Условности

Она никого больше не полюбит так, как любила Артура. Шерли знала: это невозможно. Он был слишком хорош, такой обворожительный, такой замечательный! Где бы она ни была, за кого бы ни вышла замуж, всегда, всегда, Артур будет вторгаться в ее жизнь, вклиниваться между ней и ее избранником, срывать с ее губ каждый поцелуй. И лишь его одного будет она любить и целовать. Шерли промокнула платочком глаза, отвернулась к окну и стала смотреть вдаль, а когда за стеклом показалась Латония, вновь задумалась (такова великая сила любви): а что, если Артур когда-нибудь вернется или уже вернулся? Вдруг он по счастливой случайности сейчас на станции или нарочно пришел ее встретить, успокоить ее измученное сердце? Раньше он приходил на станцию ее встречать. Как она летела к нему, склоняла голову ему на плечо и тотчас забывала о существовании Бартона. Тогда ей казалось, что они с Артуром не разлучались ни на мгновение. Ах, Артур, Артур!

Но нет, нет, то была Латония: виадук над путями железной дороги, длинная деловая улица, трамваи с табличками «Центр» и «Лангдон-авеню», мчавшиеся обратно, в большой город. В нескольких кварталах поодаль, на тенистой Бетьюн-стрит, как никогда скучной и бесцветной, стоял дом ее родителей, и Шерли вдруг особенно остро поразила серая обыденность их привычной жизни: газонокосилки, лужайки, веранды, похожие одна на другую. Бартон будет ходить на службу и возвращаться со службы, как ходила сама Шерли и ее отец, а она будет заниматься домом, стряпать, стирать, гладить и шить, заботиться о Бартоне, как заботится сейчас ее мать об отце и о ней. И она не будет любить мужа по-настоящему, как ей хотелось бы любить. О, это ужасно! И все же в действительности избежать замужества она не могла, хотя сама мысль об этом казалась невыносимой. Нет, она должна, должна, ради… ради… Погруженная в задумчивость, Шерли закрыла глаза.

Она прошла по улице под ветвистыми деревьями, мимо одинаковых домов и лужаек, в точности таких же, как у нее, и застала отца на веранде за чтением вечерней газеты. Заметив его, она вздохнула.

– Вернулась, дочка? – приветливо окликнул ее отец.

– Да.

– Твоя мать спрашивала, что ты будешь на ужин: бифштекс или печенку. Лучше сама ей скажи.

– О, это не важно.

Шерли торопливо прошла в спальню, сорвала шляпку и перчатки, бросилась на кровать, чтобы немного полежать в тишине, и беззвучно застонала. Подумать только, что все к этому пришло! Никогда больше не встретить Артура! Видеть одного только Бартона, стать его женой, жить на такой же улице, завести четырех, а то и пятерых детей, забыть все дружеские связи юности, лишь бы сохранить лицо перед родителями, спасти свое будущее. Почему все должно быть так? Неужели вправду так и будет? У нее перехватило горло, она задыхалась. Спустя немного времени, услышав, что Шерли вернулась, в дверях показалась мать, сухощавая неприметная женщина, вечно занятая повседневными делами, нежно привязанная к дочери.

– Что случилось, милая? Тебе нездоровится? У тебя голова болит? Дай-ка я пощупаю твой лоб.

Ее холодные худые пальцы погладили виски и волосы Шерли. Мать предложила принести ей что-нибудь из еды или порошок от головной боли.

– Я не больна мама. Просто неважно себя чувствую. Не беспокойся. Я скоро встану. Пожалуйста, не волнуйся.

– Ты хотела бы на ужин печенку или бифштекс, дорогая?

– О, что угодно; пожалуйста, не беспокойся. Пусть будет бифштекс, все равно. – Лишь бы только избавиться от матери, лишь бы ее оставили в покое!

Мать посмотрела на нее, сочувственно покачала головой, затем тихо вышла, ничего больше не сказав. Шерли продолжала лежать и все думала, думала. Горькие, мучительные мысли о прекрасном прошлом и мрачном, беспросветном будущем терзали ее. Наконец, не в силах больше терпеть эту муку, она поднялась, подошла к окну, скользнула рассеянным взглядом по двору и соседнему дому и пристально всмотрелась в свое будущее. Что же ей делать? В самом деле, как ей быть? Вот миссис Кессел у себя на кухне по обыкновению готовит ужин, совсем как мать Шерли, а мистер Кессел в рубашке с коротким рукавом читает на крыльце вечернюю газету. Дальше по улице мистер Поллард подстригает траву у себя во дворе. Повсюду на Бетьюн-стрит стояли такие же дома, где жили такие же люди, простые, ничем не примечательные: клерки, управляющие, преуспевающие рабочие-мастера вроде ее отца или Бартона, по-своему замечательные, но непохожие на Артура, горячо любимого, потерянного Артура. И вот она по воле обстоятельств или в силу необходимости вскоре станет одной из них, поселится на такой же улице, как эта, без сомнения, навсегда и… На мгновение спазм сдавил ей горло.

Нет, решила она, этому не бывать. Нет, нет, нет! Должен быть другой выход, и не один. Она не обязана делать это, если не хочет, не должна и не станет… вот только… Шерли подошла к зеркалу, посмотрела на свое отражение и пригладила волосы.

«Но какой в этом прок? – устало и покорно спросила она себя, чуть помедлив. – К чему плакать? Почему бы мне не выйти за Бартона? Все равно я ничего не добьюсь. Артур не вернется ко мне. Я хотела быть с ним, но вынуждена довольствоваться другим мужчиной или вовсе никем, так какая разница, кем именно? Я слишком высоко вознеслась в своих мечтах, вот и все. Мне нужен был Артур, но он не пожелал остаться со мной. Бартон мне не нужен, и он ползает передо мной на коленях. Я неудачница, вот в чем моя беда».

Шерли подвернула рукава, стянула платок, пышными складками прикрывавший грудь, затем перешла на кухню и поискала глазами фартук.

– Тебе помочь? – проговорила она. – Где скатерть?

Отыскав скатерть в соседней комнате, среди салфеток и столовых приборов в ящике комода, она принялась накрывать на стол.

Ловушка

Перевод Е. Токарева

Стоял душный июльский полдень. Грегори после нескольких месяцев раздумий над предостережением его политического единомышленника, за которые не произошло ничего, что могло бы подтвердить опасения, готовился вернуться в прибрежный отель, который он теперь мог себе позволить ввиду своего нынешнего благополучия. «Тритон» – роскошный отель с видом на море – находился примерно в часе езды от его конторы, среди сосен и песков Айленда. Несмотря на то что против Грегори явно готовился заговор, его жена, «девочка», как он ее обычно называл, из-за болезненного состояния их ребенка была вынуждена уехать в горы к матери, за советом и утешением. Однако вследствие осенней предвыборной кампании сам он вряд ли смог бы уехать. По будням, в выходные, а иногда и ночами, он выискивал и собирал факты недолжного управления городским хозяйством, которые в будущем пригодились бы ему в предвыборной борьбе. Мэра и его так называемое окружение нужно было сбросить любой ценой. Грегори был уверен, что в случае успеха он будет вознагражден, но, несмотря на это, совершенно искренне верил в значимость и даже необходимость того, что делал. Город управлялся совершенно безобразно. Что может быть достойнее, чем раскапывать подробности и выставлять их на обозрение оскорбленных и возмущенных граждан?

Однако и враг не был беспомощен. Один джентльмен, связанный с издательским бизнесом, о котором Грегори слыхом не слыхивал, явился к нему с предложением работы на Среднем Западе, которая потребовала бы его отсутствия в родном городе на протяжении четырех-пяти лет и приносила доход в шесть-семь тысяч долларов ежегодно. После отказа от столь интересного предложения у Грегори стала пропадать часть почты, и ему начало казаться, что некие странные личности проявляют необычно пристальный интерес ко всем его передвижениям. Наконец к нему в контору явился политик, связанный с партией, в которой состоял Грегори.

– Видите ли, Грегори, дело тут вот какое, – сказал он после недолгого вступления, – мы нашли ниточку, ведущую к махинациям с земельными участками в Южном Пеньянке. В них замешан мэр, однако он твердо решил не допустить, чтобы общественность о них узнала, по крайней мере до окончания выборов. Столь же полон решимости и его партнер Тилни. Они готовы действовать жестко, так что будьте начеку. Вы ведь любите свою жену, верно? Так вот, держитесь как можно ближе к ней и к ребенку. Не позволяйте разлучить вас хоть на секунду, где бы вы ни находились. Вам ведь известно, что пару-тройку лет назад случилось с Кротерзом? Он собрался было придать огласке сделку в Йеллоу-Пойнт-Ферри, но никто, конечно же, о ней ничего не знал. И тут вдруг бац! Его арестовали по старому обвинению в дезертирстве, всплыл давний неоплаченный долг, у него конфисковали имущество и заставили жену уйти от него. Не дайте подловить себя подобным образом. Если у вас есть хоть какие-то долги, сообщите нам, и мы посмотрим, что можно с этим сделать. Если вы увлечены другой женщиной, то порвите с ней немедленно, отошлите ее подальше и навсегда избавьтесь от нее.

Грегори посмотрел на него с раздраженной и какой-то сочувственной улыбкой.

– Нет у меня никакой другой женщины, – просто ответил он.

Подумать только – изменить своей «девочке» и ребенку, голубоглазому карапузу с розовыми пяточками!

– Не подумайте, что я пытаюсь сунуть нос в ваши дела, – продолжил политик. – Я просто обрисовываю вам положение вещей. Если вам понадобится совет или помощь, смело обращайтесь ко мне. Но, что бы вы ни делали, будьте все время начеку.

С этими словами он надел отделанный шелком цилиндр и ушел.

После его ухода Грегори стоял посреди своего кабинета, уставившись в пол. Конечно, судя по тому, что он уже знал, Грегори с готовностью готов был поверить, что мэр поступит именно так, как сказал его друг. Что же до дружка мэра, изворотливого торгаша недвижимостью, из слухов о нем следовало, что он не остановится ни перед чем, включая хитрость, обман и даже жестокость. Другой политик как-то сказал о нем, что он не остановится и перед убийством, но при этом никогда на нем не попадется, и это явно походило на правду. Тилни был намного богаче и обладал куда большей властью, чем мэр.

С тех пор как Грегори с женой поселился в этом приморском отеле, произошло несколько событий, заставивших его думать, что что-то может случиться, хотя у него пока не было обоснованных доказательств своих подозрений. Приехала приторная, разодетая в пух и прах, увешанная драгоценностями и с претензиями на спортивность сорокалетняя вдова, деловая женщина, как она себя называла, заправлявшая весьма успешным театральным агентством в большом городе, и, следовательно, как выражался один из друзей Грегори, деньги лопатой гребла. Она наряжалась в коричневые и бордовые шелка, носила коричневые туфли и чулки, у нее были подозрительно пышные каштановые волосы. Ее машина – а она ездила в автомобиле – была престижной марки. Восхищали ее умение играть в вист и готовность рисковать. Гостиничные служащие и бездельники веранды «Тритон» считали ее веселой и щедрой транжирой. Миссис Скелтон приехала, когда в «Тритоне» еще жила миссис Грегори, и вольготно расположилась в двухкомнатном номере с ванной и видом на море. Она быстро сдружилась с управляющим и несколькими закоренелыми бездельниками, с виду биржевыми маклерами и торговцами недвижимостью, живо интересовавшимися гольфом, теннисом и гостиничной кухней. Это была сладкоречивая, энергичная и полная оптимизма дама, которая не могла не понравиться Грегори и его жене. Но перед отъездом жена Грегори как бы невзначай поинтересовалась, а не может ли яркая и эпотажная миссис Скелтон принадлежать к какому-нибудь заговору. Ее искреннее дружелюбие, которое можно было трактовать по-разному, было, в общем и целом, вне подозрений, но она вполне могла выжидать именно такую ситуацию – когда Грегори останется один.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

В Соединенных Штатах другой подход к определению временных границ сезонов: астрономический, а не календарный. Астрономическое лето начинается 20–21 июня – в день летнего солнцестояния. – Примеч. ред.

2

О боже! (нем.)

3

Покончила с собой (нем.).

4

Боже мой, ты это слышал? (нем.)

5

Яков I (1566–1625) – шотландский король (под именем Якова VI) с 1567 г., английский – с 1603 г.

6

Аллюзия на Откровение Иоанна Богослова, 21:1: «И увидел я новое небо и новую землю; ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет».