История вторая. Конкубина консула

– Я попытался вытащить благородного Мария, но не слишком преуспел. Сошлись на том, что смертный приговор будет вынесен всем. А патриция Мария я помилую императорским указом. И отправлю в изгнание в его владения на окраине Империи. Без права появляться в столичных мирах. Консулу это не понравилось, но он принял разумность такого решения. Его условие: брат будущего императора должен быть ограждён от влияния семьи.

Понятно, почему благородный Вителлий разозлился. Из пасти добычу вытащили!

– А где он сейчас? Сын патриция Мария?

– В Академии. Дети чистокровных как правило отправляются в Академию. Патрицианки согласны их терпеть, но не больше положенного. Мальчик имеет задатки адмирала флота. Если не сорвётся. Руководство Академии предупреждено. Может быть вы с благородной Калерией навестите ребёнка? Она разумная женщина, когда не ревнует…

– Их отпускают на каникулы… а куда ребёнок поедет, если его "оградят"? Сюда? На военную базу? Под крыло к благородному Азинию? Если он выжил…

– Выжил-выжил… И даже получил очередное повышение. Теперь командует турмой. Кстати, хорошая мысль, Воробышек… я в его годы предпочёл бы провести каникулы на военной базе. Хотя рос с любящими меня и друг друга родителями… Тебе предоставят его личное дело. В конце концов, ты его мать.

– Нет, мой Император. Я его родила, но матерью для него не являюсь. Я в его глазах – "существо"!

– Довольно! Ознакомишься с досье всех троих: благородных Мария и Калерии и их сына. Мы не можем разбрасываться перспективными кадрами. Позаботься, чтобы твой первый сын стал опорой будущему Императору. Нет! Легат-прим позаботится об этом сам. Ты, – не будешь мешать.

– Да, мой Император! Кстати, у ребёнка есть имя?

– Ох, легата-прим здесь нет, Воробышек! Он бы тебе сказал! Есть у твоего первенца имя, а как же! Фавст Марий. Курсант Военной Академии, пятого года обучения. Отличник.

– А благородная Калерия в ссылку не собирается?

– Пока что, благородная Калерия вместе с прочими жёнами сенаторов дежурит возле тюрьмы.

Задумалась в очередной раз над нелёгкой жизнью патрицианки… потом решила не забивать себе этим голову. Спросила только:

– А что будет с жёнами сенаторов?

– Воробышек… Законы Республики отправляли на плаху всю семью, включая детей старше пяти лет.

– Ты говоришь не о том! Вы строите Империю! Что говорят об этом законы Империи?

– Мы не будем плодить недовольных, Воробышек. Кроме сенатора Мария все прочие семьи нас не интересуют. Если бы не твой сын…

– Я бы ничего не узнала. Так?!

Император ласково поцеловал меня…

– Разумеется. Зачем тебе это? Легат-прим абсолютно прав: оставляя семью благородного Мария в живых мы рискуем. Их надо напугать. Напугать до такой степени, чтобы ни сам благородный Марий, ни его супруга даже не помышляли о заговоре. Поместье сенатору выделят на территории герцогства Вителлия Севера. Наблюдение будет тотальным. Нынешние владения сенаторов подлежат конфискации.

– Не сомневаюсь! Соратников нужно поощрить!

– Именно так. Воробышек… мы все учили историю. Не надо делать вид, что наше поведение выходит за рамки.

– Не всегда уничтожались семьи…

– И к чему это приводило впоследствии?

Молчу… Император прав. Легат-прим тоже прав. Зачем мне лезть в мужские игры? Надо предупредить благородную Калерию, чтобы не рыпалась. Шаг вправо, шаг влево…

– Их не будут провоцировать? Благородного Мария и его жену? Позвольте им доживать спокойно. Им не так долго осталось жить…

Сказала, и опять пожалела, что не откусила себе язык! Кому я это говорю?! Императору совершенно точно осталось жить меньше десяти месяцев. А тут я ещё…

– Воробышек, не расстраивайся. Ты не обидела меня.

Усадил меня на колени, заглянул в глаза, улыбнулся:

– Ты не могла бы сменить одеяние? Меня пугает этот балахон. Легата-прим ты им не оттолкнёшь, Воробышек. Вителлий Север принял решение оставить тебя себе. Смирись. Он обычно добр к женщинам. И тебе будут завидовать. Практически каждая свободная женщина мечтает о месте рядом с легатом-прим. И не только свободные…

– Я – "дорогая мамочка". Он ненавидит таких как я.

– Я не заметил в легате-прим ненависти, Воробышек. Он заботится о тебе… Старается быть добрым…

– Он меня высек! Ремнём! И был груб со мной! Запретил носить открытую одежду! Мне следует одеваться по форме? С значком "обслуги"?

– Тихо… Тихо… Воробышек… Это военная база. Открытая одежда может спровоцировать… Ну… ты не маленькая, сама должна понимать. Твои красивые платья никто не запрещал. Ходи как принцесса, или как воин.

– Можешь ходить как лучник. Кариссима, у тебя четверть часа. Покажешь, как стрелять из боевого лука.

Повернула голову: стоит возле дверей, к счастью закрытых. С лёгкой насмешкой разглядывает меня в дурацком чёрном балахоне. Разозлилась. Слезла с колен Императора, отправилась к себе. Переодеваться. Сделала себе замшевую куртку и брюки, в качестве обуви – чувяки. Под куртку – рубашку из тонкого льна с вышивкой по верхней части и воротнику. И вместо белья – короткую сорочку, высокие носочки и кальсоны, как у мужчин. Длинные, чтобы брюки не доставляли неудобства. Куртка и брюки отделаны замшевой бахромой и шнуровкой. На голову повязала болотно-зелёную шёлковую бандану. Уложилась в десять минут. Скоро на время одеваться начну!

Вышла в гостиную, – мужчины заканчивают обедать. Скромно села в уголке. Жду.

Глава шестая:

О стрельбе из лука, испытаниях по управлению флаером, а также о хулиганской выходке декуриона Азиния и реакции Вителлия Севера на отчёт о пребывании Воробышка в другом мире.

На стрельбище отправились втроём. Император, держащий меня за руку, и легат-прим. Ага, и преторианцы. Куда же без них!

– Мне надо пристреляться. Я давно не стреляла из лука. Больше семи месяцев.

– Без проблем, кариссима.

Я, не веря своим глазам, беру в руки свой (!) лук. Смотрю на легата-прим. Без возмущения, но требуя ответа.

– Доставили из моего поместья, кариссима. Все твои вещи находятся там. В резервации не осталось ничего.

Император легонько сжал мою руку. Он прав, конечно… Но как же хочется устроить скандал! Контролирую дыхание… Вдох, выдох… Надеваю кожаный наручень, для защиты левой руки от удара тетивы. Надеваю собственно тетиву, пройдясь по ней пальцами, проверяя её состояние. Цепляю колчан со стрелами. Наконец, надеваю перчатки и встаю на линию.

Отрешаюсь от всего. Нет проблем, нет вопросов, нет ничего. Только я и цель. Расстояние – шестьдесят метров. Нормально. Делаю вдох, стреляю. И ещё раз… И снова… Квалификация потеряна. Раньше мне удавалось "повесить в воздухе" семь стрел. Сейчас, – только три. Позор мне! Хоть цель не разучилась поражать… и на том спасибо. Надо восстанавливать форму.

Не обращаю внимания на зрителей, включаю хаотично движущиеся мишени. Есть только я и они. И полёт стрелы, связывающий нас на мгновение. Отстреляла все тридцать штук, и только потом повернулась к зрителям. Легат-прим вызвал результат поражения мишеней. Высоко поднял брови. Да, в цель я попадаю.

– Кариссима, я в восхищении.

И, тронув свой наруч:

– Сведения обо всех лучниках. И о покупателях, или заказчиках луков. Всю информацию подробно.

И тут же вопрос ко мне:

– Сколько чистокровных могут стрелять из лука так же? Или лучше? Или чуть хуже?

Смотрю на консула Вителлия, и не могу понять: что его так взволновало. А он похож на хищника, учуявшего давно потерянный след.

– Поразить намеченную цель могут все. Подвесить в воздухе несколько стрел… Я знаю троих, не включая меня. Но это не потому, что я такая талантливая. Просто мне нравится стрелять из лука. А кому-то больше по душе пришлось фехтование боевым ножом. А кто-то предпочитал бой без оружия… Нас учили владеть всеми видами оружия на уровне мастера высокой ступени. И только потом позволяли делать предпочтения.

– Ты хорошо владеешь ножом, кариссима. Но не на высшем уровне.

– Лично я фехтованию боевым ножом предпочитаю приёмы открытой руки.

– Даже так? Интересно…

– Люк… Это моя конкубина. Не доброволец в корпус десантников, а женщина. Не надо испытывать Воробышка на прочность.

– Как пожелает Император…

Преторианцы бу́хнули сакраментальное "Слава цезарю!". Разговор на этом закончен. А вот испытания всё равно меня не минуют. Легат-прим их просто отложил… Попросилась полетать. Император и консул очень (!) заняты. А больше меня ни с кем не выпустят. Легат-прим специально повторил для непонятливых:

– Конкубина Императора может покидать базу только сопровождая Императора. Либо под моим личным присмотром. Исключения не допускаются.

И отправили меня опять в каюту Императора. Разобиделась, оделась по-восточному, волосы заплела в сорок косичек, сижу ковёр тку. Жалко, что поэтического таланта во мне не наблюдается… Сочинила бы поэму о нелёгкой женской доле… Задумалась: для чего Пенелопа распускала сотканное за день… Нитки, что ли, экономила? Непонятно… всё равно, то, что попадает в мусоросборник разбирается там на элементарные частицы… Безотходное производство…

– Полетаем, кариссима. У меня есть сорок минут.

– Я конкубина Императора, благородный Вителлий Север.

– Я помню, кариссима.

Серьёзным тоном. Да ещё и утвердительно кивнул. Дважды. Идиоткой меня выставляет! Начинаю злиться. Пытаюсь вспомнить, чему меня учили, контролирую дыхание. Это затруднительно сделать, когда тебя тащат за руку по коридорам базы. Хорошо, хоть не за шкирку волокут. Преторианцы невозмутимо обеспечивают безопасность. Им это легко сделать, потому что бубенчики в каблуках моих туфель предупреждают встречных непрерывным перезвоном.

Попыталась выдернуть руку, чтобы идти-бежать самой. Лучше бы я этого не делала. Оказалась стоящей на цыпочках возле стены вмиг обезлюдевшего коридора. Легат-прим удерживал меня за горло одной рукой. В глазах – ледяное бешенство:

– Кариссима, не зли меня.

Моргая стараюсь выдержать взгляд благородного Вителлия. Не моргать, не получается. Страшно очень. Что его опять взбесило? Как я буду с ним жить? Сидеть в подвале? В одиночной камере? Или без права покидать пределы спальни консула? А преторианцы – не вмешиваются. Почему? Это другая смена… или?

– Чьи это преторианцы, благородный Вителлий?

– Мои, кариссима. Будут меняться с преторианцами Императора. Ребятам нужен отдых.

Нет, я не испугалась. Просто потому, что уже достигла своего предела. Меня даже барон Алек так не пугал. Барон был в достаточной мере предсказуем. А легат-прим… То улыбается, то рычит… Теперь вот руки распускает. А преторианцы вмешиваться не будут. Им плевать на всех, начиная с Императора. Их закон – слово благородного Вителлия. И я, включила "дорогую мамочку". Смотрю ледяным взглядом на дерзко посягнувшего на "не входящую в действующий реестр", меня. И молчу. О чём мне, чистокровной, говорить с патрицием? Правильно! Не о чем нам разговаривать!

Консула как будто обожгло. Отшатнулся, смотрит с ненавистью. И желанием. Я, за время общения с Зигги, научилась распознавать взгляды мужчин. Желание никуда не делось. Если не удастся вернуться в мир Зигги, мне придётся очень несладко. Очень. Я не смогу укрыться в резервации, меня там уже ни в одном списке нет. Да они и не смогут меня защитить. И ребёнок! Наследник Императора, усыновлённый легатом-прим. Придётся "держать марку". Постоянный контракт. С благородным Вителлием Севером. Жуть! Истерику, что ли, закатить?..

Консул Вителлий пришёл в себя. Отпустил моё горло, протянул мне руку, чтобы я могла опереться. Вцепилась в неё, потому что ноги ослабли. Подождал, пока я справлюсь с накатившей слабостью, и мы спокойно пошли к ангарам. Преторианцы легата-прим тенями двигаются, окружая нас.

Плита, перекрывающая вход в ангары отразила дивную в своём роде картину: легат-прим хищно-грациозный в полном воинском облачении, стилизованном под форму командования римских легионов: нагрудник с мордами: на одном плече – львиная, на другом – драконья. Вроде бы раньше были только драконьи? Поножи, наручи… Алый плащ паучьего шёлка трепещет, реагируя на малейшее движение. Шлема нет. Шлем с гребнем изображает голограмма защитного поля. Пока выключенного. Когда поле включается – голограмма становится "вещественной". Преторианцы соответственно в доспехах легионеров. Рядом с этими суровыми воинами я выгляжу чуть ли не ребёнком. Я – не хрупкая, но сравнительно с легатом-прим, да ещё и одетая в восточную одежду – как кошка рядом с тигром. Вроде бы тоже "семейство кошачьих", – но какая разница! В тяжёлом парадном платье я выглядела бы гармоничнее. Вот только в парадном одеянии – за штурвал не сядешь. Запутаешься в юбках и рукавах…

– А почему морды разные?

– Ты о чём, кариссима? А-а-а… морды… Львиными мордами отделывается нагрудник консула, драконьи – отличие легата-прим. Поскольку эти две должности в Империи совмещены, то "морды разные".

И ехидно улыбается. А мне не до смеха! Легат-прим командует первым эшелоном. Всегда. И живут они, легаты-прим, как правило, не слишком долго. Особенно в период войн и волнений. А войны точно будут. Наши соседи захотят проверить "остроту клыков" новорождённой Империи. Императору жить меньше года, наследник ещё ребёнок…

– Если тебя убьют, наш сын погибнет тоже! Раздели должности!

– Кариссима, ты милая девочка, и ножки красивые… занимайся своими платьями. И не лезь в то, о чём не имеешь понятия!

Последнюю фразу легат-прим прорычал, склонившись ко мне почти вплотную. Захотелось впиться зубами в глотку придурка, не желающего понимать, что политика намного грязнее войны. Сдержалась. Скромно опустила глаза. Восточные женщины не орут на мужчин. Во всяком случае, – не при свидетелях…

Уселись во флаер. Гонял меня злой консул, как на выпускном экзамене. Высший пилотаж, – это ещё семечки. А вот плааавно проплыть над местностью, чтобы травинка не шелохнулась, когда уже руки-ноги сводит от желания скорости!.. И вводные: не работающие системы, перегруз на борту, и тому подобные прелести бытия… Выбралась из кабины мокрая, как мышь под метлой! И… ничего мне не сказал! Повернулся, и пошёл к выходу. А там… Мама!.. На всю стену – голограмма нашего с консулом Флавием выхода. Ветер дует, юбка моя разлетается, открываясь до кромки жакета. А жакет – на восемнадцать сантиметров ниже линии талии. И всё. Сорочка батистовая, мало что тонюсенькая, так ещё и с вышивкой ришелье, – в прорези проглядывают резинки пояса, и краешки чулок. Ноги видны практически на всю длинну. То, что не открыто, – вполне просвечивается. И снова, и снова – автоматический повтор. Выходим, ветер, разлетающаяся юбка… Стоп кадр на самом интересном месте… Юбка опадает. И снова… снова… снова…

Меня разбирает дурацкое хихиканье… Ну, – хулиганьё! Боюсь смотреть на консула Вителлия. А, может быть, он уже это видел? С чего он про ножки упомянул?

Консул, не сводя глаз с голограммы, тронул наруч. Потом задумчиво сказал в пространство ангара:

– И кто же это столь оригинально выражает свои верноподданнические чувства?..

Захотелось застрелиться. Даже мне. В ангар строевым шагом вошёл декурион Азиний. Отсалютовал, и замер, поедая глазами легата-прим. Вспомнила старую шутку (шутку ли?): "Подчинённый должен иметь вид лихой и придурковатый. Дабы разумением своим не смущать начальство!" Вот декурион в точности исполняет эту рекомендацию. Вспомнился Франц. А так ли глуповат он был? Сестрица, – та, бесспорно, без царя в голове. А вот брат её? Впрочем, не о том думаю! Сейчас надо думать об убежище. Как добраться до Императора. Ни на шаг не отойду! Съест ведь меня консул! Без соли съест!

– Слушаю тебя, благородный Азиний.

Вот после этого вопроса, декурион побледнел. Почему? Начинаю думать… Не понимаю. Обкатываю слова на языке… не понимаю!

– Мой консул…

– Говори, благородный Азиний.

Похоже, декурион сейчас заплачет. Преторианцы смотрят бесстрастно, но в том, как они стоят, неуловимо проявляется сочувствие к декуриону. Учат их, что ли, этому? Стоп! Вот оно! Легат-прим не назвал благородного Азиния декурионом. Другой причины я не вижу. Благородный Вителлий даёт понять благородному Азинию, что тот заслужил разжалование? Благородный Азиний собрался с силами и отрапортовал:

– Поступило распоряжение имперской канцелярии, что в каждом присутственном месте должен быть голографический портрет Императора. А у нас была только эта голограмма.

– И вы сочли возможным поместить голограмму на которой все видят только задранный подол конкубины Императора?

– Виноват, мой консул!

– Виноват. С законом об оскорблении Величества ознакомился?

Смотрю на абсолютно белого декуриона, лихорадочно вспоминаю законы, передаваемые по всем информационным каналам, начинаю икать. Интересно, я тоже подпадаю по действие ЗОВа (ЗОВ – Закон об Оскорблении Величества)? Или к конкубине Императора он в данном контексте не относится? Хотя… Была бы собака, а палка найдётся. Ой, как нехорошо… Рука консула накрыла мои пальцы. Вздрогнула, чуть не вскрикнув. Оказывается, я вцепилась в его руку так, что мои пальцы побелели.

– Кариссима… Что с тобой?

И, повернувшись к благородному Азинию, яростным шёпотом:

– Голограмму убрать! Все архивы почистить! Всем причастным молчать! Под ЗОВ попадают все, кто знает об этой глупой выходке. Понял меня, декурион?!

Впервые увидела, как возвращаются к жизни уже попрощавшиеся с ней. Забавное зрелище… Не хотелось бы мне так развлекаться. Воспрявший Азиний умчался, отсалютовав консулу. Преторианцы с обожанием смотрят на своего командира, а я жду волны ярости, которая сейчас обрушится на меня. Виноватые помилованы, осталась только я…

– Отчёт о практике, кариссима, представишь мне завтра.

– Благородный Вителлий дал мне три недели…

– Завтра. Основные сведения. Я скажу, что требует уточнения.

Кивнул главе караула:

– Проводить в каюту Императора.

И ушёл. А меня, с почтением, препроводили туда, откуда взяли.

Переоделась в комбез от Серых лордов. Сижу, настраиваюсь на отчёт. Мыслей, прямо скажем, немного. Самое страшное, что писáть не о чем. Я ничего не знаю о жизни вне баронств, так что откровенная лажа не прокатит. Я просто не сумею достоверно солгать. Потому что моя жизнь на Новом Вавилоне проходит в других условиях. В том мире о "дорогих мамочках" и слыхом не слыхали. Поэтому, скорее всего, мне пришлось бы как-то устраиваться в жизни. С нуля устраиваться!

Легат-прим сказал писáть основное. Буду писáть правду. И ничего кроме правды. А эмоции благородного Вителлия не интересуют. Слава Богу! Набросала короткий отчёт, указав продолжительность этапов моей жизни в том мире, названия которого я так и не знаю. Попала, пришла в город, замели в тюрягу, отправили в цепях к Серым лордам, прогулки с птенцами, возвращение в предгорья, баронства, лабиринт, замужество, возвращение в свой мир. Всё. Коротко об обычаях баронств, которые могли стать известны женщине, в основном сидящей в своих покоях. Бытовые условия. О благородной Софии и о долинах не написáла. Незачем.

Составила меню ужина, сижу, жду Императора. От нечего делать, продумываю свой костюм для визита в Академию… Благородная Калерия, наверняка оденется как подобает патрицианке: туника, стола, палла. Я такого себе позволить не могу. Чистокровным не разрешена такая одежда. Крыша едет, ничего не придумывается… Решила оставить на "потом". Легат-прим влетел в комнату, сразу оказавшись в её центре.

– Кариссима, написáла? Давай сюда.

Протягиваю благородному Вителлию свою писанину. Три листа. Всего лишь… Ну… он же сказал "коротко"…

Быстро проглядывает листы. Споткнулся на какой-то (я даже знаю на какой!) фразе. Поднял голову, уставился на меня. Страшно… Усмехнулся и продолжил чтение. Сервировала кофейный столик. Учуял запах кофе, отвлёкся. Что там читать?!

– Значит, замужем за бароном… Надеешься вернуться…

Смотрю без вызова (я не самоубийца), но глаз не опускаю. Консул Вителлий на спрашивает, – констатирует факт. Отвечать нет необходимости. Допил кофе, не прикоснувшись к еде, аккуратно поставил чашку, встал и молча вышел. Я прибрала стол, потом поймала себя на бессмысленном переставлении предметов с места на место. Села и руки сложила. Руки мелко подрагивают. Я с консулом Вителлием нервный срыв заработаю. Встала. Походила по комнатам… Вышла из каюты Императора, отправилась на полосу препятствий.

Из кают-компании слышится музыка. Кто-то играет на рояле. Ну да, в Академии их обучают и музыке в том числе… Музыка тихо плачет и яростно кричит. Рвёт душу в клочья. А потом ласково шепчет, убаюкивая. И опять вспыхивает пламенем… Кто же это играет? С таким талантом не в армию надо – на сцену. Не удержалась, тихо просочилась в абсолютно пустую, за вычетом музицирующего консула Вителлия, кают-компанию. Почему никого нет? Не любят музыку? Или боятся легата-прим? Я, наверное, зря сюда влезла. Преторианцы, мудрые, не пошли. За дверями остались. А я вот, как мотылёк на огонь, прилетела. Сижу теперь на полу, обняв колени, и шевельнуться боюсь. А мелодии сменяют одна другую. Церемонные и зажигательные, весёлые и печальные; они кружат в кают-компании, отражаясь от стен, и выплёскиваясь в коридор. Большинство мелодий я узнала. Почти все, кроме самой первой я когда-то слышала уже. Не в таком исполнении, но тем не менее. Сама я так сыграть не смогу. Ну и пускай. Буду слушать, как легат-прим играет…

– Не сиди на полу, кариссима.

– Я не хотела помешать благородному Вителлию.

Молча подал мне руку, поднял и выпроводил из кают-компании. И двери за мной закрыл.

Преторианцы лучась неодобрением проводили меня к полосе препятствий. Бегаю-прыгаю-ползаю-скатываюсь-взлетаю, оттолкнувшись… До седьмого пота, до потери дыхания… А музыка рыдает внутри меня, терзая душу… Уселась на пол в уголке, дав себе установку на уменьшение пространства. Сжавшись в комочек, если проще…

– Воробышек, что с тобой?

Подняла голову, смотрю на благородного Флавия. Опомнившись, встаю, почтительно кланяясь Императору.

– Пойдём домой, Воробышек. Завтра тяжёлый день.

Отвечая на мой вопросительный взгляд, поясняет:

– Завтра суд над сенаторами. Исполнение приговора. Тебе присутствовать не обязательно. Разве что сама пожелаешь.

Обалдело смотрю на Императорское Величество. Похоже, у кого-то съезжает крыша.

– Если Император позволит, я лучше дома посижу. Исполнение приговора и без меня найдётся кому проконтролировать.

Наконец-то улыбнулся, и повёл меня за ручку домой. Метнулась к автомату, включила приготовление ужина, бегом в душ и переодеваться в домашнее платье.

Глава седьмая:

О разговоре с первенцем, нарушении дисциплины Вителлием Флавианом, а также о ревности легата-прим.

Смотрю на изображения с камер наблюдения. Как я и думала, благородная Калерия явилась в одежде патрицианки. А я так и не придумала, в чём мне идти…

– Кариссима, ты ещё не готова?

– Я не знаю, что надеть…

Сказала, и испугалась. Зигги после подобных слов распсиховался. А реакцию легата-прим страшно даже представить.

– Ты конкубина Императора, кариссима. И не можешь дважды появляться в одном и том же наряде. Где тот кусок ткани в котором ты демострировала мне свой бок?

– В мусоросборник отправила! Ты мне запретил в нём ходить. Угрожал! А я, – мать твоего сына.

– Не говори ерунду, кариссима. Я запретил тебе ходить в нём на военной базе. А посетить в этой одежде Академию ты вполне можешь. Рядом с благородной Калерией ты будешь смотреться забавно.

С негодованием смотрю на благородного Вителлия. Позавчера я внутренне рыдала под его музыку. Сегодня он надо мной издевается, и я готова его убить! Ещё раз взглянула на одежду благородной Калерии. Отправилась делать себе сари. Ярко-голубое, с разбросанными по нему яблоневыми веточками с бело-розовыми цветами, оттеняющее серую стóлу и голубую паллу супруги патриция Мария. Чоли сделала тёмно-голубую. Заколола волосы в объёмную ракушку. На ноги сделала плетёные из ремешков сандалии на девятисантиметровой танкетке. А вот украшения я подобрать сразу не смогла… Прикладываю к себе то одно колье, то другое… Не знаю…

– Кариссима, хватит крутиться перед зеркалом.

Повернулась высказать возмущение, уткнулась носом в парадную форму консула Империи. Вот зачем подходить так близко?! Посмотрела в зеркало, протянула руку к шкатулке, полученной мной утром из рук Императора. Благородный Вителлий взял её у меня из под руки, сдвинул боковую планку, нажал на кнопку, и шкатулка раскрылась, как цветок, демонстрируя все украшения. Легат-прим посмотрел на меня, сощурившись, и отобрал ожерелье бело-розового жемчуга и такие же браслеты.

– Надень это и пошли.

Воюю с замком ожерелья… Консул Вителлий забрал из моих рук украшения, и быстро надел их на меня. Потом, не оглядываясь, вышел из комнаты. Бегу за ним. К счастью, легат-прим решил поговорить и притормозил, дожидаясь меня.