и не каждый год. Поляне, освободившись от зависимости Хазарии, не помогли – не захотели, не было сил? – своим соседям: северянам да радимичам. Князья же с избранной дружиной, приняв иную веру, все более спокойным взором смотрели на Киев, находя утешение сердцу в основном в разговорах друг с другом и в чтении книг, рассказывающих о чужих, неславянских богах.

Три года он сидел так на новгородском престоле, воспитывал племянника, правил по закону и обычаю землей, слушал и думал.

Пока не решил однажды – пора. Пришло то время, когда удается все. Главное – понять, когда оно придет. И не пропустить этого уже никогда не повторимого мига.

Олег, решившись на борьбу с Киевом, как опытный воин, знал, что единственный залог успеха – это быстрота. Собрав большое войско из постоянно приезжавших сначала к Рюрику, а потом и к нему варягов, набрал охотников из новгородских славян, кривичей, чуди и мери – тоже уже почти славян – и скоро двинулся на юг.

По пути сажает своих наместников у восточных кривичей в Гнездове (Смоленске) и в Любече (у северян) и продолжает свое стремительное речное движение к югу. Настолько стремительное, что Киев так ничего и не узнал до самого прихода Олега под его стены – его войско обгоняло гонцов кривичей и любечан, торопившихся с горькой вестью к Аскольду и Диру.

При подходе к городу Олег большой части войска велел отстать так, чтобы их не было заметно с берега, но быть готовым мгновенно двинуться на помощь передовому отряду, как только раздастся условный сигнал. Сам же с несколькими ладьями смело приблизился к берегу. День обычного торга не предвещал никаких неожиданностей, поэтому стража спокойно отнеслась к небольшой флотилии (большинство воинов спряталось внутри судов, оставив только несколько человек – стражей ладьи). Олег, богато одетый, сошел с несколькими своими людьми на берег и объявил подошедшим к нему представителям торга, что он – купец, едущий в Византию по поручению князя Олега и у него есть для киевских князей ценный и тайный подарок, не предназначенный для чужих глаз. Те, ни о чем не подозревая, передали услышанное князьям.

И когда князья вышли к ладьям с малой почетной стражей, то их внезапно окружили выскочившие с кораблей Олеговы люди.

Позднее летописцы напишут, что Олег обличит Аскольда и Дира, что они-де не княжеского рода, в отличие от него, Олега и Игоря, сына Рюрика, которого он им покажет, держа на руках. Но это будет позднее. В скоротечном бою с опытными воинами нет времени на разговоры, как нет в нем места и ребенку. Киевляне все были людьми опытными в боевых искусствах и заводить с ними речи до сечи – заранее проиграть все. Нет, их порубили сразу. Как сразу же был подан сигнал боевым рогом остальному войску. И вскоре против толпы гневных киевлян, среди которых редким вкраплением виднелись дружинники, стояла монолитная стальная стена северных воинов. Вот тогда наступило время речей. Никто не думал – ни свои, ни пока чужие – что человек может быть столь искусен в речи. Таких называют златоустами. Олег сказал все, что слышал сам и о чем думал последние три года. И победил – Киев его простил и принял, признал и наградил, поставив над собой. За что получил тут же от Олега звание-прозвище «мать городам русским».