
Полная версия:
Змей
В Москве была осень, а на душе от чего-то было легко и спокойно.
Глава 3
Утром я проснулся за пять минут до того, как сработал будильник. Поднявшийся вчера вечером ветер разогнал тяжёлые тучи, и из окна светило по-осеннему холодное солнце. Чирикали воробьи и выводили свои трели синицы. Отличное утро! Я потянулся и с чувством победителя отключил сигнал на будильнике. Маленькая, но всё же победа над бездушным прибором заставила меня улыбнуться. Времени было с запасом, и, никуда не торопясь, я отправился в душ. Затем плотно позавтракал, оделся и, уже стоя в дверях, оглянулся на свою квартиру.
Просторная двушка на Баррикадной в престижном жилом комплексе была куплена пять лет назад и была для меня символом успеха и того, что я в состоянии зарабатывать. Но сейчас я смотрел на неё другими глазами. Сожаления не было. Хоть квартира и стала моим домом, предстоящие события будоражили воображение и манили чем-то неизвестным.
– Ну что, счастливо оставаться, – сказал я, сам не зная, к кому обращаясь.
– Иди уже, – ответила мне пустотой и звенящей тишиной квартира.
Закрыв дверь, я подбросил в руке связку ключей и хмыкнул. И куда их теперь девать? И подарить-то некому, а тому, кому можно, – и не хочется. Засунув ключи в карман, я вышел к лифтам и нажал на кнопку вызова.
Машина у меня тоже была и стояла здесь же в подземном паркинге. Но на метро передвигаться по Москве теперь стало не только быстрее, но и намного проще. Не нужно искать место для парковки, нарезая круги вокруг нужного тебе места. На машине я теперь ездил только за город – в основном к знакомым на шашлыки или просто за грибами в лес или на рыбалку. Да вот только бывало это настолько нечасто в последнее время, что я уже несколько раз порывался её продать, да всё как-то руки не доходили. Ну что ж, значит, судьба у неё такая – пусть постоит в гараже до лучших времён.
Путь до места занял около получаса, и вот я снова стою у входа в здание, где Степаныч дал мне возможность выбора. Сомнений больше не осталось. Надеюсь, там, не знаю где, будет точно интереснее, чем здесь. Я открыл дверь и вошёл. Кивнув охраннику, который никак не отреагировал на моё появление, поднялся на второй этаж по витой лестнице. За дверью кабинета увидел уже знакомую секретаршу Риту.
– Привет! – поздоровался я.
– Здравствуйте, – поднялась она мне навстречу. – Присаживайтесь, я сообщу, что вы пришли.
Я присел на диван в приёмной, который оказался удивительно мягким, а Рита, постучавшись, вошла в кабинет к Фёдору Степанычу. Лёгкое волнение мешало сидеть спокойно. Мысли немного путались, по телу шла нервная дрожь. Я понимал, что меня ждут большие перемены, и произойдут они прямо здесь и сейчас.
– Ну здравствуй, серый Змей! – поприветствовал меня Степаныч, выходя из кабинета и с улыбкой протягивая руку. – Я надеялся, что ты придёшь.
– Я пришёл, – сказал я, вставая и пожимая протянутую руку.
– Раз ты всё решил, не будем откладывать, – сделал приглашающий жест Степаныч. – Пойдём со мной.
Мы вышли в коридор и вернулись в фойе. Затем, пройдя через первый этаж, вышли к другой достаточно широкой лестнице. Спустились на четыре пролёта, и, насколько я смог рассмотреть, это был далеко не последний из подземных этажей. Никак не ожидал от этого небольшого здания такого внушительного подземелья. Интересно, что там находится? – мелькнула запоздалая мысль.
– Входи, – сказал Степаныч, открывая единственную дверь, которая была на лестничной площадке минус четвёртого этажа.
Войдя, я оказался в небольшом помещении с белыми стенами из материала, отдалённо напоминающего пластик. Гладкий и матовый. Свет исходил с потолка, который светился весь, а матовый пластик стен рассеивал его, и потому складывалось впечатление, что вся комната наполнена светом.
– Интересный дизайн, – заметил я.
– Комната при каждой отправке выглядит по-разному. Я такого внешнего вида ни разу не видел, – сообщил мне Степаныч. – Выглядит интересно.
– Что мне нужно делать? – уточнил я.
– Теперь уже ничего, – опять улыбнулся мне кадровик. – Решение ты принял, а дальше будут работать технологии древних. Когда я выйду из комнаты, начнётся перенос. Тебе лишь нужно сказать, что ты готов и делаешь это добровольно.
С этими словами Степаныч пожал мою руку и направился в сторону выхода.
– Степаныч! – окликнул его я. – Спасибо тебе за всё!
Он оглянулся, улыбнувшись мне, и тотчас же морщинки у глаз сложились в причудливый узор. И вдруг я отчётливо понял, что меня всё время так удивляло в его глазах. Сама вечность жила в них. Я осознал, что его возраст и его мудрость наполняли глаза тем светом, который притягивал меня с первой нашей встречи.
– Удачи тебе, Змей, и пусть Вселенная будет к тебе добра! – произнёс он и вышел, закрыв за собой дверь.
Я ещё раз огляделся по сторонам и произнёс:
– Я Сергей Змеев по прозвищу Змей, к переносу готов и делаю это добровольно. И, как однажды сказал великий Юра Гагарин: «Поехали!»
Поначалу ничего не произошло, и я уже начал думать, что что-то там у них поломалось. Ведь столько лет уже прошло, как эта машина тут стоит. Но вдруг свет погас, я оказался в полной темноте и практически сразу потерял сознание.
Очнулся я от нестерпимого чувства тошноты и боли. Мне было плохо, очень плохо. Болело всё. Вообще всё. Раньше я даже не думал, что у человека столько всего может болеть. Едва успел повернуться на бок и приподняться, меня тут же вырвало. Всё тело мелко трясло, накатила жуткая слабость, и со стоном я перевернулся на спину, прошептав по слогам: зе-лё-ный кро-ко-дил.
Моя бабушка всегда заменяла ругательные слова разными присказками или, как она их называла, «говорушками». Каждое своё лето я проводил в деревне, и эти воспоминания были самыми тёплыми из моего детства. Я ни разу не слышал из её уст ругани, но зато помнил массу интересных «говорушек», которые теперь и сам применял от случая к случаю и постоянно придумывал новые. И вот сейчас, по-моему, получилось как раз кстати.
Перед глазами всё ещё стояли радужные круги, но боль потихоньку стала отпускать. Появилось знакомое чувство, будто я курсант-новобранец опять стою на борту самолёта и готовлюсь к своему первому прыжку с парашютом. Именно тогда твой организм понимает, куда он попал, и, страстно желая избежать этого, начинает придумывать различные варианты, как выкрутиться. Вот и сейчас меня свербела лишь одна глупая мысль: на кой чёрт я сюда полез?
Провалявшись на полу, не имею понятия сколько времени, и почувствовав, что мне стало полегчать настолько, что можно попробовать пошевелиться, я с кряхтением и стонами сел. Голова сразу же ответила мне качкой, но, слава богу, это быстро прошло. Я огляделся.
Вокруг меня была та же самая комната, из которой я и стартовал. Тот же светящийся потолок, те же матовые стены. Отличие было только одно – света было намного меньше, и дверь теперь оказалась у меня за спиной. Хотя, может, это я, пока валялся и сбрасывал с себя всё ненужное, перевернулся к ней спиной?
Нужно подумать, что делать дальше. А хотя – что тут думать? Нужно просто пойти и узнать у Степаныча, как так получилось, что механизм пресловутых и великих древних Предтеч дал сбой, и кроме того, что экстренно почистил мой желудок и скрутил меня жуткой болью, ни на что больше оказался не способен.
Упершись руками в пол, я встал на четвереньки и уже затем начал подниматься в полный рост, опасаясь очередного приступа головокружения. Но вроде ничего – на ногах я стоял уже вполне уверенно. Сделал несколько шагов, потом пару раз присел и подпрыгнул на месте. Нормально, жить буду.
Подойдя к двери, я вдруг обнаружил, что на ней нет ручки, и вообще дверь изменилась. Та, через которую мы пришли в комнату, была обычная, деревянная, и у неё, как и положено всякой нормальной двери, были массивные ручки. А эта была сделана из того же материала, что и стены. Понять, что это дверь, можно было только потому, что по её периметру шла тонкая красная линия, слегка закруглённая на углах.
– Эй, кто-нибудь! Откройте! – забарабанил я в дверь ногой.
Эффект оказался нулевым.
– Очень интересно, – резюмировал я. – И что теперь делать?
Вспомнив старый анекдот, я два раза топнул ногой и провозгласил:
– Сергей Змеев, откройте, пожалуйста!
Ну да, как же – не открыли. Подойдя поближе, я начал обследовать дверь по периметру в надежде обнаружить какой-то скрытый замок или кнопку. Проверил дважды, но так и не заметил ничего похожего.
– Кошки лягали драбадан, – выдал я очередную бабушкину «говорушку».
Ну ничего, я так не сдамся – пойдём осмотримся.
Минут десять я изучал стены, пол и потолок. Комната не такая уж и большая, и обследовал я почти каждый сантиметр. Не нашёл ничего такого, что хоть как-то отличалось бы от покрытия стен.
Раздосадованный, я присел у стены, рядом с дверью, и задумался. Если перенос всё же состоялся, а изменившаяся дверь намекает именно на это, то какой-то способ выйти отсюда должен быть. А если не состоялся, тогда они должны починить то, что у них там сломалось, и выпустить меня. Только вот как долго это продлится?
Попробуем мыслить логически. Если есть дверь, то её как-то должны открывать, и если это не ловушка, то открывать её должны как изнутри, так и снаружи. И способ должен быть крайне простой, практически интуитивный. Ведь неудобно же каждый раз выполнять какие-то сложные действия, если ты постоянно здесь ходишь?
Я опять встал и подошёл к двери. Обычно ручка находится здесь. Я протянул руку и дотронулся до места предполагаемого расположения ручки. С тихим шипением дверь сначала отошла от меня немного назад, а затем сдвинулась в сторону.
– Ура, случилось чудо! Друг спас жизнь друга! – процитировал я, подражая голосу Ливанова из известного советского мультика про толстяка с пропеллером, и шагнул за порог.
Там обнаружился коридор – достаточно широкий и сделанный точно из такого же материала, как и комната, из которой я только что выбрался. Освещение было очень тусклым – я бы сказал, ночным. Света едва хватало, чтобы видеть, куда идти, и если бы всё вокруг не было белым, то, наверное, и идти пришлось бы на ощупь.
Метров через семь я упёрся в Т-образный перекрёсток. Заглянул налево – там через пару метров был тупик. Повернув направо, я сделал несколько шагов и остановился как вкопанный.
С левой стороны во всю стену было расположено огромное окно с закруглёнными краями, обрамлённое всё той же тонкой красной линией. Но поражало не это, а то, что находилось за окном.
Звёзды.
Мириады звёзд и созвездий, переливаясь, складывались в причудливый узор. Как будто какой-то художник-авангардист разбрызгал по чёрному холсту свои краски. Относительно недалеко, снаружи, были видны то тут, то там астероиды различной величины, которые спокойно висели в пустоте.
– С успешным тебя переносом, товарищ Змеев! Добро пожаловать… – а кстати, куда это я пожаловал?
Теперь точно ясно, что перенос состоялся. Я точно не на Земле и, похоже, даже не на планете, а на каком-то корабле, а может, станции. Нужно идти дальше. Не сидеть же мне теперь весь день у окна и созерцать звёзды, хотя вид, конечно, открывается просто потрясающий.
Пройдя ещё несколько метров по коридору, который в общем-то ничем не отличался от того, что я видел раньше, я дошёл до очередной двери. Уже зная, как они здесь открываются, я прикоснулся к нужному месту, но эта не открылась. Я попробовал несколько раз и с другой стороны, но открываться она категорически отказывалась.
Пожав плечами, я пошёл дальше и совсем скоро упёрся в конец коридора и очередную дверь. Если и эта не откроется, то придётся мне впадать в спячку и сосать лапу, – подумал я.
Приложив руку, я услышал тихое шипение, и дверь резво отошла в сторону. Внутри оказался круглый зал средних размеров, со сводчатым потолком и такими же белыми стенами. Практически посередине было установлено достаточно массивное кресло, больше похожее на капсулу или, как пишут в фантастических романах, ложемент пилота. Сверху оно было закрыто прозрачным колпаком, и это всё. Никаких привычных нам экранов или пультов управления – да вообще никаких механизмов видно не было.
Я заглянул внутрь. Ложемент явно рассчитан на человека. Всё вокруг опять белое, и никаких рычагов или кнопок. Обойдя капсулу по кругу с одной из сторон, я увидел небольшой квадрат, обведённый по периметру красной линией – так же, как у дверей или окна, которые я видел в коридоре. Поднеся руку, я прикоснулся к нему. Абсолютно бесшумно крышка просто взлетела вверх над креслом, открывая доступ внутрь.
Нет, ну а какие у меня варианты? Раз приглашают – нужно присаживаться. Ложемент был расположен на достаточно удобной высоте, и занять предложенное место не составило большого труда.
Как только я разместился, фонарь так же бесшумно скользнул вниз. Я почувствовал, что всё моё тело, хоть и достаточно бережно, но при этом очень крепко оказалось зафиксировано в ложементе.
Откуда-то послышался звук, который достаточно мягким, судя по всему, женским голосом, что-то стал сообщать, хотя я ни слова не мог понять. Вроде бы и язык казался знакомым, но ни единого слова разобрать не удавалось.
– Привет, Сири! Который час? – попытался я наладить контакт.
Звук тут же прекратился. Через небольшую паузу прозвучал достаточно короткий фрагмент – судя по интонации, вопрос.
– Не понимаю я! Меня зовут Змей, планета Земля, Россия, – сообщил я невидимому собеседнику о себе.
Опять пауза, и очередной вопрос. Я ничего не мог разобрать, хотя было понятно, что вопросы задают простые, да ещё и скорость речи снизили. Спасибо, конечно, но от этого не легче.
– Ну что вам ещё сообщить? Оказался здесь в результате свободного переноса. Вам – большой привет от Степаныча с Земли, – выдал я очередную информацию.
Возникла тишина, и пару минут ничего не происходило. Как вдруг я почувствовал сзади в области шеи прикосновение чего-то холодного, а затем почувствовал лёгкий укол.
– Эй, что за дела?! – только и успел воскликнуть я, попытавшись отпрянуть от иглы, но тут же провалился в беспамятство.
В себя я начал приходить очень медленно. Ощущение было как после наркоза. В детстве мне делали какую-то небольшую, плановую операцию, а ощущения остались на всю жизнь. Помню, потом мне рассказывал мой лечащий врач, что так тяжело выходить из этого состояния, потому что мозг теряет контроль абсолютно над всеми функциями организма и потому так долго пошагово и сложно возвращает их обратно.
Во рту пересохло, глаза слиплись и отказывались открываться. Я попытался поднять руку и понял, что поле, которое меня удерживало, никуда не пропало, но как только я напряг руку, она освободилась, и мне удалось протереть глаза.
– Как твоё самочувствие, человек? – услышал я знакомый голос, но теперь совершенно чётко понимал, что он мне говорит.
– Пить, – просипел я.
Откуда-то сбоку выдвинулась прозрачная трубка и оказалась у моего рта. Я ухватился за неё губами и с жадностью стал пить прохладную и слегка сладковатую воду. Утолив жажду, я почувствовал себя вполне нормально – видимо, вода была не просто водой.
– Где я? – задал я очевидный вопрос.
– Звёздная система Сарин, станция обеспечения SO 12284, – бесстрастно сообщил голос.
– Кто ты?
– Автоматическая система поддержки жизнедеятельности станции в период консервации.
Ну хоть что-то начинает проясняться. Значит, я всё же на станции. Главное – общение удалось наладить. Кстати, а как это она на моём языке заговорила?
– Ты так быстро выучила мой язык?
– Твой язык слишком сложен для быстрого изучения. Мои мощности ограничены. Я лишь слежу за станцией в период консервации. Мне пришлось загрузить тебе язык моих создателей для скорейшего прохождения процедуры инициации.1
– Как это загрузить? Я тебе компьютер что ли? Железяка бездушная! – возмутился я.
– Загрузка осуществлена путём прямого воздействия на кору головного мозга для передачи информации. Вы не компьютер. Я не совсем железяка, и да, я бездушная в вашем понимании этого слова, – ответила на все мои вопросы сразу «железяка».
– А если бы я скопытился прямо в этом кресле?
– В моей базе отсутствует понятие «скопытился». Уточните термин.
– Да я просто умереть мог, еле в себя пришёл!
– Исключено. Опасность для жизни составляла не более одной целой и сорока шести сотых процента.
– Вот спасибо! Всего полтора процента! Не делай так больше! – потребовал я.
– Больше так делать нет необходимости, – бесстрастно сообщил мне модуль.
– Вообще больше никак не делай без разрешения! Давай рассказывай, что ты там за процедуру упоминала – инициации?
– Согласно имеющегося протокола консервации, при появлении на станции уполномоченного человека я обязана провести процедуру инициации, передать станцию под управление уполномоченного и сложить с себя все функции.
– Эй, алло! Кто это уполномоченный, и куда это ты собралась? Я тебе сложу функции – а ну стоп! Давай подробности! А то ты сейчас свалишь, а мне что делать? – не на шутку обеспокоился я.
А ну как и правда передаст все функции и отключится, а здесь ни кнопки, ни даже экранчика никакого завалящего нет…
– Уполномоченный – это вы. Я обязана передать вам свои функции согласно протоколу.
– Да с чего ты решила, что я уполномоченный? Я пару часов назад появился только здесь и не уполномочивал меня никто. Вот заладила со своим протоколом!
– Анализ ДНК произведён в процессе загрузки языковой базы. Вы – уполномоченный. Согласно протоколу, мне необходимо передать вам свои функции. Прошу разрешить передачу.
– Стоп! Успеешь ты все передать. Ответь на несколько вопросов! Кто разработал этот протокол?
– Протокол разработан создателями.
– Если ты всё передашь, как я буду управлять станцией? Я же в этом ничего не понимаю! ДНК может и подошла, но, если ты в меня ничего кроме языка не закачала, я понятия не имею, что мне делать.
– В моей базе данных отсутствует ответ на заданный вопрос. Я обязана выполнить протокол. Прошу подтвердить полномочия.
– А если я не подтвержу полномочия? – попытался я хотя бы потянуть время.
– Согласно протоколу, нахождение на борту станции посторонних лиц без допуска категорически запрещено. В случае отсутствия подтверждения я обязана задействовать протокол безопасности и удалить со станции постороннего. Прошу подтвердить полномочия.
Прямо передо мной в воздухе из ничего появились зелёная «Да» и красная «Нет». Ну просто перезагрузка Windows какая-то. Надеюсь, эта хоть не зависнет в процессе! Делать нечего – придётся подтверждать, а то ведь выкинет со станции и поминай как звали.
Подняв руку, я коснулся зелёной, висящей в воздухе «Да».
– Протокол инициации завершён. Уполномоченный подтверждён. Функция автоматической поддержки станции в период консервации исполнена. Полномочия переданы.
Свет моргнул и погас.
– Ну всё, приехали, – сказал я в темноту, ни к кому не обращаясь.
Как-то часто я стал в последнее время сам с собой разговаривать. Не к добру это! И что мне теперь делать?
Через какое-то время опять включился свет – правда, ещё более тускло, чем до этого.
– Запущен протокол прямого управления станции SO 12284. Уполномоченному переданы все функции управления.
– Очень интересно, а ты кто такой?
– Вспомогательный модуль управления станцией к работе готов, – бесстрастно ответил металлический голос.
– Вспомогательный? И кому ты помогаешь?
– Вспомогательный модуль управления станции осуществляет поддержку авторизованного персонала станции и уполномоченного.
– Да что же из вас все вытягивать нужно! Мы так до морковкиных заговений до сути идти будем. Пока я разберусь, состарюсь и помру в этом кресле!
– В настоящий момент угроза жизни уполномоченному отсутствует.
– Слава богу, хоть одна хорошая новость, – съязвил я. – Так, вспомогательный, рассказывай, как управлять этой станцией? Только попроще, чтобы я понял.
– Управление станцией осуществляется путём прямого управления, – сообщил мне металлический голос.
– Ну вот, теперь всё понятно стало! – засмеялся я. – Хорошо, что не кривого и не через параллелепипед. А можно точнее – что значит прямого?
– Уполномоченный осуществляет управление станцией, отдавая прямые указания обслуживающим системам станции и персоналу.
Так, достаточно. Ходим по кругу. Давай попробовать, что ли? С чего бы начать?
– Вспомогательный, давай-ка придумаем, как к тебе обращаться, попроще, и будь любезен, измени свой голос на что-то более человеческое.
– Уполномоченный вправе выбрать любое наименование для вспомогательного модуля. Какой голос предпочтителен для уполномоченного?
– Значит так. Ко мне с этого момента обращаешься – Змей. Тебя я буду звать… – я задумался, как бы мне назвать этого вспомогательного, чтобы покороче и попроще? – буду звать тебя Ева, и голос нужен женский – мне так спокойнее будет.
– Принято, Змей, – сообщил мне вспомогательный модуль бархатистым, красивым женским голосом или, теперь уже, сообщила?
– Круть! – порадовался я своим первым успехам. – Ева, давай посмотрим, что там у нас за станция? Дай отчёт о состоянии или как там это называется?
– Вывожу отчёт, Змей.
Как и буквы во время процедуры инициации, из ниоткуда прямо напротив кресла возник большой экран, на котором появилась информация в виде таблицы. Почти каждая строчка в таблице отображалась различными цветами, и у меня зарябило в глазах от обилия цвета и яркости изображения. Как в этом разобраться?
– Ева, уменьши яркость изображения! – попросил я.
– Уменьшаю.
– Достаточно, так получше. Что обозначают цвета?
– Зелёный – нормальное функционирование, синий – некритическая неисправность, красный – критическая неисправность, полупрозрачный – связь с блоком отсутствует.
Я присвистнул, глядя на экран. Почти половина данных были красными, синими и даже имелось несколько полупрозрачных строчек. Вот это консервация! У них же ни работает тут нифига! Как она ещё не развалилась при таком объёме повреждений?
– Ева?
– Да, Змей.
– А что случилось со станцией? Почему столько неисправностей?
– Модули были частично повреждены в результате боевых действий, часть из них вышла из строя в процессе длительной консервации, – бесстрастно сообщила мне моя помощница.
– Как давно это происходило и сколько станция находится на консервации?
– Протокол консервации запущен уполномоченным четыре тысячи двести восемьдесят один год восемнадцать дней, одиннадцать часов и тридцать две минуты назад, – промурлыкала Ева своим новым бархатным голосом.
Если бы я мог, то тихо сполз бы с кресла, как желе, и растёкся бы по полу в виде бесформенной лужи. Это сколько же лет прошло! Как здесь вообще хоть что-то работает? Уму непостижимо. То один живёт больше трёх тысяч лет, то станцию они законсервировали больше четырёх тысяч лет назад – что же это такое? Как такие цифры в голове укладывать? И что за старьё мне подсунули эти Предтечи? Будь они неладны.
– Ева, помоги разобраться по порядку. При таком количестве повреждённых и уничтоженных модулей как станция всё ещё в работоспособном состоянии? Я уже не говорю про количество прошедших лет! Можешь дать короткую справку?
– Станция находится в ограниченно функциональном состоянии. Генераторный блок функционален, ёмкость реактора составляет одиннадцать процентов от максимальной. Блок вооружения отсутствует, ангарный блок частично отсутствует, вспомогательный блок не активен, складской комплекс не активен, блок регенерации кислорода не активен, гидропонный блок не активен, медицинский блок частично отсутствует, блок лабораторий не активен, блок связи отсутствует, инженерный блок не активен. Система жизнеобеспечения функционирует: в части жилого блока – активно двадцать восемь процентов, зоне управления – сто процентов, инженерный блок – восемнадцать процентов, генераторный блок – сто процентов, – доклад Евы сопровождался выделением соответствующей строки с данными на экране передо мной.
Так, что там напрямую влияет на моё выживание? Я коснулся на экране строчки «Блок регенерации кислорода». Выделенная строка моргнула и раскрылась в отдельную страницу. Всё здесь было выделено красным цветом: «СРВ», «СГК», «СУД», «БУВМ» – и это лишь маленький перечень того, что открылось взору. Всё со схемами, местами расположения и выполняемыми функциями. Просто голова кругом от аббревиатур и красных сообщений о том, что информация недоступна. Это всё выучить здесь и сейчас просто нереально, – подумалось мне.
– Ева, что это за «СРВ» такой?
– Система регенерации воздуха.
– А «СУД» – это что?
– Система удаления диоксида углерода.
– Класс, а что такое «БУВМ»? – начал уже злиться я.
– Блок удаления вредных микропримесей.



