«Злой» ангел

– Кто вы? Что вам надо?

– Я… друг Руслана, – Федя обрадовался тому, что нашёл, что сказать. – У меня есть для него важная информация….

– Руслана нет дома.

– Я знаю, Надежда Фёдоровна. Я хотел через вас передать…

Дверь открылась. В дверном проёме Игнатьев увидел полную женщину лет пятидесяти, с бигудями в седых волосах.

– Входи!

Игнатьев вошёл, разглядывая большой светлый коридор и цветастый халат женщины. У Фединой мамы когда-то был такой же.

– Надежда Фёдоровна, я пришёл, чтобы сказать…

– Если ты от тех людей, готовых отмазать моего Русланика за любые деньги, передай им, что мы всё отдали адвокату. Дырявый халат – вот, что у меня осталось…

– Я не от тех людей.

– Ты из милиции? – На лице женщины появилось выражение заинтересованности.

– Нет. Трудно так сразу сказать…

– Ладно… Раздевайся, снимай свой пуховик и проходи на кухню. Будем пить чай, за кружкой горячего чая мне всё расскажешь. Ты, я смотрю, замёрз. Вот сейчас отогреешься.

Игнатьев разделся, прошёл на кухню. Надежда Фёдоровна в это время наливала тёмный, почти чёрный, чай в кружки с нарисованными на них ромашками.

– Я, словно чувствовала, что кто-то должен прийти. Сама не понимаю, что на меня нашло. Хотела бельё постирать, но пошла на кухню, поставила чайник на плиту кипятиться… Кстати, как тебя зовут?

– Федя… Фёдор!

– Красивое русское имя. Редкое. Моего отца так звали. Он погиб в Великую Отечественную. .. Тебе сколько ложек сахара?

– Двух хватит.

– И что ты хотел передать Русланику? – Надежда Фёдоровна пододвинула к Феде чашку дымящегося ароматного чая.

– Ирина… – Игнатьев помолчал, не зная, как продолжить, – Ирина не сердится на него. Она всё ещё его любит…

– Какая Ирина? – Глаза Надежды Фёдоровны расширились от удивления.

– Березина, которую Руслан… сбил, – Федя проглотил комок в горле.

– Ты что, бредишь? Её полгода назад похоронили. А, может, ты издеваешься надо мной? – На глазах Надежды Фёдоровны появились слёзы.

– Нет! К сожалению, это правда. Я работал с Ириной в котельной. Точнее, я и сейчас там работаю слесарем. После травмы я стал видеть мёртвых.

– Ты врёшь. Как тебе не стыдно? Я-то думала, что ты приличный человек, впустила тебя, а ты… – Надежда Фёдоровна сверлила Федю недоверчивым взглядом, отодвинув от себя кружку с чаем.

– Я бы хотел, чтобы это было ложью, но это правда. Вы просто не представляете, Надежда Фёдоровна, как бы я хотел избавиться от всего этого. Я устал от этого, но я должен исполнить волю Ирины, чтобы её душа наконец-то обрела покой. Откуда, по-вашему, я знаю ваше имя и ваш адрес?

– Ты – жулик. Я тебе не верю! В наше время узнать эти данные может каждый. Сколько ты хочешь денег?

– Я не знаю, как мне убедить вас. Я вижу, что вы не верите мне. Страх… Вы боитесь, что я вас обману. У вас что-то с желудком. У вас болит желудок? Денег мне не нужно. Ирина всё ещё любит вашего сына, Руслана, у которого есть жена от первого брака, сын. У него всё будет хорошо, пусть он не переживает. Это всё, что я хотел сказать! Довести эту информацию до Руслана вы сможете через адвоката. – Федя встал из-за стола.

– Так ты – экстрасенс? А я-то думала… Прости! Я сначала не поверила тебе.

– Я не знаю, кто я. Спасибо за чай. Очень вкусный. Я бы с удовольствием остался у вас, рассказал бы вам про жму… про свои видения, но мне нужно ехать. Кстати, не знаете, как мне быстрее доехать до улицы Солнечной? Она в Промышленном районе.

– На сороковом автобусе. Где-то через пять остановок…

– Спасибо, Надежда Фёдоровна! Было приятно с вами пообщаться. – Федя одел пуховик и вышел из квартиры.

– Ну, ты приходи ещё! – крикнула ему вслед Надежда Фёдоровна.

Выходя из лифта, Федя увидел наркоманов, стоящих на лестничной клетке между первым и вторым этажами. Их плотным кольцом окружало фиолетовое свечение.

– Что смотришь? – спросил один из них, глядя на Игнатьева. Федя ничего ему не ответил, но отметил цвет его свечения.

«Фиолетовый. Это цвет наркоманов. – догадался он. – Так вот, оказывается, кто у нас Света. Она – наркоманка! Уколется и сидит у котла. Чудно!»

11

Через сорок минут Игнатьев стоял перед домом номер три на улице Солнечной.

– Дыра у чёрта в жопе! – пробормотал он, разглядывая обшарпанную пятиэтажную «хрущёвку».

Поднимаясь на второй этаж, он рассматривал смятые почтовые ящики, пошлые надписи и рисунки на стенах, удивлялся, как люди могут жить в таких условиях?

На двери квартиры номер пять когда-то было написано слово из трёх букв. Пытаясь стереть это слово, хозяева квартиры соскоблили краску с двери.

Федя нажал на кнопку звонка, через какое-то время он услышал шаркающие шаги за дверью.

– Что надо?– послышался из-за двери грубый мужской голос.

– Я… Я… Мне нужна Мария Ивановна Верёвкина.

– Больше тебе ничего не надо?

– Нет. Мне только нужно…

– Её нет.

– Как это «нет»? А мне сказали, что она живёт здесь…

Внезапно дверь распахнулась. На пороге стоял двухметровый сорокалетний мужик с «пивным» животом и одутловатым лицом. На нём были спортивные штаны и дырявая тельняшка. В руке он сжимал топор.

– Как вы мне надоели, риэлторы хреновы! Когда вы меня оставите в покое? – с этими словами мужик двинулся на Федю.

– Вы не так меня поняли. Мне нужна Мария Ивановна. Я должен передать ей… – Игнатьев отступал, спускаясь вниз.

– Нет, это вы меня не так поняли! – громила рубанул топором.

Топор просвистел над ухом Игнатьева и врезался в стену, обдав Федю крошками кирпича и штукатурки. Если бы он не присел, топор отрубил бы ему в голову.

– Постойте, я не…– кричал Игнатьев, но мужик его не слышал. Он продолжал рубить топором, вонзая его в кирпичную стену. Всё это сопровождалось отборной бранью и страшным грохотом. На площадке между первым и вторым этажами Федя потерял равновесие и упал. Топор воткнулся в почтовые ящики над Фединой головой. Мужик напряг руки, пытаясь вытащить топор из ящиков. Из его горла вырвался звериный рык. Воспользовавшись секундной заминкой, Игнатьев пнул мужика по ноге ниже колена. Мужик потерял равновесие и начал падать вперёд. Федя оттолкнул его, вскочил на ноги, выхватил из кармана нож и приставил его к горлу мужика. Размотав левой рукой кусок тряпки и высвободив лезвие ножа, Игнатьев увидел, что нож полыхает жёлтым огнём, а оранжевый цвет в тёмной оболочке мужика сменился серебром. Это означало, что ярость мужика как рукой сняло, остался только страх.

– Убери руки от топора! – тихим голосом сказал Федя, слегка нажав ножом на «бычью» шею мужика.

Мужчина опустил руки, сглотнул, от чего его кадык дёрнулся.

– Я не причиню тебе вреда, если ты пообещаешь мне вести себя тихо, – Федя увидел, как нож стал остывать, приобретая металлический блеск. Свечение вокруг странного типа исчезло.

– Я не буду продавать квартиру, – проговорил мужчина, руки его снов потянулись к ручке топора.

– Мне не нужна твоя квартира. Я совсем по другому вопросу, – Федя опять надавил на нож.

– Так ты не из агентства недвижимости?

– Нет! Я должен передать Верёвкиной Марии Ивановне важную информацию. – Федя заметил, как здоровяк выдохнул воздух и расслаблено опустил плечи.

– Извини, браток! Я, похоже, ошибся. Тут эти риэлторы меня заколебали. Каждый день ходят, хотят, чтобы я бабкину квартиру продал. Так ты точно не из этих?

– Точно!

– Ну, тогда заходи в гости. Посидим, обговорим это дело…

– Идёт! Только не маши больше топором, ладно?

– Мля буду! – мужик постучал себя в грудь пудовым кулаком.

Федя убрал от его шеи нож, обмотал лезвие тряпкой и засунул в карман пуховика.

– Ну что, прошу! – мужик с трудом вытащил топор из почтового ящика и указал на дверь своей квартиры рукой.

– Меня зовут Никита, – пробасил мужик, открывая холодильник на кухне. – Ты водку будешь?

– Нет, спасибо! Я в последнее время…

– Значит, будешь. Я сам себя уважать не буду, если ты откажешься пить со мной водку.

– Ладно, наливай! Я – Фёдор.

– Вот это по-нашему! Вот это я понимаю! – Никита оживился. – Ты, конечно, извини меня за этот спектакль, но они достали меня! А ты стойкий парень! Не только не испугался, но нашёл выход из положения. Молодец! Ну, давай! За знакомство!

Никита разлил водку по стаканам. Выпив, Федя поморщился.

– Закуси солёным огурчиком!

Федя выпил, закусил и стал немного приходить в себя. Только сейчас до него дошло, что он был на волосок от гибели.

– Ну, теперь рассказывай, зачем пришёл, – Никита выложил на стол пачку папирос и закурил. – Угощайся!

– Спасибо, я не курю. А к вам пришёл… Я даже не знаю, соврать мне, чтобы вы мне поверили, или рассказать правду, но вы меня сочтёте сумасшедшим.

– Рассказывай, как есть. Не поверю, так хоть будет потом, над чем посмеяться. Дружбанам буду рассказывать, что с психом бухал! – Никита засмеялся.

– Тогда я расскажу правду! – И Федя начал рассказывать про свою работу в котельной, про то, как его ударила ледышка по голове, про Настю, которая попросила его сказать Марии Ивановне, что она не виновата в её смерти.

– Знаешь, я почти тебе верю. Опиши мне Настю, – Никита потянулся за очередной папиросой и закурил. Его пальцы заметно дрожали.

– Русые косички, платье из синего бархата. Красивое платье. Она держала тряпичную куклу, с пуговицами вместо глаз…

– Эту куклу ей баба Маня положила в гроб. Это была её любимая кукла. Эту историю знают только родственники. Баба Маня чуть с ума не сошла, когда это случилось.

– Ты сказал «баба»? Она тебе бабушка?

– Да, – Никита помолчал, задумчиво глядя на клубы сизого дыма. – Через три года она родила мальчика, которого назвали Иваном. Я – сын этого мальчика. Вообще у бабули было пять детей. Только трое дожили до совершеннолетия и дали потомство. Это мой отец и две дочери тётя Таня и тётя Надя.

– А где сейчас твоя бабушка? Где Мария Ивановна?

– Бабушка? – Никита вздрогнул, словно пробудился после долгого сна. – Она сейчас в доме престарелых, на Кузнечной. Кузнечная улица, дом семьдесят два. Ты знаешь, где это?

– Нет! – честно ответил Федя – Не приходилось быть там.

– Туда идёт двадцать восьмой автобус. Ехать минут тридцать. На вахте скажешь, что ты её внук, тебя пропустят.

– Ты со мной не поедешь? – удивился Федя.

– Боже меня упаси! – Никита выставил вперёд свои большие ладони, словно отгораживаясь, – В последний раз я там был лет пять назад. Она тогда ещё ходить могла. Прикинь, эта старая стерва чуть не убила меня костылём. Я после этого туда не езжу. Сестра Верка иногда её навещает, а я – нет!

– Кузнечная, семьдесят два… Двадцать восьмой автобус. – Игнатьев записал в блокноте. – Ну, ладно, я тогда поеду!

– Подожди! Выпьем на брудершафт, а потом езжай! – Никита наполнил стаканы. – Ты же мне почти как родственник! А, к тому же, вряд ли тётя Настя, Царствие ей Небесное, выбрала бы для такой цели плохого человека. Ты не только хороший человек, ты ещё и экстра… как его? – Никита наморщил лоб – Экстрасенс!

– Ты второй за сегодняшний день, кто так меня называет!

– Не бери в голову! За тебя! Спасибо тебе, Федя! – Никита опрокинул в себя водку и громко хлопнул стаканом по столу.

Когда Игнатьев стоял в прихожей и надевал на себя пуховик, Никита открыл шкаф, порылся в нём, что-то достал и протянул Феде.

– Что это? – спросил Игнатьев.

– Это чехол для твоего ножа. Мне он не нужен. У меня был охотничий нож, но я сломал его, когда делал ремонт в ванной. Не будешь же ты тряпками свой нож обматывать, возьми, – Никита протянул Феде чехол, сделанный из толстой кожи, прошитый стальными заклёпками.

– Спасибо, Никита! – Федя засунул свой нож в чехол, про себя отметив, что размер ножа и чехла идеально совпадают, как будто чехол был специально изготовлен для Фединого ножа.

Они пожали друг другу руки на прощанье. Федор отметил, что рука у Никиты крепкая, как камень. Мысленно поблагодарил Бога за то, что наградил хорошей реакцией, иначе живым уйти от Верёвкина не получилось бы.

– Приходи ещё! Ты – классный парень! Бабке от меня передай привет! – с этими словами Никита захлопнул дверь.

12

«Ничего себе! Два часа прошло! – думал Федя, выходя из подъезда. – Нет, к чёрту эти исполнения желаний! Если так и дальше пойдёт, я к тридцати годам весь седой буду!»

До улицы Кузнечной он доехал минут за двадцать. Ещё через окно автобуса он увидел табличку «Дом престарелых» у входа в длинное четырёхэтажное здание. Миновав массивные железные ворота, Игнатьев прошел по заметённой снегом дорожке и вошёл в здание. У входа за столом сидела полная женщина в белом халате и читала потрепанную книгу.

– Ты куда? – спросила она, не глядя на Федю.

– Я к Верёвкиной Марии Ивановне. Я её внук, – ответил Федя, вспомнив слова Никиты.

– Внук… – Женщина смерила Игнатьева подозрительным взглядом, открыла толстую тетрадь, что-то там посмотрела, водя пальцем. – Двести двадцатая комната, на втором этаже. Только никого не пугайся. Они сами тебя боятся.

– Спасибо! – Федя улыбнулся и стал подниматься по просторной лестнице с высокими перилами на второй этаж.

Поднимаясь по ступенькам, он снова стал видеть яркие цвета, хотя он надеялся, что не будет их видеть после водки. Идя по коридору, он видел много стариков. Такое количество старых и немощных людей он не видел никогда в жизни. Они шли, опираясь на трости, на костыли. Некоторых люди в белых халатах везли на инвалидных креслах. В коридоре пахло мочой, лекарствами и нафталином. От этого запаха Федя почувствовал приступ тошноты и стал глазами выискивать дверь с надписью «Туалет», но желудок вдруг успокоился.

Старики смотрели на Игнатьева, как на диковинную зверюшку. Феде они напоминали живых мертвецов. Только, в отличие от натуральных мертвецов, которых Федору довелось видеть, старики не были чёрно-белыми. Они были цветными и излучали свет. Правда, большинство из них были окутаны тёмным, или чёрным облаком, с многочисленными чёрными пятнами в районе больных органов: сердце, желудок, печень, почки.

Навстречу шёл старик, опирающийся левой рукой на трость. Правая его рука была скрючена и дёргалась.

«Как он ещё живёт? – подумал Федя, разглядывая его чёрные пятна. – Для него жизнь – это наказание».

Двести двадцатая комната была в самом конце коридора. Подойдя к двери, Федя постучал. Никто не ответил, Федя открыл дверь и вошёл внутрь.

В узкой комнате стояли две кровати. Рядом с каждой кроватью стояли тумбочки, заставленные лекарствами. На кровати справа сидела опрятно одетая старушка, излучающая ослепительно-белый свет, слегка замутнённый в районе сердца. Она что-то вязала, беззвучно шевеля губами.

– Мария Ивановна? – спросил Игнатьев, глядя на неё. Он ни сколько не сомневался, что это она. Только такая боевая бабушка способна побить костылём своего великовозрастного внука– громилу.

– Ш-ш-ш! – Старушка оторвалась от вязания, посмотрела на Федю поверх очков в роговой оправе, блестящие спицы замерли. – Это она.

Бабуля показала пальцем на соседнюю кровать.

На соседней кровати лежало существо, при взгляде на которое трудно было сказать, что это живой человек. Это существо скорее напоминало мумию: грудь почти не вздымается при дыхании, кожа обтягивает череп, запавшие закрытые глаза. Если бы Федя не видел чёрное облако вокруг Марии Ивановны, он бы подумал, что она умерла. Коричневое одеяло было натянуто до груди, поверх одеяла лежали две тонкие скрюченные руки, больше похожие на лапы какой-то странной птицы. Глядя на эти руки, Федя вспомнил куриные тушки в кулинарии.

– Мария Ивановна? – ещё раз повторил Игнатьев, обращаясь к женщине на кровати. Она не отреагировала.

«С таким же успехом я мог бы говорить с трупом», – подумал Федя и прикоснулся к пожелтевшей скрюченной руке Марии Ивановны. Рука чуть заметно дёрнулась, но Мария Ивановна не открыла глаза. Не зная, что делать, Федя посмотрел на старушку на соседней кровати.

– А ты приподними спинку кровати. Она подумает, что пришли её кормить и откроет глаза. Да не переживай ты, жива она.

– И давно она в таком состоянии?

– Ой, давно! – Старушка вздохнула. – И не живёт, и умереть не может.

Федя сделал так, как ему посоветовала бабуля. Через пять секунд Мария Ивановна застонала, открыла глаза и обвела комнату безучастным, пустым взглядом. А ещё через мгновение Игнатьев почувствовал неприятный запах.

– Кажись, в туалет сходила, – Федя услышал голос старушки за спиной.

– Мария Ивановна! Я – Федя. Вы меня не знаете. Я к вам пришёл по просьбе вашей дочери, Насти…

Пока Игнатьев говорил, глаза Марии Ивановны смотрели куда-то в сторону. При упоминании Насти, Мария Ивановна вздрогнула и посмотрела на Федю. В её взгляде Федя увидел заинтересованность и продолжил после небольшой паузы.

– Я видел вашего внука, Никиту. Он сказал мне, что вы здесь. Настя явилась ко мне вчера, нет, сегодня ночью и попросила меня сказать вам, что…

– А… Ащтя, – прошептала Мария Ивановна. Её руки задёргались на одеяле, костлявые кулачки, покрытые коричневатыми пятнами, сжимались и разжимались. – Ащтя!

– Да! Настя – Федя был удивлён, услышав голос Марии Ивановны. Этот голос напоминал скрип старых деревьев в лесу. – Она сказала, что вы не виноваты в её смерти. Какой-то мужчина похитил её из магазина, пока вы покупали сахар. Он сделал с ней что-то нехорошее, а потом… а потом он убил её. Настя сказала, что он наказан. Настя любит вас.

– Ащтя! – По щекам Марии Ивановны текли слёзы. – Ащтя!

– Ну, всё… Я всё сказал… Всё, о чём меня Настя просила. Я пойду? – Игнатьев начал пятиться к выходу, бросил взгляд на старушку с соседней кровати. Она смотрела на него широко открытыми от удивления глазами, её очки съехали на кончик носа.

– До свидания! – Федя закрыл за собой дверь и побежал по коридору. Он убегал от этого серого здания, которое давило на него, от этих ходячих мумий, брошенных родственниками, от запаха мочи.

– Господи, не дай мне сюда попасть в старости! Лучше умереть молодым, чем таким старым и немощным, – шептал Федя слова молитвы, родившейся в его голове под воздействием увиденного. Когда он вышел за ворота, его вытошнило. Желудок всё-таки не смог удержать в себе остатки завтрака. Федя прислонился спиной к чугунной решётке забора, сделал два глубоких вдоха. Ему стало легче.

– Ничего себе, уже три часа! Я весь день потратил на исполнение желаний!– Игнатьев присвистнул, глядя на часы. – Ладно, еду домой, обедаю, отдыхаю, а вечером поеду к Ромке. Или он поможет мне советом, или пусть придушит меня, чтобы я не мучился!

После того, как Федя вышел из двести двадцатой комнаты, Мария Ивановна сидела и смотрела не мигающим взглядом в одну точку.

– Ивановна, с тобой всё нормально? – спросила её соседка, но, не получив ответа, продолжила вязать шарф.

Через десять минут Мария Ивановна умерла. На её лице застыла счастливая улыбка, а часы на стене остановились.

13

В семь часов вечера Игнатьев стоял под дверью Роминой квартиры и звонил в дверной звонок. Не так давно родители помогли Роману купить однокомнатную квартиру на улице Ленина. Федя даже помогал ему с ремонтом и с переездом.

Дверь долго никто не открывал. Игнатьев решил, что никого нет дома, и хотел уйти, но дверь открыла Люда. На ней был короткий розовый халатик, открывающий взору её длинные стройные ноги и ложбинку между пышных грудей.

– Привет, Федя! Ты вовремя! Заходи! – Людмила открыла дверь.

– А где Рома?

– Он переодевается в своей комнате. Он только что с работы приехал. А я на кухне пельмени варю, смотрю телевизор. Думаю, кто-то в дверь звонит, или мне послышалось? Ну, ты проходи пока в кухню. Я себя в порядок приведу.

– Ты и так в полном… – Игнатьев не успел договорить, так как Людмила скрылась в комнате, закрыв за собой дверь.

Федя увидел, что пельмени начинают закипать, и кипящая вода вот-вот выплеснется из кастрюли на газовую плиту. Только он открыл рот, чтобы позвать Люду, в кухню зашёл Рома.

– Что-то ты плохо выглядишь! – Роман пожал Игнатьеву руку и выключил горелку.

– Жизнь такая пошла. Зато ты что-то поправился. Откормила тебя Людмилка.

– Отвыкаю от холостяцкой жизни, – Роман улыбнулся. – Ты ужинал?

Сказав «поправился», Игнатьев немного поскромничал, так как Рома не просто поправился. В последнее время он набрал килограммов двадцать. Сейчас он больше был похож на жирного кота, чем на бравого спецназовца.

– Нет, я не ужинал. Я только недавно пообедал…

– Ничего себе! Вот это сила воли! Что у тебя случилось? На тебе лица нет! – Рома поставил перед Федей тарелку с дымящимися пельменями.

– Если расскажу – не поверишь!

– Сейчас выпьем хорошего коньячку, и я поверю в любую твою байку, – Рома хохотнул.

– Может, обойдёмся без спиртного?

– Нет! Такие вопросы на трезвую голову не решаются! – Роман поставил на стол пузатую бутылку «Хеннеси» – учись, как работать нужно! Починил клиенту компьютер и получил две бутылки благородного напитка. Там работы было на пять минут…

– Это дорогой коньяк?

– Это хороший коньяк! – Рома разлил по рюмкам коричневатую жидкость.

– А Люда?

– Она не ест после семи часов вечера. Пусть смотрит в комнате свои сериалы, а мы тут с тобой поговорим, пока никто не мешает. Давай, за встречу! – Рома протянул Феде рюмку, которая в его большой руке смотрелась, как напёрсток.

Выпив коньяк и отметив, что он пьётся гораздо приятнее водки, Федя стал рассказывать. Он рассказал обо всём, что с ним произошло, включая визиты покойников, которые просили его помочь им и поездку в дом престарелых.

Закончив, Игнатьев посмотрел на Романа. В ослепительно-белом облаке вокруг него появилась желтизна.

– Ты мне не веришь?

– Да нет, верю. Хотя это звучит, как сценарий какого-то фильма ужасов. Давай ещё выпьем, а то у меня в голове какой-то кошмар начался.

– Ты пей, а я больше не хочу. Ты мне не веришь. Я это вижу.

Рома опрокинул в себя ещё одну рюмку, в его свечении появилась синева.

– Я, конечно, не силён в подобных вопросах, но, по-моему, тебе нужен настоящий экстрасенс. Купи газету с объявлениями, посмотри в разделе «Услуги», или «Разное» объявления о снятии порчи, сглаза и прочих услугах колдунов. Поговори с ними. Если они не шарлатаны, они тебе помогут, совет какой-нибудь умный дадут. Займись этим завтра с утра, а вечером позвони мне. Мне будет интересно узнать, чем всё закончится.

И тут Федя почувствовал, что в кухне есть кто-то ещё. Этот кто-то сидит за его спиной. Обернувшись, Федя увидел здоровенного спецназовца, в камуфляже и в бронежилете. В его правом виске Федя увидел небольшое отверстие, вокруг которого запеклась кровь. Он сидел на табуретке, опершись локтем на край стола, и смотрел на Федю с Ромой.

– Ты ничего не видишь? – спросил Игнатьев у Романа, указывая на спецназовца.

– Табуретка, подоконник… Что я должен видеть, Федя?

– Он меня не видит!– раздался громкий голос спецназовца, от которого у Игнатьева побежали мурашки по коже, – и не слышит. Скажи ему, что я – Коля Власов. Он меня помнит, мы служили вместе.

Федор посмотрел на Романа, перевёл взгляд на Колю.

– Рома! Здесь Коля Власов. Он говорит, что вы служили вместе.

– Я ничего не вижу и не слышу! Он что, здесь? В моей кухне?

– Да! Он сидит на табуретке у окна и смотрит на тебя.

– Скажи Ромке, что мне стыдно за то, что между нами произошло там, в Чечне. Я прошу у него прощения! Я не могу уйти не прощённым. Мне очень жаль. Если бы можно было всё вернуть назад… – Из глаз Коли потекли слёзы.

– Рома, Коля говорит, что ему очень стыдно за свой поступок. Он сожалеет и просит у тебя прощения. Он не может уйти не прощённым.

– Что? – Роман вскочил, подбежал к Николаю, стал руками хватать воздух. Его руки проходили сквозь тело Николая. – Я что-то чувствую. А как он выглядит?

– На нём камуфляж, бронежилет, сапоги со шнуровкой. У него рана на виске.

– Колька! – закричал Рома – Колька! Я прощаю тебя! Я давно тебя простил! Прости и ты меня, дурака! – Роман вытер ладонью слезу, скатившуюся по небритой щеке.

– Он тоже плачет, – тихо сказал Игнатьев.

– Что случилось, Рома? – В кухню вбежала перепуганная Люда. К своему великому ужасу, Федя увидел чёрное облако, окружающее её, – Я решила, что вы дерётесь…

– Уйди, женщина! – произнес Рома, не глядя на Люду.

Людмила пожала плечами и вышла из кухни.

– Теперь я могу уйти! Прощай, Рома! Спасибо тебе, Фёдор! – Николай улыбнулся, вспыхнул ярким светом и исчез.

– Федя, – голос Ромы дрожал от волнения. – Что он сейчас делает?

– Ничего. Он попрощался с тобой и исчез. Он сказал, что уходит.

Роман опустил голову и свесил руки между ног. Казалось, он так может сидеть целую вечность.

– Ладно, я пойду. Спасибо за ужин. Время уже позднее… – Игнатьев встал из-за стола и пошёл в прихожую. Роман встрепенулся, вскочил и последовал за Федей.