скачать книгу бесплатно
Или она теперь решит, что он свободен, и в очередной раз «по уши втрескается», или же вспомнит, что мы лучшие подруги, и выльет на него поток бестактных подробностей обо мне.
К счастью, первое более вероятно. С ним весело поболтать после шампанского, но вряд ли это зайдет дальше.
На случай, если у Шарлиз внезапно проснется совесть, я набрала ей сообщение под столом: «Он весь твой, подруга».
Обед выглядит аппетитно, пусть и с претензией на высокое искусство, хотя, может, я просто так голодна, что готова есть все подряд, только вот в этом платье даже дышать сидя тяжело. Я хихикнула про себя – представила фотографии, если швы и правда разойдутся. Но, попробовав первое блюдо, почувствовала тошноту, и принялась гонять остатки по тарелке.
Наконец обед кончился. Всю дорогу от дверей до машины приходится раздавать воздушные поцелуи и поцелуи в щеку. Лукас стоял в стороне и, увидев меня, с улыбкой кивнул.
И снова вспышки. Машина дожидается с открытыми дверями, и, скользнув в салон, я тут же сбрасываю туфли, заматываюсь в покрывало и расстегиваю пару пуговиц на спине. Мама заметила и покачала головой.
Я закрываю глаза и откидываюсь на сиденье. В голове пульсирует (многовато шампанского и маловато еды), и я принимаюсь воображать, чем разживусь, когда доберусь до кухни дома – до смерти хочется есть.
Я уже задремала, когда щелкнул микрофон водителя.
– Впереди авария, поедем в объезд. Путь проверили – безопасно, но… колоритно.
– Только этого не хватало, – вздохнула мама.
Сон как рукой сняло. Колоритно? Что это значит? В любом случае хочу посмотреть.
Сначала мы едем самым обычными улицами, но постепенно они все сужаются, а магазинчики сжимаются – где-то не хватает стекол, в других окна заколочены досками. Здания подпирают кучи мусора. На стенах то и дело попадаются надписи – кажется, «А2», хоть и читается с трудом. Повсюду слоганы, но на такой скорости их не разобрать. На углу пара человек пьет что-то, завернутое в пакет. Они смотрят на нашу машину с любопытством и презрением.
Еще поворот. У дверей домов тесно жмутся друг к другу люди. Они что, спят прямо на улице? От изумления у меня глаза на лоб полезли.
Мы остановились на «красный».
К машине подошла женщина и постучала в стекло. Оно тонированное: я вижу, а меня – нет. На руках женщина держит ребенка, другой, постарше, цепляется за ногу.
– Прошу, мне нечем кормить детей, – говорит она. – Умоляю!
Младенец, кожа да кости, таращится, полуприкрыв глаза, да и сама женщина и другой ребенок выглядят не лучше. Ужас охватывает меня, подступает тошнота, я не верю собственным глазами.
– Мам?
Нет ответа.
– Мам! – Я обернулась. Лицо пустое, глаза смотрят прямо. – Ты что, не видишь? Нужно помочь!
Но тут загорелся «зеленый», и мы уехали.
8. Ава
Сэм уже ждала в комнате дополнительных занятий. Почти легла на стол, положив голову на руки. Глаза закрыты.
Я громко хлопнула дверью.
Она подскочила и выпрямилась. Зевнула. Бледная, под глазами залегли тени.
– Все в порядке? – спрашиваю я.
– А? Да. Просто устала, голова немного болит. Не выспалась.
– Я видела фотографии в газете. Благотворительный ужин?
– Вроде того.
– Значит, домашние задания ты не сделала?
– Не-а. Но я не виновата – меня заставили идти.
– Не важно, кто виноват, тебе нужно сдать задание по английскому завтра. Давай сначала им и займемся. А потом сделаем курсовую по естествознанию, которую тоже надо сдать завтра.
Сэм застонала.
– Не-е-ет. Слишком много. Одно задание, а потом перерыв.
– Если только короткий.
– Давай так: сначала делаем что-нибудь скучное, потом рисуем друг друга.
Я удивилась, но и раньше слышала, что она хорошо рисует. Хотя могли просто преувеличить – ведь это Сэм.
– Я не умею рисовать, – призналась я, но все же интересно увидеть ее работу.
– Просто попробуй, а я подскажу. Так и ты чему-то от меня научишься.
Я засомневалась. Не уверена, что правильно тратить часть отведенного времени на что-то, кроме школьных заданий, но вдруг это поможет ей лучше учиться?
– Хорошо, – уступила я. – Но сначала – английский.
Я открыла папку, и Сэм изобразила, будто ее тошнит.
– Серьезно? Написать от лица Джульетты любовный сонет для Ромео? Они же полные психи. Кто в здравом уме умрет ради парня? И вся эта любовь с первого взгляда – дичь полнейшая!
Удивительно слышать такое от Сэм: большинство девочек в школе постоянно волочатся за парнями.
– Ты, наверное, так говоришь, потому что не встретила своего единственного.
– Еще один миф – «единственный». Будто из всех людей в мире тебе подходит только один. Ну и какова вероятность вам встретиться? А вот какова: настолько близка к нулю, что не стоит даже пытаться.
– Необязательно верить, просто вообрази, что ты Джульетта и только что впервые встретила Ромео. Ты веришь в любовь с первого взгляда, и это – она.
– И сочинить сонет.
– Всего четырнадцать строк. Представь, что хочешь нарисовать Ромео, может, так легче будет.
Сэм склонила голову к плечу, раздумывая.
– То есть как будто сонет – это рисунок словами?
– Почему бы и нет?
Она посидела, глядя на пустую страницу тетради, а потом взялась за ручку.
9. Сэм
Почти вся моя жизнь – сплошное притворство. Я так хорошо научилась соответствовать чужим ожиданиям, быть кем-то другим, что, кажется, потеряла саму себя.
Я попыталась представить себя на месте Джульетты, понять ее чувства, а затем стала с одной стороны тетради рисовать, а с другой – писать. И неожиданно помогло вот так сплетать рисунок со словами. Ава наблюдала и подкидывала идеи для размышлений, когда мои заканчивались, она напоминала мне о правильной рифме сонета, если я забывала ее соблюдать.
Когда я закончила, она коснулась нарисованного Ромео. Он напоминал Лукаса, но намеренно получился до отвращения идеальным: поймет ли учитель шутку? Поймет ли Ава?
– Это карикатура, – заметила она. Поняла. И я обрадовалась.
– Готово, теперь перерыв, – напомнила я, но свет вдруг погас. Без предупреждения, даже лампочки не мигали – только что комната ярко освещена, а в следующий миг уже погрузилась во мрак. Двери заперты, а окон в крошечной комнатке нет – непроглядная тьма.
Наваливается паника, непрошеная и глупая, желудок сжимается, и я принимаюсь лихорадочно шарить в кармане в поисках телефона. Нахожу и включаю фонарик. Тонкий луч света прорезает темноту, и мне становится легче дышать.
– Что происходит? – спрашивает Ава.
– Наверное, электричество вырубилось.
Я открываю дверь и выглядываю в сумрачный коридор. Пусто. Возвращаюсь в класс, Ава идет в смежную комнату с окном.
– Не только в школе, – замечает она. – Во всей округе.
Я проверяю батарею телефона. Забыла зарядить вчера – осталось одиннадцать процентов. Сколько продержится? В таких старых зданиях мало окон, и мне хочется выйти из тьмы на улицу, поскорее оказаться на воздухе.
– Думаю, это знак, что на сегодня хватит, – говорю я.
– Согласна, – кивает Ава.
Мы собираем вещи и идем по узкому коридору, освещая путь экраном телефона, который едва разгоняет темноту. Мы проходим сквозь двери во внутренний двор. Появляются еще люди: учителя, ученицы, которые задержались в школе по той или иной причине. Все идут к административным корпусам и главному входу, но путь преграждает заместитель директора.
– Пришло распоряжение всем временно оставаться в школе. – Не успевает она договорить, в отдалении раздается вой сирен.
– Что происходит? – опасливо спрашивает одна учительница, и замдиректора бросает на нее недовольный взгляд.
– Уверена, что все в порядке. Полагаю, это просто попытка избежать заторов на дорогах из-за отключения электричества. Мы ожидаем пояснений. А пока можете оставаться во дворе или пойти в библиотеку. В школе уже началась уборка, но всем лучше собраться в одном месте.
Все направились в библиотеку, а я – к скамейке у входа, хотелось остаться на воздухе. Ава замешкалась.
– Ты не обязана оставаться со мной, – говорю я.
Но она села рядом, и, с одной стороны, я обрадовалась компании, а с другой – испытала раздражение.
– Я закончила твое задание по английскому, – говорит Ава. – Сделка есть сделка – будем рисовать друг друга тут? Я посредственный художник, так что не обижайся.
– Не буду.
Я достала карандаш и блокнот для рисунков, которые никогда не вынимала из школьной сумки, оторвала несколько листков и передала Аве. Что угодно, лишь бы не думать о времени. Как скоро окончательно стемнеет? Солнце уже садится.
– Не знаю, с чего начать, – признается Ава.
– Начни с чего-то одного, например, завитка волос. Необязательно сразу рисовать все лицо. Выбери одну деталь – можешь передать ее точно или изменить, как подсказывает тебе художественное видение.
– Не уверена, что у меня оно есть. Но попробую.
Она берет карандаш и внимательно на меня смотрит, затем делает набросок и вновь поднимает взгляд. А я изучаю ее лицо – пропорции. Ее не назовешь красивой, скорее привлекательной. Ава рисует глаз. Высокие скулы – красивые. Глаза расставлены немного широко, длинные ресницы – и без грамма туши. Темные прямые волосы заправлены за левое ухо и свободно струятся по правому плечу. Взгляд сосредоточенный, и не только сейчас – любое занятие поглощает ее без остатка. Вот что нужно перенести на рисунок. Карандаш касается бумаги – я приступаю.
Вчера я соврала. Хоть мы и не общались раньше, но Аву я уже знала и сейчас рисовала не впервые. В школьном море тщательно нарисованных лиц и аккуратно уложенных волос она выделяется. Я ужасно удивилась, увидев ее в классе для дополнительных занятий, куда меня вчера притащила замдиректора, и долго не могла взять себя в руки, прежде чем сесть.
Есть в Аве какая-то особенность, которую до сих пор мне не удавалось передать. Но сейчас, когда она сидит передо мной, я настроена решительно.
Честно говоря, в местное общество она не вписывается, да и близких подруг у нее нет: ни к одной компании она не примкнула, так и держится особняком. Всегда в стороне. Одиноко ли ей? Непохоже. Она вполне… самодостаточна, будто ей нет дела до окружающих, словно их вообще не существует. Странно, но к ней, вопреки обыкновению, даже не цепляются, хотя она учится на стипендию и одевается… ну… скромно. А ведь здесь такого не прощают – у многих учениц вроде Шарлиз или Рут в гардеробных можно разместить целый дом. Если же я рискну одеться, как Ава, меня точно заклюют и обязательно поместят в список «самых безобразно одетых учениц». Мне любопытно и немного грустно. Почему же ее не трогают?
Я замечаю, что она закончила рисовать и теперь ждет меня. Она подается вперед и пытается заглянуть в мою тетрадь, но я отворачиваюсь.
– Еще нельзя.
Ава вновь садится прямо, и я продолжаю рисовать ее глаза, слегка растушевывая линии…
Работа увлекает меня, и я вздрагиваю, когда Ава вдруг прокашливается.
– Разве еще что-то видно? – беспокоится она.
Я и не заметила, как солнце скрылось, и страх тут же затопил сознание. Электричество в школе еще не дали, но в окне библиотеки мерцают огоньки. Наверное, горят свечи.
– Пойдем, – предлагаю я, закрывая тетрадь.
– Можно взглянуть?
Я замешкалась с ответом – хотелось все-таки сначала закончить рисунок, поэтому решила повременить.
– Попозже, хорошо? Здесь слишком темно, а внутри все будут пялиться.
– Ладно. Только сначала позвоню папе.
Ава достает из сумки телефон – вот это древность, и до сих пор работает, что удивительно. Здоровается, говорит, что еще в школе, и объясняет про электричество. Слушает ответ и прощается. Наконец она поворачивается ко мне с полными удивления глазами.
– Папа сказал, что весь этот район перекрыт.
– Он полицейский?
Она с сомнением качает головой.
– Водитель такси, – звучит почти с вызовом, будто в ожидании реакции. Я не знала этого, и в школе наверняка не знали, иначе бы давно поползли слухи – хоть ее и не трогают, но такое точно бы не спустили. Она рассказала то, чем обычно не делится?