banner banner banner
ОПХ
ОПХ
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

ОПХ

скачать книгу бесплатно


Зина, смеясь, влетела в избушку, я за ней.

– Ух ты! Вот это ливень!

Волосы её потемнели, прилипли ко лбу, с носа капало:

– Я у вас зонтик случайно не оставила?

– Случайно оставили.

Тут мрак в избушке ярко вспыхнул, и грохнуло по-новому с переливчатым треском, словно над нами переломили дерево.

Зина присела и снова засмеялась. Как же прекрасна она была в этот миг!

– Какой ты смешной, Володя! У тебя с ушей капает!

– А у тебя с носа! Представляю, каков будет мужик, что мне встретился, когда добежит до мастерской!

– А знаешь, кто это? Колька – мой бывший муж.

– Да?! Мне он показался староватым для тебя.

– Это он сейчас спился и стоптался, а когда я сюда приехала, он был – ого-го! Первый парень на деревне!

– А когда ты сюда приехала? – мне было томительно сладко говорить ей ты.

– Я родом из Т… – семьдесят километров от города. После седьмого класса пошла учиться в училище на трактористку. Я ведь была комсомолка, и уже началась целина. Окончила, сюда направили. Но уже был пятьдесят седьмой год, так что опоздала я стать целинницей. Что в училище училась, что из дому уехала за сотни километров, что в бараке да на полевых станах жила – всё несчитово. Вот Регинка – она настоящая целинница. И рядом с совхозом в своём доме жила, и работать сюда пошла за длинным рублём…

– Конечно несправедливо! Когда ты поступила в училище – это и должно считаться началом твоей работы на целине.

– Да ладно, неважно – целинница, не целинница. Просто иногда обидно… В общем, я приехала в совхоз уже осенью, дали мне новый ДТ-54, и я успела ещё в уборке поучаствовать. «Сталинец»[12 - Сталинец – прицепной комбайн] таскала. Счастливая былааа!! Такой трактор, такая сила мне послушна. Еду, синее небо у меня над головой, по нему облака как белый пух летят, берёзовые околки[13 - Околок – небольшой лес в поле, в степи, среди пашни, болота.] золотом горят. Забыла всё на свете. Песни ору. И вдруг бултых носом вниз. Рядом с тем полем был старый колодец. Знающие трактористы его объезжали, а я зарюхалась, хорошо комбайн за собой не утащила. Мужики надо мной долго смеялись. Потом зябь пахали. Вот тогда первый раз с Колькой схлестнулась. Социалистическое соревнование у нас было, кто больше вспашет. Он первое место занял, а я второе – зауважал меня. Подошёл однажды: «Я тебя, Зинка, люблю!» Я посмеялась сначала: «Пошёл ты!» А потом запала. Красивый был – немного на тебя похож. Такой же высокий, круглолицый, глаза бархатные. Поехали мы с ним однажды в леспромхоз за лесом на двух тракторах с санями. Зима, конец февраля. Туда ехали, погода была нормальная. Мороз градусов пятнадцать, небо ясное, снег блестит, глаза слепит. В леспромхозе у нас была экспедиция. Переночевали там, на другой день нагрузили сани, увязали, поехали назад. Ехать километров семьдесят пять – восемьдесят. Это, если по чистой дороге, часов шесть. Но к обеду как-то небо стала муть заволакивать, ветер поднялся. Сначала не сильный. Кругом всё белая равнина, околки, опять равнина. А мне так тревожно на душе. Смотрю на берёзки в околках и представляю: ночь, мороз сорок градусов! Как им должно быть одиноко, холодно! И жалко их становится. А небо всё темнее, и солнца не видно. И вдруг снег повалил!

– Прямо, как в «Капитанской дочке», – заметил я.

– Ну да. Мы чуть больше половины пути прошли. Николай едет впереди метрах в двадцати, а мне его воз еле-еле видно. И околки по сторонам дороги – словно тени просвечивают сквозь белую пелену. Всё кружится, вьётся, метётся, мельтешит. Вдруг что-то чёрное передо мной. Еле успела остановиться. Это Колькин воз с лесом. Смотрю: он идёт ко мне. Я тоже выпрыгнула и по пояс провалилась в снег. Ветер ревёт, свистит, воет, заливается – не слышно, как двигатель работает.

– Что, Зинка, – Колька мне говорит, – с возами не прорвёмся. Давай сани отцеплять!

– Да как же, – говорю, – лес бросить?!

– Так жизнь дороже леса. Да и кому он нужен, наш лес! Приедем потом, заберём.

Отцепили сани.

– Ты, Зинка, смотри внимательно, не пропусти берёзку! Нам бы до неё добраться, а там уж рукой подать!

А берёзка эта с самого первого дня была достопримечательностью целинников. Росла она километрах в четырёх от совхоза посреди полей. Далеко её было видно. Как увидел берёзку, так едь от неё прямо на юг, и точно выйдешь на совхоз. Ориентиром служила. Сейчас её нет: то ли срубили, то ли ветер повалил… В общем, отвечаю Кольке:

– Да где ж я её увижу, когда твой трактор еле видать! Ты уж оглядывайся почаще, а то не заметишь, как отстану.

А он говорит:

– Тебя-то я, Зинка, не потеряю! Не боись! Не в таких переделках бывал! Со мной не пропадёшь!

Ну поехали. Буран всё сильнее, уже не разобрать куда едем. Сначала дорогу было видно по снежным гребням, которые бульдозеры нарезали, когда её чистили, а тут – всё сравнялось. Снег от гусениц летит, ветром его подхватывает, крутит, швыряет как дым. И ехать всё труднее, двигатель воет, вот-вот, заглохнет. Ну и заглох. Представь: вечер спускается, темнеет, и я одна посреди голой степи, а вокруг буран бесится.

Колька не видит – едет дальше. Вот страху то было, включила фары. С ужасом смотрю, как Колькин трактор уходит от меня всё дальше. Ой! Аж передёрнуло, как вспомнила! Глядь, и у него задние фары над кабиной вспыхнули, возвращается… Выскочила ему навстречу:

– Коленька! Вернулся! А я думала…

– Что ты думала?! Что брошу тебя?! Эх ты! Давай теперь вместе думать, как быть. До совхоза нам не добраться… Надо найти околок, заехать с подветренной стороны. Солярки у нас немного есть. Нарубим веток, разожгём костёр. Ночь продержимся. Замёрзла?

– Я в пимах.

– Ну и хорошо, что в пимах.

Залезла я в его кабину. Поехали. Уж и время потеряли. Думали только о том, чтоб не застрять, да двигатель не заглох. Вот уже густые сумерки, где его искать – околок? И вдруг, прямо перед нами тень. Только на миг, и опять исчезло всё.

– Коля! – кричу. – Околок! Сверни направо!

– Не вижу я никакого околка!

Но свернул. И правда! Выехали как раз на опушку, а потом и в самый лес. А там благодать: бурана почти не чувствуется, только над вершинами ревёт, снег оттуда отвесно на нас сыплется. Наломали веток, насобирали бурелома, полили соляркой, подожгли. Тепло стало. Руки к огню тянем, пимы скинули, ноги отогреваем.

– Сколько времени? – спрашиваю.

Знала, что у него часы есть.

– Да времени, – говорит, всего полвосьмого. А есть-то с собой ничего не взяли! Жрать хочется, сил нет!

А у меня ещё со вчерашнего дня кусок хлеба в сумке лежал, не съела его. Поели хлеба. Я опять спрашиваю: «Сколько времени?» А прошло всего полчаса. А когда в следующий раз спросила, он раздражённо ответил:

– Сколько раз ты ещё спрашивать собираешься? Хорошо, если этот буран через сутки утихнет! А если через трое, как у нас обычно бывает? И никто не знает, где мы, да и мы сами не знаем! Ладно, не унывай, пойдём хворост искать. Эх, я растяпа, и топора-то не взял!

Пошли в глубь леса. Уже и не видать ничего. Опять ужас меня пробрал – вдруг не найдём веток для костра?! Замёрзнем. И как-нибудь летом пойдут люди по грибы, и наткнутся на трактор. Удивятся: «Откуда в такой глуши трактор?» Зайдут в этот околок и увидят наши скелеты.

Набрали хвороста. А Николай говорит:

– Давай берёзу подожгём, вдруг кто-нибудь огонь увидит!

– Ну давай.

Нашли подходящую берёзу, разложили вокруг хворост, облили остатками солярки, подожгли. Задымила она, зачадила, вроде разгорелась. Огонь начал подниматься, но не получилось, как Колька задумал – ветром сбивает. И тепла от такого огня немного. Чтобы согреться, надо рядом стоять. А сверху искры сыпятся.

– Пойду, – говорю, – Коля, ещё топлива поищу на ночь. Потухнет огонь, не разожжём – солярка-то кончилась.

– Ну иди.

Далеко ушла, на другой край леса. Сзади всполохи от нашего костра, и вдруг сквозь деревья и снег другой всполох, не красный, не от огня, а белый, как летняя зарница. И снова всё погрузилось в темноту. Пришла и говорю Николаю:

– Вроде я какой-то свет видела, словно зарница вспыхнула.

– Ну какая зарница?! Разве зимой бывают зарницы?! Блазнится тебе.

Села у костра, а меня назад тянет, спрашиваю:

– Сколько времени?

Колька говорит:

– Около девяти.

– Пойду, ещё раз посмотрю.

Побежала я назад сквозь лес, смотрю, а там не всполохи, не зарница, а будто фары по небу шарят. Я со всех ног назад.

– Коля! Коля! – кричу. – Идём быстрей! Едет кто-то!

Пошёл за мной.

– И правда, – говорит, – фары.

А я как заору:

– Трактор! Коля, трактор! Слышишь?!

Он ухо на шапке поднял, стоит слушает, как заяц.

– Правда, трактор. С-80. Слышишь, металлический звон?!

– Быстрей, Коля! Заводи трактор, сигналь фарами!

Как мы бежали назад! Я боялась, что не заведётся наша «дэтушка», но завелась, выехал Николай из околка и давай мигать фарами. Да уже видно сквозь буран, что к нам едет трактор, да не один, а два!

Тогда директором был ещё Степан Фёдорович Ковалёв – самый первый целинный директор. Когда буран начался, стал звонить в экспедицию. Ему сказали: «Давно выехали!» Вечер, нас нет, он и выслал нам навстречу два бульдозера. Оказалось, мы только немного с пути сбились, околок наш был недалеко от берёзки. Если бы не буран и не ночь, мы бы её увидели.

Вот и полюбила я Кольку. Меня не бросил, показалось, что буду за ним, как за каменной стеной. Красивый был. Ну а потом… В шестидесятом году у нас Сашка родился – в армии сейчас служит, в шестьдесят восьмом Васька. А потом Николай мой обурел от ревности. Таким мерзавцем стал. Как он меня оскорблял! Ваське пять лет было, когда я ушла от него. Подыхать буду от голода, но от него чёрствой корки не возьму. Чуть не забыла, надо этому паразиту в карточку шестерню записать… Ой, Антонина чего-то к нам идёт, – сказала она, бросив взгляд в окошко. – Наверное, директор тебя ищет.

– Откуда ты… вы знаете?

– Кабы не директор, не пошла бы… Другому соврала бы чего.

– Зина, дождь-то идёт. Вы не выходите, я вам зонтик принесу.

– Володя, давай уж на ты. Мне нравится, когда ты говоришь мне ты.

Я вышел навстречу нормировщице, завесившейся от дождя полиэтиленовой накидкой.

– Владимир Александрович, директор зовёт.

– К телефону?

– Нет, к себе в кабинет.

Ничего хорошего мне этот вызов не сулил, поэтому торопиться я не стал. Сначала зашёл к Вакуле:

– Высадил головки? – спросил я.

– Высадил. Уже полста штырей отковал на стройку. Принимай.

– И это ты называешь штырями? – сказал я, вертя в руках Вакулово изделие. – Как его забивать? Оттяни как следует и заостри. В таком виде не приму и не подпишу.

Вакула заскрежетал зубами и закидал меня огненно-ненавидящими взглядами.

– Я смотрю, Владимир Петрович, ты хоть много делаешь, да как попало, тяп-ляп, лишь бы с рук сбыть, да деньги получить. Кончилась для тебя эта лафа. Что зубами скрипишь? Ты хоть заскрипись, но я научу тебя работать.

Вовка проводил меня тихой злобной руганью и угрозами. Впрочем, слов я не разобрал.

– Чем ты Вакулу разозлил? – спросил встретившийся мне Иван Егорович Золотов.

– Не принял у него брак.

– Пойдём, я тебе покажу что-то, – сказал электрик и повёл в свой цех-кабинет. – Смотри, какой он мне молоток сделал!

Молоток, действительно, был бесформенной болванкой с дырой для рукоятки.

– А посмотри этот молоточек. Его мне отковал Иван Иванович Фромиллер. Он до Вакулы здесь кузнецом работал. От заводского не отличишь! Так Иван Иванович был мастер, а этот ни хрена не умеет, но втрое против него зарабатывает. Разве это справедливо?

После этого я взял Зинин зонтик, отнёс ей на склад, а уж оттуда отправился к директору.

Важное задание

Дороги развезло; машины и трактора, на которых несознательные трактористы и шофёры ездили домой на обед, всё ближе прижимались к заборам, превращая улицы в чёрное жирное месиво. Территория вверенной мне мастерской была изрезана глубокими колеями, наполненными водой, и для их преодоления по дороге в контору я зашёл ещё в магазин и купил резиновые сапоги.

Полевые работы остановились. Скошенные в валки травы лежали в воде, планы заготовки кормов проваливались.

– Слушай, Мельников, – сказал директор, едва я переступил порог его кабинета, – сено гниёт, надо его спасать. Я вот что придумал. Активное вентилирование. Смотри сюда, я и чертёж набросал.

Он пододвинул мне тетрадный листок с рисунком, сделанным авторучкой.

– Вот это крыша. На ней расстилаем сено. Внутрь ставим мощный вентилятор, или ветродуй. Продуваем, сушим.

– Павел Андреевич, сколько же сена мы высушим таким образом? Самое большое десять тонн за сутки. А в поле его лежит тонн пятьсот-шестьсот. И сколько на такую конструкцию уйдёт железа?

– Так… Я вижу, ты из тех, которые умничают… Имеют своё мнение. Понятно. Тогда буду с тобой по-другому разговаривать. Задание получил?

– Получил.

– Иди выполняй! Ясно?