скачать книгу бесплатно
– Бенджамин?!
– Всё никак не угомонится, – осуждающе покачала головой горничная и понизила голос так, будто собиралась сказать что-то неприличное, – он уже битый час стоит на кухне у крана и… режет воду ножницами.
Облегчённый смех вырвался из груди миссис Сазерленд. Разве она плохо знала своего сына? Как это на него похоже! И динозавры-то никак не выходили у него из головы, и инопланетяне на Марсе не давали покоя! И никого не слушался, и даже открыто грубил, когда злился. Одна миссис Вудсток находила на него управу… Этому негоднику зимой исполнилось девять лет, а он уже доводил учителей до нервных срывов своими «почемучками», и разве что не спрашивал, откуда брались дети!
Но это ей ещё предстояло…
– Я что только ему не говорила, – всё негодовала Эдна, поспешным шагом догонявшая Полину, которая уже умчалась дальше по коридору, поправляла на ходу цветы в вазах, раздавала поручения, – а он отвечает: «Я хочу понять! Я хочу всё-всё понять!».
Полина улыбнулась. Проходя мимо второго этажа, услышала громкие старческие голоса. Орлов и мисс Стинг опять сцепились. Покачала головой, отправила экономку разузнать, в чём же обстояло дело, и пошла дальше… Из гостиной послышалось, как Вудсток по десятому кругу рассказывал жене и дочерям о своих подвигах при Эль-Аламейне или о том, как сильно ненавидел немцев.
– Эти фашисты, – грозился полковник, трясся кулаком в воздухе. – Мы их одной левой…
– Но, дорогой, – отзывалась всегда уместная миссис Вудсток за вязанием, – не все немцы – фашисты…
– Немчура они, немчура! И тогда, при Эль-Аламейне, Фрицы навсегда запомнили, что такое английский боевой дух!
Полина застопорилась посреди коридора.
Точно! Новый посетитель!
Она вздрогнула, когда в главную входную дверь «Авроры» раздался звонок, и бессильно зажмурилась, закусила нижнюю губу. Как же неудобно получилось! Полина вспомнила о просьбе свекрови приютить сына подруги только тогда, когда тот уже прибыл… Да ещё и в такой момент, когда Вудсток снова впал в ненависть к фашистам, Бенджамин играл в привычную «почемучку», а Орлов с мисс Стинг обсуждали Советы.
Час от часу не легче!
– Я открою. – Сделав два глубоких вдоха – разве так не проходил каждый её день под этой крышей с тех пор, как она стала здесь хозяйкой? Разве она уже не привыкла? – Полина дружелюбно коснулась плеча Эдны. – Ты иди и приготовь комнату… У нас новый постоялец. А с Бенджамином я поговорю позже!
Полина уже давно не жила своей жизнью и всю себя посвящала сыну и пансиону. И, хотя мужчины зачастую удивлялись тому, как хрупкие плечи несли такое бремя и ещё не согнулись под ним окончательно, на эти их расспросы миссис Сазерленд лишь улыбалась. После войны многие молодые женщины её возраста несли похожее бремя! К тому же у неё находились и свои маленькие радости: Бенджамин и постоянная занятость, отвлекавшая от неприятных мыслей. Да и что уж греха таить… Восхищённые взгляды девочек Вудсток ей, конечно, очень льстили. А всё это благодаря одному: она хорошая актриса, и в сокрытии истинных чувств и желаний ей уже давно не находилось равных. Да только сердце ведь всё равно… Тосковало?
Среди белого дня Полина предпочитала казаться счастливой и безупречной, и никому не позволяла себя жалеть. Да только по вечерам, когда Эдна приготавливала для хозяйки горячую ванну, а та устало скользила туда, смывая все тяготы дня, она позволяла себе быть настоящей. Плакала, вспоминая почившего супруга, погубленную войной молодость, девичьи мечты о сцене и… крепком мужском плече. Холодная постель не грела, а обжигала, и в долгие зимние ночи Полина почти физически ощущала своё одиночество. Никто даже не коснётся её со спины тёплыми пальцами пианиста, не обожжёт шею дыханием, не поможет снять жемчужное ожерелье и не расстегнёт пуговицы платья…
В дверь стучали всё настырнее. Прошептав глухое «coming!», Полина ускорила шаг, и стук её каблучков отдавался эхом по коридору. Она всё-таки остановилась у зеркала, поправила локоны, проверила, не стёрлась ли помада в уголках губ, и только потом…
– Доброе утро! – Незнакомец снял мягкую фетровую шляпу и поклонился. – Вы миссис Сазерленд? Я прошу прощения, что так рано. Поезд прибыл раньше срока. Меня зовут Михаэль. Михаэль Штерн. Я приехал в Лондон и … Впустите?
Рука невольно замерла на ручке двери, а губы сами растянулись в улыбке. Полина беззвучно рассмеялась. В лицо дунуло свежим весенним ветерком, а владельцы Шевроле и американского Бьюика за спиной у посетителя ругнулись друг на друга отборным матом, когда чуть не стукнулись капотами в пробке на Сохо, Фредерико на верхних этажах снова брился под Фрэнка Синатру, а его жена с криками и руганью одевала детей. Миссис Сазерленд устало вздохнула. Речь гостя – собранного, приятной наружности юноши лет двадцати, – получилась сбивчивой и многословной – и надо же: почти без акцента! – но стыдно почему-то стало ей. Нечего сказать: тёпленький, истинно английский приём. Как будто прочитав её мысли, юноша слегка улыбнулся и кивнул – мол, не переживайте, я всё понимаю, – и Полину с ног до головы обдало тёплой волной.
– Да, всё верно. Я миссис Сазерленд, – непринуждённо произнесла Полина и отошла в сторону. – Извиняться нужно мне… Видите, как суетлив порой наш любимый Лондон? Проходите, не стесняйтесь и…
Вдруг молодой человек положил на порог поклажи и небольшой синий дорожный чемодан, и, не дав Полине договорить, поцеловал ей руку. От неожиданности миссис Сазерленд вздрогнула, не отрывая взора от его тёмной макушки.
– Очень приятно познакомиться, ma’am, – проговорил он серьёзно и, пока хозяйка пансиона недоумённо хлопала ресницами, поднял со ступенек два пакета и передал их ей.
– Это гостинцы от моей матери. Она очень благодарна, что вы согласились помочь мне, но она не знала, как ещё вас отблагодарить, поэтому…
– Как мило с её стороны, – вздохнула Полина.
Она никак не могла подавить улыбки, даже когда мальчик со всей серьёзностью начал расписывать ей, как Соня Штерн, его мать, остановилась на деревенском мёде и имбирном чае в качестве подарков для миссис Сазерленд, потому что посчитала, что, если даже та не любила чай или мёд, среди постояльцев пансиона всегда найдутся ценители. Герр Штерн, его дядя, не раз отмечал целебные свойства мёда в врачебной практике, и если миссис Сазерленд ещё ни разу не испробовала их на себе, то ей, безусловно, следовало начать.
Всё, что говорил этот юноша, Полина слушала вполуха и всё любовалась его деятельным тоном и ответственным подходом даже к мёду и имбирному чаю.
«Какой душка», – с нежностью размышляла она, пока скулы не стали болеть от улыбки. Михаэль вёл себя так естественно и легко, что она могла бы заподозрить его в желании очаровать её, если бы только не видела по глазам, что он просто был собой, а галантностью дышал как воздухом.
– Ладно-ладно, герр Штерн, – кокетливо перебила его Полина, – уверена, что гостинцам вашей матери найдётся под этой крышей достойное применение. Если только она сама не заберёт их обратно, когда узнает, что я заставила вас так долго простоять в дверях.
– Что вы, – тотчас вмешался Михаэль, как только миссис Сазерленд взяла под обе руки пакеты и засобиралась внутрь, – они же тяжёлые! Я сам понесу.
«Ещё немного и я влюблюсь!» – с беззаботной самоиронией подумала Полина и, когда он пропустил её вперёд, с готовностью прошла под козырьком.
Со смертью Уильяма и войной в её жизни редко находилось время и место для таких приятных мгновений, но и их вскоре заволок быт.
– В каждой комнате есть ванная. Здесь у нас кухня, а тут мы обычно проводим наш досуг… книги, бильярд, фортепьяно…
– Фортепьяно? – с готовностью подхватил Михаэль. – Я очень люблю на нём играть.
Полина понимающе кивнула. Она и сама была без ума от музыки, и в особенности от музыки афроамериканских бойз-бендов, пусть об этом и говорили вполголоса.
Лёгкой хозяйской рукой она показывала Михаэлю лестницу, витражные окна и портреты на стенах, вела по бесчисленным коридорам и ступенькам… Она видела, как он рассматривал всё разинув рот, а однажды даже попросил её рассказывать помедленнее, чтобы он успевал записывать. Полина вновь не сдержала улыбки. О том, что пансион некогда принадлежал её свёкру, о том, что здесь всё пропитано фамильной историей Сазерлендов или о том, что Бенджамин уже давно не видел деда и бабку, винивших в смерти сына Полину, она умолчала. Ровно как и о том, что то письмо, которое свекровь написала ей о «сыне подруги», стало едва ли не первым за многие-многие годы, что она вообще получала от родителей мужа из Хэмпшира. Стоило ли говорить о таком постороннему?
Не прошло и десяти минут, как Михаэль и его прекрасная спутница нырнули под кров «Авроры», как на них со всех сторон обрушились проблемы: оказалось, что Бен всё ещё не слушался горничных, младший сын Стефании разбил зуб, пока бегал от матери по комнате, а мистер Вудсток…
– Я уже говорил вам это тысячу раз и скажу ещё, – твердил он семье и другим постояльцам пансиона в тот момент, когда Полина привела к ним новенького. – Я никогда не уважал народ проклятого Гитлера и не стану! Им легко говорить: «Нас одурачили! Нами управляли!». Да вот только если они позволили обмануть себя, значит, в них уже сидел червячок, и даже не пытайтесь меня переубедить!
Часы отбили девять утра, и в столовой комнате уже собрались люди, стучали вилками и ложками, а кто-то и вовсе замер с кусочком хлеба и маслом. Горничные обхаживали гостей вокруг стола и попеременно убегали на кухню за солью, сахаром или недостающим стаканом, а запах свежей десертной выпечки разошёлся по всему пансиону. В этот редкий утренний час все постояльцы по привычке собирались за столом, и миссис Сазерленд посчитала хорошей идеей познакомить Михаэля с ними прежде, чем тот отправится в номер, да и остальные разойдутся. Так она делала всегда, когда в пансион заселялся кто-то новый, но на этот раз чутьё подвело её.
Вялые разговоры за завтраком прекратились, как только Михаэль и миссис Сазерленд прошли в столовую, и даже маленькие Россини, уже набившие рты джемом до отвала, перестали жевать. Полина закусила губу и виновато посмотрела на парня, а тот всё стоял – руки по швам, стеклянный взгляд – и не двигался.
– Ну, голубушка, – обратился к миссис Сазерленд Вудсток, отставив нож на блюдце, – чего молчишь, как будто воды в рот набрала? Правильно ли мы понимаем: хочешь познакомить нас с этим юношей?
– Смотри, какой симпатичный, – шепнула сестре Сесили, толкнув её в бок локтем, – хотя бы и правда жил тут… С ума сойти можно среди всех этих стариков.
– Сесили! – густо зарумянилась Элис, но, заметив, как звучал её голос, сестра хихикнула в маленький кулачок.
– Ну что сразу Сесили?! У самой глаза загорелись! Смотри-смотри, скромница!
– Вы вдвоём, – шикнула на младших Маргарет, нахмурив лоб, – что себе позволяете?
Сесили показала Маргарет язык, как делала всегда, когда та «читала мораль», и, ничуть не смутившись, откусила хлеба с ветчиной, пока Элис неотрывно смотрела на юношу. Как он расстроился после слов отца!
– Это правда, – зазвучал его голос прежде, чем миссис Сазерленд успела представить его, да и по акценту парня «все всё поняли», – мы оплошали. На нашей совести… Много крови. Но не думайте, что только вы страдали. Мой дядя до сих пор не может воссоединиться с семьёй, потому что хотел защитить их, а я ничего толком не знаю о своём отце и никогда его не видел.
– Михаэль Штерн, – эхом отозвалась Полина и немного осуждающе воззрилась на Вудстока, – наш новый постоялец.
Фредерико Россини издевательски присвистнул, приобняв жену, и шепнул ей что-то на ухо, Евгений Орлов расплылся в усмешке на все тридцать два зуба и продолжил, ухмыляясь, копаться в омлете вилкой, а мисс Стинг застегнула блузку на все пуговицы и запахнулась шалью по самое горло.
– Дожили, – процедила она сквозь зубы, пожав плечами, – будем делить одну крышу с фашистом.
– Мэри! Как ты можешь… – возмутилась миссис Вудсток и, обернувшись к мужу, шлёпнула его по рукам. – Джордж! Смотри, что ты наделал!
За столом зашумели, но, прежде чем миссис Сазерленд смогла бы вмешаться и остановить их, из кухни выбежала Эдна и окликнула хозяйку.
– Ma’ am! Бенджамин… Ваш сын…
Глаза Полины округлились от ужаса, когда Бен предстал перед ней с мокрыми волосами, пропитанной то ли потом, то ли водой штанишками, достал из кармана аквариумную рыбку, расплылся в улыбке, в которой не хватало двух передних зубов, и потряс животинкой в воздухе.
– Мама, смотри! – всё хвастался мальчонка, пока Полина лихорадочно вытирала полотенцем его белёсые волосы. – Я выловил её из аквариума на втором этаже! – Затем улыбка резко сошла с его лица. – Он задохнётся, если я не верну его в воду, да? Прости, рыбка!
– Извините! – прошептала Полина одними губами, смотря на Михаэля в упор, и вложила в этот взгляд столько сожаления и стыда, сколько только могла. Он ответил ей лёгким кивком головы, и Полина поняла, что на неё он не злился. Миссис Сазерленд немного успокоилась и, пока за столом обменивались враждебными ремарками, привлекла сына к себе:
– Что это такое, молодой человек? Почему рубашка мокрая и волосы липкие, словно их маслом намазали? И, да: рыбка умрёт, если не вернёшь её в аквариум.
– Это не масло, это арахис!
Так, споря и пререкаясь, они исчезли за поворотом. Михаэль проводил Полину и её сына долгим взглядом, после чего обернулся к столу.
– Приятного аппетита вам, – сказал он сдержанно и низко поклонился, – от фашиста.
С достоинством развернувшись, немец поднял чемодан за ручки и вышел из столовой с такой стремительностью, что пола его серого пальто сверкнули вдали. Сесили и Элис как одна вытянули шеи, чтобы увидеть ещё немного его силуэта, но именно в этот момент удостоились подзатыльника от Маргарет.
– Бесстыдницы! – фыркнула старшая сестра, задрав подбородок, пока младшие потирали ушибленные места на затылках, – на что только смотрите?! Приличные девушки себя так не ведут.
– Всё равно, – не удостоив её ответом, буркнула Сесили, – ещё не вечер. Я знаю, где миссис Сазерленд прячет малиновое варенье. Пусть ждёт: ночью наведаемся.
– Что ты имеешь в виду? – в ужасе спросила Элис.
Глава 3
Сесили Вудсток верховодила в отношениях с младшей сестрой, но Элис с готовностью уступала ей первенство, утешаясь тем, что слыла любимицей отца и его «маленькой принцессой с хамелеонскими глазами и чуть заострёнными, как у эльфа, ушами». Полковник Вудсток водил на охоту только младшую дочь, учил её стрелять гусей и как следует держать ружьё – две другие всё равно ничего в этом не смыслили! – а Элис умела смотреть на всё действо широко распахнутыми глазами оленёнка и восхищённо вздыхала каждый раз, когда собаки несли в зубах новую добычу из леса.
Не в пример сёстрам, Элис отличалась мечтательностью, но совсем этого не стыдилась. Восхищалась Вивьен Ли и Одри Хепберн, ещё в прошлом году – кто не влюблялся в актёров кино в шестнадцать лет? – обожала Марлона Брандо, пусть его роль в «Трамвае-Желании» и вызывала отвращение, и даже сама не раз выступала на рождественских постановках в Гилфорде. Элис мечтала когда-нибудь стать второй Грейс Келли в мире театра или кино, пусть поначалу и придётся сниматься в рекламе табака и пылесосов.
Лёжа в постели в ту звёздную ночь, она рассматривала высокий потолок комнаты и, барабаня пальцами об одеяло, думала о сегодняшнем происшествии. Кровать Сесили пустовала… Интересно, куда запропастилась сестра? Может быть, у неё появился возлюбленный? Кровь в жилах нагрелась лишь от одной этой мысли.
Луна красиво скользила через оконные ставни в девичью спальню, из-за чего её каштановые волосы, рассыпавшиеся по наволочке словно ниточки дождя, казались иссиня-чёрными. Тот юноша, которого её отец и мисс Стинг незаслуженно обидели сегодня утром, никак не выходил у Элис из головы. Она повернулась на другой бок и просунула руку под подушку. Что уж греха таить: он показался ей таким хорошеньким!
«Приятного аппетита вам… От фашиста!».
Элис улыбнулась, вспомнив его тон и то, как выразительно он тогда покинул их, и даже позволила проскользнуть у себя мысли, что незнакомцу очень шёл дорожный плащ… И тот зелёный, аккуратно повязанный на шее галстук, который он то и дело теребил, слегка касаясь рукой гладко выбритого подбородка… Затем вздрогнула то ли от стыда, то ли от настойчивого стука в дверь и замерла, спрятавшись под одеялом.
– Кто там? – прошептала Элис, натянув его до самой головы. – Что вам нужно?
– Призрак леди Анны Болейн, – раздался насмешливый сестринский голос. – Элис, не дури! Кому ещё это быть?
Чувство юмора Сесили унаследовала от отца – зато жизнерадостность и непринуждённость точно материнские, – но это в ней даже нравилось Элис. Оставив одеяло висеть на плечах словно шаль – миссис Сазерленд надо лучше следить за отоплением пансиона по ночам, – она босиком прошлась по комнате, поправила рукава белой ночной рубашки и, подавив улыбку, открыла сестре дверь.
– И это я ещё нахваталась привычек у папы, – весело покачала головой Элис. Сесили уже стояла перед ней в полной боевой готовности: в одной руке – блюдце со свечой, в другой – откупоренная банка с вареньем, в которой торчало три столовых ложки, – и стучала ногой по полу. Говорили сёстры шёпотом, чтобы никого не разбудить. Ещё чего не хватало!
– Я не понимаю, – проворчала Сесили, окинув младшую сестру деятельным взглядом сверху вниз, и цокнула язычком. – Почему ещё не готова?
– А я не понимаю, где ты пропадала. Два часа ночи, Сеси!
– Ходила вниз за вареньем, – буркнула старшая сестра. – Ну мы же договаривались. Михаэль, чердак… Помнишь?
– Михаэль? – Глаза Элис вспыхнули, и она густо зарумянилась, чего в тусклом свете от свечи Сесили, к счастью, не заметила. – Но мы не можем… А вдруг он спит?
– Не спит. У него в комнате до сих пор горит свет. Работает над бумажками из конторы. Давай же, собирайся! Или ты хочешь сразить его наповал с порога… Простоволосая и с опущенным плечиком?
Всякие пререкания пресекались на корню, и вскоре Элис подчинилась, кое-как убрала волосы в конский хвост, переоделась в юбку-карандаш и белую блузку и бесшумно захлопнула дверь спальни. Девушки облюбовали чердак под крышей, в котором миссис Сазерленд обычно держала ненужное барахло – старый, пыльный патефон с пластинками родом из двадцатых, коробки с книгами, сломанные игрушки её сына и многое другое, – и теперь ничто не подошло бы лучше для их маленького плана. Лишь бы никто не вышел из-за угла!
– Орлов храпит как медведь, – рассмеялась Сесили, проходя мимо «опочивальни русского графа», и шикнула на сестру, когда та нечаянно ступила на сломанную половицу.
Затем девицы два раза свернули за угол, и Элис, вообразив, что слышала где-то попискивание мыши, схватила сестру за локоть, из-за чего та чуть не выронила из рук свечу. Ну надо же: едва не спалили пансион!
Преодолели лестницу, несколько спален и наконец…
У заветной цели Элис, правда, осмелела и постучалась в дверь сама. По ту сторону загорелся свет, зазвенел засов, и, пока девушки переминались с ноги на ногу, Михаэль уже появился на пороге. Элис задержала дыхание, как только увидела, как ему шли белая рубашка с подтяжками и тёмные брюки, и бесшумно выдохнула.
«Он как будто принц из сказки. Всё, как я себе и представляла!».
Элис была романтична, но до сих пор никогда не влюблялась. Учась в частном пансионе для девочек, где общение с противоположным полом сводилось к охраннику и ключнику, она зачастую рисовала себе образ, который когда-нибудь встретит, и с нетерпением ждала этого дня. Ей и в голову не приходило, что в реальности всё сложится не так безоблачно, и она без оглядки романтизировала мужчин и всё, что с ними связано. Общение с девчонками давно наскучило Элис, зато всё ещё манил неизведанный мир противоположного пола. Пропахший табаком и потом, алкоголем и порохом… Вот почему её так тянуло к «мужским забавам», как сказала бы мать! По неопытности он даже казался ей проще и приятнее женского. По крайней мере, мужчины умели дружить и не завидовали друг другу по каждой мелочи, не плели интриг… Даже в любимых фильмах она по несколько раз пересматривала моменты именно с поцелуями, пусть их и показывали вскользь… Ну надо же быть готовой, когда придёт время!
– Доброй ночи! Я – Сесили, а это моя младшая сестра Элис. И, прежде чем ты станешь задавать вопросы. – Подход Сесили оставался деятелен и практичен, – есть две вещи. Первое: это не пансион, а сборище стариков и детей. Умрёшь от скуки, если не подружишься с нами. Ну и у нас тут есть варенье, и мы тебя угощаем. Пойдёшь с нами на чердак?
Элис чуть не провалилась под землю от стыда. Лучше бы говорила сама! Сесили при всей словоохотливости становилась порой довольно беспардонна, за что в чопорном английском обществе её не раз отчитывали по самое «не балуйся». В старину её ни за что не назвали леди, и, даже если бы не сожгли на костре за рыжие волосы и бесчисленные веснушки по всему лицу, то точно не приняли в высшее общество.
Михаэль явно не ожидал такого напора и несколько секунд недоумённо хлопал ресницами. О чём только думал? Потом перевёл взгляд с одной девушки на другую и обратно, посмотрел на банку в руках у Сесили и улыбнулся.
– Вы собрались есть из одной и той же? Это же не гигиенично, – изрёк он в итоге.
– Очередной зануда на мою голову! – измученно застонала Сесили, пока младшая хихикала в кулачок, – смотри: обидимся. Ну и… Так уж и быть: сходим на кухню за ещё двумя. Только утром сам будешь объяснять миссис Сазерленд, куда они все подевались.
– Ла-а-а-д-н-о, – ещё шире улыбнулся он и неожиданно подмигнул им. – Ловлю на слове.
Сердце Элис ушло в пятки, и она глуповато подняла уголки губ. Когда из коридора раздался голос сестры, а потом та и сама вернулась к двери, чтобы потянуть её за собой с раздражённым: «Пошли»!», единственное, на что Элис оказалась горазда, было хриплое: «До скорого!» и вялое махание ручкой.
На чердаке, к счастью, нашлось достаточно места, чтобы все трое чувствовали себя комфортно. Михаэль опустился на подоконник у круглого окна с форточкой, пока сёстры устраивались на ковре возле заброшенных книжных полок. Крыша имела уютную форму треугольника, пахло какими-то пряностями, похожими на терпкие духи миссис Сазерленд, а в другом от окна углу, сваленные в кучу, лежали сковородки, половники, портрет короля Георга, который недавно перенесли сюда из гостиной, и даже старый чёрно-белый телевизор.
– Ну, – первая заговорила Сесили, с полной непринуждённостью отправившая в рот ложку с вареньем, – рассказывай.
Михаэль улыбнулся и сел на подоконник так, чтобы видеть лица девушек. Он, похоже, совсем не стеснялся их, словно разговаривал с родственницами. Лунный свет за его спиной скопами проникал на чердак, придавая его взгляду и улыбке чуть больше таинственности. Банка с вареньем лежала рядом нетронутая.
– Что именно вы хотите знать?
– Ну, например… Откуда ты такой взялся. Миссис Сазерленд сегодня целый вечер рассказывала нам, какой «герр Штерн» весь из себя хороший: и руку ей у входа поцеловал, и гостинцев привёз.
– Правда? – неожиданно живо переспросил Михаэль.
Что-то в его голосе не понравилось Элис, и она нахмурилась. Почему всё время говорила только Сесили? Разве у её младшей сестры не нашлось бы своей индивидуальности?
