Под покровом тишины. Книга 2. Изреченная

Мортус смолк.

Илайна зачерпнула большую порцию слизи и шмякнула ее в шкатулку. Потом еще и еще. Надо набрать с запасом. Больше Илайна проходить через это не хочет. Да и не нужно. Перо скоро будет в ее руках.

Думая об этом, Илайна, все так же крепко сжимая слизь в правой руке, левой отделила небольшую часть и начала аккуратно размазывать зловонную жижу по рисунку.

Перо попыталось засветиться, но рука Илайны уже шлепнула новую порцию, чтобы та покрыла весь рисунок до самого миниатюрного завитка.

Слизь начала пузыриться. Чем больше Илайна размазывала ее, тем меньше слизи оставалось. Она впитывалась в кожу через рисунок, заполняя собой все изгибы и завитки пера. Через несколько минут слизь исчезла.

– И на всякий случай.

Очередная порция слизи перекочевала на лоб Кристайн.

– Я знаю, что Мортус мне поможет. Слизь снова сделает тебя неслышащей. Она сделает все, что я скажу. Я представляю это зрелище. Неслышащая с самым могущественным в мире даром. Ха-ха-ха! Айны умрут от разочарования, – прошептала Илайна и, сдержав желание злорадно хихикнуть, как ребенок, сделавший пакость, тихонько закрыла крышку и вышла.

– Да что ж так жжет‐то, – сквозь сон прошептала Крис, потирая рукой бок.

Уставшая, но довольная Илайна тихонько скользила по коридорам сонного замка. Добравшись до двери спальни короля, она остановилась. Тень брезгливости пробежала по ее лицу. Усилием воли королева прогнала изображение толстого Хэйварда из мыслей и попыталась нарисовать новый портрет изменившегося короля, которого увидела утром.

Получилось так себе.

Пока Хэйвард прочно ассоциировался с куском дрожащего желе, жирной бараниной, салом, плавающим в деревенском супе, колбасой, перетянутой нитками, и огромными тортами, покрытыми килограммами крема. То есть с чем угодно, но только не с мужчиной.

Подумав об этом, Илайна глубоко вздохнула.

– Когда же этот день закончится, – пробормотала она.

Вызвав перед мысленным взором перо, красующееся на ее идеальной коже, она прогнала волну омерзения и открыла дверь.

– Хэйвард, дорогой, а ты почему не спишь? – промурлыкала Илайна, натянув на лицо соблазнительную улыбку, полную ласки и томительного обещания.

Глава 4

Лют чувствовал себя плохо.

«Плохо – не то слово, – мысленно одернул себя. – Скверно! Дурно! Отвратительно! Непонятно! Страшно!»

Со вчерашнего вечера ему не давало покоя сердце. Оно ныло, заставляя безостановочно тереть левую грудь рукой.

Найденные в запасах покойной жены сердечные капли не помогали. Боль усиливалась. И она была странной – эта боль. Необъяснимой. Беспричинной. И неправильной.

Валькель привык считать себя абсолютно здоровым, в отличие от жены, которую утащила на тот свет банальная простуда. Подполковник же никогда не болел, чем гордился. А тут сердце! До этого момента он и не задумывался, где оно находится. И тем более не знал, как оно болит. Но был уверен, что точно не так.

Его бросало то в жар, то в холод, затем грудь распирало от невыносимой тоски, после чего накатывала такая ярость, что сердце ухало и замирало в ожидании, когда волна гнева спадет. В такие моменты Люту хотелось рвать, крушить и… убивать. Вцепившись руками в дубовую столешницу, он отчаянно моргал, чтобы соленый пот не разъедал и без того уже воспаленные глаза. И терпел. Ждал, когда приступ пройдет.

Ярость откатывалась в сторону, на ее место снова приходила тоска. Или не тоска? Осознание чего‐то потерянного, невозвратного мучило и заставляло сердце пускаться в тревожный пляс. Оно колотилось о грудную клетку, словно хотело вырваться на свободу, скрыться навсегда. Горячий пот мгновенно высыхал, оставляя на коже липкую пленку, и начинался озноб. Колотило так, что подполковник несколько раз прикусил язык. До крови. Соленая, с привкусом металла кровь заполняла рот, вызывая дурноту, отчего становилось еще хуже. Лют сплевывал в уже изрядно промокший платок и падал в кресло, судорожно натягивая на себя одеяло. Но ни оно, ни теплые носки, ни спешно заваренный крепкий обжигающий чай не могли прогнать лед из груди. Лед из тела. Кожа начинала синеть, и подполковник с остервенением растирал тело руками. Он хорошо помнил, какой становится кожа у мертвецов. Так вот, его оказалась близка по цвету. Несмотря на все усилия, на ногах и руках появлялись серовато-грязные пятна, похожие на трупные, которые с устрашающей скоростью ползли по телу. Но не успевал Лют как следует испугаться, как тело охватывал жар, и все начиналось заново.

На массивной столешнице появились глубокие вмятины от рук. Словно не человек сжимал ее, а огромный зверь, обладающий немыслимой силой. Увидев это, Лют едва не потерял сознание. И к боли добавился всепоглощающий страх. Он растерянно посмотрел на руки, короткие, обгрызенные до мяса ногти, кожу вокруг них, покрытую содранными заусеницами, крепкие пальцы. В них нет ничего звериного. Но откуда такая силища?

И тут налетал новый приступ. Подполковник забывал обо всем, снова и снова вжимая скрюченные судорогой пальцы в ставшее таким податливым дерево.

К рассвету стало немного легче. Лют поковылял в ванную, где начал плескать на себя воду прямо из ведра, даже не подогрев ее. Холодная вода привела в чувство. Смыв пот и опрокинув пару ковшей на голову, Лют вообще почувствовал себя здоровым. Боли как не бывало. Шумно отфыркиваясь от воды, что текла по роскошным усам, он механически посмотрел на себя в зеркало и остолбенел.

На груди алели царапины, когда‐то оставленные рукой Илайны. Они уже давно зажили, лишь небольшие тонкие ниточки шрамов наискосок перерезали грудь, и все, больше ничего не напоминало о том унижении, что Лют испытал в тронном зале. Сейчас же шрамы набухли, набрякли кровью. Или не кровью? Она почему‐то была чернее ночи, а вокруг шрамов появились ярко-алые линии, с анатомической точностью обрисовав их.

– Это еще что такое? – выкрикнул подполковник.

Указательным пальцем осторожно дотронулся до черной крови.

Она неожиданно отреагировала на прикосновение, затряслась, завибрировала, как будто густой студень.

Ни капли не пролилось наружу. Темная субстанция волновалась, словно под плотной пленкой.

Лют попытался промокнуть рану, трясущимися руками схватив полотенце, но оно осталось чистым и сухим.

Заметавшись по ванной комнате, он схватил аптечку. Вытряхнул кусок марли, пузырек со спиртом, какие‐то таблетки и маникюрные ножницы.

Несколько минут тупо смотрел на предметы, лежавшие перед ним, и никак не мог понять, что ему делать дальше. Повертел таблетки в руках, отбросил их в сторону, затем схватил ножницы.

Ножницы!

Они могут помочь.

Открутив крышку у пузырька со спиртом, щедро полил ножницы. Затем подумал и вылил остатки в стакан. Торопливо добавив воды, опрокинул содержимое внутрь и поморщился от крепости. Занюхав собственным кулаком, решительно взял ножницы и, прижав марлю к животу, ткнул ими прямо в черную субстанцию.

– А-а-а! – отчаянный вопль разорвал предрассветную тишину.

Черная вязкая слизь хлынула наружу, по пути разъедая кожу. Ее оказалось невероятно много. Густыми ошметками она падала на пол, издавая отвратительные звуки.

Чавк!

Слизь собралась на полу в единую пузырящуюся лужу. Через секунду в ней появились два огромных изумруда. Чистых, как морская вода, искрящихся, словно темная ванная была пронизана лучами солнца. От них даже стало светлее.

Двумя руками прижимая марлю к обожженной груди, подполковник тупо уставился на изумруды.

– Нет! Меня вы не заманите! – пробормотал он и боком вывалился из ванной, тщательно закрыв за собой дверь.

Дойдя до комнаты, подошел к зеркалу, приделанному к дверце платяного шкафа. Несколько минут постоял, собираясь с духом, затем осторожно потянул за марлю, которая успела прилипнуть к груди.

– Чтоб тебя… – грязно выругался он.

Темная липкая субстанция никуда не делась. Она по-прежнему заполняла раны, оставленные Илайной, а вокруг них все так же зловеще краснела алая кайма. Вот только, помимо ран, кожу покрыли ожоги. Уродливые волдыри с багровыми краями. И внутри них болталась та же черная слизь.

Побледнев, подполковник попятился в сторону и снова упал в кресло, измятое от его ночных метаний. Оно тоскливо заскрипело, передав все то, что творилось в душе хозяина.

Промаявшись целый час от неясных переживаний, Лют встал. Кроме пугающего вида, раны никак не заявляли о себе. Он чувствовал себя здоровым и к тому же полным сил. Понимая, что вот-вот сойдет с ума от беспокойства, быстро оделся, опасливо косясь на дверь ванной, и вышел из дома. Немного постояв на пороге, решил пойти на работу. Там много дел. Они отвлекут от пугающих мыслей.

Всю дорогу подполковник осторожно прикасался к груди и посматривал на рубашку, не проявились ли пятна.

Все чисто.

Хмыкнув, быстро прошел через охранный пункт, даже не заметив, как дежурный вытянулся при его виде, намереваясь поприветствовать и доложить обстановку.

И это казалось странным. Обычно подполковник любил слушать утренние доклады о том, что на вверенных ему участках все спокойно. Это льстило самолюбию и вызывало гордость.

Но сегодня дежурный остался стоять с открытым ртом.

Свернув в коридор, Лют заметил черную сутану настоятельницы монастыря.

– Только тебя не хватало, – выругался он и собрался повернуть назад, но не успел.

– Господин Валькель, – фальшиво доброжелательно протянула Фрида. – Доброе утро!

– Вам того же пожелать не могу, – буркнул в ответ подполковник. – Неужели вы ко мне?

– Конечно! – ответила Фрида, неподдельно удивившаяся его вопросу.

Можно подумать, она бы пришла к кому‐то другому. Ведь в этом здании подполковник был самым старшим по званию, к тому же начальником. Стала бы госпожа настоятельница размениваться на всякие мелкие должности, не стоящие и капли ее внимания.

– Чем обязан?

Лют рывком открыл дверь кабинета, испытывая непреодолимое желание захлопнуть ее прямо перед крючковатым носом настоятельницы.

– Как чем? – вновь удивилась Фрида. – Я все по тому же вопросу. Когда мы получим нашу награду за поимку девчонки?

На лице промелькнула плохо скрываемая жажда наживы. Настоятельница почему‐то показалась Люту похожей на жирную навозную муху, сидящую на отходах и потирающую лапками.

Ему стало противно.

Знал бы он, что в этот момент думала о нем настоятельница…

Ей было так же противно, как и ему, а может, даже больше. К неприятному чувству омерзения добавлялось еще и негодование вперемешку с обидой на судьбу. Ведь она – настоятельница королевского монастыря. Нет ни одного человека во всей столице, кто бы не знал ее. Фриду Сондбер боялись не только послушницы и монахини, но и весь гарнизон, охраняющий бедняков лазарета. Каждый раз при ее виде солдаты вытягивались в струнку и с подобострастием приветствовали. Фрида знала, про нее давно ходили слухи, что она может одним лишь взглядом вызвать у провинившегося нервную сыпь пополам с икотой, и не препятствовала им. Пусть боятся. Слухи обрастали излишними подробностями, и люди предпочитали лишний раз не сталкиваться с настоятельницей, считая ее настоящей ведьмой.

И вот она вынуждена обращаться за помощью к подполковнику. Презираемому ею человеку, который своей нелюдимостью, недружелюбным взглядом и отвратительным характером больше похож на гигантскую крысу, жадно защищающую свалку. Но ради высшей цели нужно потерпеть. Еще немного, и Фрида будет жить в другой стране. По крайней мере, она все сделает для этого.

– Награду?

Перед глазами подполковника тут же появилась королева с испещренным кровавыми шрамами лицом и Мортус, норовящий высосать внутренности вместе с душой. Паника всколыхнулась в его душе.

– Какая награда? Ты ополоумела? – Едва усевшись в начальственное кресло, он вскочил, настолько резко, что кресло откатилось к стене и со всей силы врезалось в нее.

Стоявшая на полке ваза закачалась. Фрида равнодушно смотрела на нее. Секунда, другая… ваза рухнула на пол и разлетелась на мелкие осколки, издав при этом обиженный звук бьющегося стекла. Тонкий, ломкий, пронзающий уши.

– Не надо на меня орать. – Фрида тоже встала.

Смотреть на подполковника снизу вверх ей совсем не хотелось. А так, стоя, они были практически на равных.

– Ты сам вызвался! Я тебя не заставляла. И даже предлагала сходить за наградой вместо тебя. Но ты воспротивился и оказался таким же тюфяком, что и твой Плешак! – она выплюнула оскорбления слишком быстро, и неповоротливый мозг подполковника, еще не пришедший в себя после тяжелой ночи, никак не мог взять в толк, что же там говорит Фрида.

Лют уже приготовился заорать еще раз. Вены вздулись. Шея и лицо побагровели. Но вдруг передумал. Широкая улыбка исказила лицо. Через секунду он расхохотался.

– А, сходи! Сходи сама, потребуй награду. Давай! Можешь забрать ее всю себе.

Фрида опешила и даже отошла на два шага назад. Подполковник хохотал так, что на глазах выступили слезы. Он тут же представил себе, как Мортус будет брезгливо морщиться, высасывая старую, давно увядшую плоть. И как вытянется лицо у Фриды, когда Илайна познакомит старуху с дьяволом. Не помогут ни вера, ни большой крест, висящий поверх сутаны, ни слухи о потусторонних силах настоятельницы. Мортусу все равно.

– И схожу. – Фрида задрала высохший подбородок.

– Удачи! – выдавил подполковник, наконец‐то справившийся с приступом смеха.

Фрида подошла к двери и уже взялась за ручку, как вдруг передумала. Раз подполковник согласен отдать свою половину, значит, награду действительно не так‐то легко получить. Ведь даже половина была настолько весомой, что могла с лихвой покрыть все запросы настоятельницы.

В голове тут же возник другой план.

– Допустим, награда уплыла мимо нас… – начала она.

– Допустим, – передразнил ее Лют, все еще посмеиваясь.

И тут же:

– Забудь о ней, – лицо стало серьезным.

Слезы, все еще веселящиеся в уголках глаз, мгновенно исчезли.

Фрида поежилась.

«Надо же! Королеве удалось сломить непобедимого Люта Валькеля. Вон как он ее боится. Тогда и мне нечего туда соваться!» – что‐то разумное пролетело в голове.

– В таком случае я предлагаю следующее. Есть у меня запасной план… – начала она.

Лют сначала слушал ее лениво, вполуха. Эта старая ведьма до колик надоела ему. Но чем дальше Фрида говорила, тем больше он обращался в слух.

– Я тут кое-что выяснила про Лейфа.

– Про кого? – недопонял Лют.

– Того самого мальчишку – блондинчика, что мы прятали в лазарете для подарка королю.

«Вы прятали! В тайне от меня!» – скрипнул зубами подполковник.

– Когда вы взяли Крис на пристани, с ней был парень. Он нырнул под причал, чтобы сбежать от вас.

– И что? Кому интересен какой‐то там беспризорник? Да и с чего вы взяли, что он был с ней?

Фрида поморщилась от досады. Недальновидность подполковника начала ее раздражать.

– Ну конечно, он был с ней! Мои осведомители не могут ошибаться. Они выбили из рыбаков правду.

– Даже если так. – Валькель равнодушно пожал плечами, сдерживая злобу при упоминании шпионской сети настоятельницы, которая давно не давала ему покоя. – Все равно он отправился на корм рыбам.

– А вот и нет, – торжествующе проговорила Фрида. – Парень жив. Более того, я узнала, как его зовут.

– На кой черт?

– В смысле? – удивилась настоятельница, придя в еще большее раздражение. – Нужно знать всех, кто дружит с Крис.

– Ну-ну, – неопределенно буркнул подполковник, но против воли заинтересовался.

Видя, что он слушает ее внимательно, Фрида окончательно пришла в себя и начала упиваться положением. Повисла ненавистная для Люта театральная пауза. Это делать Фрида умела мастерски, выводя из себя даже самых терпеливых собеседников. А уж Лют терпением никогда не отличался.

– И! Кто он? – рявкнул подполковник.

– Стэйн Одманн! – покладисто ответила Фрида, не рискнув и дальше злить его.

– И что нам это дает?

– А то, что фамилия блондинчика тоже Одманн. Я покопалась в бумагах и нашла, что мальчишки не просто однофамильцы. Они братья. И из известной семьи фермеров Одманнов, которые до разорения жили в деревне Варкушиль.

– Знаю, знаю. Сыр, шерсть, молоко. – Лют сразу вспомнил, что раньше всегда покупал продукцию Одманнов и потом часто сожалел, что ферма разорилась. Товары других фермеров и в подметки не годились.

– В их доме давно никто не живет. Ферма разграблена. Но я отправила своих людей проверить, пусто ли там.

Фрида вновь замолчала, наслаждаясь каждым моментом. Видеть то, как подполковник пытается сложить два и два, но никак не может получить верный ответ, оказалось верхом удовольствия.

– Зачем? – снова не выдержал подполковник.

– Зачем? – Фрида подняла бесцветные брови так высоко, что сморщенный лоб измялся еще больше и стал похож на скомканный лист бумаги. – Ну… право… я и не ожидала такого вопроса от человека вашего ума, – насмешливо протянула она.

Подполковник начал свирепеть. Разлившаяся краска цвета переваренной свеклы по его лицу красноречиво говорила об этом.

– А затем, что они все – одна шайка. Там, где Стэйн, там Лейф. А где Лейф – там и Агнетта. Закадычные друзья Крис. И они точно попробуют организовать побег. А мы можем разоблачить их и претендовать на награду. Здесь король не отвертится. Целый заговор раскроем. И награда будет немалая.

– Они? И организовать? – усмехнулся подполковник, вновь вспомнив катакомбы подземелья и Мортуса, дышащего прямо в лицо. – Ну как? Уже что‐то получилось?

– Пока нет, – ответила Фрида. – Но они несколько месяцев назад покинули ферму и прячутся где‐то в городе.

– Ничего удивительного, – фыркнул Лют, придя в отличное настроение от фантазий Фриды. – В деревне совсем нечего есть, вот они и подались в город на заработки. Да и вообще, это невозможно. Во-первых: приятели девчонки – это кучка детей. Самому старшему сколько? Семнадцать? Восемнадцать? Молоко еще на губах не обсохло. Во-вторых: организовать побег нужно из королевского замка. Да они и не войдут туда. Королева утроила охрану. Я лично отвечаю за безопасность всех входов. И между прочим – своей головой.

– Не просто кучка детей, – загадочно произнесла Фрида и наконец‐то села, дав отдых давно ноющим ногам и пояснице. И лишь тщательно расправив складки на монашеском платье, соизволила договорить: – С ними есть один человек. Хорошо вам знакомый. Я бы даже сказала… близкий.

– И кто же это?

Фрида уже видела, как в уме подполковника замелькали десятки фамилий, кроме одной, той самой.

– Сварт Тансон!

Старой монахине очень понравилось, как вытянулась физиономия Люта при упоминании ближайшего помощника, которого он презирал. Ведь тот предатель. И предал не кого‐либо, а самого Лютого Усача. Того, кто столько сделал для молодого лейтенанта. Практически взрастил его, передавая все полезные навыки военного дела.

То, что эти «полезные» навыки заключались в ненависти и преследовании обездоленных нищих, он даже и не думал. Для него все это было делом жизни.

– А уж он‐то знает все потайные ходы, – продолжала Фрида. – Все до единого. И те, что не знаете вы. Недаром столько торчал в библиотеках, изучал чертежи. Он даже из монастыря умудрился сбежать через выход, о котором давно забыли.

Она окончательно расслабилась и улыбнулась, глядя на подполковника:

– Вы и теперь будете утверждать, что организовать побег невозможно?

Усач побледнел и закусил губу.

В голове словно сверкнула молния. Он вдруг отчетливо вспомнил тот день, когда второй раз поймал Крис. До мельчайших подробностей. Лют отшатнулся от собственных воспоминаний. Втянул голову в плечи, ожидая вспышку боли. Ведь раньше, стоило ему всего лишь попробовать пробиться сквозь туман, накрывший события того дня, голова начинала болеть так сильно, что Лют оставил все попытки. А тут все предстало как на ладони. И первым делом увидел изменившееся лицо Сварта. В нем больше не было лести и желания угодить, а холодная решимость и что‐то такое, что заставило подполковника почувствовать себя неуверенно.

Но ненадолго.

– Убью… – прошипел он.

Тяжелые мысли нахмурили и без того уставший лоб. Темные глаза потемнели еще больше, и в них появилась ярость. Не простая. А опасная, хищная, неконтролируемая. Словно в Люта вселился дикий зверь. Пальцы сжались в кулаки с громким хрустом, разорвавшим гнетущую тишину.

Фрида взглянула на него, и ей стало жутко. Теперь она поняла фразу, что иногда молчание страшнее громких слов. Уж лучше бы подполковник разразился гневной тирадой, начал крушить мебель, стучать кулаком по стене…

Но он продолжал молчать.

Да и не нужно было слов.

Непроизнесенные угрозы и проклятия прозвучали так громко, что у Фриды взмокли седые волосы на затылке. Пальцы бессознательно нащупали тяжелый металлический крест и крепко сжали его.

Ей захотелось бежать без оглядки.

Глава 5

Крис кое‐как открыла глаза. За прошедшие три месяца она почувствовала себя настолько плохо, что потеряла счет времени. Нет ни сил, ни желания. Равнодушие овладело ею.

Она часами лежала и бездумно таращилась в темноту. А та была полной, непроницаемой и густой, словно живая. Иногда, в моменты просветления, Крис даже развлекалась. Она поднимала руку и сжимала кулак, ощущая, как в крепко сжатых ладонях возмущенно колотится темнота, требуя свободы.

И только сейчас Крис поняла, что темнота может быть говорящей. Ей слышались вздохи, стоны, полушепот, а остальное дорисовывало воображение. Картины получались до того леденящими, что Крис предпочитала лежать с закрытыми глазами, лишь бы не видеть темноту.

Бывали часы и целые дни, когда темнота страдала. Крис слышала плач – надрывный, жалобный. Поначалу она пыталась выяснить, кто же убивается от горя? До тех пор, пока не осознала то, что плачет сама. После этого перестала и прислушиваться. Просто лежала, крепко зажмурившись и заткнув руками уши. Она мечтала о том, чтобы все побыстрее закончилось. Правда, не понимала, что должно закончиться? Неужели у того, что происходит с ней, есть какое‐то завершение?

Ответ не находился, и Крис снова становилась безразличной ко всему.

Все это время перо молчало. Как будто обиделось на хозяйку за слова, сказанные в минуту отчаяния и жалости к себе. Теперь не было ни тепла, ни единой искры. Вместе с ним молчала и Крис. Вскоре равнодушие полностью завладело ею. Лицо стало отрешенным. Ни проблеска мысли или каких‐то эмоций. Ничего. Пустая высушенная оболочка без души, без сердца.

Наступала ночь, ее сменял день, и так по кругу, но для Крис все время казалось одинаковым – темным и беспросветным. Она не знала, сколько сейчас времени. Она не знала, какой сегодня день недели. По правде говоря, и месяц ей неизвестен. Крис вообще думала, что лежит уже несколько лет.

Но сегодня что‐то особенно не давало покоя. Какой‐то звук, до того необычный, что Крис открыла глаза.

Слабость тут же положила тяжелую лапу на веки, делая их неподъемными. Крис уже пошла у нее на поводу, начала послушно засыпать, но опять этот звук. Царапающий, настойчивый, звонкий. Налетел, прогремел и затих.

– Да что ж это такое? – прошептала она, напряженно вслушиваясь в тишину, которая никак не хотела помогать ей.

Где та исцеляющая энергия, что питала айн? Где чудеса? Где магия? Где хотя бы добро, свет, хоть какой‐то проблеск в этом унынии и печали?

Ответ прост. Ничего этого нет. Волшебства не существует. Все это выдумки, небылицы, сказки.

Есть зло, тюрьма, оковы, пустота, порождение дьявола под ногами и дьявол в женском обличье, наведывающийся в гости.

Чувствуя разбитость и ломоту во всем теле, словно ее лупили палками с утра до ночи, Крис заставила себя сесть, попыталась сглотнуть слюну и поморщилась. Во рту было сухо, как в пустыне. Ни капли влаги, чтобы хоть немного смочить потрескавшиеся губы. Лоб горел огнем. Весь жар сконцентрировался на этом участке тела, все остальное же было холодным, как лед. Крис медленно вытянула руку. Тонкие пальцы тут же задрожали, руку сковала судорога. Сжав ладонь в кулак, Крис сунула ее под себя, чтобы хоть как‐то унять дрожь.

– Раз уже проснулась, то надо вставать, – пробормотала она. – Если я не сделаю этого сейчас, то уже не сделаю никогда. Один раз я поборола болезнь, справлюсь и сейчас.

Сказать – сказала, а вот сил выполнить задуманное не нашлось. И если быть честной, то и желание, вызванное любопытством, исчезло. Да и звук пропал.

Крис глубоко задышала, пытаясь хоть как‐то собраться. Но ничего не получалось. Потерев руками виски, она ссутулилась, поникла. Слабость только и ждала этого. Снова окутала плечи, словно ватное одеяло. Уютная дремота надавила мягкими лапами, заставляла лечь обратно, убаюкивала. Глаза начали закрываться.

Но тут засветились сторожевые нити.

– Что это? – снова вздрогнула она. – Неужели Илайна опять идет?