banner banner banner
Подарки зятя или Эльфийское проклятье
Подарки зятя или Эльфийское проклятье
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Подарки зятя или Эльфийское проклятье

скачать книгу бесплатно


Михаэль удивлялся каждый раз, как Полина умела оставаться такой очаровательной, говоря о себе, казалось бы, неприятные вещи. Лёгкой, уместной и… удивительно манящей. И пусть в её словах имелся смысл, душой он в него не верил. Немец с большой теплотой относился к Сесили и Элис, но разве их можно любить иначе, если не по-братски? В силу юного возраста и неопытности в них не угадывалось и толики магнетизма, что сводил мужчин с ума, суля им прекрасное времяпрепровождение в будущем и горяча их кровь. Оно – это время, – никак не могло сравниться с тем спокойствием и домашним уютом, которое Михаэль испытывал рядом с девочками Вудсток, но это ещё вопрос, считать ли это спокойствие преимуществом или же… скукой?

Михаэль зажмурился, осознав, как дурно рассуждал и как несправедлив был к девочкам. Конечно, конечно, он не считал Элис и Сесили скучными! У них богатый внутренний мир, и хорошее воспитание, и преданное сердце… Но как же это всё теряло смысл по сравнению с миссис Сазерленд и её шармом и обаянием, умением зажечь даже самого безразличного человека, этой странной тоской в глазах и туманным прошлым… Её пухлыми губами, гибким, изворотливым станом и манящим кокетливым взором… Нет, он никогда не сможет полюбить девочек Вудсток «в том самом смысле», это рыцарство не для него. Один сладкий риск оправдывал тысячи праведных жизней!

– Я тоже была когда-то такой, – прошептала Полина, заметно посерьёзнев, пока ветер трепал её светлые локоны. Он промолчал, а она устремила взор вдоль Темзы и скользивших по ней пароходов, – хотя нет, такой не была… Даже неопытность не гасила во мне огня. Уильям становился порой так ревнив!

– Могу себе представить, – хрипло пробормотал Михаэль.

Разговор принимал опасный оборот, и она откашлялась, натянув привычную улыбку, отошла от бордюра. Лишь на секунду миссис Сазерленд позволила себе быть слабой и… настоящей, но Михаэль всё равно приметил этот миг и запомнил его на всю жизнь. Уильям и её прошлое… Как бы он хотел копнуть в него поглубже! Но не будет ли это бестактностью с его стороны?

Нет, если подойти к вопросу с умом!

– Бенджамин, – рассмеялся он, подсмотрел, как это делала Полина, и повторил за ней, – ваш сын. Такой непоседа. Весь в вас, не так ли?

– Вовсе нет, – подхватила она, как будто и сама хотела заговорить об этом, но всё не решалась, – он копия моего мужа. Уильям даже имел медаль по академической гребле!

Михаэль слушал, ловя каждое слово, пока она рассказывала о себе, умалчивая всё же кое-какие детали. Полина Сазерленд, в девичестве Браун, родилась в портовом городе Уэймуте, графстве Дорсет, и всё детство бегала со старшим братом на причалы смотреть, как оттуда отбывали корабли. Её отец, голодный интеллигент, обожал музыку, виртуозно играл на скрипке и зачастую давал импровизированные концерты для прохожих на улицах, собирая в шляпе жалованье на целую неделю вперёд. Музыкой он всё же зарабатывал немного, а мать-швея всю жизнь мечтала о своём ателье, но и по сей день портила глаза дома под лампой. Брауны жили бедно, но счастливо, а Полина, унаследовавшая от отца любовь к музыке и сцене, мечтала о карьере балерины.

– Я хотела поступать в балетную школу в Лондоне, – вещала она, смеясь, но эта улыбка граничила со слезами, а птицы, радуясь наступлению весны, с весёлыми переливами летали над их головами, – отец поддерживал меня, водил на дополнительные платные уроки, которые давала некая обедневшая русская графиня в Дорсете, копил денег на моё обучение. Я даже жила в частном пансионе, где меня и горстку других девчонок день и ночь мучили у станка, но потом началась война, и я, как и многие мои подруги, стала сестрой милосердия. Познакомилась с Уильямом, а там и превратилась в хозяйку «Авроры». Вот и вся моя история!

– Вы же сами говорили, что в вас жил огонёк. – Михаэль подхватывал её полусерьёзный тон, который казался ему теперь весьма естественным, когда он уже так привык к нему. – Пока жили в пансионе, неужели не бегали в соседний мужской корпус? Ведь в вашу труппу наверняка принимали парней!

– Так вот вы какой, герр Штерн! – удовлетворённо протестовала она и вся зарумянилась. – А притворялись таким степенным!

Разговор полился так легко и просто, что оба позабыли все неравенства – возраста, пола, национальности, – которые сковывали их до этого. Полина осмелела настолько, что встала в позицию, а затем, отдавшись во власть ностальгии, грациозно затанцевала по тропинке.

– Что вы делаете? Это балет?

– Он самый! Движение называется «Battement tendu». А вот «Port De Bras»… А ещё па де баск-па де баск! Сможете повторить? Ну же, смелее!

Её смех был звонче, чем перелив колокольчиков, и Михаэль не нашёл в себе сил сопротивляться, когда она, такая счастливая, утянула его за собой для вальса. Прохожие оборачивались на них, а кто-то неодобрительно хмурил брови – сколько шуму среди белого дня! – но молодые люди не замечали этого.

– Но я не умею так… Я в жизни не танцевал вальса!

– И не надо. Я научу вас! Повторяйте за мной. Раз два три! Раз два три! Да у вас отлично получается… Вот видите?

Через несколько часов, когда Полина всё-таки привезла его в пансион, Михаэль поднимался по ступенькам за ней как заторможенный и, не разбирая её речей, всё время хватался за затылок. Будто молотком по голове ударили! Миссис Сазерленд, напротив, очень быстро пришла в себя – словно между ними ничего не случилось, – и, болтая о том о сём, впустила его внутрь, звякнула ключами. А ведь случилось, случилось! Он слышал её искренний смех и видел пламя в её глазах, держал в руках её стан. А ещё она поделилась с ним многим сокровенным, стояла так близко, что… У дверей зазвенел колокольчик, но Михаэль ещё ощущал себя как в тумане. Полина передала пакеты с овощами в руки экономке и кухарке, дала им несколько распоряжений о сегодняшнем ужине и, заболтавшись с дворецким у лестницы…

– Ну наконец-то! Где ты только пропадал столько времени?!

Сесили пришлось помахать несколько раз перед Михаэлем ладонью, чтобы тот хотя бы заметил её и Элис. Затем парень зажмурился, как будто у него нестерпимо разболелась голова, а, когда Сесили в гневе протараторила целую речь – мы думали, что ты в Темзе утопился! Хотя бы слово нам сказал, а то ведь волновались! – пробормотал только: «Простите. Я не подумал».

– Эй, – никак не унималась Сесили и щёлкнула несколько раз пальцами, но он всё равно смотрел куда-то на лестницу и не откликался, – ты слышишь нас? Мы говорим: через неделю наш зять приезжает из Америки. Ну тот, жених Маргарет. У нас тут будет грандиозный вечер, все постояльцы в гостях. Поэтому миссис Сазерленд и ездила сегодня весь день за покупками. Ты тоже приглашён. Будешь?

– Что? – Михаэль пару раз моргнул и только тогда осознал, что находился в гостиной комнате пансиона, где, как всегда, полно народу: старый Вудсток курил сигары у камина, мисс Стинг вязала в кресле у окна… – Да-да, конечно. А сейчас я пойду в свою комнату, очень устал. Поговорим позже, ладно? На чердаке сегодня ночью.

Прошло пару секунд, прежде чем вопрос наконец дошёл до Михаэля, но за это время Элис уже поймала направление его взгляда, и комок припал к её горлу, а нижняя губа задёргалась от обиды.

– Мог хотя бы «спасибо» нам сказать, – глухо бросила она ему в спину и запахнулась шалью до самого носа. – Мы, между прочим, родных разгневали, чтобы помочь тебе.

Михаэль виновато потупился. Что-то кольнуло его в районе рёбер, когда, видя, как Элис хмурила лоб, он вспомнил ночь на чердаке пару дней назад. Именно тогда она впервые пародировала перед ним и Сесили Чарли Чаплина в сцене со слепой девушкой из «Огней большого города», помахала в воздухе импровизированной тросточкой и невидимым цилиндром, а он поверил в её актёрский талант и захохотал от её пародии так, что заболел живот. То, какой увлекающейся натурой она была, впечатляло – не каждый способен на такую глубину чувств! – поэтому Михаэль не сомневался: когда она повзрослеет, то обязательно добьётся успеха если не в кино, то хотя бы в театре.

В ту ночь Элис точно так же хмурилась, но не всерьёз, и он улыбался и грустил вместе с ней, когда слепая девушка не сразу узнала Маленького Бродягу после того, как прозрела. Теперь же она злилась по-настоящему, злилась на него и из-за него… Но за что? И почему?

Михаэль впервые задумался о возможной причине, и она поразила его. Его лоб разгладился. Он скрылся за поворотом, чтобы перебороть противоречивые чувства: безоговорочное обаяние миссис Сазерленд, разочарованное личико девушки, которую он меньше всего на свете хотел обидеть. Сесили проводила его взглядом. Она заметила, как помрачнела сестра, и посмотрела туда же – на лестницу. Догадка, которая пришла к ней, оказалась неутешительной – ну, конечно же! Cherchez la femme! – и она с тяжёлым вздохом заключила:

– Вот же… Сирена! Ещё один моряк погиб на её рифах…

Ресницы Элис дрогнули, но она ничего не ответила.

Глава 5

Сесили любила семейные празднества не только потому, что обожала суету, что царила в доме перед приходом гостей, но ещё и из-за возможности испробовать свой фотоаппарат «Leica II» во всей красе. Купленный ещё до войны, её лучший друг, на свою беду, имел «немецкого производителя», из-за чего и до сих пор не сыскал расположения полковника Вудстока. Впрочем, другие члены его семейства тоже не жаловали вездесущий объектив и вздрагивали каждый раз, когда «эта маленькая коричневая коробочка» показывалась из-за угла.

– Улыбочку, мама!

Щелчок прозвучал так неожиданно, что миссис Вудсток, помешивавшая тесто для будущих эклеров в миске, вздрогнула, приложив к сердцу руку. Бигуди, что она всё утро аккуратно нанизывала на каждый волос как бусинки, подпрыгнули на месте, а мистер Вудсток загоготал в голос:

– Мне нужно было взять эту коробочку на фронт, Сис, – всё ещё хохотал Джордж, приковыляв на трости из гостиной, и издевательски попенял жене пальцем: – Что, испугалась, душенька?

– Сесилия, милая, – с материнской чуткостью просила дочку Элайза, поправляя пояс розового домашнего халата, – убери его, пожалуйста. Ты не видишь, как я одета? У нас даже праздничный торт ещё не готов!

– А вот эту я подпишу так: «Мама в ожидании зятя», – ещё один щелчок не заставил себя долго ждать, после чего Сесили всё-таки подчинилась матери и медленным шагом вышла из кухни. Улыбка не сходила с её лица. Пусть родные и ворчали сейчас, через пару лет они подерутся за возможность взглянуть на себя из прошлого хоть глазком. Ведь она уже через это проходила!

Пансион и правда с самого утра стоял на ушах, а миссис Сазерленд, любезно допустившая, чтобы под её крышей устроили семейные посиделки, предоставила Вудстокам возможность безраздельно пользоваться прислугой, и даже сама хлопотала по дому. Милая, отзывчивая Полина! Разве её можно любить больше? Элайза Вудсток нашла в её лице огромную поддержку, так что теперь все от кухарки до швейцара носились по дому с цветами и подарками, украшали каждый угол ленточками и бантами, а в воздухе царил такой терпкий липкий аромат, что Сесили не расставалась с носовым платком. Даже маленькие Россини, предчувствуя праздник в доме, бегали по коридорам вместе с Бенджамином и несколько раз сбили её с ног.

– А вот и моя любимая младшая сестрёнка!

Когда Элис показалась на лестничной клетке и, пропустив лакея с огромной вазой на чердак, вышла в коридор, сестра перехватила её на последней ступеньке и сделала кадр.

– Сеси, прошу тебя, – страдальчески вздохнула Элис, прикрывшись от объектива ладонью, но Сесили всё равно сделала пару щелчков с других ракурсов и потянула её к диванам. – Перестань!

– Эту я назову так: «Всю ночь меня мучили кошмары о даме в зелёном», – всё ещё дразнилась Сесили, чистя плёнку от неудачных кадров, пока Элис устало закатывала глаза, – или лучше просто: «Разбитое сердечко?»

– Иногда ты бываешь невыносима!

– Что за мешки под глазами, моя Алиса из страны Чудес? Только не говори, что плакала всю ночь из-за Мэри Поппинс, леди Совершенства?

– Не из-за неё, – прозвучал короткий ответ.

«И не из-за него, – размышляла Сесили, щурясь и поджимая губы. – Вернее, и из-за него, но и кошмары сделали своё».

Сесили улыбалась, представляя, какой её видели окружающие. «Что-то пёстрое и много шуму». «Вроде не совсем безалаберна, но всё время путается под ногами». «Ничем полезным не занимается, только сплетничает!». «Не умеет себя вести, не знает, где её место» и прочее «бла-бла», которое она с детских лет слышала от учителей и одноклассников и в которое даже верила. Чопорное, застёгнутое до последней пуговицы английское общество! Разве оно способно понять девушку, которая отказывалась жить, «как должна», и жила, «как хотела»? Элис сошла будто со страниц романа и мечтала о принце, Маргарет слыла любимицей директрисы в пансионе в Гилфорде – прилежная, умная, идеально воспитанная, – ну а средней море по колено!

Всем, конечно, не понравишься – и даже большинству не всегда, – но со временем Сесили смирилась и с этим, стала относиться к жизни с иронией и даже нашла в своём положении некоторые преимущества. Все вокруг недооценивали её – это же Сесили! Ну что с неё взять? – и, думая, что она ничего не понимала в этой жизни, теряли с ней бдительность. А у неё, между прочим, не только записная книжка подмышкой, но и немецкий фотоаппарат под рукой!

Элис по уши влюбилась в Штерна, а тот сох по Миссис Совершенству. Миссис Совершенство стала ещё большим совершенством с тех пор, как согласилась помочь с приёмом в честь Джереми Лоуренса, и их мать и отец теперь пели ей оды, которые доводили бедняжку Элис до слёз. Вспомнив о былой любви к уединению, сестра теперь всё чаще запиралась в комнате или ходила в кино на фильмы с Брандо, читала книги о любви и оплакивала собственную. Средневековые кошмары о леди Алисии тоже участились, и, слыша о них, мама всё чаще хмурила лоб. К врачу, правда, не спешила. А ведь раньше она каждое утро спрашивала именно Сесили, не снилось ли ей чего-нибудь, не ощущала ли она странных запахов, не видела ли вспышек света посреди дня. Ей ничего и никогда не снилось, зато снилось Элис…

Между Михаэлем и Полиной пока что ничего не произошло – Сесили бы знала! – но щенячьи глаза немца нервировали обеих его подруг. Что ещё? Ах да: про отца он им так ничего и не рассказал. Только просил его больше не упоминать. Да они бы и не стали, слишком замотались из-за Маргарет…

Так прошла целая неделя с похода в банк на Трафальгарской площади. Встречи на чердаке по ночам стали редкостью, и Сесили искренне жалела об этом. Любые разговоры с Михаэлем сейчас, конечно, сводились к Полине, но ей всё равно не хватало его рассудительного мужского взгляда на вещи и умных бесед, в которых она впечатляла его своим немецким. Как жаль: пресловутая любовь всегда забирала друзей! Скольких она уже потеряла?

И Маргарет, и Элис… Все туда же. С уст Мэгги не сходило имя жениха, пока она крутилась у зеркала, меряя шляпки, свадебное платье и белую фату. Сесили наблюдала за сёстрами с иронией и лишь надеялась, что, когда придёт её время, она хотя бы сохранит здравомыслие. А если даже и не придёт, то она уж точно найдёт себе занятие!

Джереми-Джереми-Джереми.

Добрый, деятельный, богатый, современный, жаль вот только не родовитый, а на вкус Сесили вполне себе такой обыкновенный. Она видела зятя всего один раз в жизни – прошлой весной в гостях у Уитманов, – но уже тогда отметила его неправильный прикус – очень уж любил улыбаться! – и слишком большой размер ноги.

Вот и все сведения, что ей и Leica II удалось собрать за последнее время.

– Убери его куда-нибудь, Сис. – Вечером, когда пансион наполнился битком, а фуршетные столы ломились от вкусностей, приготовленных мастерской рукой их матери, Маргарет всё же улучила момент и настигла Сесили у книжных полок. – Ты же меня позоришь.

– Как обычно. – Сесили щёлкнула фотоаппаратом так, что сестра ещё несколько секунд моргала, ловя звёздочки, – пора бы тебе привыкнуть.

Заострённое бледное личико Маргарет порозовело, а голубые глаза, каждый размером с дикое яблоко, заметали гнев и молнии.

Иной раз Сесили очень жалела, что сестринская связь никак не налаживалась между ней и Маргарет, и в такой ответственный день поклялась себе «не портить её дня». Мэгги столько ждала жениха, пока он решал какие-то важные вопросы по бизнесу в Бостоне, и со всей ответственностью выбирала платье – серое, блестящее, ниже колен, идеально сидевшее на её стройном стане, – озадачилась красным лаком на ногтях, и даже тёмные волосы убрала в высокую безукоризненную бабетту а-ля Брижит Бардо. Пожалуй, на весь пансион не нашлось бы дамы краше в такой день. Мэгги, конечно, та ещё зануда, но сердце-то у неё доброе. Сколько она в своё время защищала сестёр от нападок одноклассниц в школе? Лучше Мэгги никто не умел пристыдить!

За окном, где уже опустилась ночь, проскользнула тень машины, заезжавшей во двор, и свет от фар проник сквозь белые прозрачные занавески.

– Хорошо хоть перестали бегать на чердак по ночам с тем мальчишкой. Мы с мамой ужаснулись, когда узнали. Ладно другие ничего не заметили, а то вашей репутации пришёл бы конец. О, это он! Джереми!

– «Мы ужаснулись, когда узнали», – передразнила сестру Сесили и, убрав фотоаппарат в сумочку, снова достала его, сделала несколько щелчков сразу, – а вот это название лучше всех: «Брачные игры котов!».

Джереми Лоуренса встречали с повышенным вниманием всего пансиона, которым он явно наслаждался, а его будущая свояченица честно задокументировала всё действо на верном Leica II. Вот он, зять – точно герой какого-то блокбастера про американскую мечту, – загорелый, улыбающийся янки в белом костюме-тройке с торчавшей из кармана бутоньеркой и таким сильным американским акцентом, что закладывало уши. Высокий, стройный, с аккуратной рыжеватой щетиной и добрыми карими глазами. Не мужчина, а мечта!

– Мэгги Мей! Мэгги Мей, я прибыл! – крикнул он прямо с порога, сняв с макушки солнечные очки, и расставил руки в стороны. Мэгги с визгом бросилась жениху на шею, и он закружил её над землёй. Затем перецеловал в обе щеки всех без разбора – от тестя и тёщи до миссис Сазерленд, – а, когда очередь дошла до Сесили, она, сославшись на фотоаппарат, «чудом соскочила с крючка». Так быстро бежала, что чуть не опрокинула круглый столик с фруктами и зефиром.

Мама убила бы её. Они же всё утро сервировали его с Эдной!

– Нет-нет-нет, мистер Лоуренс. Видите? Я снимаю!

– Не нужно стесняться, Сесили! – подмигивал он ей по-родственному, возвращаясь к столу. – Ты ведь мне как сестра.

Первый кадр: Маргарет и Джереми пьют на брудершафт у фуршетных столиков, потом – мама говорит что-то зятю, прося его разрезать торт и какую-то ленточку, затем – взрыв хлопушки над их головами, конфетти и джаз.

– Американцы – щедры как никто другой. Вы же знаете, друзья! – Сверкая белоснежной голливудской улыбкой, Джереми достал несколько шершавых зелёных банкнот из кармана и раздал по одной детишкам Россини под аплодисменты и свист постояльцев. Музыку как раз сделали тише. – Мне несложно быть благодетельным. Правда, душа моя?

– Истина, – влюблённо вздохнула Маргарет. Сесили насмешливо вскинула брови. И жених, и его невеста те ещё эгоцентрики – а Джереми ещё и нарцисс! – но в том, что они безгранично любили друг друга, сомневаться не приходилось.

– Я для всех привёз подарки, – продолжал зять, подмигивая тестю и его семье. – Да-да, мистер Вудсток. Портсигар вёз из самого Каира… Вам точно понравится. Сесили, дорогая, выключи камеру… Мы же все свои. Кстати, где пропадает малышка Элис?

Сесили, поджав губы, запаковала фотоаппарат – этот янки и её сестра точно нашли друг друга! – встала у стены, и, пока Лоуренс бегал за подарками к новенькому блестящему Форду…

– Правда, а где твоя сестра? – спросил Михаэль, неожиданно появившись за её спиной, и, когда она ничего не ответила, удивлённо добавил: – Сис, чего молчишь? На тебя не похоже.

– А то не знаешь, – пожала она плечами и всё же освободила для него место рядом с собой у стены. – Опять в прятки со всеми играет. Из-за тебя, между прочим.

– Из-за меня? – удивлённо заморгал немец.

Сесили фыркнула, но предпочла отмолчаться. Элис очень разозлится, если узнает, что она наговорила лишнего. Разбирались бы сами!

– Будешь и дальше такими глазами смотреть на миссис Сазерленд… Да-да, как сейчас! – всё-таки не сдержала себя Сесили, – и не только Элис перестанет с тобой общаться.

Михаэль заметно изменился в лице, а она прикусила язык. Ну вот: сейчас ей снова за всех достанется!

– Нам обязательно обсуждать это здесь? – спросил он сурово, играя желваками на скулах, и сжал, и разжал кулак. – Мои сердечные дела вас не касаются.

«Пожалуйста! – подумала Сесили, скрестила на груди руки и отвернулась. – Ещё немного, и показала бы тебе язык».

И хотя оба пристыженно замолкли и недовольно косились друг на друга, Михаэль почти физически ощущал отчуждённость мисс Вудсток, и на душе у него стало гадко. Ему следовало стыдиться своей любви? Разве это ощущение, дарившее крылья за спиной, захватывавшее дыхание, не одно из самых прекрасных чувств на свете, и почему он должен выбирать между ней и дружбой? Разве это справедливо? Будто неразумный ребёнок, везде ступавший за матерью, он нашёл глазами в толпе Полину, и её образ – голубое платье с белым узором, красная помада, ухоженные светлые локоны, волнами рассыпавшиеся по плечам, – переполнил его сердце до краёв. Почему он до сих пор не вернулся в Германию, почему ещё сегодня днём по привычке перебирал бумажки в «Джудис и Ко», хотя это и не приносило ему никакого удовольствия?

Конечно, из-за неё.

На секунду Полина подняла взгляд с тарелок, с которых раздавала печенье гостям, сказала что-то Бенджамину, погладила его по голове, но, заметив Михаэля, приветливо улыбнулась ему и кивнула. Его сердце забилось сильнее, хотя он и понимал, что это был всего лишь жест вежливости, а о взаимности с её стороны не могло идти и речи. Пока что!.. Он ведь всегда добивался того, чего хотел. Медленно, но уверенно… Она хлопотала весь вечер вокруг Вудстоков, а он думал о ней всё это время. Мысли об Элис же, наоборот, гнал, опасаясь того, как неприятно от них становилось, и вновь возвращался к окрылявшему чувству.

– Она питается вниманием, будто граф Дракула кровью, – заключила Сесили перед тем, как покинуть его. – Думаешь, ей нужна твоя любовь? Глупыш! Ей нужно твоё восхищение. Она терпеть не может, когда кто-то остаётся к ней равнодушным. Особенно если это мужчина.

По телу как будто пропустили разряд тока, когда она удалилась к матери и сестре, гордо вскидывая подбородок. Элис всё-таки спустилась к гостям, и сердце Михаэля сжалось, когда он увидел её у лестницы. Он уже давно догадался о её влюблённости, но, несмотря на искреннюю братскую привязанность, что испытывал к ней сам, безгранично тяготился этим. Они не ссорились, но уже давно не разговаривали даже как друзья. И зачем только всё так усложнять? Всё равно, что подарить человеку вещицу, о которой тот даже не просил, а потом обижаться, что он её не принял!

Михаэлю было отвратительно. И не потому, что Элис плохо сегодня выглядела – он всегда считал мисс Вудсток миленькой, особенно когда она говорила про Брандо, и её глаза загорались восторгом, – но ещё и потому, что чувствовал себя безгранично перед ней виноватым.

«Перестань, Михаэль, это глупо! Ты ничего ей не должен. Сердцу не прикажешь. Ты не обязан любить ту, на которую тебе укажут».

И всё же червячок точил его, и даже когда Джереми Лоуренс вернулся в пансион, придерживая под обе руки большие пакеты…

– Что это за цвет лица, Элли?! – Миссис Вудсток так громко беспокоилась о самочувствии дочери у лестницы, что это слышал весь пансион, приложила ладонь к её лбу и зацокала языком. – Что случилось? Жара нет. Опять кошмары про леди Алисию?

– Пустяки, – небрежно отмахнулась дочь, смотря себе в ноги, – я заснула и проворонила всё веселье.

– Я знаю, что обрадует нашу малышку, – тут как тут оказался зять и, точно Санта-Клаус, вытащил из мешка небольшой свёрток для свояченицы и потряс его в руках. – Смотри, что у меня есть для тебя! Их я тоже купил в Каире у одного египтянина. А вот это тебе, Сеси… Расчёска с жуком-скарабеем. Символ знаний, ты же к ним тянешься?

– Карты Таро! Классическая колода! – вмешалась не менее вездесущая миссис Сазерленд. – Поздравляю, мисс Элис. Очень милый подарок! Только не забудьте изучить инструкцию. Она есть внутри коробки.

Прощебетав это с привычной улыбкой, Полина ушла вглубь гостиной с подносом в руках, а Элис проводила её долгим взглядом. За ней к Маргарет вернулся и Джереми и уже раскладывал содержимое своих мешков на столе. Жёлтая коробка Таро с солнцеворотом и монетками жгла Элис ладонь, и какой-то одуряющий запах, от которого слезились глаза, ударил ей в нос. По телу побежали мурашки.

«Фейри чувствуют запах души, – пронёсся в голове чей-то голос, поразительно напоминавший тот, что она слышала во сне. – И её ауру…».

Если бы Элис стала убеждать себя в том, что этот аромат был ей неприятен, то она бы слукавила. Душа соперницы пахла лавандой, розами и чертополохом, смешанным со вкусом карамели или топлёного белого шоколада. Его хотелось вдыхать, точно дурман или морфий от бессонницы, пробовать на вкус и бесконечно смаковать, но ревность и злость, вызываемые мыслью, что Михаэль, должно быть, совсем опьянел от них, пахли по-другому и ничем не уступали по силе. Элис казалось, что, если бы люди вокруг могли видеть ауру души так же, как это удавалось ей, то они точно подивились бы ярко-красному свечению, исходившему от неё каждый раз, когда Полина оказывалась рядом. А ещё беспомощности. Злость сменялась в душе Элис приступами бессилия, когда мысль, что ей никогда не сравниться с миссис Сазерленд, травила ей душу.

Как глупо! Элис злилась, будто школьница, которую бросил одноклассник, предпочтя ей более привлекательную подругу. Но разве для «подруги» он значил так же много, как и для неё? Стал ли её первой любовью, при одном взгляде на которую язык прилипал к нёбу, а ноги становились ватными?

Элис полюбила его за острый ум, непоколебимость убеждений и душу – тёмно-синюю с вкраплениями холодных красных огоньков… Его умение постоять за себя и за любимых, за готовность брать ответственность. Они познакомились всего пару недель назад, а он уже о ней заботился. А она верила в него. Всегда.

Сказал бы прыгнуть за ним с крыши, и она бы прыгнула. Сказал бы пожертвовать чем-то дорогим, чтобы быть с ним, – и дня бы не думала. Такова её дурацкая, привязчивая натура!

В её любимых романах всё закончилось бы хеппи-эндом, и главный герой обязательно ответил героине взаимностью и оценил её по достоинству. Только книжные шаблоны не работали в действительности. Здесь никому не нужны неопытные мечтательные дурочки, не знающие ничего о любовных отношениях и ничего в них не умеющие. Зачем они вообще сдались, если есть такие, как миссис Сазерленд?

Пора бы ей с этим смириться!